— Да, нечто в этом роде, только организация у него будет получше. И ему помогают из-за рубежа, а кто помогал нам? Деньгами и оружием.
— Поставки оружия так и не прекратились?
— Нет. Из всего множества дел, которые нужно решить, это, наверное, самое главное. С прекращением поставок его армия наемников развалится сама по себе.
— Оружие доставляют морем, — заметил я.
— Таможней в порту ведает мой двоюродный брат. Он клянется, что этого не может быть.
Я промолчал. Как обычно, правды ждать было не от кого. За окном уже виднелись пригороды. Был базарный день, и по обочине дорога следом за своими повозками тянулись крестьяне. Усталые, возвращались они домой. Я смотрел на них.
Что-то было не так. Обычно крестьяне шли с рынка радостные и возбужденные. Они пели песни, громко смеялись, бренчали монетами в карманах, испытывая гордость за то, что с такой легкостью провели наивных горожан с их тугими кошельками. А тут я заметил, как один из них молча плюнул вслед нашей машине.
Я повернулся к президенту. Он тоже видел это. Лицо его побелело и сморщилось.
— Яд стал проникать даже в души простого народа.
— Но что-то, наверное, еще можно сделать.
— Что? — спросил он. — Не могу же я посадить всех их в камеры. Сейчас каждый обвиняет меня в своих горестях. Видит Бог, я всю жизнь старался сделать как лучше.
Он действительно верил в то, что говорил. Что мог я ему ответить? Может, когда смолкнет стрельба и люди успокоятся, здравые речи окажут на них благотворное действие? Пройдет время, подумал я, и даже президент захочет к ним прислушаться.
Да, видимо, он слишком устал от бремени власти, которое так долго давило на его плечи.
— Итак, ты вернулся. — Раздавшийся в полуосвещенной комнате голос Ампаро был полон сарказма.
— Да, — ответил я. — Вернулся.
— Он так и говорил, — пренебрежительно заметила она. — Приполз, как щенок к своему хозяину.
Я промолчал. Сделал несколько шагов по комнате, остановился около ее кресла, глянул вниз. Глаза ее в полумраке поблескивали. Бледное, с тонкими чертами лицо выглядело так, будто годами не видело солнца. Горькая усмешка искривила ее губы.
— Ну, что смотришь?
— Хочу рассмотреть получше. Мы давно не виделись. Ампаро отвернулась.
— Не смотри так. Мне это не нравится.
— Хорошо. — Я сел на стул рядом. — Мне говорили, что ты болела.
— Что еще тебе говорили?
— Ничего.
— Ничего? — скептически спросила Ампаро.
— Ничего.
На мгновение она задумалась.
— Я не была больна, — ответила она наконец — Это он распространил слухи. Ему не нравится то, что я делаю, поэтому он запрещает мне появляться на публике. Я молчал.
— Мне казалось, он не позволит тебе встретиться со мной.
— Почему?
Ампаро взглянула на меня и тут же отвела глаза. Отсутствующим голосом сказала:
— Я ошиблась, он оказался умнее. Он понял, что самое лучшее — это дать нам возможность встретиться. После того, как ты увидел, на кого я стала похожа, между нами уже ничего быть не может.
— Я не обнаружил в тебе ничего такого, просто то, что когда-то было между нами, давно ушло. И не нужно нам хвататься за что-то, что исчезло вместе с нашим детством.
Ампаро потянулась за сигаретой. Я поднес ей огонь. Сладковатый дымок поплыл по комнате. Глядя на меня, она сделала выдох.
— Бедный Дакс, тебе так не везло со всеми твоими женами, а?
И опять я промолчал.
— Это потому, что ты позволял, чтобы тебя выбирали. В следующий раз будешь выбирать сам. Молчание.
— Но только не эту Гуайанос, — неожиданно промолвила она. — Из-за нее тебя просто убьют.
— Как ты узнала о ней? — посмотрел я на Ампаро. Она рассмеялась.
— Все, что бы ты ни делал, становится известным. В этом городе нет секретов. Жизнь каждого является предметом пристального внимания нашего президента.
— Но ты-то как узнала? — настаивал я.
— У меня есть друзья в секретной полиции. — Она засмеялась. — Тебе нравится твой номер в отеле?
— Да, — ответил я. — Он самый роскошный из всех.
— Еще бы. Он предназначен для самых важных гостей президента.
— Если хочешь сказать мне что-то, — сказал я уже несколько раздраженно, — говори. Хватит этих детских намеков.
— Дитя — это ты. — Ампаро выбралась из кресла, подошла к секретеру и выдвинула ящик. — Иди сюда, я покажу тебе кое-что.
Я приблизился. В ящик был встроен магнитофон.
— Слушай. — Она нажала кнопку.
Из динамика послышался звук телефонного звонка. Затем раздался щелчок и мужской голос произнес: «Алло».
В ту же секунду я понял, что это мой собственный голос. Никто сразу не узнает свой голос.
Теперь говорила женщина:
— Сеньор Ксенос?
— Да.
— Беатрис Гуайанос. Я же говорила, что позвоню.
— Я ждал все утро...
Ампаро нажала на кнопку, и лента остановилась. Она подняла ко мне лицо.
— Дальше можно не слушать. Ты и сам знаешь, что было сказано.
Она вернулась к своему креслу.
— И так не только телефоны. Будь у него возможность записать твои мысли, он бы это сделал, поверь.
— Но как ты добыла запись?
— Очень просто. — Ампаро засмеялась. — Это он мне ее дал. Чтобы доказать то, что я и сама поняла уже много лет назад. Но он не хотел рисковать.
Я посмотрел на нее в задумчивости.
— Для чего ты мне все это рассказываешь? Ампаро со злостью затушила в пепельнице сигарету.
— Мне просто жаль тебя. Он будет использовать тебя точно так же, как и всех остальных, а когда ты окажешься ненужным, он вышвырнет тебя.
— Знаю.
— Знаешь и все же вернулся?
— Да. Я всегда это знал, даже тогда, когда был жив мой отец. Он тоже знал, но в то время это было не важно. Для отца главным было то, что президент был способен также и на добрые дела. Людей, подобных твоему родителю, много, он не единственный такой. И они тоже приносят свою пользу, а со временем исчезают, и вместе с ними исчезает и их зло. Остается только то положительное и доброе, что они успели сделать.
— Ты и вправду в это веришь, не так ли?
— Верю. Как верю и в то, что когда-нибудь Кортегуа станет свободным государством, по-настоящему свободным.
Ампаро засмеялась, но веселья в ее смехе не было — только голая насмешка.
— Тогда ты такой же глупец, как и все. Неужели ты не видишь, что в этом-то и заключается секрет его силы — в невысказанных обещаниях, которые никогда не будут выполнены.
На это я не ответил, и Ампаро подошла ближе, чтобы взглянуть мне в лицо. В глазах ее сверкало неистовство, которого я никогда не видел раньше.
— Пока он жив, Кортегуа никогда не увидит свободы. Слишком уж далеко он зашел в своих играх, чтобы остановиться.
Молчание.
Ампаро повернулась, чтобы взять другую сигарету. Пока я держал перед ней зажигалку, она, не отрываясь, смотрела мне в глаза.
— Если ты действительно хочешь, чтобы страна стала свободной, единственный путь к этому — убить его.
Я выдержал ее взгляд. Лицо ее сохраняло абсолютную бесстрастность. Я покачал головой.
— Нет. Не к свободе ведет этот путь. Мы шли по нему вес это время, но к свободе не пришли. Теперь люди сами должны захотеть освободиться.
— Люди, — с презрением фыркнула Ампаро. — Они думают так, как им прикажут думать.
— Не всегда. Я имею право так говорить, я немало повидал в мире. Когда-нибудь и у нас наступят перемены.
— К тому времени мы все будем мертвы, — сказала Ампаро, отходя от меня. Приблизившись к секретеру, она закрыла ящик, потом повернулась в мою сторону. — Кроме моего отца. Он будет жить вечно!
Я промолчал.
Она глубоко затянулась, медленно выдохнула дым.
— Он был прав. Он всегда прав, — произнесла она почти шепотом. — А ты слишком похож на своего отца.
4
— Это лейтенант Хиральдо, — сказал президент. — Я возложил на него персональную ответственность за твою безопасность в течение того времени, что ты пробудешь здесь.
Молодой офицер четко отсалютовал.
— К вашим услугам, ваше превосходительство.
— Спасибо, лейтенант. — Я повернулся к президенту. — Я чувствую себя по-дурацки. Неужели это так необходимо? Президент кивнул.
— Особенно, если ты будешь настаивать на поездке в горы на свою гасиенду. В тех местах бандиты особенно активны.
— Я должен туда съездить. Слишком много времени прошло с тел пор, когда я последний раз был на могиле своих родителей.
— Тогда Хиральдо со своими людьми будет сопровождать тебя. — В голосе президента звучала такая решительность, что дальнейший спор превращался в бессмыслицу. Он повернулся к офицеру. — Готовьте своих людей, лейтенант.
Отдав честь, Хиральдо вышел.
— Ты виделся с Ампаро?
— Да.
Лицо президента приняло странное выражение, я так и не понял, что оно означало.
— И что ты можешь сказать?
— Ампаро изменилась, — осторожно ответил я. Он кивнул.
— Ампаро очень больна.
— Я бы не сказал. Мне она показалась в полном порядке.
— Не в физическом смысле, — он понизил голос, — здесь. — Указательным пальцем он постучал себя по виску. Я промолчал.
— Наверное, она предложила тебе убить меня? — голос президента звучал абсолютно ровно.
— Что-то в этом роде она и вправду говорила, — ответил я столь же невозмутимо.
— Это ли не свидетельство слабоумия? — Мне почудились нотки сдерживаемого гнева. — Стремление убить родного отца?
— Да. — Ничего другого я сказать не мог. — У вас не было мысли показать ее докторам?
— Тут доктора не помогут, — с горечью сказал президент. — Она сгорает от ненависти ко мне.
— За границей есть врачи, которые справлялись с подобными случаями.
— Нет, — ответил президент, — она должна остаться здесь. Невозможно даже предположить, что может случиться, если ее не будет рядом со мной. Наверняка найдутся такие, которые захотят извлечь личную пользу из ее болезни. — Он резко переменил тему. — Ты говорил с американским консулом?
— Нет еще, у нас договоренность о встрече сегодня во второй половине дня.
— Хорошо, — удовлетворенно сказал он. — Потом расскажешь мне о его реакции.
— Двадцать миллионов долларов, — произнес он, откидываясь в кресле.
— Что вас так поразило, Джордж? Это ничто по сравнению с тем, что Штаты давали другим. А потом, это же не подарок, это всего-навсего заем. Вы гораздо больше просадили на Трухильо и Батисту, я уж не говорю о других.
— Знаю, знаю, — отозвался он, — но тогда мы точно представляли себе, с кем имеем дело.
— Понимаю, — насмешливо сказал я. — Если бы вы меньше беспокоились об этом, то, возможно, вас меньше ненавидели бы жители этих стран.
Джордж Болдуин бросил на меня взгляд.
— Я не хочу вступать в политическую дискуссию.
— А никакой дискуссии и нет. Должник не вступает в споры со своим банкиром.
— Послушайте, мы могли бы говорить прямо, без обиняков.
— Ситуация слишком серьезна, чтобы трепать языками впустую, — заметил я. — Я вовсе не хочу сказать, что все сделанное стариком абсолютно правильно. Но все же для своей страны он успел сделать гораздо больше, чем его предшественники. И — не забывайте! — без всякой официальной помощи со стороны американского правительства. Проблема, перед которой стоим мы сейчас, это не только наша проблема, опасность грозит всей Латинской Америке и вам самим. Нравится вам это или нет, но коммунисты окопались здесь надолго. И ваше невмешательство только поможет им пробраться к власти.
Лицо Болдуина стало серьезным.
— О чем это вы говорите? — спросил он, доставая сигарету. — Неужели вы тоже начинаете превращаться в параноика, видящего коммунистов под собственной кроватью?
— Нет, — ответил я, — они гораздо умнее. Они установили связь со многими социальными группами, и может оказаться так, что через какое-то время вы обнаружите, что поддерживаете кого-то из них. И когда это произойдет, вы отдадите им всю страну.
— Я не могу в это поверить. Нам хорошо известно, что из себя представляют коммунисты.
— Неужели? Возможно. Но что если они хорошо замаскированы? Сможете ли вы отличить их в толпе, где они не бросаются в глаза?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121