А способы убийства без применения оружия? Их осваивалось множество, от знаменитого «шлагбаума», заимствованного из джиу-джитсу, до мгновенного удавливания жертвы, приема, которым пользовались члены таинственной индийской секты «душителей».
В Ликее учили также изготовлению наркотиков и ядов из подручных лекарственных средств, умению оказывать медицинскую помощь, вплоть до акушерской. Кроме того, курсанты постигали приемы конспирации, тайнопись, умение подделывать документы, обнаруживать и устанавливать аппараты для подслушивания. При случае они должны были вскрыть сейф не хуже любого «медвежатника». И, разумеется, они скрупулезно изучали методы советской контрразведки и органов государственной безопасности тех стран, в которых им предстояло работать, структуру и боевую технику их вооруженных сил.
Особое внимание уделяли в Ликее психологии. Здесь она, как и философия, носила практический характер. Курсантов учили коммуникабельности, умению завязывать необходимые знакомства, составлять индивидуальные и рабочие характеристики на тех лиц, которых они намеревались использовать для агентурной разработки.
Преподаванием шпионских наук занимались отнюдь не академические теоретики, а практики, которым было что передать тем, кто готовился прийти им на смену.
Преподаватели использовали исторический материал, связанный с действиями разведок в годы второй мировой войны, документальные, научно-популярные и художественные фильмы. Фильмы тщательно анализировались на предмет, как не следует поступать в реальной действительности, ибо в большинстве своем эти ленты были надуманными, представляли собой образчик пренебрежения здравым смыслом, незнания сценаристами и режиссерами жестоких законов разведки и контрразведки.
Просматривались с широким применением стоп-кадра учебные фильмы, в которых демонстрировались приемы наружного наблюдения за конкретным объектом, способы уклонения от слежки, «сбрасывание хвоста», методы конспирации. Эти кинокартины, снятые талантливыми и компетентными авторами были, пожалуй, одними из самых действенных учебных пособий разведшколы.
Чтобы снять с курсантов нагрузку, всепоглощающие часы натаскивания сменялись увеселительной программой, именовавшейся «кайф тайм-аут».
Питомцы Ликея получали видеокассеты с порнографическими фильмами. Как правило, фильмы были датского производства, а значит, отличались особой изощренностью, тягой к суперпикантным подробностям, крупному плану. Кто-то прокручивал эти ленты у себя в кельях, иные собирались группами у больших телевизоров, установленных в холлах. Буфет и бар, безалкогольные в будничные дни, начинали отпуск спиртного.
После просмотра фильмов курсантам, взбудораженным жидким дьяволом и экранным сексом, выдавались карманные деньги. Эта сумма составляла недельный заработок, но считалась поощрением Затем ликеисты отправлялись в город, на экскурсию по злачным местам. Каждый при этом хорошо знал, что перебор со спиртным, любой конфликт с полицейскими властями ему обойдется дорого. Администрация школы постоянно внушала подопечным, что им позволено все за исключением одного, быть в чем-либо замеченными. Принцип «не пойман – не вор» считался краеугольным камнем в системе подготовки обитателей виллы «Вера крус»…
Сэмюэль Ларкин поприветствовал собравшихся по тревоге курсантов разведшколы.
По плану, составленному Стивом Фергюссоном, после общего построения питомцы Ликея должны были продемонстрировать заместителю директора ЦРУ, чему они здесь научились. А завершалась инспекция школы дружеским банкетом, на котором Сэмюэль Ларкин хотел произнести речь-напутствие.
Когда возник вопрос, кто покажет боссу приемы специальной борьбы, Джон Бриггс выдвинул кандидатуру русского штурмана. Ему было известно, что Олег Давыдов мастер спорта по дзюдо, чемпион Ленинграда, да и в школе кое-чему выучился дополнительно, не подведет. А вот руководитель «Осьминога» не знал о прежних борцовских успехах нового курсанта – бывший доктор Кунин предложил Олегу не распространяться на этот счет – и согласился на поединок с едва скрываемым злорадством.
Стиву Фергюссону очень хотелось, чтоб протеже Сократа предстал перед Сэмюэлем Ларкиным в неприглядном свете. С этой целью он выставил против Давыдова инструктора по борьбе Ивара Йака, наполовину датчанина, наполовину финна, намекнув ему, чтобы тот хорошенько помочалил этого рюсся.
Но Ивару Йака самому пришлось худо. Когда он уверенно пошел на Олега, тот вроде бы струсил, уходил от захватов, едва ли не бегал от противника по ковру Но потом, никто и заметить не успел как, провел молниеносный захват, резко бросил Ивара Йака на ковер и тут же спокойно отошел к его кромке. Инструктор вскочил на ноги, бросился на Аргонавта и вновь оказался побежденным. В третий раз Давыдов решил его немного успокоить и дополнил бросок болевым приемом, стараясь при этом не изувечить. Как-никак, а имущество разведшколы…
Ошеломленный Ивар Йак с трудом встал на четвереньки, замотал головой, не в состоянии осознать, что же с ним приключилось. К нему подбежали, поставили на ноги, увели с ковра.
Восхищенный увиденным, Сэмюэль Ларкин тихонько поаплодировал Аргонавту.
– Подойдите ко мне, молодой человек, – попросил он Давыдова. – Наверно, вы и прежде занимались борьбой, так ведь?
– Немного, сэр, – небрежно махнул рукой Олег. – В порядке самодеятельности…
– Самодеятельность у русских многое значит, – возразил гость из Лэнгли. – Я хорошо знаю ваших соотечественников, мистер Давыдов. При увлечении каким-то делом ваши люди достигают больших высот, не становясь при этом профессионалами. Что ж, физически вы подготовлены блестяще. А каков ваш коэффициент интеллектуальности?
К такой постановке вопроса Давыдов никак не мог привыкнуть и замешкался с ответом, хотя и знал о собственном высоком коэффициенте интеллектуальности. Но для него сказать о нем было все равно, что на вопрос: «Хорошо ли у вас работает голова?» зая­вить: «Не просто хорошо, я вообще шибко умный».
Ответил Джон Бриггс.
– Ого! – сделал вид, что приятно удивился, Сэмюэль Ларкин (он знал про «ай-кю» Давыдова), – отличное сочетание сильного тела и большого ума. У вас завидное будущее, мой мальчик.
– А я всегда считал, что разведчики – люди без будущего, – глядя в глаза заместителю директора ЦРУ, сказал Олег. – Они живут и умирают в неиз­вестности…
– Так в этом же особая прелесть, мистер Давыдов! – воскликнул Сэмюэль Ларкин. – Вы достаточно умны, чтобы понять суетность открытого мира, который заполняют посредственности. Ведь дело, в котором вы сейчас участвуете, – один из главных инструментов предотвращения ядерного апокалипсиса! Вы слуга мира, мой мальчик… И должны испытывать чувство удовлетворения от осознания того, что принимаете участие в деле, которое является одним из важнейших в наши дни. Помните, что таких людей, как вы и ваши товарищи, не так уж много на планете. Ваша деятельность крайне необходима человечеству!
Олег Давыдов не сумел скрыть недоверчивой усмешки, мелькнувшей в глазах, и наблюдательный Сэмюэль Ларкин заметил это.
«Естественная реакция, – подумал он. – Если бы парень подобострастно внимал моим словам, то при его уме вывод был бы для меня однозначным: притворяется».
– Вы с некоторым сомнением отнеслись к моим словам, молодой человек, – сказал Сэмюэль Ларкин, – и это понятно. В вас еще сохранились прежние стереотипы, психологические установки, привитые официальной пропагандой. Там, откуда вы пришли, считают, что мир разделен на два враждебных лагеря. Следовательно, сотрудничество с противной стороной рассматривается как измена, предательство. От этого вы – не спорьте, это так – испытываете стрессовое состояние, хотя и не виноваты в случившемся. Не так ли?
Олег Давыдов кивнул, хотя и не понимал, куда этот человек клонит.
– У нас иная точка зрения на сотрудничество с противоположной стороной. Мы считаем, что нет никаких противоборствующих лагерей, есть единое человечество, жаждущее вечного мира. В наше время, когда ядерное оружие изменило мышление большинства людей, у человечества нет альтернативы всеобщему разоружению. Но разные правительства видят разные пути к нему. У них появляется искушение склонить другую сторону на свой путь поисков мира, при этом используются военные, экологические, политические средства. Это усложняет, тормозит процесс разрядки. И тогда в дело вступают разведчики. Они раскрывают козырные карты тех или иных правительств, не дают им блефовать во время мирных переговоров, и тем самым приближают такой желанный мир. Русские ребята не дают темнить в вопросах разоружения нашему президенту, а простые американские парни рыщут по секретным закоулкам России, чтобы избавить ее от искушения обвести Америку вокруг пальца. И те и другие делают одно благородное дело, принося в конечном итоге общую пользу человечеству.
«Лихо закручено, – подумал Давыдов, внимательно слушая Сэмюэля Ларкина. – Этот дедуля не так прост, как смотрится».
«Мой крестный папа еще хоть куда, – мысленно усмехнулся Джон Бриггс. – Это ж надо так завернуть! Конечно, Давыдова на подобной дешевке не проведешь, но именно бредовость идеи общего мира и разведчиков-херувимов в нем заставляет задуматься… И дает возможность полить елеем саднящие остатки совести».
Стиву Фергюссону слова Сэмюэля Ларкина про стремление разведчиков к миру не понравились. Конечно, руководитель «Осьминога» понимал, чем вызван этот теоретический экспромт высокопоставленного шпиона, но ему, с молоком матери впитавшему принципы разделения мира на мы и они, тяжело было слушать эти выкрутасы мистера Ларкина.
А пока он размышлял над тем, как сочетать заявление шефа с прежней идеологической линией обработки курсантов, паузой воспользовался Джон Бриггс. Увидев, что бывший штурман «Вишеры» понравился Сэмюэлю Ларкину, он решил закрепить успех Давыдова.
– Курсант Аргонавт зарекомендовал себя не только способным учеником, – сказал он. – Недавно он предложил руководству школы принципиально новый метод тренировки на выживание в экстремальных условиях.
– И в чем же он состоит? – заинтересованно спросил Сэмюэль Ларкин. – Пусть расскажет мистер Давыдов…
– Тут нет ничего нового, – пожал плечами Олег. – Мне казалось, что это всем известно… Я узнал, что здесь обучают обходиться минимальным количеством пищи, жить десять-пятнадцать суток на подножном корме. Я считаю, что такая установка усложняет положение оказавшегося без продуктов агента.
– И что же вы предложили?
– Сразу переходить на полное голодание. Я исходил из того, что здоровый человек может обходиться без пищи тридцать сорок дней. Трудно бывает в пер­вые два-три дня Сильное чувство голода, слабость, головокружение. А потом организм переключается на внутренние резервы, и они позволяют в течение двух-трех недель вести активную жизнь. Но при условии полного голодания… Если при вас есть пища, но мало, не надо дробить ее, растягивать. Питайтесь, как ели до того, а потом разом переходите на полное голодание.
– Откуда вам это известно?
– Я сам участвовал в голодном походе. Мы шли на байдарках по реке Печоре шестнадцать дней и при этом пили только воду. А в последний день играли в волейбол… Я потерял пятнадцать процентов первоначального веса, но мог продолжать путь. Об этом писали наши газеты.
– Люди организации крайне внимательно читают их, а вот не заметили… Благодарю вас, мистер Давыдов. Я позабочусь о том, чтобы… Словом, реализуйте идею Аргонавта здесь, в «Вера крус», господа. Вы, Бриггс, представьте доклад о проведенном эксперименте лично мне. Надеюсь, мистер Давыдов не откажется еще раз совершить такой поход, уже в качестве инструктора, ради нашего святого дела?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72