Он сидел и молчал, только руки его все крепче прижимали ее к себе.
— Неужели ты не видишь? Ведь эта земля — не моя, люди здесь — не такие, как я. Я — француженка, Роберт, я здесь чужая!
Он не отвечал.
Она вырвалась из его рук.
— И ты тоже здесь чужой! Ведь ты не беженец, тебя никто не вынуждал сюда ехать! Ты такой же француз, как я. Они нас сюда не звали, они даже против того, чтобы мы жили с ними рядом. Здесь мы только занимаем место, которое другим нужно гораздо больше, чем нам с тобой. Мы поедаем их пищу.
— Ты устала, — мягко сказал он. — Отдохнешь, и те5е станет лучше.
— Не хочу! Все, что я сказала, — правда, и ты знаешь об этом. Если бы ты им был действительно нужен, тебе бы нашли работу поважнее, чем сидеть каким-то клерком в конторе и переводить. Знаешь, что им нужно куда больше, чем мы с тобой? Деньги. Деньги, чтобы строить на них, чтобы покупать на них еду и одежду. Ты бы мог принести Израилю гораздо больше пользы, работая у отца в банке, а не здесь.
Он посмотрел ей прямо в глаза.
— Я не могу вернуться.
— Почему? — требовательно спросила она. Он промолчал. — Потому что твой отец реалист и знает, что для того, чтобы выжить в этом мире, приходится делать то, что не очень-то хочется?
— Дело не в этом.
— Из-за меня? — Она не отвела взгляда. — Из-за того, что я не вписываюсь в твой мир?
Опять молчание.
— Об этом тебе можно не беспокоиться. Возвращайся домой, где тебя ждут. Мы разведемся. Тебе не придется стыдиться меня. — На глазах ее вновь появились слезы. — Прошу тебя, Роберт, я больше так не могу. Я хочу домой.
Она заплакала, снова спрятав лицо у него на груди. Сквозь всхлипы ухо ее уловило странный грудной голос, ласково произнесший:
— Я люблю тебя, Дениз. Не плачь, мы едем домой.
18
С того дня прошло меньше полугода. Дениз стояла в своей комнате в городском доме де Койна в Париже перед огромным трехстворчатым зеркалом и критическим взглядом рассматривала свое отражение. Поразительно, думала она, как все меняется в зависимости от того, по какую сторону прилавка ты стоишь. Когда она хотела стать манекенщицей, ей говорили, что ее бюст слишком велик. А теперь те же люди, принимая ее как клиентку, уверяют ее, что грудь у нее самой совершенной формы и как нельзя более соответствует замыслу художника. Дениз едва заметно улыбнулась самой себе.
Модельер в салоне князя Никовича чуть с ума не сошел. Актерским жестом прижав ладони ко лбу и закрыв глаза, он произнес:
— Мне видится это как очень простое темно-зеленое узкое платье, почти в обтяжку. Шея раскрыта до основания, а ниже — смелое декольте в форме полумесяца, чтобы приоткрыть эту восхитительную грудь. И юбка колоколом, с разрезом от пола почти до колена, как у китаянок. Это будет потрясающе!
Он открыл глаза, посмотрел на нее.
— Как вы думаете?
— Не знаю, я никогда не носила зеленое.
Платье вышло именно таким, каким его «видел» автор, но завершающую ноту внес в него Роберт: он преподнес ей известный всему миру изумруд барона, камень в пятьдесят каратов в форме сердечка, оправленный в мелкие прямоугольные бриллианты и свисающий с тонкой платиновой цепочки изысканной работы. Драгоценность загадочно поблескивала на ее чуть золотистой коже, покоясь в самом центре декольте, в ложбинке между грудями. Насыщенный зеленый цвет камня отражался в темно-карих глазах Дениз.
Внезапно Дениз охватило какое-то беспокойство. Она повернулась к сестре своего мужа, сидевшей в маленьком кресле у нее за спиной. Снизу доносились приглушенные звуки празднества, набиравшего силу.
— Не знаю, что такое со мной. Боюсь идти вниз.
— Не стоит беспокоиться, — улыбнулась Каролина. — Не съедят же они тебя.
Дениз посмотрела ей прямо в глаза.
— Ты не понимаешь. С некоторыми из присутствующих там мужчин я спала. Что я им скажу при встрече? Или их женам?
— Пошли их всех к черту! Я могла бы рассказать тебе такие вещи, что ты тут же почувствовала бы себя невинным ягненком.
— Возможно, но ведь я делала это за деньги. Каролина приблизилась к ней.
— Посмотри в зеркало. Знаешь, что означает изумруд? Дениз молча покачала головой.
— Его носила моя мать, — сказала Каролина. — И моя бабушка, а до нее — ее мать. То есть его носила либо сама баронесса де Койн, либо та, что вот-вот должна была стать ею. Когда отец передал камень Роберту, для того чтобы он подарил его тебе, это означало конец всей твоей прошлой жизни в той мере, в какой это касалось нашей семьи. Люди, которые сейчас находятся внизу, все до единого знают это.
Дениз почувствовала, что готова заплакать.
— Роберт никогда не говорил мне об этом.
— Ему незачем было. Для него это само собой разумеется, равно как и для всех остальных. Вот увидишь.
— Я сейчас расплачусь.
— Не нужно. — Каролина коснулась руки Дениз. — Давай-ка побыстрее спустимся вниз, пока ты и вправду не успела этого сделать. А то косметика потечет.
Через толпу гостей к Дениз подошел барон.
— Могу ли я пригласить тебя на танец, доченька?
Она кивнула, пробормотав какую-то вежливую фразу. Он взял ее за руку и провел к чуть возвышавшейся площадке для танцев. Музыканты заиграли медленный вальс, и они плавно закружились по залу. Галантно ведя ее, барон улыбнулся:
— Видишь, как хорошо я их вышколил, — они принимают во внимание мой возраст. Дениз рассмеялась.
— Ну, в таком случае им бы нужно было играть что-нибудь побыстрее!
— Нет, ни за что! — Он взглянул на нее. — Тебе нравится вечер?
— О да, здесь все как в сказке. Я никогда не знала, что жизнь может быть такой прекрасной. — Она поцеловала его в щеку. — Спасибо, папа!
— Я здесь ни при чем, все это благодаря тебе. Ведь ты вернула мне сына. — Он сделал едва заметную паузу. — С Робертом все в порядке?
Она подняла на него глаза.
— Вы имеете в виду наркотики? Он кивнул.
— Да, — ответила Дениз. — С ними покончено. Ему было нелегко, долгое время он сильно мучился, но теперь это позади.
— Я рад. Видишь, как не быть благодарным тебе?
— За это нужно благодарить не меня, а израильтян. Насчет таких вещей у них очень строго. Это они поставили Роберта на ноги.
Незаметно они оказались у входа в библиотеку, и барон увлек Дениз за собой из зала.
— Зайдем сюда, я хочу дать тебе кое-что.
Дениз с любопытством последовала за ним. От горевших в камине дров по комнате волнами распространялось тепло. Барон отпер ящик стола, потянул его на себя и извлек пачку бумаг.
— Это все твое, — передавая бумаги Дениз, сказал он.
Дениз посмотрела на листки. Здесь действительно было все: полицейские протоколы, медицинские справки, документы о задержаниях и арестах. Она была совершенно сбита с толку.
— Как вы их добыли?
— Купил. Теперь, когда документы здесь, твое имя нигде больше не фигурирует.
— Но каким образом? — спросила она. — Ведь это, должно быть, стоило ужасно дорого!
Не ответив, барон забрал у нее бумаги, подошел к камину и швырнул их в огонь. Кучка листков ярко вспыхнула.
— Я хотел, чтобы ты видела это своими глазами. — Барон повернулся к Дениз. — Та Дениз ушла навсегда. Она долго смотрела в огонь, потом обернулась:
— Ушла? Тогда кто же остался? Кто я?
— Моя невестка, — спокойно ответил барон, — Жена Роберта, которой я так горжусь.
Пройдя по коридору, Роберт зашел в кабинет отца.
— Это не оправдает себя.
Барон поднял голову.
— Почему ты так решил?
— Я же был там, — с жаром ответил Роберт. — Ты, наверное, забыл, что я жил в этой стране. Принимая во внимание всю важность проекта, могу сказать, что Израиль будет не в состоянии заплатить за прокладку водопровода через пустыню. Ему и ста лет не хватит, чтобы расплатиться. Наши деньги уйдут в песок.
На лице отца появилось выражение, которого Роберт раньше не замечал.
— Но ты согласен, что проект этот реален?
— Да.
— И необходим?
— Бесспорно. Меня беспокоит экономическая сторона вопроса.
— Иногда бывает только разумно вкладывать средства в дела, которые не обещают быстрой прибыли, — сказал сыну барон. — Таков долг богатых людей перед обществом. Прибыль здесь заключается в том, что в результате выигрывают все.
Роберт с удивлением посмотрел на отца.
— Не означает ли это резкой перемены в твоих взглядах?
Барон улыбнулся.
— А твои возражения должны свидетельствовать о переменах в твоих?
— Но как же твоя ответственность перед остальными членами семейства? Ты говорил про нее, обосновывая необходимость спасения концерна фон Куппена.
Барон поднялся.
— Это оборотная сторона той же медали. Если бы тогда мы не сделали того, что сделали, все наши прибыли достались бы другим. Данный проект осуществим именно благодаря тем деньгам, которые мы заработали, поддержав фон Куплена.
Несколько мгновений Роберт соображал.
— Тогда выходит, что ты не стремишься на этом проекте заработать?
— Я этого не говорил, — быстро ответил отец. — Как банкир я всегда должен быть заинтересован в прибылях. Но в этом деле не прибыль сама по себе стоит на первом месте.
— Значит, ты не отвергнешь прибыль, если я укажу тебе, как ее можно получить?
— Конечно, нет. — Барон вновь уселся. — Что ты имеешь в виду?
— Пароходную компанию «Кэмпион-Израиль». Мы готовы отказаться от оформления страховки, поскольку Марсель чересчур уж жадничает и хочет заграбастать всю прибыль целиком.
— Это так, — заметил барон. — Наш старый друг Марсель готов заглотить все, что видит. Меньше чем за год он прибрал к рукам почти столько же судов, сколькими владеет его тесть, и уж гораздо больше, чем это нужно грекам. Но все его суда уже столько раз заложены и перезаложены, что, боюсь, какая-нибудь очередная сделка пустит их всех ко дну.
— Но если прибыли от израильской линии не будут годностью и без остатка перекачаны в другие его компании, то не хватит ли нам этих денег, чтобы покрыть текущий дефицит средств на этот проект с водопроводом?
Барон задумался.
— Может, и хватит, хотя придется пройти по острию ножа.
— Если мы объединим два проекта в один и предоставим Израилю денежную ссуду под, скажем, полпроцента вместо обычных пяти-семи, не убьем ли мы тем самым двух зайцев сразу?
— Пожалуй. Роберт улыбнулся.
— Но, — продолжал барон, — что если Марсель на это не пойдет? Ведь если мы вынудим его внести больше, чем того требует его доля, может получиться так, что никакой прибыли мы не увидим вообще.
— Надо его спросить, — заметил Роберт. — Если ему позарез, как ты говоришь, нужны суда, он согласится. И выдать ему свидетельство о страховке будет для нас тогда сущим удовольствием.
Де Койн с уважением посмотрел на сына. Высказанная им идея была абсолютно здравой, а если бы она оказалась еще и осуществимой, Израиль получил бы значительные выгоды.
— Марсель сейчас в Нью-Йорке, — сказал барон. — Может, тебе стоит отправиться туда и потолковать с ним?
— Отлично. Думаю, Дениз это тоже понравится. В Америке она еще ни разу не была.
Барон взглядом проводил скрывшуюся за дверью фигуру сына. Привычным движением руки поднес к глазам лист бумаги, начал вчитываться, но так и не смог заставить себя сосредоточиться. Старею, подумал он. Всего несколько лет назад, когда он был лишь чуть моложе, он не просмотрел бы такую возможность. Видимо, пора уже потихоньку отходить от дел.
И вовсе не потому, что он чувствовал себя таким усталым. Просто он слишком долгое время нес свою нелегкую ношу. А может, все эти годы он не был готов умерить пыл потому, что не видел рядом продолжателя своего дела? Такого, какого его отец нашел в нем самом?
19
Толпа начала выкрикивать приветствия еще задолго до того, как длинный черный лимузин остановился у задрапированного флагами помоста. Человек в форме капитана бросился вперед, чтобы распахнуть дверцу. Взорам собравшихся открылось сначала затянутое в шелковый чулок колено, затем солнце заблистало в мягких, рассыпавшихся по плечам волосах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121