Последовал визит и в Лэнгли, где липовый однофамилец великого мореплавателя и пирата получил особые инструкции. После этого новоиспеченный дипломат вылетел в Россию прямым рейсом Аэрофлота.
Ошеломленность, с которой Рутти Лаймесон встретил известие о столь решительном изменении в своей судьбе, уже сменилась уверенностью, что он без особых хлопот справится с миссией в России. Дипломатический паспорт, который уютно лежал в нагрудном кармане, словно биостимулятор наполнял существо Рутти Лаймесона покоем.
В аэропорту Пулково его встретил консул, который приготовил для высокого гостя внушительные апартаменты в гостинице «Европейская» После вкусного обеда, который по местному времени сошел бы за поздний ужин, консул проводил Рутти Лаймесона до его номера и, пожелав хорошо отдохнуть, сказал, что утром он по первому же звонку мистера Дрейка пришлет за ним машину.
– Спите до тех пор, пока не надоест, – радушно предложил хозяин. – Не думаю, чтобы бумаги отняли у нас много времени. А потом я покажу вам город. Вы бывали в нем прежде?
– Не доводилось, – солгал Рутти Лаймесон.
В легенде Фрэнсиса Дрэйка прежних посещений Ленинграда не было.
Когда гостиница затихла, постоялец из Вашингтона поднялся с постели. Было около часа ночи. Он неторопливо оделся, прошел мимо дежурной, спустился вниз к портье, положил на стойку ключ с латунной грушей и сказал, смущенно улыбнувшись, на ломаном русском языке, хотя мог говорить на нем почти без акцента:
– Белый ночь… Спать не можно… Прогулка маленькая.
– Поздновато для белых ночей, – сказала женщина-портье.
Швейцар гренадерского роста, но вовсе не старик, как принято всюду изображать этого рода служителей, выпустил его из гостиницы.
На Невском проспекте было уже пустынно.
Рутти Лаймесон предполагал, что его ведут сейчас вездесущие контрразведчики. Наверняка им дали знать, кто пожаловал в город. Но сейчас это его не волновало. Мало ли что взбредет в голову досужему американцу, только что прибывшему из Вашингтона, где еще светло, и имеющему в кармане дипломатический паспорт.
Еще в номере он достал из саквояжа, с которым прилетел, небольшую металлическую коробочку. Это был радиопередатчик, работающий в автоматическом режиме и снабженный магнитной присоской. Теперь надо было найти такое место, где передатчик мог бы беспрепятственно поработать, снабжая Школьника информацией. Но поработать так, чтобы, даже запеленговав радиопередатчик, чекисты обнаружили бы его как можно позднее.
Постояв на углу Невского проспекта, словно раздумывая, в какую сторону пойти, Рутти Лаймесон повернул налево и решительно зашагал в сторону площади Восстания.
Не доходя до станции метро, он пересек Невский, затем Лиговку и оказался перед зданием Московского вокзала. Явного наблюдения за собой он пока не замечал.
«Пусть следят, – подумал он. – Пусть даже засекут. У меня иммунитет. Вышлют – только и всего…»
На вокзале он медленно обошел залы, внимательно приглядываясь к пассажирам, словно искал кого-то. Потом долго изучал расписание поездов, делал заметки в блокноте.
Объявили посадку на ночной поезд в Москву. Рутти Лаймесон оживился, быстро прошел к кассе, купил билет в спальный вагон до Калинина и двинулся на перрон. Предъявив проводнице билет, он вошел в слабо освещенный вагон, где совсем не было пассажиров.
Место у Рутти Лаймесона было в третьем купе. Но он, поглядев по сторонам, быстро открыл пятое. Захлопнув за собой дверь, он потянул вниз оконную раму и, высунув насколько мог руку вверх, прикрепил к металлической стенке вагона передатчик с магнитной присоской.
Передатчик должен был включиться через полчаса после того, как поезд тронется и наберет приличную скорость. Пока источник запеленгуют, сообразят, каким образом он перемещается, ликвидируют, пройдет некое время, и Школьник, который ждет в эту ночь приказ Лэнгли, успеет его получить.
Закрыв окно, Лаймесон вышел из чужого купе, миновал собственное и снова оказался на перроне.
– Пойду встречу друга, – приветливо сказал он проводнице. – Где-то застрял с вещами.
– Смотрите, не опоздайте! – предупредила вслед молодая женщина.
Выйдя из здания вокзала, Рутти Лаймесон почувствовал, как устал… Возвращаться пешком не хотелось и он взял такси. Но сразу в гостиницу разведчик не поехал. Он заставил водителя довезти его до Адмиралтейства, затем прокатить по набережной, свозить на Васильевский остров и только после этого вернулся на левый берег Невы.
У подъезда «Европейской» Рутти Лаймесон расплатился, позвонил у двери молодцеватому швейцару, сунул ему за хлопоты пятидолларовую бумажку и лег спать с ощущением, что больше никогда не вернется в этот город.
«Я уже попрощался с ним, – подумал он, усмехнувшись, – и завтра ни на какую экскурсию с консу­лом не поеду…»
Панический страх перед русскими, который Рутти Лаймесон испытывал в Ухгуилласуне, куда-то исчез. Но когда он уснул, опять явился все тот же рюсся в зеленой фуражке и, вскинув ракетницу, неотвратимо прицелился в него.
III
– Человек с рождения знает, что он когда-нибудь умрет, – сказал Джон Бриггс. – Но тем не менее поступает всегда так, будто ему суждено жить вечно. Почему?
– Не задумывался над этим, – признался Олег Давыдов. – Хотя… Мне кажется именно в этом основа для вселенского оптимизма. Человечество выстояло именно потому, что каждая отдельно взятая личность ощущала себя его частичкой, а значит, приобщенной к вечности.
– Логично, – согласился Джон Бриггс. – А как ты думаешь: вернемся мы с тобой из этого похода?
– Мы же не салаги, отправляющиеся в первый рейс… Моряки не говорят на такие темы перед выходом в плавание.
– У меня нехорошее предчувствие, – признался Джон Бриггс. – Гложет нечто…
– Угрызения совести? – спросил Олег.
– Совесть, мой мальчик, понятие для разведчика неведомое. И чем раньше ты это поймешь, тем скорее станешь профессионалом. А вот предчувствие… Это уже из области парапсихологии. Предчувствие, точнее предвидение, великое качество для разведчика. Оно заменяет отсутствующие звенья в цепи фактов. Любые прогнозы и самые надежные планы могут быть разрушены непредвиденными обстоятельствами, но настоящий профессионал в состоянии предвидеть возникновение и этих обстоятельств. Конечно, для этого необходимы полнота, достоверность и точность сведений, знание национального характера народа, против которого гото­вится разведывательная акция…
– Ну, в этом ты многим коллегам сто очков вперед можешь дать, – насмешливо сказал Олег.
– И еще учет устойчивых тенденций в развитии событий на данном этапе, – продолжал Джон Бриггс. – И разумеется, творческие способности, зрелость суждений, образование, опыт и дисциплинированное воображение.
– И что тебе подсказывает дисциплинированное воображение? – спросил Давыдов. – Будем ли мы в скором времени кейфовать где-нибудь на мысе Антиб?
– У меня сейчас буйное воображение, Олег, – каким-то незнакомым Давыдову тоном произнес Джон Бриггс. – И картины оно мне живописует, прямо ска­жем, сюрреалистические. Боюсь даже поделиться ими с тобой. Чтобы не лишить тебя боевого духа, которым ты наполнен перед атакой.
– Становлюсь профессионалом, Боб, – назвал его по-прежнему Олег Давыдов.
Ожидая сообщения бывшего фрегатен-капитана Мюнгаузена о готовности субмарины к выходу в рейс, эти двое не знали, что операция «Санта Клаус» провалилась, что Вильям Сандерс тут же все бросил и вылетел в Мюнхен, а вслед за ним, заметая следы, рейсом в Париж отправился Майкл Джимлин – он не рискнул сразу вернуться в посольство.
Перепуганного хозяина фирмы «Эвалд Юхансон и компания» подвергли перекрестному допросу, но вскоре убедились, что в делах даже своей конторы Юхансон был пустым местом. Хозяин фирмы не знал даже, что его коммерческий директор исчез, сняв со счетов максимально возможные суммы денег.
Стива Фергюссона объявили уголовным преступником и сообщили о его розыске.
Министр юстиции располагал подробной информацией о шпионском гнезде, которое свил «Осьминог» на вилле «Вера крус». Но дело это было весьма щекотливое и ставило министра в глупое положение: под носом у секретной службы иностранное государство создало в нейтральной стране центр по подготовке диверсантов… Тем не менее оставлять гнойный нарыв было нельзя.
Предполагалось захватить виллу спецвойсками, но в последнюю минуту Стен Викбаум сообразил, как обойтись без крови. Министр задержал наступление спецвойск на полчаса и послал на «Вера крус» комиссара полиции Матса Ханссона.
После коротких переговоров курсанты и, инструкторы разведшколы сдались без единого выстрела.
К этому времени их бывший начальник Джон Бриггс скрытно приближался к берегам России.
IV
Уютный свет зеленой лампы освещал заваленный бумагами письменный стол академика Колотухина. Вре­мя от времени он раскладывал кипы материалов по соответствующим папкам, освобождал стол и тщательно протирал поверхность сырой тряпкой. Но уже через день-два деловой беспорядок здесь воцарялся снова, и Василий Дмитриевич, вздыхая, ворошил листки в поисках необходимой записи. Потом это ему надоедало, и устраивалась следующая большая приборка.
Над проектами, связанными с деятельностью НИИ-электроприбора, Колотухин работал только в институте, а домашний письменный стол служил ему местом, где Василий Дмитриевич писал статьи в научные журналы, сочинял учебники, готовился к лекциям в институте, просматривал открытые диссертации учеников.
Сегодня он решил составить тезисы выступления перед рабочими и инженерами НИИэлектроприбора, которые просили рассказать об истоках появления «стратегической оборонной инициативы».
Василий Дмитриевич решил начать рассказ с деятельности гитлеровского генерала Вальтера Дорнбергера, который еще в начале 30-х годов возглавил в Германии работы по созданию баллистических ракет и вместе с Вернером фон Брауном был отцом Фау-2, разрушавших Лондон.
За последнее преступление Дорнбергер отсидел два года в английской тюрьме, откуда его вызволили американцы, сделав в Пентагоне консультантом по проблемам ВВС.
Новым хозяевам Дорнбергер предложил старую идею глобальной противоракетной системы и аэрокосмический самолет-снаряд, собственный любимый проект, о котором докладывал раньше самому Гитлеру.
В американском варианте система Дорнбергера вы­глядела как множество спутников с ядерным оружием на борту, вращающихся вокруг Земли на разных вы­сотах и под разными углами. По команде каждый такой спутник мог быстро снизиться к плотным слоям атмосферы и поразить любую цель. По замыслу гитлеровского генерала, спутники должны были быть двух типов: одни с атомными бомбами, другие с небольшими ракетами, снабженными системой инфракрасного самонаведения и способными поражать другие ракеты. То есть это была предтеча «звездных войн».
Утопистов из ВВС такая программа привела в восторг. Они закодировали ее аббревиатурой АВС – спутники-бомбардировщики с ядерным оружием – и положили под сукно, ибо не было еще ни целей в космосе для перехвата, ни носителей, которые вывели бы такое оружие на орбиты.
Но Дорнбергер не угомонился. Он просто бредил использованием космоса в военных целях. Мирные запуски ракет с космонавтами на борту вызывали у него ярость. Он старался сорвать деятельность НАСА – дискредитировал ее программу, называл космические полеты «эффективными трюками», отвлекающими средства от создания жизненно необходимого США космического оружия. Газета «Нью-Йорк таймс» 6 июня 1958 года сообщила, что, выступая перед национальной конференцией ракетной промышленности, Дорнбергер заявил: «Я не затем приехал в эту страну, джентльмены, чтобы проиграть третью мировую войну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72