– Вы у нас будете Наездник-Б, – сказал он журналисту.
– Это круто. Скажите, а кто же у нас Наездник-А?
Санк-Марс бросил на него пристальный взгляд.
– С вами, молодой человек, надо держать ухо востро. Б – это Бойл, – пояснил он репортеру. – Что касается господина А, вам о нем пока беспокоиться не стоит.
Одинокий и мрачный, Санк-Марс вышел на крепкий мороз мглистого вечера. Пора было возвращаться к себе в деревню к теплому потрескивающему огню камина, уютно устраиваться с книгой под боком у жены со стаканчиком виски, чтобы стряхнуть накопившуюся за день усталость. Надо бы ему на сегодня забыть о злодеях и их юных жертвах. Но вместо этого у него не шла из головы новость, что его главный источник – Наездник, по причинам, лежавшим за пределами его воображения, был как-то связан с ЦРУ. Эту мысль нельзя было сбрасывать со счетов. Как иначе он мог так успешно скрывать свою телефонную линию, что даже его номер нельзя было отследить? Как иначе он мог иметь доступ ко всей этой первоклассной информации, которой снабжал его, если не через широкую и отлично организованную международную разведывательную сеть? Но если это так, возникает вопрос о том, почему ЦРУ пошло на контакт именно с ним? Почему ЦРУ именно его решило сделать самым успешным монреальским полицейским? Какую конечную цель преследуют его информаторы? И что, черт возьми, здесь вообще происходит?
Санк-Марс вернулся в управление, спустился на лифте в гараж, сел в свой «форд» и поехал домой. Ему надо было отдохнуть, расслабиться, спокойно выпить.
Когда он выехал из города на скоростное шоссе, ветер усилился.
Надвигалась буря.

Часть вторая
ЗЛОКАЧЕСТВЕННОЕ СМЕЩЕНИЕ
ГЛАВА ВОСЬМАЯ

СРЕДА, 12 ЯНВАРЯ
Когда Санк-Марс вошел, разговоры у кофеварки смолкли, и полицейские разошлись кто куда. Он прошел в свою кабинку. Неприязнь, с которой к нему стали относиться коллеги, была вызвана материалом, опубликованным во вчерашней «Газетт», где говорилось о коррупции среди полицейских. Как правило, полицейские не читали англоязычных газет, но этот номер успели просмотреть все. Их мало волновало то, что Бобьен рвал и метал, но Андре Лапьер был среди них своим. И по управлению прошел слушок, что это Санк-Марс сдал одного из своих.
Злой, поглощенный своими мыслями, занятый сбором документов по одному старому делу, которое передавалось в суд, Санк-Марс не заметил, как в его кабинку вошел Реми Трамбле. Лейтенант поставил на пол спортивную сумку.
– Ты, Эмиль, должно быть, очень занят…
– Вроде того. И я не собираюсь выслушивать то, что у тебя на уме.
Усевшись на стул в своей обычной позе – с прямой спиной, – Трамбле нервно потер выдающийся вперед подбородок.
– Нам надо поговорить. Прошел слух, что ты сдал прессе Лапьера и Бобьена.
Санк-Марс почесал спину.
– Ты, Реми, сначала задай себе вопрос о том, кто эти слухи распространяет.
– Они живут своей жизнью. А я думаю так же, как все. Больше всего Реми нравилось вести с сослуживцами беседы об их поведении. Его это вдохновляло даже больше, чем собственно работа, которой он занимался изо дня в день.
– Эмиль, ты там был. И это ты выступал за то, чтобы навести там шорох. В документах, которые мы изъяли в гараже, была только ксерокопия той страницы с именами полицейских – только копия. Я не удивлюсь, если подлинник окажется в твоем столе. И тому, что именно из твоего стола он перекочевал в газету.
– Здесь ты ничего не найдешь, – Санк-Марс упер средний палец левой руки в письменный стол.
Трамбле устало вздохнул и облизнул губы.
– В гараже ты сделал копию документа и сохранил оригинал. Я говорил с полицейским, который там был с тобой. Ты – единственный офицер, который сам делал копии. Мы прошерстили то самое дело и нашли в нем только копию. В документе перечислены семнадцать имен, Эмиль, включая два упомянутых в статье, и именно эти два человека промывали тебе мозги в прошлую пятницу.
– Люди, чьи имена там упомянуты, имели отношение к облаве в гараже, – возразил Санк-Марс, собираясь с силами. – Именно это хотел подчеркнуть автор. И этот факт не может не вызвать у нас ряд вопросов. Таких, как поведение Лапьера и стремление Бобьена курировать это дело.
– Вот ты и раскрылся, Эмиль. У тебя та же позиция, что и у английского автора.
– Я только сказал, что он затронул определенные проблемы.
– А меня волнует другая проблема.
– Какая же? – негромко спросил его Санк-Марс.
Он прекрасно знал, что ни один сотрудник управления не работает с документами так дотошно, как Реми Трамбле. Волосы его всегда были так аккуратно уложены, что он, наверное, раз в неделю ходил в парикмахерскую. А брился он так тщательно, что кожа на щеках и подбородке была молочно-белой и такой гладкой, что казалась вощеной.
– Кто следующий?
– Что ты имеешь в виду? – спросил Санк-Марс.
– Я, Эмиль, уже давно вышел из детского возраста. Ты хотел получить это расследование, а Бобьен обрубил тебе концы. Теперь он получил оплаченный отпуск и временно отстранен от исполнения обязанностей. Ты крупно повздорил с Андре. Его вызвали на ковер и объявили о проведении служебного расследования. Он совсем в другой весовой категории по сравнению со своим начальником – чтобы ему продолжали платить, за него должен был вступиться профсоюз. – Трамбле смахнул невидимые пылинки с безукоризненно отутюженной складки на брюках. – И что теперь? Если я стану руководителем операции, у меня тоже все пойдет наперекосяк?
– Реми…
– Ты играешь с огнем. Хотелось бы мне знать правила этой игры.
Санк-Марс попытался отшутиться:
– Закон джунглей, Реми. Каждый за себя.
– Теперь ясно, какой расклад. Я буду руководить операцией.
– Ничего другого я и не ожидал, – сказал ему Санк-Марс. – Можешь рассчитывать на мою поддержку.
– Правда? Тогда скажи, чем я мог бы тебе помочь? Что тебе надо?
Эмиль Санк-Марс склонился в своем вращающемся кресле и внимательно посмотрел на давнего сослуживца. Много лет они служили в одних чинах, вместе продвигаясь по служебной лестнице, хотя с самого начала Трамбле лучше ориентировался в хитросплетениях политической жизни управления. Неудивительно поэтому, что когда пришло время двигать на повышение кого-то одного из них, логичное решение было принято в пользу Трамбле.
– Как продвигается твое внутреннее расследование? – поинтересовался Санк-Марс. – Что нам известно о компьютерной утечке?
Лейтенант опять почесал подбородок, и Санк-Марсу показалось, что его собеседник снова напрягся.
– Расследование идет своим чередом. Есть некоторые основания подозревать сотрудницу информационного отдела – Андре за ней раньше ухлестывал. Хотя я не утверждаю, что эти два обстоятельства между собой как-то связаны.
– Ты поэтому мне не дал разгон за Андре, хоть и считаешь, что это я его подставил?
– Я не говорю, что он в чем-то замешан, пока у меня нет для этого оснований. А если он и впрямь в чем-то виноват, я не знаю, в чем именно и насколько.
– Пока нет.
– Может быть, никогда не будет.
– Ты интересовался, чем можешь мне помочь.
– Я об этом потом не пожалею?
– Я буду делать все, о чем ты меня будешь просить. Только не говори мне, чего я не могу делать.
Оба мужчины пристально смотрели друг другу в глаза, и никто не отводил взгляд.
– Только не переходи границу закона. На кого ты охотишься, Эмиль?
– На кого и всегда, – честно признался Санк-Марс. – Как и в доброе старое время.
Реми Трамбле глубоко вздохнул. Он встал и сделал шаг к двери, потом обернулся.
– У тебя, Эмиль, чутье феноменальное, я тебя за это уважаю. А еще я надеюсь, что ты знаешь, как отличить друзей от врагов.
Джулия Мардик перешла авеню Парк и вдоль восточного склона горы направилась к университету МакГилл. В этом месте улица очень широка – восемь полос движения, и, как обычно в Монреале, когда дорога позволяет, мало кто из водителей соблюдает ограничение скоростного режима. К северу от горы авеню Парк сужается до четырех полос, которые на протяжении нескольких миль проходят мимо магазинчиков и ресторанов, принадлежащих выходцам со всех концов света. К югу от горы авеню Парк снова сужается, веером расходясь вдоль горы дорогами на запад и крутыми проулками, спускающимися к центру и к району, где обосновались студенты. Авеню Парк получила название именно от этого короткого своего отрезка, который проходит мимо парка.
Древний вулканический холм изящными белоснежными изгибами полого уходил ввысь, и улица у его подножия, по которой шла девушка, тоже слегка поднималась в гору перед тем, как спуститься вниз, в сердце города. Джулии нравился парк Маунт-Ройял. Он, как кто-то ей сказал, был спроектирован Фредериком Лоу Олмстедом, к числу других известных проектов которого принадлежит и Центральный парк в Нью-Йорке. В теплые летние вечера она любила здесь гулять по старым тропинкам для верховой езды и взбираться на вершины скалистых утесов, одиноко возвышающихся на территории кладбища, читать имена и даты на могильных камнях и склепах, как будто без всякой на то причины ища в них предзнаменование беды. Как и многие другие, она ходила на гору по заросшему парку по вечерам, когда кончались занятия. Народа обычно было достаточно, поэтому она чувствовала себя там в безопасности. Отчасти такие прогулки доставляли ей удовольствие потому, что были связаны с некоторой долей риска. Иногда гора внушала ей совсем иное настроение. Кто там еще бродил по темным зарослям? Бывало, она довольно близко подходила к прогуливавшимся парочкам, искавшим уединения, – она вроде как следила за ними, просто так, ради интереса. В такие минуты она острее ощущала собственное одиночество, тоскливое до щемящей боли. Она любила свой новый город и одновременно страшилась его, может быть, потому, что во время такой вечерней прогулки встретила Селвина Норриса.
Он сидел на парковой скамейке в вечерних отсветах мягкой осени, вытянув длинные ноги через дорожку, у которой она стояла. Джулии пришлось через них перешагивать, и в этот момент он что-то хрипловато сказал. А когда она уже пошла дальше своим путем, Норрис громко спросил, слышала ли она печальную песню, которую поет на закате редкий залетный гость горы – пестрый американский дрозд. Вопрос его был ей приятен – девушке хотелось, чтобы мужчина продолжал в том же духе, но вместо этого он пошел проторенной колеей и спросил:
– Девушка, мне кажется, мы уже с вами где-то встречались?
Она не удержалась и ответила ему грубостью. Отозвался он самым неожиданным образом:
– Разве вы не Джулия? Джулия Мардик?
Девушка остановилась как вкопанная. Он заинтриговал ее, и она уподобилась ослу, который неотступно шел за морковкой и тянул за собой тележку, груженную тайнами. Она сама себе тогда очень удивилась, просто поразилась силе желания, с которым ей захотелось обратить на себя внимание этого человека. От него исходило какое-то утонченное обаяние, но на дурацкие причуды не было и намека – мужчина был хорошо одет, и по возрасту он был значительно старше какого-нибудь прощелыги-студента, который после первого же поцелуя растрезвонил бы на всю округу о своей победе. Селвин Норрис превзошел ее ожидания – он не просто мог поддержать разговор, он мог его взять на себя целиком, ей оставалось только слушать. В первый же вечер она согласилась сесть в его роскошную «инфинити» в надежде, что он отвезет ее к себе, а если повезет, то в какое-нибудь кафе в центре. Но вопреки ожиданиям, он довез ее до дома, хотя она не давала ему свой адрес.
– Ничего не понимаю!
– Это я так даю понять, что положил на тебя глаз.
– Ты что, ходил за мной по пятам?
– Я никогда не позволю себе этим злоупотребить. Спи сегодня спокойно, Проныра. Пусть тебя ничто не тревожит. А впредь никогда не садись в машины к незнакомцам.
«Да, – думала она несколько месяцев спустя, – если, конечно, они не из „Ангелов ада“.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84