Если бы... Было слишком много «если бы», и теперь уже ничего нельзя было поделать.
Но больше всего ей было жалко дочь.
Ей хотелось любить ее, заботиться о ней, но как только она впервые увидела девочку, увидела пустое выражение ее глаз, она поняла, что не сможет любить ее. И все-таки она пыталась сначала. Однако, каждый раз видя бесцветное личико и ничего не выражающие глаза, она молча отодвигала ребенка, и сестра забирала ее.
Сью-Энн прислонила голову к спинке дивана и закрыла глаза, уносясь далеко-далеко, в те времена, кота она была еще совсем маленькой.
Отец очень редко бывал дома, разве что на Рождество и другие праздники, все остальное время он отдавал своим делам. Его заботили только магазины, Сью-Энн помнила эти желто-голубые вывески: «Дойди экономит ваши деньги». Вся жизнь отца была в этих магазинах, как, впрочем, и жизнь деда.
Ее мать была одной из первых красавиц Атланты, и Сью-Энн часто слышала от нее презрительные слова о том, что дочь пошла в отца, высокого и грузного, и совсем не унаследовала привлекательности, которой отличались все женщины по линии матери.
Уже к четырнадцати годам Сью-Энн была выше всех мальчишек в классе и безуспешно пыталась бороться с лишним весом, не в силах совладать со своим чрезмерным аппетитом. А как только у нее пошли месячные, все лицо покрылось прыщами.
Она помнила, как безутешно проливала слезы перед зеркалом, не желая появляться на людях и ходить в школу. Но мать заставляла ее, и Сью-Энн помнила, как большинство мальчишек смеялись над ее прыщавым лицом, на котором вечно оставались следы питательных масок. Она стала ненавидеть мальчишек за их жестокость, но несмотря на это всегда чувствовала приятное возбуждение, когда они заговаривали с нею или просто обращали на нее внимание.
Она не помнила, каким образом и когда начала заниматься мастурбацией, но хорошо помнила, какое облегчение это ей приносило и какой покой и умиротворение наступали после этого. Только тогда спадало терзавшее ее напряжение. Сью-Энн помнила, гак приятно было после этого лежать по утрам в постели, закрыв глаза и мечтая о том, какой красивой она станет. Однажды в комнату вошла мать и застала ее за этим занятием.
Она до сих пор помнила гневное выражение ее лица. Мать стояла в дверях спальни и смотрела, как она, обнаженная, раскинув ноги, занималась мастурбацией. Мать схватила кожаный ремень, лежавший на столике, и принялась хлестать ее. Первый удар обжег кожу и разлился невыносимой болью. Сью-Энн закричала и перевернулась на живот, стараясь избежать этих яростных ударов. Ремень раскаленным железом полосовал ее спину, ягодицы, ноги. А потом жгучее тепло охватило все тело, она закричала, дергаясь в конвульсиях, и впервые в жизни испытала оргазм.
Но несмотря на это Сью-Энн продолжала слышать гневные крики матери, хлеставшей ее ремнем:
— Грязное отродье! Ты хочешь, чтобы твои дети были идиотами? Ты хочешь, чтобы твои дети были идиотами? — И так продолжалось без конца, пока Сью-Энн не захлебнулась в слезах и боли. «Идиотами, идиотами, идиотами....»
Но единственный урок, который Сью-Энн вынесла из этого, заключался в том, что она стала запирать дверь своей спальни. Теперь уже больше ничто не мешало ее занятиям. И так продолжалось до того момента, пока сна в возрасте шестнадцати лет не познала первого мужчину. Ее бы воля, это случилось бы гораздо раньше, но мальчишки не интересовались ею. Она думала, что они просто пугаются безупречной репутации ее семьи или, как и все джентльмены с юга, слишком робкие.
В конце концов это произошло на заднем сиденье автомобиля на поляне, где обычно после школьных танцев собирались парочки. Парень еще толком ничего не успел понять, когда отступать было уже поздно. И все-таки он никак не решался сделать последний шаг.
— Ну что же ты? — сердито потребовала Сью-Энн.
— Не знаю, ты действительно думаешь, что мы должны сделать это?
Она взорвалась, проявив беззастенчивый цинизм.
— Неужели тебе не надоело, что я все время подталкиваю тебя?
В конце концов ей почти все пришлось делать самой. Однако, почувствовав сопротивление девственной плевы, парень снова остановился.
— Дальше не лезет, — прошептал он.
Но Сью-Энн уже плохо соображала, мысль о том, что осталось чуть-чуть и все может рухнуть, привела се в бешенство. Ее ногти вонзились парню в ягодицы.
— Толкай сильней, черт бы тебя побрал! Парень сделал последнее усилие, увенчавшееся успехом. Через несколько секунд все было кончено.
— Куда ты? — удержала его Сью-Энн.
— У тебя же кровь идет, — сказал он. — Я не хочу, чтобы тебе было больно.
— Мне не больно.
— Правда? — неуверенно спросил он.
— Конечно, правда, давай еще разок. Быстрее, я хочу еще, давай, черт возьми, быстрее!
Буквально за одну ночь прыщи исчезли с лица Сью-Энн, и ей больше не надо было запирать дверь спальни. Потом было много парней и автомобилей, и, когда она закончила школу, перед ней открылся совершенно новый, чудесный мир. Даже порка, полученная от матери, и ее слова — все было забыто. Во всяком случае она так считала, до того момента, когда родился ребенок.
Сью-Энн казалось, что она с трудом пробирается сквозь туман. Она открыла глаза. Яркий свет бил прямо в глаза, она лежала на столе в родильной комнате и моргала, потому что туман никак не рассеивался.
Над столом, стоящим в углу, склонился доктор и две сестры, она смутно догадывалась, чем они заняты.
— Мой ребенок! — крикнула Сью-Энн, пытаясь подняться, но ремни, которыми она была привязана к столу, удержали ее.
Доктор бросил через плечо взгляд на Сью-Энн и что-то сказал сестре. Сестра подошла к ней.
— Лежите спокойно и отдыхайте.
— Что с моим ребенком?
— Ничего, отдыхайте. Все будет в порядке.
— Доктор! — закричала Сью-Энн. — Что с моим ребенком? — Она снова попыталась подняться, но сестра удержала ее. Подошел доктор. — Мой ребенок умер!
— Нет, с ребенком все в порядке, — сказал доктор. — Просто небольшие неприятности.
— Что такое?
— Головка была обмотана пуповиной. Сестра, стоявшая возле ребенка, повернулась, и Сью-Энн увидела на его лице кислородную маску.
— Что это?
— Ребенку необходим кислород, а теперь постарайтесь отдохнуть.
Сью-Энн оттолкнула руку доктора.
— Зачем?
— В таких случаях помогает кислород. Ведь не стоит рисковать, правда?
И тут Сью-Энн все поняла.
— У девочки поврежден мозг, да? Ведь первым делом повреждается мозг?
Доктор посмотрел на нее.
— Небольшая травма, — нехотя ответил доктор.
Сью-Энн внимательно посмотрела на него. Из глубины памяти всплыли слова матери: «Ты хочешь, чтобы твои дети были идиотами?»
Почувствовав внезапную боль, Сью-Энн закрыла глаза. Мать была права, мать всегда была права.
— Доктор?
— Да?
— Вы можете сделать так, чтобы у меня больше не было детей?
Он посмотрел на нее.
— Могу, но не считаете ли вы нужным сначала посоветоваться с мужем?
— Нет!
— Это просто несчастный случай, такое может больше никогда не повториться. Один процент на тысячу. А если я перевяжу вам трубы, все будет кончено. И если вам захочется иметь еще ребенка...
— Возьму приемного. По крайней мере буду точно знать, что беру.
Некоторое время доктор внимательно смотрел на нее, потом сделал знак сестре. На лицо Сью-Энн легла маска, она глубоко вздохнула. Закрыв глаза, она почувствовала, что они полны слез, и комната поплыла. Все внутри нее сжалось в комок, ей показалось, что само ее существо плачет.
Почему? Почему же ее мать всегда была права?
15
Когда в машину стали укладывать чемоданы и дорожные сундуки, Сью-Энн повернулась к Сергею.
— Я не хочу разводиться, — сказала она. Сергей не ответил.
— Банк будет ежемесячно выдавать тебе чек и он же будет оплачивать содержание девочки.
— Можешь не беспокоиться, — жестко ответил Сергей. — Я сам о ней позабочусь.
— Но мне хочется.
Сергей снова промолчал.
— Я вернусь, — сказала Сью-Энн. — Просто мне надо ненадолго съездить домой. Прийти в себя.
— Хорошо, — согласился Сергей. Но они оба знали что она никогда не вернется. Так и должно было случиться.
— Дома все по-другому, другой язык, другие люди. На самом деле я никогда не чувствовала себя здесь хорошо.
— Знаю и думаю, что это вполне естественно. Каждый человек лучше чувствует себя дома.
Последние чемоданы были уложены. Сью-Энн подняла голову и посмотрела в лицо Сергею.
— Ладно, — как-то неловко сказала она, — до свидания.
— До свидания, Сью-Энн. — Сергей поцеловал ее на французский манер в обе щеки.
Она не отрывала от него взгляда, внезапно на глазах у нее появились слезы.
— Прости, — прошептала она, повернулась и выбежала из дома, оставив дверь открытой.
Сергей медленно закрыл дверь и прошел в гостиную. Плеснув в стакан виски, медленно выпил и почувствовав слабость, опустился в кресло. Он много раз прощался с женщинами, но это прощание было совсем другим. Ни одна из женщин не была Сью-Энн, и ни одна из них не была его женой.
Прощание это не было для него неожиданностью, он предвидел его еще тогда, когда она вышла из больниц1 и рассказала, что сделала.
— Ты рехнулась! — крикнул Сергей. — Только идиотка могла так поступить!
Лицо Сью-Энн было бледным, но решительным.
— Никаких детей больше, хватит с меня.
— Но другие дети могли бы родиться здоровыми!
— Я не желаю рисковать, я слышала об этих старых знатных европейских фамилиях.
Сергей удивленно посмотрел на нее.
— Но в моей семье никогда не было ничего подобного. Это просто несчастный случай.
— В моей семье тоже такого не случалось, — резко ответила она. — Как бы там ни было, я не хочу больше иметь детей.
Наступила тишина, Сергей стоял перед камином и смотрел на пламя, Сью-Энн подошла к нему.
— Ладно, не будем об этом, да? Сергей промолчал.
— Я, пожалуй, пойду спать. Сергей не сдвинулся с места.
Сью-Энн начала подниматься по лестнице, потом обернулась.
— Ты идешь?
— Попозже.
Сью-Энн ушла, а Сергей все стоял перед камином, пока не прогорели дрова. Когда он поднялся в спальню, Сью-Энн ждала его в постели, но все уже было иначе. Прежним отношениям не суждено было вернуться, слишком много преград возникло вдруг между ними.
Сью-Энн поняла это так же быстро, как и Сергей, и ее желание вернуться к прежней жизни моментально улетучилось. Она перестала соблюдать диету и заниматься зарядкой, перестала заботиться о своей внешности, располнела. Как-то Сергей предложил ей сделать прическу и купить новые платья.
— Для чего? — спросила она. — Мы все равно никуда не ходим.
Тут она была права. Война ограничила их, путешествия по Европе ушли в прошлое, уже никто не мог отправиться на Ривьеру или съездить в Париж. Они оказались запертыми на небольшом клочке земли.
Постепенно, один за другим разъехались по своим странам знакомые, и в Швейцарии остались только швейцарцы. А они были очень скучными. Казалось, что, кроме денег, их ничто не интересовало, только и разговоров было, кто из нынешних лидеров положил больше других денег в швейцарские банки.
Поскольку говорилось об этом с видом собственников, создавалось впечатление, что Швейцария вовсе не намерена возвращать эти деньги. Когда война закончится, большинство вкладов останется в стране, так как многих клиентов уже не будет в живых. Они сгинут, не успев перевести свои средства в другие банки, что сделает их собственностью Швейцарии. Когда германские войска прорвали линию Мажино и оккупировали Францию, казалось, что швейцарцы правы. Ощущение было такое, что наступил закат Европы.
Примерно через месяц после этих событий Сергею довелось побывать по делам в банке. Встретивший его Бернштейн спросил:
— Ваш отец полковник германской армии?
— Ну и что? — с любопытством спросил Сергей.
— Мы хотели бы связаться с некоторыми из наших клиентов, — ответил банкир, — но сейчас у нас нет для этого возможности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Но больше всего ей было жалко дочь.
Ей хотелось любить ее, заботиться о ней, но как только она впервые увидела девочку, увидела пустое выражение ее глаз, она поняла, что не сможет любить ее. И все-таки она пыталась сначала. Однако, каждый раз видя бесцветное личико и ничего не выражающие глаза, она молча отодвигала ребенка, и сестра забирала ее.
Сью-Энн прислонила голову к спинке дивана и закрыла глаза, уносясь далеко-далеко, в те времена, кота она была еще совсем маленькой.
Отец очень редко бывал дома, разве что на Рождество и другие праздники, все остальное время он отдавал своим делам. Его заботили только магазины, Сью-Энн помнила эти желто-голубые вывески: «Дойди экономит ваши деньги». Вся жизнь отца была в этих магазинах, как, впрочем, и жизнь деда.
Ее мать была одной из первых красавиц Атланты, и Сью-Энн часто слышала от нее презрительные слова о том, что дочь пошла в отца, высокого и грузного, и совсем не унаследовала привлекательности, которой отличались все женщины по линии матери.
Уже к четырнадцати годам Сью-Энн была выше всех мальчишек в классе и безуспешно пыталась бороться с лишним весом, не в силах совладать со своим чрезмерным аппетитом. А как только у нее пошли месячные, все лицо покрылось прыщами.
Она помнила, как безутешно проливала слезы перед зеркалом, не желая появляться на людях и ходить в школу. Но мать заставляла ее, и Сью-Энн помнила, как большинство мальчишек смеялись над ее прыщавым лицом, на котором вечно оставались следы питательных масок. Она стала ненавидеть мальчишек за их жестокость, но несмотря на это всегда чувствовала приятное возбуждение, когда они заговаривали с нею или просто обращали на нее внимание.
Она не помнила, каким образом и когда начала заниматься мастурбацией, но хорошо помнила, какое облегчение это ей приносило и какой покой и умиротворение наступали после этого. Только тогда спадало терзавшее ее напряжение. Сью-Энн помнила, гак приятно было после этого лежать по утрам в постели, закрыв глаза и мечтая о том, какой красивой она станет. Однажды в комнату вошла мать и застала ее за этим занятием.
Она до сих пор помнила гневное выражение ее лица. Мать стояла в дверях спальни и смотрела, как она, обнаженная, раскинув ноги, занималась мастурбацией. Мать схватила кожаный ремень, лежавший на столике, и принялась хлестать ее. Первый удар обжег кожу и разлился невыносимой болью. Сью-Энн закричала и перевернулась на живот, стараясь избежать этих яростных ударов. Ремень раскаленным железом полосовал ее спину, ягодицы, ноги. А потом жгучее тепло охватило все тело, она закричала, дергаясь в конвульсиях, и впервые в жизни испытала оргазм.
Но несмотря на это Сью-Энн продолжала слышать гневные крики матери, хлеставшей ее ремнем:
— Грязное отродье! Ты хочешь, чтобы твои дети были идиотами? Ты хочешь, чтобы твои дети были идиотами? — И так продолжалось без конца, пока Сью-Энн не захлебнулась в слезах и боли. «Идиотами, идиотами, идиотами....»
Но единственный урок, который Сью-Энн вынесла из этого, заключался в том, что она стала запирать дверь своей спальни. Теперь уже больше ничто не мешало ее занятиям. И так продолжалось до того момента, пока сна в возрасте шестнадцати лет не познала первого мужчину. Ее бы воля, это случилось бы гораздо раньше, но мальчишки не интересовались ею. Она думала, что они просто пугаются безупречной репутации ее семьи или, как и все джентльмены с юга, слишком робкие.
В конце концов это произошло на заднем сиденье автомобиля на поляне, где обычно после школьных танцев собирались парочки. Парень еще толком ничего не успел понять, когда отступать было уже поздно. И все-таки он никак не решался сделать последний шаг.
— Ну что же ты? — сердито потребовала Сью-Энн.
— Не знаю, ты действительно думаешь, что мы должны сделать это?
Она взорвалась, проявив беззастенчивый цинизм.
— Неужели тебе не надоело, что я все время подталкиваю тебя?
В конце концов ей почти все пришлось делать самой. Однако, почувствовав сопротивление девственной плевы, парень снова остановился.
— Дальше не лезет, — прошептал он.
Но Сью-Энн уже плохо соображала, мысль о том, что осталось чуть-чуть и все может рухнуть, привела се в бешенство. Ее ногти вонзились парню в ягодицы.
— Толкай сильней, черт бы тебя побрал! Парень сделал последнее усилие, увенчавшееся успехом. Через несколько секунд все было кончено.
— Куда ты? — удержала его Сью-Энн.
— У тебя же кровь идет, — сказал он. — Я не хочу, чтобы тебе было больно.
— Мне не больно.
— Правда? — неуверенно спросил он.
— Конечно, правда, давай еще разок. Быстрее, я хочу еще, давай, черт возьми, быстрее!
Буквально за одну ночь прыщи исчезли с лица Сью-Энн, и ей больше не надо было запирать дверь спальни. Потом было много парней и автомобилей, и, когда она закончила школу, перед ней открылся совершенно новый, чудесный мир. Даже порка, полученная от матери, и ее слова — все было забыто. Во всяком случае она так считала, до того момента, когда родился ребенок.
Сью-Энн казалось, что она с трудом пробирается сквозь туман. Она открыла глаза. Яркий свет бил прямо в глаза, она лежала на столе в родильной комнате и моргала, потому что туман никак не рассеивался.
Над столом, стоящим в углу, склонился доктор и две сестры, она смутно догадывалась, чем они заняты.
— Мой ребенок! — крикнула Сью-Энн, пытаясь подняться, но ремни, которыми она была привязана к столу, удержали ее.
Доктор бросил через плечо взгляд на Сью-Энн и что-то сказал сестре. Сестра подошла к ней.
— Лежите спокойно и отдыхайте.
— Что с моим ребенком?
— Ничего, отдыхайте. Все будет в порядке.
— Доктор! — закричала Сью-Энн. — Что с моим ребенком? — Она снова попыталась подняться, но сестра удержала ее. Подошел доктор. — Мой ребенок умер!
— Нет, с ребенком все в порядке, — сказал доктор. — Просто небольшие неприятности.
— Что такое?
— Головка была обмотана пуповиной. Сестра, стоявшая возле ребенка, повернулась, и Сью-Энн увидела на его лице кислородную маску.
— Что это?
— Ребенку необходим кислород, а теперь постарайтесь отдохнуть.
Сью-Энн оттолкнула руку доктора.
— Зачем?
— В таких случаях помогает кислород. Ведь не стоит рисковать, правда?
И тут Сью-Энн все поняла.
— У девочки поврежден мозг, да? Ведь первым делом повреждается мозг?
Доктор посмотрел на нее.
— Небольшая травма, — нехотя ответил доктор.
Сью-Энн внимательно посмотрела на него. Из глубины памяти всплыли слова матери: «Ты хочешь, чтобы твои дети были идиотами?»
Почувствовав внезапную боль, Сью-Энн закрыла глаза. Мать была права, мать всегда была права.
— Доктор?
— Да?
— Вы можете сделать так, чтобы у меня больше не было детей?
Он посмотрел на нее.
— Могу, но не считаете ли вы нужным сначала посоветоваться с мужем?
— Нет!
— Это просто несчастный случай, такое может больше никогда не повториться. Один процент на тысячу. А если я перевяжу вам трубы, все будет кончено. И если вам захочется иметь еще ребенка...
— Возьму приемного. По крайней мере буду точно знать, что беру.
Некоторое время доктор внимательно смотрел на нее, потом сделал знак сестре. На лицо Сью-Энн легла маска, она глубоко вздохнула. Закрыв глаза, она почувствовала, что они полны слез, и комната поплыла. Все внутри нее сжалось в комок, ей показалось, что само ее существо плачет.
Почему? Почему же ее мать всегда была права?
15
Когда в машину стали укладывать чемоданы и дорожные сундуки, Сью-Энн повернулась к Сергею.
— Я не хочу разводиться, — сказала она. Сергей не ответил.
— Банк будет ежемесячно выдавать тебе чек и он же будет оплачивать содержание девочки.
— Можешь не беспокоиться, — жестко ответил Сергей. — Я сам о ней позабочусь.
— Но мне хочется.
Сергей снова промолчал.
— Я вернусь, — сказала Сью-Энн. — Просто мне надо ненадолго съездить домой. Прийти в себя.
— Хорошо, — согласился Сергей. Но они оба знали что она никогда не вернется. Так и должно было случиться.
— Дома все по-другому, другой язык, другие люди. На самом деле я никогда не чувствовала себя здесь хорошо.
— Знаю и думаю, что это вполне естественно. Каждый человек лучше чувствует себя дома.
Последние чемоданы были уложены. Сью-Энн подняла голову и посмотрела в лицо Сергею.
— Ладно, — как-то неловко сказала она, — до свидания.
— До свидания, Сью-Энн. — Сергей поцеловал ее на французский манер в обе щеки.
Она не отрывала от него взгляда, внезапно на глазах у нее появились слезы.
— Прости, — прошептала она, повернулась и выбежала из дома, оставив дверь открытой.
Сергей медленно закрыл дверь и прошел в гостиную. Плеснув в стакан виски, медленно выпил и почувствовав слабость, опустился в кресло. Он много раз прощался с женщинами, но это прощание было совсем другим. Ни одна из женщин не была Сью-Энн, и ни одна из них не была его женой.
Прощание это не было для него неожиданностью, он предвидел его еще тогда, когда она вышла из больниц1 и рассказала, что сделала.
— Ты рехнулась! — крикнул Сергей. — Только идиотка могла так поступить!
Лицо Сью-Энн было бледным, но решительным.
— Никаких детей больше, хватит с меня.
— Но другие дети могли бы родиться здоровыми!
— Я не желаю рисковать, я слышала об этих старых знатных европейских фамилиях.
Сергей удивленно посмотрел на нее.
— Но в моей семье никогда не было ничего подобного. Это просто несчастный случай.
— В моей семье тоже такого не случалось, — резко ответила она. — Как бы там ни было, я не хочу больше иметь детей.
Наступила тишина, Сергей стоял перед камином и смотрел на пламя, Сью-Энн подошла к нему.
— Ладно, не будем об этом, да? Сергей промолчал.
— Я, пожалуй, пойду спать. Сергей не сдвинулся с места.
Сью-Энн начала подниматься по лестнице, потом обернулась.
— Ты идешь?
— Попозже.
Сью-Энн ушла, а Сергей все стоял перед камином, пока не прогорели дрова. Когда он поднялся в спальню, Сью-Энн ждала его в постели, но все уже было иначе. Прежним отношениям не суждено было вернуться, слишком много преград возникло вдруг между ними.
Сью-Энн поняла это так же быстро, как и Сергей, и ее желание вернуться к прежней жизни моментально улетучилось. Она перестала соблюдать диету и заниматься зарядкой, перестала заботиться о своей внешности, располнела. Как-то Сергей предложил ей сделать прическу и купить новые платья.
— Для чего? — спросила она. — Мы все равно никуда не ходим.
Тут она была права. Война ограничила их, путешествия по Европе ушли в прошлое, уже никто не мог отправиться на Ривьеру или съездить в Париж. Они оказались запертыми на небольшом клочке земли.
Постепенно, один за другим разъехались по своим странам знакомые, и в Швейцарии остались только швейцарцы. А они были очень скучными. Казалось, что, кроме денег, их ничто не интересовало, только и разговоров было, кто из нынешних лидеров положил больше других денег в швейцарские банки.
Поскольку говорилось об этом с видом собственников, создавалось впечатление, что Швейцария вовсе не намерена возвращать эти деньги. Когда война закончится, большинство вкладов останется в стране, так как многих клиентов уже не будет в живых. Они сгинут, не успев перевести свои средства в другие банки, что сделает их собственностью Швейцарии. Когда германские войска прорвали линию Мажино и оккупировали Францию, казалось, что швейцарцы правы. Ощущение было такое, что наступил закат Европы.
Примерно через месяц после этих событий Сергею довелось побывать по делам в банке. Встретивший его Бернштейн спросил:
— Ваш отец полковник германской армии?
— Ну и что? — с любопытством спросил Сергей.
— Мы хотели бы связаться с некоторыми из наших клиентов, — ответил банкир, — но сейчас у нас нет для этого возможности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121