Тем более, по вашим словам, это не так уж страшно…
Никак не прореагировав на предложение заместителя директора ЦРУ, Олег спокойно ответил:
– Если есть установка на преодоление чувства голода, есть знание, что чувство голода и слабость через определенное время исчезнут, то переход на полное голодание произойдет довольно спокойно. И никаких поисков замены питанию – это только ухудшит положение…
– Вы так убежденно говорите, мистер Давыдов, – улыбнулся Сэмюэль Ларкин, – что я тотчас же готов отправиться с вами в голодный поход.
– Собирайтесь, сэр, – просто ответил Олег. – Не пожалеете.
VI
Когда Андрей Колотухин сказал о том, что на дачу приедет отец и заберет с собой не только его, но и Марину с девочкой, Бронислава Иосифовна сначала переполошилась – академик едет! – а затем быстро принялась готовить серьезный обед. Протесты Андрея, его уверения, что отец не любит суеты, предпочитает простую пищу и простое обращение, не помогли.
Матти Бьёрнсона, с которым Андрей встретился утром у станции, известие о приезде академика поначалу обескуражило. Он – связник «Осьминога» Викинг – получил задание резидентуры вступить в контакт с Мариной Резник, и выйти через нее на сына академика Колотухина. На дальнейшее у Викинга инструкций не было.
Этот аспирант Ленинградского университета, вполне серьезно работавший над диссертацией «Влияние скандинавской саги на русский средневековый эпос», вовсе не был заурядным шпионом, работающим за вознаграждение. Не было у Матти, сына состоятельного судовладельца, владевшего пароходной фирмой в Ухгуилласуне, и личной вражды к русским. Он сотрудничал с «Осьминогом» из-за любви к острым ощущениям. С детства увлекавшийся легендарными подвигами викингов, Матти мечтал о необыкновенной, полной романтических приключений жизни, а его готовили к коммерческой деятельности, старательно направляли по стопам отца-бизнесмена. Будучи подростком, Матти дважды убегал из дома и, пробравшись тайком на корабль, уходил в море. Его обнаруживали и из первого же порта отправляли в родительский дом.
Когда отец окончательно понял, что пароходный принц не желает принимать корону, он не стал препятствовать его намерению изучать историю викингов. В университете о склонности Матти к приключениям проведал преподаватель старо-норвежского языка – сотрудник ЦРУ, внедренный для работы среди скандинавской молодежи, отличающейся левыми взглядами. Специалист по сагам был неплохим психологом. Он подал Матти сотрудничество с ЦРУ как некую увлекательную, хотя и опасную игру, которой могут быть достойны лишь особо одаренные люди… Метод сей стар как мир, но продолжает действовать безупречно.
К моменту окончания университета Матти был уже опытным агентом, которого ценили в Лэнгли именно за то, что разведка была для него не куском хлеба и не отдушиной для выхода ненависти к России, а попросту хобби. Все тот же наставник осторожно натолкнул Матти на русский вариант его исторических поисков, ненавязчиво подсказал тему диссертации. С ней и отправился Матти Бьернсон в ленинградскую аспирантуру.
Легенда, с которой Матти явился на дачу в Кавголове, была простой. У себя на родине, в Ухгуилласуне, он познакомился с Борисом Куниным. Тот собирался в Южную Америку на три месяца, а пока его судно стояло в порту под погрузкой. Узнав, что Матти учится в Ленинграде и скоро там будет, Борис попросил передать небольшую посылку и письмо. Резники, мол, любимые его родственники, и ему, Кунину, хочется сделать им приятное.
Джон Бриггс хорошо знал, как предана ему Марина, и надеялся, что после соответствующей психологической обработки она согласится работать на него. Он лично проинструктировал Матти Бьернсона, как действовать, в деталях обрисовал характер и жизненные установки Марины и Брониславы Иосифовны.
Встреча в Кавголове с Андреем не была для Матти неожиданностью, ибо Викинг ее вычислил. Все получилось еще удачнее, чем планировалось. Андрей, попался ему по дороге, сам привел его в дом № 12 по улице Заозерной. Знакомство состоялось самым естественным образом.
– Привез Резникам посылку от племянника и кузена, – пояснил Матти по дороге. – Встретились случайно у меня на родине. Он дома еще не скоро будет, просил передать.
Имя «кузена» Матти Бьернсон предусмотрительно не сообщил. На даче он от имени «племянника» вручил посылку Брониславе Иосифовне, а Марине незаметно от Андрея передал письмо. И Бронислава Иосифовна, и Марина приняли все это как должное, а это уже связало некоторым образом их и Викинга. Тайна, в которую вовлек женщин Викинг, была первым шагом к их особым отношениям.
В записке бывший Борис Кунин сообщал, что некоторое время не сможет увидеть Марину и девочку, но сердце его с ними… Впереди их ждут определенные испытания, но любовь все одолеет, они будут вместе. Марина может полностью довериться тому, кто передаст письмо, может быть, он снова доставит весточку.
Когда Марина прочла, уединившись в мансарде, короткое письмо Бориса, появился Матти, попросил письмо и сжег его на огне зажигалки.
– Это ведь неофициально пришло, – пояснил он. – Через кордон… Я не имел права брать… Не надо говорить о нем и посылке. Тогда смогу передавать и другие вести. – И Матти широко и доверчиво улыбнулся.
Этот прием – «открытый и добродушный парень, золотое сердце» – подействовал на Марину безотказно – ей стало легко и радостно, она поверила всему, что написал ее любимый…
Потом был обычный воскресный день на даче. Матти не отходил от Брониславы Иосифовны, делился рецептами скандинавской кухни, в меру возился с девочкой, вел с Андреем умные разговоры об исторической роли викингов, спорил о том, были варяги норманами или славянским племенем, и согласился со вторым положением – его отстаивал Колотухин-младший. Купались в озере, обедали.
Приехал Василий Дмитриевич Колотухин, да не один, привез бывшего аспиранта, человека на редкость компанейского. Николай Иванович буквально очаровал всех. Он сильным баритоном пел под гитару старинные и современные песни, рассказывал смешные анекдоты, отдал должное кулинарному искусству Брониславы Иосифовны и, что уж совсем удивительно, неплохо разбирался в современных достижениях косметики. Колотухин-старшкй только диву давался, глядя на майора.
Улучив минуту, Матти Бьернсон, которому пришелся по душе этот очень русский, по его мысленному определению, человек, спросил Николая Ивановича:
– Скажите, а вы тоже физик?
– Сейчас я скорее лирик, – улыбнулся Колмаков.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
I
Рокко Лобстер отсиживался на Куршской косе. Он снимал в Ниде комнату в доме старой Луции Вахмейстер, с нею предварительно договорился посредник, даже не подозревавший, что оказывает услугу нелегалу из ЦРУ. Рокко заплатил хозяйке за полмесяца вперед, предупредив, что через неделю он точно будет знать, приедет ли к нему жена. Если да, то они пробудут еще две недели вдвоем.
Старая Луция Вахмейстер никогда ни о чем не расспрашивала постояльцев. Хозяйка резонно полагала, что жильцам не надо напоминать об оставленном ими большом мире, пусть от него отдохнут. Она и появлялась лишь тогда, когда в ней была действительная необходимость.
Чтобы не сорвать задуманную в «Осьминоге» и утвержденную в Лэнгли операцию, Рокко Лобстеру требовалось убедиться в том, что он, оказавшись на советской территории, не наследил. Одно дело, когда тебя возьмут в самом начале и смогут инкриминировать лишь незаконный переход границы, и совсем другое, если втянешься в операцию, поднимешь затаившихся слиперов, вступишь в контакт с теми, ради кого прибыл, навлечешь на себя компромат. Тогда и тебя изобличат как сотрудника ЦРУ, осуществлявшего шпионские действия на территории СССР, и людей за собой потянешь… Вот поэтому он и затаился, не отходя далеко от места высадки. Здесь, в малолюдной Ниде, легче выявить, не прицепился ли к тебе хвост. Пока не проверил, чисто ли у тебя за кормой, поведение должно быть безупречным, а по делу и пальцем нельзя шевельнуть.
И Рокко Лобстер исправно посещал пляж, в зависимости от погоды и времени суток бывал то на заливе, где вода теплее, то на море. Завтракал он дома, обедал и ужинал в кафе, что давало возможность внимательно изучать новых людей, появляющихся в зоне его внимания.
Через несколько дней, когда Рокко не обнаружил ничего подозрительного и постепенно запасся монетами достоинством в пятнадцать копеек – разменивать деньги на почте было неосмотрительно, – он как бы невзначай вошел в кабину телефона-автомата, связывающего Ниду с Вильнюсом, набрал номер. Когда абонент отозвался, Рокко спросил:
– Это Юозас Слуцкие?
– Нет, – ответил мужской голос, – вы ошиблись…
– Извините, ради Бога, – сказал Лобстер, повесил трубку и удовлетворенно вздохнул. Первый шаг был сделан. Названная им фамилия и слова «ради Бога» означали для того, кому звонил Рокко, что человек оттуда благополучно прибыл, участникам операции необходимо передать сигнал «Приготовиться».
Через три дня такого же внешне безмятежного, неброского существования Рокко Лобстер вновь воспользовался междугородним телефоном-автоматом. На этот раз он позвонил в Ленинград и спросил Эрнста Ивановича, а на ответ: «Вы не туда попали» реагировал словами: «Простите, опять напутал с номером». Это означало: человек оттуда готов выехать на постоянное место пребывания.
Еще через три дня скромный жилец – не пьет, не курит, не приводит в дом подружек – рассчитался со старой Вахмейстер, не дожив до условленного срока нескольких суток.
– С отпуском у жены ничего не вышло, – пожаловался он хозяйке, – буду возвращаться. Заеду к теще в Москву, похожу по магазинам, и подамся в родной Оренбург – там догуляю… – С тем и распрощался.
Рокко Лобстер переправился на пароме в Клайпеду, но в Москву не поехал, а сел на поезд, следовавший кружным путем из столицы в Калининград. На поезде он доехал только до Советска. Далее добрался автобусом в город Черняховск, через который проходил фирменный поезд-экспресс «Янтарь». В поезде Рокко тщательно проверился. Он по опыту знал, что на железной дороге сделать это проще, чем где-либо. Одни и те же люди вокруг тебя в течение определенного времени, можно потаскаться по составу, отправляясь в ресторан или просто в последний вагон. Если хвост есть, начнет волноваться – вдруг ты решил уйти, – потянется за тобой и тем самым обнаружит себя.
Все было в пределах нормы, и относительно успокоившийся Лобстер покинул «Янтарь» в Минске. Здесь он несколько часов перемещался по городу, соблюдая принцип «береженого Бог бережет», затем, предъявив в кассе Аэрофлота совсем не тот паспорт, по которому жил в Ниде, купил билет и вылетел в Таллинн.
Именно в этом старинном городе начиналась операция «Семейные каникулы».
II
– Вы помните о предложении мистера Ларкина каким-то образом повязать вашего крестника? – спросил глава резидентуры «Осьминог».
Джон Бриггс недовольно фыркнул: вечно передерживает этот квартерон – так Сократ, подразумевая четвертинки разных наций, которые объединились в Стиве Фергюссоне, стал называть про себя своего непосредственного шефа.
Он поднялся из кресла, взял с низкого столика высокий стакан с толстым дном, подошел к бару, встроенному в одну из стен кабинета Стива Фергюссона, и стал возиться с жестяными банками, составляя себе новую порцию фруктового коктейля.
Стив Фергюссон завидовал тому, что никакая сила не могла заставить его заместителя принять хоть каплю спиртного до восемнадцати часов, времени, с которого, по английской традиции, начинался вечер. Сам он иногда изнемогал от необходимости пить с утра до вечера, особенно в те дни, когда приходилось работать с Майклом Джимлином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Никак не прореагировав на предложение заместителя директора ЦРУ, Олег спокойно ответил:
– Если есть установка на преодоление чувства голода, есть знание, что чувство голода и слабость через определенное время исчезнут, то переход на полное голодание произойдет довольно спокойно. И никаких поисков замены питанию – это только ухудшит положение…
– Вы так убежденно говорите, мистер Давыдов, – улыбнулся Сэмюэль Ларкин, – что я тотчас же готов отправиться с вами в голодный поход.
– Собирайтесь, сэр, – просто ответил Олег. – Не пожалеете.
VI
Когда Андрей Колотухин сказал о том, что на дачу приедет отец и заберет с собой не только его, но и Марину с девочкой, Бронислава Иосифовна сначала переполошилась – академик едет! – а затем быстро принялась готовить серьезный обед. Протесты Андрея, его уверения, что отец не любит суеты, предпочитает простую пищу и простое обращение, не помогли.
Матти Бьёрнсона, с которым Андрей встретился утром у станции, известие о приезде академика поначалу обескуражило. Он – связник «Осьминога» Викинг – получил задание резидентуры вступить в контакт с Мариной Резник, и выйти через нее на сына академика Колотухина. На дальнейшее у Викинга инструкций не было.
Этот аспирант Ленинградского университета, вполне серьезно работавший над диссертацией «Влияние скандинавской саги на русский средневековый эпос», вовсе не был заурядным шпионом, работающим за вознаграждение. Не было у Матти, сына состоятельного судовладельца, владевшего пароходной фирмой в Ухгуилласуне, и личной вражды к русским. Он сотрудничал с «Осьминогом» из-за любви к острым ощущениям. С детства увлекавшийся легендарными подвигами викингов, Матти мечтал о необыкновенной, полной романтических приключений жизни, а его готовили к коммерческой деятельности, старательно направляли по стопам отца-бизнесмена. Будучи подростком, Матти дважды убегал из дома и, пробравшись тайком на корабль, уходил в море. Его обнаруживали и из первого же порта отправляли в родительский дом.
Когда отец окончательно понял, что пароходный принц не желает принимать корону, он не стал препятствовать его намерению изучать историю викингов. В университете о склонности Матти к приключениям проведал преподаватель старо-норвежского языка – сотрудник ЦРУ, внедренный для работы среди скандинавской молодежи, отличающейся левыми взглядами. Специалист по сагам был неплохим психологом. Он подал Матти сотрудничество с ЦРУ как некую увлекательную, хотя и опасную игру, которой могут быть достойны лишь особо одаренные люди… Метод сей стар как мир, но продолжает действовать безупречно.
К моменту окончания университета Матти был уже опытным агентом, которого ценили в Лэнгли именно за то, что разведка была для него не куском хлеба и не отдушиной для выхода ненависти к России, а попросту хобби. Все тот же наставник осторожно натолкнул Матти на русский вариант его исторических поисков, ненавязчиво подсказал тему диссертации. С ней и отправился Матти Бьернсон в ленинградскую аспирантуру.
Легенда, с которой Матти явился на дачу в Кавголове, была простой. У себя на родине, в Ухгуилласуне, он познакомился с Борисом Куниным. Тот собирался в Южную Америку на три месяца, а пока его судно стояло в порту под погрузкой. Узнав, что Матти учится в Ленинграде и скоро там будет, Борис попросил передать небольшую посылку и письмо. Резники, мол, любимые его родственники, и ему, Кунину, хочется сделать им приятное.
Джон Бриггс хорошо знал, как предана ему Марина, и надеялся, что после соответствующей психологической обработки она согласится работать на него. Он лично проинструктировал Матти Бьернсона, как действовать, в деталях обрисовал характер и жизненные установки Марины и Брониславы Иосифовны.
Встреча в Кавголове с Андреем не была для Матти неожиданностью, ибо Викинг ее вычислил. Все получилось еще удачнее, чем планировалось. Андрей, попался ему по дороге, сам привел его в дом № 12 по улице Заозерной. Знакомство состоялось самым естественным образом.
– Привез Резникам посылку от племянника и кузена, – пояснил Матти по дороге. – Встретились случайно у меня на родине. Он дома еще не скоро будет, просил передать.
Имя «кузена» Матти Бьернсон предусмотрительно не сообщил. На даче он от имени «племянника» вручил посылку Брониславе Иосифовне, а Марине незаметно от Андрея передал письмо. И Бронислава Иосифовна, и Марина приняли все это как должное, а это уже связало некоторым образом их и Викинга. Тайна, в которую вовлек женщин Викинг, была первым шагом к их особым отношениям.
В записке бывший Борис Кунин сообщал, что некоторое время не сможет увидеть Марину и девочку, но сердце его с ними… Впереди их ждут определенные испытания, но любовь все одолеет, они будут вместе. Марина может полностью довериться тому, кто передаст письмо, может быть, он снова доставит весточку.
Когда Марина прочла, уединившись в мансарде, короткое письмо Бориса, появился Матти, попросил письмо и сжег его на огне зажигалки.
– Это ведь неофициально пришло, – пояснил он. – Через кордон… Я не имел права брать… Не надо говорить о нем и посылке. Тогда смогу передавать и другие вести. – И Матти широко и доверчиво улыбнулся.
Этот прием – «открытый и добродушный парень, золотое сердце» – подействовал на Марину безотказно – ей стало легко и радостно, она поверила всему, что написал ее любимый…
Потом был обычный воскресный день на даче. Матти не отходил от Брониславы Иосифовны, делился рецептами скандинавской кухни, в меру возился с девочкой, вел с Андреем умные разговоры об исторической роли викингов, спорил о том, были варяги норманами или славянским племенем, и согласился со вторым положением – его отстаивал Колотухин-младший. Купались в озере, обедали.
Приехал Василий Дмитриевич Колотухин, да не один, привез бывшего аспиранта, человека на редкость компанейского. Николай Иванович буквально очаровал всех. Он сильным баритоном пел под гитару старинные и современные песни, рассказывал смешные анекдоты, отдал должное кулинарному искусству Брониславы Иосифовны и, что уж совсем удивительно, неплохо разбирался в современных достижениях косметики. Колотухин-старшкй только диву давался, глядя на майора.
Улучив минуту, Матти Бьернсон, которому пришелся по душе этот очень русский, по его мысленному определению, человек, спросил Николая Ивановича:
– Скажите, а вы тоже физик?
– Сейчас я скорее лирик, – улыбнулся Колмаков.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
I
Рокко Лобстер отсиживался на Куршской косе. Он снимал в Ниде комнату в доме старой Луции Вахмейстер, с нею предварительно договорился посредник, даже не подозревавший, что оказывает услугу нелегалу из ЦРУ. Рокко заплатил хозяйке за полмесяца вперед, предупредив, что через неделю он точно будет знать, приедет ли к нему жена. Если да, то они пробудут еще две недели вдвоем.
Старая Луция Вахмейстер никогда ни о чем не расспрашивала постояльцев. Хозяйка резонно полагала, что жильцам не надо напоминать об оставленном ими большом мире, пусть от него отдохнут. Она и появлялась лишь тогда, когда в ней была действительная необходимость.
Чтобы не сорвать задуманную в «Осьминоге» и утвержденную в Лэнгли операцию, Рокко Лобстеру требовалось убедиться в том, что он, оказавшись на советской территории, не наследил. Одно дело, когда тебя возьмут в самом начале и смогут инкриминировать лишь незаконный переход границы, и совсем другое, если втянешься в операцию, поднимешь затаившихся слиперов, вступишь в контакт с теми, ради кого прибыл, навлечешь на себя компромат. Тогда и тебя изобличат как сотрудника ЦРУ, осуществлявшего шпионские действия на территории СССР, и людей за собой потянешь… Вот поэтому он и затаился, не отходя далеко от места высадки. Здесь, в малолюдной Ниде, легче выявить, не прицепился ли к тебе хвост. Пока не проверил, чисто ли у тебя за кормой, поведение должно быть безупречным, а по делу и пальцем нельзя шевельнуть.
И Рокко Лобстер исправно посещал пляж, в зависимости от погоды и времени суток бывал то на заливе, где вода теплее, то на море. Завтракал он дома, обедал и ужинал в кафе, что давало возможность внимательно изучать новых людей, появляющихся в зоне его внимания.
Через несколько дней, когда Рокко не обнаружил ничего подозрительного и постепенно запасся монетами достоинством в пятнадцать копеек – разменивать деньги на почте было неосмотрительно, – он как бы невзначай вошел в кабину телефона-автомата, связывающего Ниду с Вильнюсом, набрал номер. Когда абонент отозвался, Рокко спросил:
– Это Юозас Слуцкие?
– Нет, – ответил мужской голос, – вы ошиблись…
– Извините, ради Бога, – сказал Лобстер, повесил трубку и удовлетворенно вздохнул. Первый шаг был сделан. Названная им фамилия и слова «ради Бога» означали для того, кому звонил Рокко, что человек оттуда благополучно прибыл, участникам операции необходимо передать сигнал «Приготовиться».
Через три дня такого же внешне безмятежного, неброского существования Рокко Лобстер вновь воспользовался междугородним телефоном-автоматом. На этот раз он позвонил в Ленинград и спросил Эрнста Ивановича, а на ответ: «Вы не туда попали» реагировал словами: «Простите, опять напутал с номером». Это означало: человек оттуда готов выехать на постоянное место пребывания.
Еще через три дня скромный жилец – не пьет, не курит, не приводит в дом подружек – рассчитался со старой Вахмейстер, не дожив до условленного срока нескольких суток.
– С отпуском у жены ничего не вышло, – пожаловался он хозяйке, – буду возвращаться. Заеду к теще в Москву, похожу по магазинам, и подамся в родной Оренбург – там догуляю… – С тем и распрощался.
Рокко Лобстер переправился на пароме в Клайпеду, но в Москву не поехал, а сел на поезд, следовавший кружным путем из столицы в Калининград. На поезде он доехал только до Советска. Далее добрался автобусом в город Черняховск, через который проходил фирменный поезд-экспресс «Янтарь». В поезде Рокко тщательно проверился. Он по опыту знал, что на железной дороге сделать это проще, чем где-либо. Одни и те же люди вокруг тебя в течение определенного времени, можно потаскаться по составу, отправляясь в ресторан или просто в последний вагон. Если хвост есть, начнет волноваться – вдруг ты решил уйти, – потянется за тобой и тем самым обнаружит себя.
Все было в пределах нормы, и относительно успокоившийся Лобстер покинул «Янтарь» в Минске. Здесь он несколько часов перемещался по городу, соблюдая принцип «береженого Бог бережет», затем, предъявив в кассе Аэрофлота совсем не тот паспорт, по которому жил в Ниде, купил билет и вылетел в Таллинн.
Именно в этом старинном городе начиналась операция «Семейные каникулы».
II
– Вы помните о предложении мистера Ларкина каким-то образом повязать вашего крестника? – спросил глава резидентуры «Осьминог».
Джон Бриггс недовольно фыркнул: вечно передерживает этот квартерон – так Сократ, подразумевая четвертинки разных наций, которые объединились в Стиве Фергюссоне, стал называть про себя своего непосредственного шефа.
Он поднялся из кресла, взял с низкого столика высокий стакан с толстым дном, подошел к бару, встроенному в одну из стен кабинета Стива Фергюссона, и стал возиться с жестяными банками, составляя себе новую порцию фруктового коктейля.
Стив Фергюссон завидовал тому, что никакая сила не могла заставить его заместителя принять хоть каплю спиртного до восемнадцати часов, времени, с которого, по английской традиции, начинался вечер. Сам он иногда изнемогал от необходимости пить с утра до вечера, особенно в те дни, когда приходилось работать с Майклом Джимлином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72