Им утром займутся «Росомахи», а я сейчас тут просто потому, что время позднее.
Санк-Марс оценил скромность сослуживца.
– Мне нужно тебя кое о чем спросить, Ален. Это важно.
– Слушаю вас, сэр.
– Ты говорил кому-нибудь о моей утренней встрече с Каплонским?
– Никак нет, сэр.
– Что-то ты мне очень быстро ответил, – подозрительно проговорил Санк-Марс. – Подумай хорошенько. Ты обсуждал с кем-нибудь утренние события?
– Мне не надо об этом думать, – раздраженно сказал Дегир. – Знаете, в последнее время события развиваются таким образом, что я уже ничего ни с кем не обсуждаю.
– Даже с Лапьером?
– Что вы хотите от меня, сержант?
– Мне нужна правда. Почему-то сейчас это она в таком дефиците…
Дегир вместе с Санк-Марсом внимательно наблюдали за смятением и суматохой, которые вызывало расследование. Взрыв бомбы привлек сюда массу народа.
– Мы с Лапьером говорим каждый день, – признался Дегир. – Он мой напарник. И сегодня мы днем разговаривали. В детали я его не посвящал, ничего ему о них не рассказывал. Я ему только сказал, что вы задержали Каплонского, а потом отпустили.
– Ты так ему и сказал?
– Да, сэр. Когда вы меня спросили, говорил ли я кому-нибудь об этом, я не имел в виду своего напарника. Естественно, я рассказал ему об этом.
– Ты сказал Лапьеру о том, что мы взяли Каплонского и – что? Двенадцать… нет, шестнадцать часов спустя Каплонского взорвали, а ты возглавляешь расследование.
Дегир пнул ботинком снежный ком. Все трое стояли, засунув руки в карманы, их дыхание белым паром клубилось в ночном воздухе.
– Я хороший полицейский, – тихо сказал Дегир. – Если у вас есть причины меня в чем-то подозревать, делайте свое дело. Но я – честный полицейский.
Санк-Марс взглянул на двоих младших детективов и покачал головой, как будто ему было непросто принять решение.
– Если хочешь знать мое мнение, Ален, ты прав в том, что у меня к тебе повышенный интерес. Всегда, когда полицейский начинает катиться по наклонной, у всех возникает повышенный интерес к его напарнику.
– Против него нет доказательств.
– Это он так считает. Но я не вправе его судить. Скажи мне, ты сейчас работаешь в дневной смене? Я тебя каждый день вижу на работе.
– Да, я должен работать днем. Но сейчас у нас сложное положение.
Из морга приехала машина «скорой помощи». Ей прокладывал дорогу полицейский автомобиль с вертушкой, и красные блики заплясали на лицах трех стоявших на сугробе полицейских.
– В этой связи меня интересует, кто поручил тебе заниматься этим делом ночью?
– Мой дежурный офицер.
– Это кто?
– Жиль Бобьен.
– Как это? Его же отстранили от дел.
– Сегодня вечером его вернули к исполнению обязанностей. Грипп скосил столько народа, что его вернули на работу. – Дегир кивал, выпятив подбородок, как будто защищаясь.
– Да ну? Что ты об этом думаешь, Билл? Ты слышал? Бобьена вернули на работу, а мне никто даже не удосужился сообщить эту замечательную новость. Ален, если ты работаешь в дневную смену, как могло случиться, что в канун Рождества, когда убили того паренька – Артиняна, ты вышел в ночь?
– Вы что, меня допрашиваете? – поинтересовался Дегир. Он перевел взгляд с Санк-Марса на Мэтерза и обратно.
– Я задал тебе вопрос, – сказал Санк-Марс.
– Я не обязан вам отвечать, – ответил офицер.
– Да, не обязан.
Дегир задумался. Он снова ковырял снег ботинком. Подбородок у него напрягся, он явно все сильнее выходил из себя.
– Это совсем другая история, – вспомнил он. – Мы с Андре взяли отгулы. На все праздники – канун Рождества, Рождество, канун Нового года и сам Новый год. Я впервые должен был получить выходные на все эти дни. Я получаю то же, что Андре. Он ведь у нас за старшего.
– Да, обычно так и бывает, – заметил Санк-Марс. – А что же тебя заставило потом все переиграть?
Дегир покачал головой, потом потер подбородок о воротник куртки, как будто хотел выгадать время для ответа на вопрос.
– Этого я и сам до сих пор не понимаю. Андре позвонил мне в конце дня и сказал, что мы позже должны будем выйти на работу. Я, конечно, расстроился: сначала вам в канун Рождества дают отгул, а потом его отнимают. Я подумал, может быть, кто-то сделал Андре какое-то одолжение, и ему пришлось поменяться сменами.
Билл Мэтерз так уставился на сослуживца, что Санк-Марс слегка толкнул его локтем, и он тут же сменил выражение лица на безразличное.
– Иначе говоря, у Андре Лапьера был грипп, но вместо того, чтобы остаться дома на выходной и отлежаться, он решил выйти на работу.
Дегир поразмыслил и кивнул, давая понять, что так оно и было. Никаких объяснений он предлагать не стал.
– Ален, если ты честный полицейский, то ничего не станешь рассказывать о нашем разговоре Андре Лапьеру. Меня совершенно не волнует, что он твой напарник. Не рассказывай ему о вашем сегодняшнем ночном расследовании ничего, кроме того, что он прочтет в завтрашних утренних газетах. Если ты грязный полицейский, можешь говорить ему все, что сочтешь нужным. Но в этом случае, когда будешь с ним говорить, передай от меня привет.
Дегир отошел от них метра на три, потом вернулся. Теперь он разозлился не на шутку, и когда снова заговорил, то выглядел как баран, готовый броситься на любое препятствие.
– Это ведь именно вы – старшие, всегда говорите о том, что за напарника надо стоять горой!
– Я в курсе, – ответил Санк-Марс.
– И я предан этому человеку потому, что он мой напарник. Это вы – старшие, думаете, что я с ним в сговоре! А у меня с ним никакого сговора нет, понятно?
– Понятно. Я приму это к сведению.
– Черт бы вас побрал!
– Выбирай выражения, Ален! На твоем месте я бы постарался держать себя в руках.
Дегир как-то странно дернулся, потом тряхнул головой, должно быть, стараясь унять гнев, и нацелил указательный палец в лицо старшего детектива.
– Я мог бы быть вашим напарником, а Билл – партнером Лапьера. Тогда бы вы ему сегодня разгон давали, а не мне.
– Возможно, – согласился Санк-Марс.
– Я вообще не понимаю, почему я за этим подонком должен грязь разгребать.
Санк-Марс ждал подобного высказывания, поэтому сразу задал следующий вопрос:
– Это ты моего доброго друга Лапьера называешь подонком, Ален? А как же твоя преданность напарнику?
Теперь Дегир вплотную подошел к Санк-Марсу, и хотя он был сантиметров на пять ниже, из-за неровного снега под ногами они оказались одного роста. Дегир с бешенством смотрел прямо в глаза старшего полицейского с расстояния всего в несколько сантиметров. Санк-Марс изо всех сил сдерживал желание боднуть этого парня, прекрасно понимая, что из такого состязания победителем ему не выйти.
– Я верен своему напарнику, – заявил Дегир с вызовом и, как показалось Санк-Марсу, с горечью. – Я ничего не сказал вам такого, что могло бы ему повредить. Но это не значит, что я не считаю его самым большим подонком из всех, которых встречал.
– Это я тоже приму к сведению, – заметил Санк-Марс.
Дегир развернулся на каблуках, нервно передернул плечами и ткнул пальцем в сторону Билла Мэтерза, потом снова нацелил его на Санк-Марса.
– Я не понимаю, – сказал он, и его смущение было так же очевидно, как и волнение, – вы для нас всех – герой, вы сами об этом знаете. Как же так получилось, что в напарники себе вы выбрали этого… квадратноголового англичанина?
– Мы с тобой оба служим в полиции, – спокойно ответил ему Мэтерз, пораженный безапелляционностью высказывания коллеги.
– Тебе этого не понять, – настаивал Дегир.
Мэтерз не без сарказма ответил:
– Да уж, куда мне.
Ален Дегир какое-то время стоял, глядя в сторону, и тяжело дышал. Перед тем как снова заговорить, он попытался успокоиться. В конце концов, взяв себя в руки, обратился прямо к Мэтерзу.
– Для нас – для французов, он герой. Вот и все, что я хочу сказать. А работаешь с ним в напарниках ты – англичанин. А я вот последние шесть месяцев пашу вместе с Андре Лапьером, а этот малый – полное дерьмо, ты знаешь об этом? И живет он в дерьме. – Он стоял и от полноты переполнявших его чувств покачивал головой. – Извините меня, – сказал Дегир, бросив быстрый взгляд на Санк-Марса. – Давайте, забудем об этом.
Теперь он жалел себя самого, потому что знал, что повел себя недостойно. Он повернулся, чтобы уйти.
– Ален, – сказал Санк-Марс, кивнув подбородком в сторону Билла Мэтерза и не глядя на Дегира, – он, конечно, квадратноголовый, но знаешь что? От этого мозги у него работают не хуже, уверяю тебя. Подумай об этом на досуге.
Дегир отошел в сторону, всем своим видом демонстрируя оскорбленное самолюбие.
– Ален! – крикнул ему вдогонку Санк-Марс. Он знал, что иногда бывает лучше дожимать до конца. – Сколько их было? – Он указал в сторону обгоревшего «линкольна».
– Двое, – ответил Дегир, причем голос уже не выдавал его волнения. – Мы так думаем, сам Каплонский и его жена. Опознанию оба они не подлежат. Девочка, сидевшая с их ребенком, сказала, что вышли они вдвоем. Домой они приехали вовремя. Стали сдавать назад, и раздался взрыв.
– Надо выяснить, где они были. Бомбу им подложили именно там.
– Так точно, сэр.
Билл Мэтерз и Санк-Марс пошли обратно к своей машине. К месту взрыва валом валили репортеры, журналисты с телевидения разбирались со своей аппаратурой. Санк-Марсу пришлось отделываться от тех журналистов, которые знали его в лицо.
– Значит, Лапьер в этом все-таки замешан? – спросил Мэтерз.
Лапьер знал, что они взяли Каплонского, и теперь бедолаги уже не было в живых. Лапьер вышел на работу в канун Рождества, когда вполне мог бы оставаться дома. Для смышленого полицейского косвенные улики значат очень много, хотя суд и не принимает их в качестве достоверных доказательств. Мэтерз был подавлен. То, что «Ангелы ада» могли как хотели вертеть в своих интересах полицейским, подрывало его веру в правильность мироздания. Он очень удивился, когда Санк-Марс высказал свое несогласие.
– Как это могло произойти? У меня создается впечатление, что он получил задание стать дежурным офицером без всякой на то причины. Или вам кажется, что у него были свои резоны заниматься этим делом? Я в этом что-то сомневаюсь.
– У тебя есть для этого все основания. Хотя у меня здесь есть одно соображение.
– Можете рассказать? – Они разговаривали, стоя по разные стороны у машины.
– Я не исключаю, что это может быть как-то связано с тем, что Андре не захотел тогда поделиться с нами своими записями. Он мог записать разговор Каплонского с Царем так, как рассказывал. Но прослушал он его не день спустя после убийства или потом, когда у него уже прошел грипп. Он прослушал пленку до этого, когда сидел дома и болезнь у него еще только начиналась.
– До убийства? То есть вы хотите сказать…
– Чистый он полицейский или грязный, он заранее знал, что парнишку должны были убрать.
– Как же в таком случае он может быть чистым? Он ничего не сделал, чтобы предотвратить преступление!
– Это только предположение. Давай, рассмотрим вот такую версию. В ту ночь Каплонский должен был быть арестован, и Лапьер хотел, чтобы это случилось. Он думал, что знает, как найти Царя, если это был тот самый русский, – причем знал он об этом от самого Каплонского. После того как Каплонского прикрыли адвокатом байкеров, положение осложнилось. Лапьер стал терять терпение. Как и ты, он нервничает, сталкиваясь с людьми, которые взрывают своих врагов. А это очень мешает полицейскому хорошо работать. Это делает его дерьмовым полицейским.
И я не исключаю, что он не стал спасать парня, чтобы присвоить себе славу раскрытия этого дела. Теперь не знаю, что готов с ним за это сделать, и я никогда ему этого не прощу, но я не готов сейчас категорически утверждать, что он специально решил выйти в ту ночную смену, чтобы получить это дело и подтасовывать улики для отвода подозрений от «Ангелов». Да и когда это их самих волновало?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Санк-Марс оценил скромность сослуживца.
– Мне нужно тебя кое о чем спросить, Ален. Это важно.
– Слушаю вас, сэр.
– Ты говорил кому-нибудь о моей утренней встрече с Каплонским?
– Никак нет, сэр.
– Что-то ты мне очень быстро ответил, – подозрительно проговорил Санк-Марс. – Подумай хорошенько. Ты обсуждал с кем-нибудь утренние события?
– Мне не надо об этом думать, – раздраженно сказал Дегир. – Знаете, в последнее время события развиваются таким образом, что я уже ничего ни с кем не обсуждаю.
– Даже с Лапьером?
– Что вы хотите от меня, сержант?
– Мне нужна правда. Почему-то сейчас это она в таком дефиците…
Дегир вместе с Санк-Марсом внимательно наблюдали за смятением и суматохой, которые вызывало расследование. Взрыв бомбы привлек сюда массу народа.
– Мы с Лапьером говорим каждый день, – признался Дегир. – Он мой напарник. И сегодня мы днем разговаривали. В детали я его не посвящал, ничего ему о них не рассказывал. Я ему только сказал, что вы задержали Каплонского, а потом отпустили.
– Ты так ему и сказал?
– Да, сэр. Когда вы меня спросили, говорил ли я кому-нибудь об этом, я не имел в виду своего напарника. Естественно, я рассказал ему об этом.
– Ты сказал Лапьеру о том, что мы взяли Каплонского и – что? Двенадцать… нет, шестнадцать часов спустя Каплонского взорвали, а ты возглавляешь расследование.
Дегир пнул ботинком снежный ком. Все трое стояли, засунув руки в карманы, их дыхание белым паром клубилось в ночном воздухе.
– Я хороший полицейский, – тихо сказал Дегир. – Если у вас есть причины меня в чем-то подозревать, делайте свое дело. Но я – честный полицейский.
Санк-Марс взглянул на двоих младших детективов и покачал головой, как будто ему было непросто принять решение.
– Если хочешь знать мое мнение, Ален, ты прав в том, что у меня к тебе повышенный интерес. Всегда, когда полицейский начинает катиться по наклонной, у всех возникает повышенный интерес к его напарнику.
– Против него нет доказательств.
– Это он так считает. Но я не вправе его судить. Скажи мне, ты сейчас работаешь в дневной смене? Я тебя каждый день вижу на работе.
– Да, я должен работать днем. Но сейчас у нас сложное положение.
Из морга приехала машина «скорой помощи». Ей прокладывал дорогу полицейский автомобиль с вертушкой, и красные блики заплясали на лицах трех стоявших на сугробе полицейских.
– В этой связи меня интересует, кто поручил тебе заниматься этим делом ночью?
– Мой дежурный офицер.
– Это кто?
– Жиль Бобьен.
– Как это? Его же отстранили от дел.
– Сегодня вечером его вернули к исполнению обязанностей. Грипп скосил столько народа, что его вернули на работу. – Дегир кивал, выпятив подбородок, как будто защищаясь.
– Да ну? Что ты об этом думаешь, Билл? Ты слышал? Бобьена вернули на работу, а мне никто даже не удосужился сообщить эту замечательную новость. Ален, если ты работаешь в дневную смену, как могло случиться, что в канун Рождества, когда убили того паренька – Артиняна, ты вышел в ночь?
– Вы что, меня допрашиваете? – поинтересовался Дегир. Он перевел взгляд с Санк-Марса на Мэтерза и обратно.
– Я задал тебе вопрос, – сказал Санк-Марс.
– Я не обязан вам отвечать, – ответил офицер.
– Да, не обязан.
Дегир задумался. Он снова ковырял снег ботинком. Подбородок у него напрягся, он явно все сильнее выходил из себя.
– Это совсем другая история, – вспомнил он. – Мы с Андре взяли отгулы. На все праздники – канун Рождества, Рождество, канун Нового года и сам Новый год. Я впервые должен был получить выходные на все эти дни. Я получаю то же, что Андре. Он ведь у нас за старшего.
– Да, обычно так и бывает, – заметил Санк-Марс. – А что же тебя заставило потом все переиграть?
Дегир покачал головой, потом потер подбородок о воротник куртки, как будто хотел выгадать время для ответа на вопрос.
– Этого я и сам до сих пор не понимаю. Андре позвонил мне в конце дня и сказал, что мы позже должны будем выйти на работу. Я, конечно, расстроился: сначала вам в канун Рождества дают отгул, а потом его отнимают. Я подумал, может быть, кто-то сделал Андре какое-то одолжение, и ему пришлось поменяться сменами.
Билл Мэтерз так уставился на сослуживца, что Санк-Марс слегка толкнул его локтем, и он тут же сменил выражение лица на безразличное.
– Иначе говоря, у Андре Лапьера был грипп, но вместо того, чтобы остаться дома на выходной и отлежаться, он решил выйти на работу.
Дегир поразмыслил и кивнул, давая понять, что так оно и было. Никаких объяснений он предлагать не стал.
– Ален, если ты честный полицейский, то ничего не станешь рассказывать о нашем разговоре Андре Лапьеру. Меня совершенно не волнует, что он твой напарник. Не рассказывай ему о вашем сегодняшнем ночном расследовании ничего, кроме того, что он прочтет в завтрашних утренних газетах. Если ты грязный полицейский, можешь говорить ему все, что сочтешь нужным. Но в этом случае, когда будешь с ним говорить, передай от меня привет.
Дегир отошел от них метра на три, потом вернулся. Теперь он разозлился не на шутку, и когда снова заговорил, то выглядел как баран, готовый броситься на любое препятствие.
– Это ведь именно вы – старшие, всегда говорите о том, что за напарника надо стоять горой!
– Я в курсе, – ответил Санк-Марс.
– И я предан этому человеку потому, что он мой напарник. Это вы – старшие, думаете, что я с ним в сговоре! А у меня с ним никакого сговора нет, понятно?
– Понятно. Я приму это к сведению.
– Черт бы вас побрал!
– Выбирай выражения, Ален! На твоем месте я бы постарался держать себя в руках.
Дегир как-то странно дернулся, потом тряхнул головой, должно быть, стараясь унять гнев, и нацелил указательный палец в лицо старшего детектива.
– Я мог бы быть вашим напарником, а Билл – партнером Лапьера. Тогда бы вы ему сегодня разгон давали, а не мне.
– Возможно, – согласился Санк-Марс.
– Я вообще не понимаю, почему я за этим подонком должен грязь разгребать.
Санк-Марс ждал подобного высказывания, поэтому сразу задал следующий вопрос:
– Это ты моего доброго друга Лапьера называешь подонком, Ален? А как же твоя преданность напарнику?
Теперь Дегир вплотную подошел к Санк-Марсу, и хотя он был сантиметров на пять ниже, из-за неровного снега под ногами они оказались одного роста. Дегир с бешенством смотрел прямо в глаза старшего полицейского с расстояния всего в несколько сантиметров. Санк-Марс изо всех сил сдерживал желание боднуть этого парня, прекрасно понимая, что из такого состязания победителем ему не выйти.
– Я верен своему напарнику, – заявил Дегир с вызовом и, как показалось Санк-Марсу, с горечью. – Я ничего не сказал вам такого, что могло бы ему повредить. Но это не значит, что я не считаю его самым большим подонком из всех, которых встречал.
– Это я тоже приму к сведению, – заметил Санк-Марс.
Дегир развернулся на каблуках, нервно передернул плечами и ткнул пальцем в сторону Билла Мэтерза, потом снова нацелил его на Санк-Марса.
– Я не понимаю, – сказал он, и его смущение было так же очевидно, как и волнение, – вы для нас всех – герой, вы сами об этом знаете. Как же так получилось, что в напарники себе вы выбрали этого… квадратноголового англичанина?
– Мы с тобой оба служим в полиции, – спокойно ответил ему Мэтерз, пораженный безапелляционностью высказывания коллеги.
– Тебе этого не понять, – настаивал Дегир.
Мэтерз не без сарказма ответил:
– Да уж, куда мне.
Ален Дегир какое-то время стоял, глядя в сторону, и тяжело дышал. Перед тем как снова заговорить, он попытался успокоиться. В конце концов, взяв себя в руки, обратился прямо к Мэтерзу.
– Для нас – для французов, он герой. Вот и все, что я хочу сказать. А работаешь с ним в напарниках ты – англичанин. А я вот последние шесть месяцев пашу вместе с Андре Лапьером, а этот малый – полное дерьмо, ты знаешь об этом? И живет он в дерьме. – Он стоял и от полноты переполнявших его чувств покачивал головой. – Извините меня, – сказал Дегир, бросив быстрый взгляд на Санк-Марса. – Давайте, забудем об этом.
Теперь он жалел себя самого, потому что знал, что повел себя недостойно. Он повернулся, чтобы уйти.
– Ален, – сказал Санк-Марс, кивнув подбородком в сторону Билла Мэтерза и не глядя на Дегира, – он, конечно, квадратноголовый, но знаешь что? От этого мозги у него работают не хуже, уверяю тебя. Подумай об этом на досуге.
Дегир отошел в сторону, всем своим видом демонстрируя оскорбленное самолюбие.
– Ален! – крикнул ему вдогонку Санк-Марс. Он знал, что иногда бывает лучше дожимать до конца. – Сколько их было? – Он указал в сторону обгоревшего «линкольна».
– Двое, – ответил Дегир, причем голос уже не выдавал его волнения. – Мы так думаем, сам Каплонский и его жена. Опознанию оба они не подлежат. Девочка, сидевшая с их ребенком, сказала, что вышли они вдвоем. Домой они приехали вовремя. Стали сдавать назад, и раздался взрыв.
– Надо выяснить, где они были. Бомбу им подложили именно там.
– Так точно, сэр.
Билл Мэтерз и Санк-Марс пошли обратно к своей машине. К месту взрыва валом валили репортеры, журналисты с телевидения разбирались со своей аппаратурой. Санк-Марсу пришлось отделываться от тех журналистов, которые знали его в лицо.
– Значит, Лапьер в этом все-таки замешан? – спросил Мэтерз.
Лапьер знал, что они взяли Каплонского, и теперь бедолаги уже не было в живых. Лапьер вышел на работу в канун Рождества, когда вполне мог бы оставаться дома. Для смышленого полицейского косвенные улики значат очень много, хотя суд и не принимает их в качестве достоверных доказательств. Мэтерз был подавлен. То, что «Ангелы ада» могли как хотели вертеть в своих интересах полицейским, подрывало его веру в правильность мироздания. Он очень удивился, когда Санк-Марс высказал свое несогласие.
– Как это могло произойти? У меня создается впечатление, что он получил задание стать дежурным офицером без всякой на то причины. Или вам кажется, что у него были свои резоны заниматься этим делом? Я в этом что-то сомневаюсь.
– У тебя есть для этого все основания. Хотя у меня здесь есть одно соображение.
– Можете рассказать? – Они разговаривали, стоя по разные стороны у машины.
– Я не исключаю, что это может быть как-то связано с тем, что Андре не захотел тогда поделиться с нами своими записями. Он мог записать разговор Каплонского с Царем так, как рассказывал. Но прослушал он его не день спустя после убийства или потом, когда у него уже прошел грипп. Он прослушал пленку до этого, когда сидел дома и болезнь у него еще только начиналась.
– До убийства? То есть вы хотите сказать…
– Чистый он полицейский или грязный, он заранее знал, что парнишку должны были убрать.
– Как же в таком случае он может быть чистым? Он ничего не сделал, чтобы предотвратить преступление!
– Это только предположение. Давай, рассмотрим вот такую версию. В ту ночь Каплонский должен был быть арестован, и Лапьер хотел, чтобы это случилось. Он думал, что знает, как найти Царя, если это был тот самый русский, – причем знал он об этом от самого Каплонского. После того как Каплонского прикрыли адвокатом байкеров, положение осложнилось. Лапьер стал терять терпение. Как и ты, он нервничает, сталкиваясь с людьми, которые взрывают своих врагов. А это очень мешает полицейскому хорошо работать. Это делает его дерьмовым полицейским.
И я не исключаю, что он не стал спасать парня, чтобы присвоить себе славу раскрытия этого дела. Теперь не знаю, что готов с ним за это сделать, и я никогда ему этого не прощу, но я не готов сейчас категорически утверждать, что он специально решил выйти в ту ночную смену, чтобы получить это дело и подтасовывать улики для отвода подозрений от «Ангелов». Да и когда это их самих волновало?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84