Журналист почувствовал на лице нестерпимый жар, но лишь на несколько секунд. Пламя спало, гроб как будто превратился в серую пыль, медленно оседавшую в топке.
Распорядитель снова тронул его за рукав.
— Давайте выйдем на улицу и покурим, а он тем временем соберет и вынесет пепел.
Жар солнца показался освежающим по сравнению с жаром, который журналист ощутил внутри крематория. Он предложил распорядителю сигарету, тот взял ее с деликатностью, присущей некоторым латиноамериканцам, быстро щелкнул зажигалкой, поднес ее к сигарете журналиста, потом прикурил сам. Они курили и молчали.
Распорядитель оказался прав. Они еще не успели докурить, как из крематория вышел человек в сером халате, держа в руках небольшую серую керамическую урну.
— Пять песо за урну, — пробормотал распорядитель извиняющимся тоном.
Журналист достал из кармана монету в пять песо. Человек в сером халате кивнул в знак благодарности и передал урну распорядителю.
— А теперь пойдемте к фургону, — сказал распорядитель. Они обогнули здание, где стоял фургон, запряженный ослом с сонными глазами. Фургон был заполнен грязью и отбросами, вокруг которых вились мухи. — Пепел мы высыпаем сюда.
Журналист удивленно посмотрел на него, внутри у него что-то оборвалось.
— А разве нет другого места?
Распорядитель в свою очередь посмотрел на него и кивнул.
— За дорогой есть ферма, за пять песо фермер разрешит нам высыпать пепел там.
— Пойдемте туда.
Журналист отправился за распорядителем через поле на другую сторону дороги, где находилось картофельное поле. Словно из-под земли, перед ними вырос фермер и моментально исчез, получив свои пять песо.
Распорядитель протянул урну.
— Пожалуйста, сеньор. Журналист покачал головой.
— Вы знали его, сеньор? — спросил распорядитель.
— Да, — ответил журналист. — Я знал его.
Распорядитель снял с урны крышку и привычным движением потряс урну, развеивая пепел. Они молча смотрели, как ветер разносил пепел по полю.
— Все не так, — печально произнес журналист. — Все не так.
— Почему, сеньор?
— Он был сильным мужчиной, земля содрогалась, когда он шел, мужчины любили его и боялись, женщины трепетали в его объятиях, люди искали его расположения. А теперь здесь нет никого из тех, кто помнит его. — Он повернулся и побрел назад. — Вы правы, в смерти все одиноки.
Распорядитель снова схватил его за рукав. Журналист повернулся. Он чувствовал слабость и усталость, хотел очутиться в баре нового отеля с высоким стаканом чего-нибудь прохладительного в руке. Сейчас он уже был не рад, что эта заметка попалась ему на глаза, отчего он оказался в этом ужасном месте, под палящими лучами солнца — в этом мире, где нет места памяти.
— Нет, сеньор, — тихо заметил распорядитель. — Я был не прав. Он не один, здесь же еще есть вы.
Книга I
Насилие и власть
1
Я играл под палящими лучами солнца во дворе, когда услышал слабый крик, доносившийся с дороги, ведущей в город. Мой пес тоже услышал его, потому что внезапно перестал крутиться вокруг меня и маленькой хижины, которую я сооружал из засохшей грязи. Он испуганно посмотрел на меня своими белесыми глазами и, ища защиты, поджал желтый хвост. Он стоял смирно, но его била мелкая дрожь.
— Что с тобой? — спросил я, протягивая руку, чтобы погладить его. Я понимал, что он испугался, но не знал отчего. Крик был устрашающим и тревожным, но я не боялся. Страх — это опыт, а я был еще слишком мал. Мне было всего шесть лет.
Вдалеке раздались выстрелы, но они моментально стихли, и тут раздался еще один крик, гораздо громче и ужаснее первого.
Пес поджал уши и бросился в заросли сахарного тростника, а я побежал за ним, крича на ходу:
— Пьерро! Пьерро! Ко мне!
К тому моменту, как я добежал до зарослей тростника, пес уже скрылся. Я стоял тихо, прислушиваясь, стараясь определить его местонахождение по треску стеблей.
— Пьерро! — крикнул я.
Пес не возвращался. Сахарный тростник тихо шуршал от дуновения теплого ветра, я чувствовал его приторно-сладковатый запах. Ночью шел дождь, и стебли намокли и отяжелели. Внезапно я понял, что остался один.
Рабочие, которые были здесь всего несколько минут назад, ушли, исчезли, как и пес. Я стоял и размышлял, что папа рассердится на них. За десять сентаво в час, который он им платил, они должны были трудиться полный рабочий день.
— Дакс! — крик раздался из дома позади меня. Я обернулся. Моя старшая сестра и одна из кухарок стояли на террасе.
— Дакс! Дакс! — кричала сестра и махала мне рукой.
— Мой пес убежал в тростник, — крикнул я в ответ и снова повернулся к зарослям.
Спустя минуту я услышал за спиной шаги, и, прежде чем успел обернуться, сестра схватила меня на руки и побежала назад к дому. Я мог слышать ее дыхание и хриплое бормотание вперемежку со всхлипываниями:
— О, Боже! Боже!
Когда мы уже подбегали к террасе, в дверях появилась мама.
— Быстрее, — прошептала она. — В винный погреб.
Мы протиснулись в дверь. Позади матери стояла Ла Перла — толстая повариха-индианка. Взяв меня из рук сестры, она быстро пронесла меня через дом к кухонной кладовой. Позади я услышал лязганье тяжелых засовов на входной двери.
— Что это, Ла Перла? — спросил я. — Где папа? Она сильнее прижала меня к своей тяжелой груди.
— Тихо, малыш.
Дверь кладовки была открыта, и мы начали спускаться по ступенькам в винный погреб. Остальные слуги были уже там: при свете огарка свечи, стоявшего на винной бочке, я разглядел темные испуганные лица.
Ла Перла усадила меня на маленькую скамеечку.
— Сиди здесь и веди себя тихо.
Я поднял на нее взгляд. Это мне нравилось, я подумал, что это гораздо интереснее, чем играть во дворе. Это была какая-то новая игра.
Ла Перла снова поднялась по ступенькам, я слышал, как наверху раздавался ее хриплый голос. Через минуту в погреб спустилась сестра, по щекам у нее текли слезы.
Она подбежала ко мне, обняла за шею и прижала мою голову к своей груди.
Я с возмущением вырвался, мне было больно, потому что грудь у нее была костлявая, а не такая мягкая и теплая, как у Ла Перлы.
— Отстань от меня, — сказал я.
В погреб спустилась мама, лицо у нее осунулось. Я услышал звук захлопываемой и запираемой тяжелой двери погреба и снова увидел Ла Перлу с раскрасневшимся от возбуждения лицом. В руке она держала громадный тесак, которым обычно рубила головы цыплятам.
Мама посмотрела на меня.
— С тобой все в порядке? — спросила она.
— Да, мама. Но Пьерро убежал. Он забежал в тростник, и я не смог его найти.
Но мама не обратила внимания на мои слова. Она прислушивалась к тому, что происходило наверху, хотя это было бесполезно. Так глубоко под землю звуки не долетали.
Одна из служанок внезапно разрыдалась.
— Заткнись, — зловеще прошептала Ла Перла и сделала угрожающий жест тесаком. — Ты хочешь, чтобы они нас услышали? Хочешь, чтобы нас убили?
Девушка замолчала. Я был рад, что Ла Перла успокоила ее, потому что сестра тоже перестала плакать. Я не любил, когда она плакала, лицо у нее становилось сморщенным и красным.
Я затаил дыхание и постарался прислушаться, но ничего не услышал.
— Мама...
— Тихо, Дакс, — строго прошептала она. Но мне обязательно надо было спросить ее.
— Где папа?
При этих словах сестра снова расплакалась.
— Прекрати! — прошептала мама, взглянув на нее, а затем снова повернулась ко мне:
— Папа скоро будет здесь, но до его прихода мы должны сидеть очень тихо. Понимаешь?
Я кивнул и посмотрел на сестру. Она продолжала тихонько всхлипывать. Я видел, что она напугана, но серьезных причин для плача не было. Я взял ее за Руку.
— Не бойся, — прошептал я. — Я здесь, с тобой.
Она улыбнулась сквозь слезы и прижала меня к себе.
— Мой маленький герой, мой защитник. Над головой у нас раздался топот тяжелых сапог, казалось, что этот топот заполнил весь дом.
— Бандиты! — воскликнула одна из служанок. — Они убьют нас!
— Заткнись! — На этот раз Ла Перла не обошлась одними словами. Ее рука сверкнула в полумраке, и служанка свалилась на пол с тихим воем. Похоже было, что шаги приближались к кухне.
— Свеча! — хрипло прошептала мама. Огарок резко погас, и мы очутились в полной темноте.
— Мама, мне ничего не видно, — сказал я.
Я почувствовал, как чья-то рука зажала мне рот. Я пытался что-нибудь разглядеть в темноте, но все, что я мог, это слушать дыхание остальных обитателей погреба. Шаги раздавались уже прямо над нашими головами, наверное, люди были в кухне.
Я услышал треск опрокидываемого стола, приглушенные мужские голоса и смех, затем скрип двери. Голоса звучали уже в кладовке. Затрещала дверь погреба, теперь голоса были слышны вполне отчетливо.
— Цыплятки, должно быть, спрятались внизу, — сказал один из мужчин, и остальные рассмеялись.
— А ты покукарекай, — предложил другой:
— Ваш петушок уже здесь.
В дверь погреба ударили.
— Открывайте!
Я почувствовал, как девушки прижались к стене, сестра дрожала.
— Они просто ищут цыплят, — прошептал я. — Скажите им, что они в курятнике на заднем дворе.
Мне не ответили, казалось, что никто вообще не услышал моих слов. Мимо меня в темноте протиснулась Ла Перла и остановилась в ожидании возле лестницы. Дверь погреба снова потряс сильный удар.
После следующего удара одна из служанок рухнула на колени и принялась молиться. Косяк двери дрогнул и отвалился, поток света хлынул в погреб, выхватив из темноты возвышающуюся, словно скала, фигуру Ла Перлы, сжимавшей в руке сверкающий тесак.
Мужчины начали спускаться по ступенькам, я смог разглядеть, что их было трое, остальные толпились наверху, так что я мог видеть только их ноги.
Взглянув на Ла Перлу, первый мужчина остановился.
— Старая жирная курица, не стоило и беспокоиться ради такой, — сказал он и пригнулся, вглядываясь вглубь погреба. — Но тут есть и другие, молоденькие и аппетитные. Эта старая курица просто сторожит свой выводок.
— Ублюдки! — выдавила сквозь зубы Ла Перла.
Мужчина как-то нехотя выпрямился, и из дула его обреза вырвалось пламя.
Едкий запах пороха ударил мне в нос, а когда в глазах прояснилось, я увидел, что Ла Перла, прислонившись спиной к стене напротив лестницы, медленно опускается на пол. На какое-то мгновение показалось, что она пытается удержаться на ногах, но тело ее продолжало медленно сползать. Половины лица и шеи у нее не было, вместо них было кровавое месиво из костей и мяса.
— Ла Перла! — закричала мама и рванулась к ней. Бандит небрежно перевернул в руке обрез и ударил маму прикладом по голове, когда она пробегала мимо него. Она внезапно обмякла и с искаженным лицом упала на тело Ла Перлы.
— Мама! — Я рванулся к ней, но пальцы сестры сжимали меня словно тиски, так что я не мог даже двинуться. — Мама! — снова закричал я.
Молившаяся служанка потеряла сознание и неуклюже растянулась на полу. Бандит заметил огарок свечи на бочке.
— Свечка, — сказал он, указывая на него. Один из бандитов зажег спичку, отблески ее желтого пламени заметались по погребу. Главарь осмотрел нас.
— О, четыре курочки и молодой петушок.
Позади меня раздался голос сестры, он был таким взрослым и строгим, каким я никогда раньше его не слышал.
— Что вам нужно? Забирайте все, что хотите, и уходите.
Главарь некоторое время разглядывал ее, его черные глаза сверкали, словно угли.
— Вот эта моя, — небрежно бросил он, — а вы можете заняться остальными.
Потерявшая сознание служанка пришла в себя именно в тот момент, когда он произносил эти слова. Она закричала, шатаясь, поднялась на ноги и метнулась мимо бандитов к лестнице, но один их них ухватил ее за длинные волосы, дернул назад, и она рухнула на колени.
Бандит развернул ее к себе лицом и оттянул голову за волосы назад так, что теперь ее лицо смотрело прямо на него, широко открытым ртом она жадно глотала воздух. Свободной рукой бандит рванул вырез ее платья, но грубый хлопок оказался слишком прочным и не порвался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121