Те, кто побывал здесь, уже не верят в «каверт» и «икзекьютив экшн», которыми как будто бы мы злоупотребляем. Иногда к нашим гостям выходит директор, отвечает на вопросы, рассказывает о задачах и целях организации, которая является форпостом в общей борьбе за мир.
– Роль директора играет артист, ловко загримированный под него, – усмехнулся Джон Бриггс.
– Это естественно, – вмешался Олег, не дав Сэмюэлю Ларкину ответить. – Не подставлять же директору себя под пулю какого-нибудь маньяка-террориста. А появление перед гостями ЦРУ человека в обличье шефа – отличный психологический ход, мистер Ларкин.
– Вы правы, мой мальчик. И я рад, что мы так хорошо понимаем друг друга.
«Мерседес» миновал меж тем группу зданий, свернул направо и остановился перед приземистым зданием, в котором не было окон и лишь выдающиеся из стен стрельчатые карнизы имитировали их.
Охраны у единственной двери тоже не было, но когда они вошли в небольшой вестибюль, их остановили два парня в незнакомой Олегу униформе, с короткоствольными автоматами на шеях.
Мистер Ларкин показал охранникам пропуск. Один из них внимательно изучил его, а второй нажал клавишу селектора и внятно произнес:
– Ноль девять – двадцать восемь – тридцать три…
Раздался мелодичный звон, и в глубине вестибюля раскрылись двери.
– Готово, сэр, прошу вас, сэр, – сказал охранник, возвращая Сэмюэлю Ларкину пропуск.
«Только и всего?!» – удивился Давыдов, входя в камеру, похожую на кабину грузового лифта.
На одной из стенок лифта была размещена панель с рядами тумблеров, разноцветных лампочек и кнопок, обозначенных цифрами. Сэмюэль Ларкин подошел к панели и сунул в отверстие средний и указательный пальцы правой руки.
Раздался такой же мелодичный звонок, как и пре­жде.
– Теперь вы, Джонни, – предложил Сэмюэль Ларкин Бриггсу.
– Слушаюсь и повинуюсь, сэр, – улыбнулся тот и повторил операцию, которую уже проделал шеф.
Аргонавт приготовил пальцы уже без подсказки Сэмюэля Ларкина. И для него прозвучал звонок, только ничего не произошло пока.
Электроника сличила капиллярные узоры на их пальцах с хранящимися в компьютерной памяти отпечатками, но, видимо, проверка на этом не закончилась, хотя створки дверей за ними захлопнулись.
– Назовите ваши имена, – предложил заместитель директора. – По документам, разумеется… Нужны образцы голосов. Мой уже сличить успели…
Он показал загоревшуюся зеленую лампочку.
– Надо произнести не менее десяти слов, – пояснил Джон Бриггс. – Любых… Меня зовут… Я при­ехал в Соединенные Штаты потому, что хочу воочию убедиться, как осуществлялась на этой земле Великая Мечта отцов – основателей нашей демократии.
Загорелась вторая лампочка.
– Ваша очередь, Дуглас, – сказал Сэмюэль Лар­кин.
– Меня зовут Аллен Дуглас, – медленно подбирая слова, проговорил Давыдов. – Я работаю в морской брокерцой конторе «Эвалд Юхансон и компания». Мне нравится моя работа. Но если меня сочтут достойным, почту за честь работать в фирме, гостем которой сей­час являюсь.
«Молодец!» – подмигнул Олегу Джон Бриггс.
Зажглась и третья зеленая точка на панели. Кабина – или камера? – вздрогнула и принялась опу­скаться.
«Будет что рассказать внукам» – подумал Олег.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
I
– Amor omnia vincit, – значительно произнес Август Эккерман, подливая вина в бокал Лотару Рендуличу. – Ну и что с того, что тебя отстранили от участия в регате «Голубая лента»? Этих регат на твоей жизни будет мульён… А таких, как Магда, поискать надо. В Голливуде она была бы звездой. Ты же, гонщик с мировым именем, очень смотрелся бы рядом… А здесь тебя отстраняют от любимого дела, а Магде этот тип Сильвер подбрасывает, как жалкую кость, проходную роль в скромной киношке.
– Да еще намеки делает, гад ползучий! – Лотар Рендулич хотел грохнуть кулаком по столу, но Август Эккерман перехватил его руку.
– А ты молоток, Лоти, настоящий хаммер! – восхитился он, стараясь увести яхтсмена от раздражающих его ассоциаций. – Ловко выхватил тогда Магду со дня рождения Сильвера, этого несостоявшегося Феллини, и умчал ее на мызу Рохуныэме. Поступил как истинный мужчина!
– Да, дали мы там шороху, – самодовольно проговорил Рендулич. – Можно сказать, купались в брызгах шампанского… – Сейчас он старался не вспоминать, как после ночного кутежа он приехал в Пирита, где стояли яхты его команды, опухший от выпитого, с красными от бессонной ночи глазами. Тренер сказал ему тогда только одно слово: «Убирайся!» И он опу­стил голову под осуждающими взглядами товарищей, повернулся и пошел прочь.
После регаты, в которой Лотару Рендуличу участвовать не пришлось, ребята простили его, оставили в команде с испытательным сроком. Он дал слово навсегда отказаться от выпивок. И парень, возможно, нашел бы в себе силы отказаться от проклятого зелья, если бы судьба не свела его с Августом Эккерманом. Вернее, Цезарь сам вышел на яхтсмена. Он выискивал подобные случаи, брал на заметку погоревших выпивох, прекрасно понимая, что алкоголь – самое эффективное средство для подготовки человека к свершению любого безнравственного поступка, вплоть до предательства.
Поскольку и прежде они были шапочно знакомы, втереться в доверие к Лотару Рендуличу агенту «Осьминога» не составило труда. Август Эккерман стал словно бы невзначай попадаться на глаза яхтсмену, приводил его в те бары, где пока еще торговали спиртным, приглашал и к себе в дом, где напитков имелось предостаточно. Он исподволь растравливал былую обиду Лотара Рендулича на тренера, разжигал в нем самомнение и наконец решил, что тот готов для встречи с «корреспондентом», в роли которого намеревался выступить Рокко Лобстер.
– Ты знаешь, Лоти, – сказал Август Эккерман, добавив парню вина, но с тревогой подумав о том, как бы не переборщить, гость его был уже прилично на взводе, – ко мне должен прийти интересный человек. Тебе стоит с ним познакомиться.
– Товарищ в юбке? – спросил спортсмен.
– Тебе мало такой красавицы, как Магда? – укорил его хозяин. – Это журналист, Лоти… Я ему рассказал о твоих обидах, твоя судьба его заинтересовала, он хочет написать о тебе очерк.
– Как меня выгнали из команды?
– Нет, совсем наоборот… Его тема – перестройка нравственного сознания, человеческий фактор, рождение новой морали. Историю с тобой он подаст как бы ретроспективно, одним намеком. Главное – как ты стал другим человеком, готовишься выйти в гонщики экстракласса. Появится такой очерк в печати, тогда никто не посмеет зажать тебя, завистники спрячут языки куда подальше.
– А это идея! – вскричал воодушевившийся спортсмен. – Где он, твой приятель? Пусть берет у меня интервью…
– А вот и он, – сказал Август Эккерман, услыхав звонок в прихожей.
Это и в самом деле был Омар, которого хозяин представил как Пауля Вареса, корреспондента журнала «Яхтенный спорт».
Лотар Рендулич поднялся, стараясь держаться так, чтобы выглядеть трезвым, и Омар пожал руку яхтсмена, внимательно всматриваясь в него.
– Так вот вы какой, – разыграв сдержанное восхищение, сказал он. – Таким я вас и представлял по рассказам Августа… Морской волк!
– А я что говорил! – подхватил Эккерман.
– Но мне надо вымыть руки, – спохватился гость. – Проводите меня, Август.
В ванной комнате Август Эккерман тихо спросил:
– Не слишком ли он поддатый для серьезного разговора? Может быть, перенесем на завтра?
– Нет, – возразил Рокко Лобстер. – С ним надо работать грубо. Спиртного в доме достаточно?
– Вполне, – ответил хозяин.
– Тогда будем пить… Вы можете укрыть на даче человека, которого никто не ищет?
– Что вы придумали? – со страхом спросил доцент.
– Сейчас увидите… Пойдемте в ту комнату. И тащите бутылки из бара.
Лотар Рендулич пришел в себя от того, что кто-то сильно бил его по щекам. С трудом разодрав тяжелые веки, яхтсмен увидел перед собой искаженное лицо Августа Эккермана.
– Что ты наделал! Что натворил! – с ужасом восклицал хозяин.
– И что я наделал? – заплетающимся голосом спро­сил Лотар.
Доцент поднес к его носу пузырек с нашатырным спиртом, и в голове спортсмена несколько прояснилось. Полуосмысленным взглядом обвел он стены гостиной, увешанные картинами Анта Вильса и Гарика Видеманиса, японский стереомагнитофон, полуоткрытый бар из красного дерева и низкий дубовый стол, на котором громоздились опорожненные бутылки.
Между столом и мягким глубоким креслом лежал ничком Пауль Варес с окровавленным затылком.
Лотара Рендулича затрясло, хмель мгновенно выветрился из головы.
– Что с ним? – спросил он сдавленным голосом.
– Тебя надо спросить, сукин ты сын! – заорал Август Эккерман. – Я оставил вас два часа назад, ездил в институт. Приезжаю – и вот… Полюбуйся!
– Он… жив? – пробормотал с надеждой Лотар.
– Если бы… Уже остыл. Мертвее не бывает! Собирайся!
– В милицию? – глупо ухмыляясь, спросил Рендулич. У него начиналась истерика.
«Еще немного и парень начнет хохотать, как сумасшедший», – подумал доцент.
Он подошел к спортсмену и влепил ему увесистую пощечину.
– Идиот! Чтобы мне припаяли соучастие в убий­стве? Давай-давай! Вымой руки, они у тебя в крови… И поедем! Отвезу тебя на дачу. А ночью придумаем, куда девать труп. Пошли!
Когда Август Эккерман увел вымывшего руки Лотара вниз, к красным «Жигулям» восьмой модели, Рокко Лобстер поднялся с ковра, на котором он старательно изображал «труп», а это вовсе не простое дело, и чертыхаясь, отправился в ванную комнату мыть залитую краской голову.
II
Пока Джон Бриггс со своим протеже, этим русским штурманом, угощался сибирскими пельменями на Коннектикут-авеню, экскурсировал по столице метрополии, а затем общался с руководством организации, Стив Фергюссон не покладая рук занимался черновой рабо­той, готовил покушение на Лассе Огрена.
Организовать политическое убийство, не оставив следов, выйти из грандиозного переполоха, который неизменно превращается в международный скандал, так, чтобы ни единой ниточки не потянулось к тем, кто стоит за убийством, – дело далеко не простое.
Вступает в игру парадоксальная диалектика убийства. Сначала убийца убивает жертву. Затем убирают исполнителя, чтобы концы в воду. Стоит убрать и убий­цу исполнителя – на всякий случай, для верности. Цепочку можно продолжить, но все равно где-то придется прекратить падение «костяшек домино».
Чем меньше исполнителей, тем больше организаторы акции ликвидации гарантированы от возможности утечки информации. С другой стороны, один убийца успеха операции гарантировать не может. Любая случайность может помешать ему выполнить задачу. Осеч­ка, промах, подвернувшийся под руку субъект, перепад во времени, неожиданный обморок исполнителя или… жертвы. Внезапные угрызения совести, раскаяние – и такое бывало. Значит, нужны запасные варианты: стрелки, бомбометатели, отравители, квалифицированные головорезы в прямом и переносном смысле.
Но с расширением круга действующих лиц увеличивается опасность того, что кто-то из них засветится или вообще будет схвачен на месте преступления. Да и убрать их после удачного завершения акции сложнее. Для семерых, скажем, убийц понадобится столько же отправителей их на тот свет. Можно, конечно, све­сти всех убийц в одном месте, но и для такого мероприятия нужны люди, много людей, а это опять-таки нежелательные свидетели. А свидетель хорош только в виде трупа. Впрочем, бывает, что и мертвецы дают показания.
Немало усилий необходимо предпринять для того, чтобы направить расследование по ложному пути. Ведь первый вопрос, от которого пляшут сыщики, был сформулирован еще древнеримскими юристами и звучал: Cui prodest? – Кому выгодно?
Действительно, кому мешает деятельность, лидера Народно-демократической партии Финляндии сейчас и кому он будет во сто крат невыносимее, если станет премьер-министром?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72