Грейндж - абсолютно смехотворное место для крупного центра, один из немногих муниципалитетов Флориды, который сократился в размерах (по сведениям недоумевающих переписчиков населения) за годы бума в восьмидесятых и девяностых. И если его ничтожное население пополнялось скромным притоком туристов с магистрали, то демографически среднего посетителя Грейнджа можно было весьма дипломатично отнести, с точки зрения розничного продавца, к группе «мало -малообеспеченных». Ни один из главных арендаторов площадей в торговых центрах и ни одна торговая сеть не возмечтает разместиться здесь - и Бернард Сквайрз прекрасно это сознавал.
Сначала его план заключался в том, чтобы совершить весьма дорогостоящую ошибку. Действуя как банк, пенсионный фонд финансировал покупку Симмонсова леса и подписывал ряд контрактов со строительными компаниями, тайно контролируемыми Ричардом Тарбоуном и его партнерами. Симмонсов лес срывают бульдозерами, место расчищают, заливают фундамент и, возможно, возводят стену-другую.
Потом - череда неудач. Нехватка рабочей силы и материалов. Отсрочки из-за погоды. Пропущенные выплаты по строительным займам. Подрядчики неожиданно объявляют о банкротстве. И, будто этого и так недостаточно, лизинговый агент уныло сообщает, что во вскоре достраиваемом «Торговом центре Симмонс-вуд» практически никому не нужны места. Проект шипит и умирает, а на месте Симмонсова леса - развалины. Во Флориде таких полно.
Какая бы сумма ни тратилась на Симмонсов лес в действительности, эта цифра удвоится, оказавшись в виде задолженности в бухгалтерских книгах «Международного центрального союза бетонщиков, шпаклевщиков и облицовщиков Среднего Запада». Так Бернард Сквайрз скрывал нелегальные доходы семьи Тарбоун. Если другие чиновники профсоюза и подозревали мошенничество, им хватало ума не совать туда нос. К тому же пенсионный фонд в общем и целом приносил доход - Сквайрз за этим следил. Даже аудиторы Налогового управления не могли придраться к его бухгалтерии. Инвестиции в недвижимость - лотерея, это всем известно. То выиграл, то проиграл.
Когда списанные суммы исчерпают свою полезность, Бернард Сквайрз замышлял отделаться от Симмонсова леса, продав его страховому конгломерату или, может, японцам - кому хватит средств завершить этот дурацкий торговый центр или снести все и начать заново. Впрочем, сейчас Бернард Сквайрз хотел лишь довести сделку до конца.
Именно Ричард Тарбоун по прозвищу Ледоруб желал покончить с недвижимостью в Грейндже как можно скорее.
- И не звони мне, - заявил он Сквайрзу, - пока у тебя не будет хороших, еб твою мать, новостей. Сделай все, что угодно, ты понял?
Бернард понял.
Очередное посещение началось с проблем. Стеклопластиковая Мадонна снова не плакала как полагается - на этот раз из-за перегиба пластмассового дозатора между бутылкой-резервуаром и глазами. Один слезный канал пересох, из другого хлестало, как из артерии. Паломник из Гватемалы, которому струя попала в лоб, громко усомнился в подлинности чуда. По счастью, тирада была на испанском и, следовательно, оказалась непонятной для прочих посетителей. Триш, которая управляла Мадонной, за завтраком поведала Деменсио о водопроводных проблемах. Деменсио приказал ей отключить насос, немедленно - и никаких больше слез.
- Но к нам автобус подъезжает, - напомнила ему Триш. - Автобус миссии из Западной Вирджинии.
- О черт!
Каждую неделю Деменсио менял расписание плача Мадонны. «Сухие» дни были так же важны, как и «мокрые», - иначе не возникало ощущения божественной тайны. Более того, Деменсио замечал, что некоторые паломники на самом деле были рады, когда Дева Мария не плакала в их первый визит. Это давало им повод вернуться в Грейндж в следующий отпуск: так туристы год за годом возвращаются в Йеллоустон в надежде встретить лося.
Поэтому Деменсио не взволновал рассказ жены о неисправности Мадонны. В середине недели бизнес обычно вялый - удачный момент для непредусмотренного сухого дня. Но Деменсио забыл о проклятом миссионерском автобусе: шестьдесят с лишним христианских паломников из Уилинга. Проповедника звали Муни или Муди, как-то так, и раз в два года он катался по всей Флориде с новообращенными. Триш пекла лаймовый пирог, а Деменсио выставлял бутылку скотча, проповедник же в ответ упрашивал своих верных последователей щедро жертвовать святыне Деменсио. Деменсио считал, что обязан обеспечивать слезы для такой надежной компании.
Таким образом, гидравлическая авария Мадонны угрожала кризисом. Деменсио не хотел прерывать утреннее посещение, чтобы отволочь статую внутрь на ремонт - такое вызвало бы подозрения даже у самых благочестивых. Подглядывая сквозь шторы, Деменсио насчитал на переднем дворе девять жертв, внимательно застывших вокруг иконы.
- Есть идеи? - спросила Триш.
- Тихо, - ответил ее супруг. - Дай подумать.
Но тихо не стало. Комнату наполнил хруст - черепахи Джолейн наслаждались завтраком.
Мрачный взгляд Деменсио остановился на аквариуме. Вместо того чтобы порвать салат на мельчайшие кусочки, он бросил в емкость целую головку латука. При виде его крошки-черепахи впали в неистовство и сейчас прогрызали себе путь по листьям.
Это зрелище, вынужден был признать Деменсио, завораживало. Сорок пять мародерствующих черепах. У него родилась мысль.
- У тебя осталась та Библия? - спросил он жену. - С картинками?
- Ну да, лежит где-то.
- И еще мне нужна будет краска, - заявил он. - Такая, ее для авиамоделей в «Сделай сам» продают.
- У нас всего два часа до автобуса.
- Не переживай, это много времени не займет. - Деменсио прошелся к аквариуму. Наклонился и воззвал: - Ну что, кто хочет стать звездой?
Десять
Утром 28 ноября, когда дождь затуманивал горы, Мэри Андреа Финли Кроум освободила номер в «Реабилитационном центре и санатории минеральных вод "Мона Пасифика"» на острове Мауи. Она вылетела прямиком в Лос-Анджелес, где на следующий день прослушивалась для телевизионного рекламного ролика новых экспресс-тестов на беременность. Потом она полетела в Скоттсдейл, чтобы присоединиться к труппе, ставившей мюзикл по «Молчанию ягнят», в котором Мэри Андреа играла Клариссу, бесстрашного молодого агента ФБР Маршрут Мэри Андреа надежные источники сообщили адвокату Тома Кроума по бракоразводному делу Дику Тёрнквисту, который договорился с судебным исполнителем, вручающим повестки, чтобы тот ждал за кулисами в театре-ресторане в Аризоне.
Каким-то образом Мэри Андреа получила известие о засаде. Посреди финала, когда весь состав и хор пели:
О Ганнибал, о Каннибал,
как восхитительно ты зол!
- Мэри Андреа упала в обморок, корчась в спазмах. Судебный исполнитель отступил, когда санитары ремнями привязали актрису с вываленным языком к носилкам и отнесли к машине «скорой помощи». Когда Дик Тёрнквист узнал подробности, Мэри Андреа Финли Кроум чудесным образом пришла в сознание, самовольно покинула больницу Скотт -сдейла, взяла напрокат «тандербёрд» и растворилась в пустыне.
Дик Тёрнквист сообщил Тому Кроуму плохие вести факсом, который Кроум получил в офисе «ФедЭкс Кинко», через шоссе от кампуса Университета Майами. Он не стал читать документ, пока они с Джолейн Фортунс не припарковались под фонарем, устроив, как она выразилась, Большую Засаду.
Проглядев отчет адвоката, Кроум разорвал его в клочки.
Джолейн сказала:
- Я знаю, чего хочет эта женщина.
- Я тоже знаю. Она хочет быть замужем вечно.
- Ты ошибаешься, Том. Она пойдет на развод. Но это должна быть ее идея, только и всего.
- Спасибо, доктор Бразерс . - Кроум не хотел думать о своей будущей экс-супруге, иначе он перестанет спать, как щенок. Вместо этого он будет просыпаться с продирающими до костей головными болями и кровоточащими деснами.
- Ты не понимаешь, - сказал он. - Для Мэри Андреа это спорт - увиливать от меня и адвокатов. Это как соревнование. Удовлетворяет ее извращенную жажду драмы.
- Могу я спросить, сколько ты ей посылаешь?
Кроум едко рассмеялся:
- Nadа . Ни единого пенни! Я о том и говорю - я испробовал все: я отказал по всем ежемесячным чекам, аннулировал кредитки, закрыл общие счета, забыл ее день рождения, забыл нашу годовщину, оскорбил ее мать, спал с другими женщинами, сильно преувеличивая их количество, - и она все равно не хочет со мной развестись. Не хочет даже прийти в суд!
- Есть одна вещь, которой ты не сделал, - заметила Джолейн.
- Это противозаконно.
- Расскажи ей, что встречаешься с чернокожей. Это обычно срабатывает.
- Да ей наплевать. Эй, взгляни-ка, - Том Кроум указал на стоянку. - Это их пикап?
- Не уверена. - Джолейн выпрямилась и всмотрелась пристальнее. - Возможно.
Утром, когда почтой прибыла одноразовая камера, Кэти отвезла ее в фотостудию, где печатали снимки за час. Том как следует постарался в Грейндже: только два фото его большого пальца и несколько - святилища Мадонны. На снимках крупным планом глаза статуи убедительно блестели.
Кэти сунула фотографии в сумочку и поехала в центр на ранний обед с мужем. В соответствии с новой политикой брачной откровенности и полной открытости она положила снимки на стол между корзинкой с хлебом и кувшином сангрии.
- Том сдержал обещание, - сказала она в качестве объяснения.
Судья Артур Баттенкилл-младший отложил салатную вилку и просмотрел фото. Его туповатое лицо и поршнеобразные жевательные движения напомнили Кэти овцу на пастбище.
Он произнес:
- И что это за чертовщина?
- Дева Мария. Та, что плачет.
- Плачет?
- Видишь, вон там? - показала Кэти. - Говорят, она плачет настоящими слезами.
- Кто говорит?
- Это поверье, Артур. Только и всего.
- Это херня какая-то. - Он отдал фотографии жене. - И это дал тебе твой дружок-писатель?
- Я его попросила, - объяснила Кэти, - и он не дружок. Все кончено, я тебе уже дюжину раз говорила. Мы разошлись, ясно?
Ее муж отпил вина. Потом, грызя ломоть кубинского хлеба, изрек:
- Дай знать, если я все правильно понимаю. Все кончено, но он по-прежнему посылает тебе личные фотографии.
Кэти выразила свою досаду, звонко постучав ложкой по ножке винного бокала:
- Ты не очень-то внимательно слушаешь, - заметила она, - для судьи.
Ее муж хихикнул. Его пренебрежительное отношение заставило Кэти задуматься, не была ли ошибкой вся эта задумка с честностью - с таким ревнивцем, как Артур, возможно, разумнее было сохранить парочку безвредных секретов.
Если бы он только попытался, подумала Кэти. Если бы он понял ее отношение. Ни с того ни с сего она вдруг спросила:
- А как там Дана?
Дана была одной из двух секретарш, которых в настоящее время трахал судья Артур Баттенкилл-младший.
- У нее все хорошо, - сказал он, спокойный, как астронавт.
- А Уиллоу - она все еще с бейсболистом?
Уиллоу была второй секретаршей, запасной любовницей Артура.
- Они до сих пор живут вместе, - сообщил судья. - Но Оскар ушел из бейсбола. Разрыв мышц плечевого сочленения, что-то вроде того.
- Как плохо, - заметила Кэти.
- А может, и тендинит. Как бы то ни было, он снова хочет получить свою степень. Управление рестораном, как сказала Уиллоу.
- Молодец, - сказала Кэти, думая: хватит уже об Оскаре.
Судья просиял, когда принесли треску - запеченную на слое пасты, с крабовым мясом и артишоками сверху. Кэти заказала садовый пирог с заварным кремом и начинкой и апатично его ковыряла. Она не ждала всерьез, что муж исповедуется во всех своих прелюбодеяниях, но сознаться хотя бы в одном ему ничего не стоило. Уиллоу могла бы стать обнадеживающим началом - ничего особенного в ней не было.
- Ты ночью метался и ворочался, - сказала Кэти.
- Ты заметила?
- Снова желудок?
- Я встал, - сказал Артур с набитым ртом, - и перечитал этот твой замечательный список.
Ой-е, подумала Кэти.
- Ты и твой молодой человек, - продолжил судья, решительно глотая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60