- Ты идешь или нет? Как я выгляжу?
- Девственно, - сказал Том.
Зазвонил телефон.
- Действенно? Нет, милый, это было ночью. Возьми трубку, пожалуйста.
Кэти надела туфли на высоких каблуках, переступая, словно аист, элегантными стройными ногами.
- Ты серьезно не пойдешь? В церковь, Том! Не могу поверить.
- Да, вот такой я дикарь и ублюдок.
Кроум поднял трубку.
Она ждала, скрестив руки, у двери в спальню.
Кроум прикрыл трубку рукой и сказал:
- Это Синклер.
- Утром в воскресенье?
- Боюсь, что да. - Кроум старался изобразить разочарование, но про себя думал: «Бог все-таки есть».
Должность Синклера в «Реджистере» называлась «помощник заместителя ответственного редактора по очеркам и разделу "Стиль"». Он уповал на то, что никто за пределами издательского бизнеса не понимает ничтожности подобного положения. В мелких газетах это одна из самых раздражающих и незаметных позиций. Синклер был счастливее некуда. Большинство его обозревателей и редакторов молоды, безгранично благодарны за то, что их наняли, и делали все, что Синклер велел.
Его главной проблемой - и одновременно лучшим автором - оказался Том Кроум. За плечами у Кроума были горячие политические новости, что сделало его до невозможности циничным и подозрительным к любым властям. Синклер опасался Кроума; до Синклера доходили слухи. К тому же Кроум в свои тридцать пять был старше на два года и располагал преимуществом возраста, а заодно и опыта. Синклер понимал, что уважения Кроума ему не видать ни за что, ни при каких обстоятельствах.
Синклер боялся - на самом деле для него как помзав-ответреда то был самый серьезный повод для беспокойства, - что Кроум в один прекрасный день унизит его перед служащими. Фигурально выражаясь, отрежет ему яйца на виду у Мэри или Жаклин или одного из клерков. Синклер чувствовал, что психологически не сможет пережить такую ситуацию, поэтому решил держать Кроума как можно дальше от редакции. В связи с этим Синклер тратил девяносто пять процентов скудного командировочного бюджета на задания, вынуждавшие Кроума отсутствовать в городе. Все складывалось: Тому вроде бы нравились командировки, а Синклер мог спокойно расслабиться в конторе.
Самой сложной из обязанностей Синклера была раздача заданий по идиотским поводам. Звонить Тому Кроуму домой - особое испытание: обычно Синклеру приходилось орать, перекрикивая громкую рок-музыку или женские голоса на заднем плане. Он мог лишь догадываться, как Кроум жил.
Синклер никогда раньше не звонил в воскресенье. Он извинился раз пятьсот.
- Ерунда, все нормально, - перебил Том Кроум.
Синклер приободрился:
- По-моему, это не может ждать.
Кроум даже не озаботился охладить его пыл. Насчет чего бы Синклер ни звонил, о сенсационной новости речи нет. Сенсационная лажа - вполне, но никак не новость. Он послал воздушный поцелуй Кэти, отправлявшейся в церковь, и помахал на прощание.
- У меня тут есть наводка, - сказал Синклер.
- У тебя есть наводка.
- Утром звонил мой зять. Он живет в Грейндже.
Кроум подумал: «Ой-ё. Ремесленная выставка. Я убью
этого кретина, если он заставит меня освещать еще одну ремесленную выставку».
Но Синклер спросил:
- Ты играешь в лотерею, Том?
- Только если на кону миллионов сорок баксов или типа того. Меньше - овчинка выделки не стоит.
Синклер, зацикленный на своем, никак не отреагировал:
- Вчера вечером выиграли двое. Один в округе Дейд, другой - в Грейндже. Мой зять знает эту женщину. Ее фамилия - только не падай! - Фортунс.
Том Кроум застонал про себя. Вполне типичный заголовок для Синклера: ФОРТЕЛЬ ФОРТУНЫ: ЛЕДИ ФОРТУНС ВЫИГРЫВАЕТ В ЛОТЕРЕЮ!
Тут тебе и ирония. Тут тебе и аллитерация.
А заодно тут тебе и пустая, моментально забывающаяся статья. Синклер называл их «неунывайками». Он верил, что миссия его отдела в том, чтобы читатели могли забыть обо всех мерзостях, что встречали в прочих разделах газеты. Он хотел, чтобы читатели не унывали, о чем бы ни шла речь - об их жизни, религии, семьях, соседях или мире в целом.
Однажды он вывесил служебную директиву, излагающую философию написания подобных очерков. Кто-то - Синклер подозревал Кроума, - прибил к директиве дохлую крысу.
- Сколько она выиграла? - спросил Кроум.
- Всего разыгрывалось двадцать восемь миллионов, так что ей досталась половина. Что скажешь, Том?
- Посмотрим.
- Она работает в ветеринарке. Родди говорит, она любит животных.
- Очень мило.
- К тому же она черная.
- Ааа, - сказал Кроум. Белые редакторы, курировавшие газету, обожали позитивные истории о меньшинствах. Синклер явно предвкушал премию в конце года.
- Родди говорит, она с придурью.
- А Родди, выходит, твой зять? - переспросил Кроум. Информатор хренов.
- Верно. Он говорит, она та еще штучка, эта Джолейн Фортунс. - На самом деле в голове Синклера плясал другой заголовок: ФАВОРИТКА ФОРТУНЫ!
Том Кроум спросил:
- Этот тип, Родди, - он женат на твоей сестре?
- Джоан. Да, женат, - раздраженно ответил Синклер.
- Какого черта твоя сестра забыла в Грейндже?
Грейндж был городишко, где останавливались дальнобойщики, известный своими чудесами, стигматами, явлениями Господними и плачущими Мадоннами. Обязательное место для посещения у туристов-христиан.
- Джоан учительница. Родди госслужащий, - ответил Синклер, желая дать понять, что они не шизики, а вполне ответственные граждане. Он вдруг заметил, что вспотели ладони - слишком долго беседовал с Кроумом.
- Эта Леди Фортуна, - спросил Кроум, издевательски глумясь над неизбежным заголовком, - она тоже повернута на Иисусе? Я как-то не в настроении для проповедей.
- Том, я, честно сказать, понятия не имею.
- Короче, она, я так думаю, вещает, что эти счастливые числа послал ей Христос, и точка. И я возвращаюсь домой. Это понятно?
- Родди ничего такого не говорил.
Кроум торжественно пошел с туза:
- Подумай, сколько писем мы получим…
- Ты о чем? - Синклер ненавидел письма почти также, как телефонные звонки. Лучшие статьи - те, что не вызывают у читателей никакой реакции. - Какие еще письма? - спросил он.
- Тонны писем, - пообещал Кроум, - если хоть словом обмолвимся, что Иисус пробавляется сведениями о выигрышах. Представляешь? Черт, да тебе, может, Ральф Рид напишет собственной персоной. А потом они начнут бойкотировать наших рекламодателей.
- Давай-ка не будем смотреть на вещи под таким углом, а? - решительно отрезал Синклер. - Ни при каких условиях. - И после паузы: - Может, это и не такая уж сенсационная идея…
Том на другом конце улыбнулся:
- Я съезжу в Грейндж сегодня днем. Все проверю и дам тебе знать.
- О'кей, - сказал Синклер. - Съезди и проверь. Нужен телефон моей сестры?
- Необязательно, - ответил Кроум.
Синклер слегка содрогнулся от облегчения.
Деменсио наполнял стекловолоконную Мадонну, когда его жена Триш вбежала в дом с новостью: кто-то в городе выиграл лотерею.
- Полагаю, не мы, - сказал Деменсио.
- По слухам, Джолейн Фортунс.
- Ну надо думать.
Деменсио снял верхнюю часть головы Мадонны и просунул руку внутрь статуи, нащупывая пластиковую бутыль, когда-то заполненную жидкостью для дворников хэтчбека «цивик» 1989 года. Сейчас в бутылке была водопроводная вода, слегка ароматизированная духами.
- У тебя почти закончился «Чарли», - заметила Триш.
Деменсио раздраженно кивнул. И впрямь проблема. Нужно использовать запах, который не узнают благочестивые верующие, - иначе это вызовет подозрения. Однажды он экспериментировал с «Леди Стетсон» и чуть не прокололся. Третья паломница в очереди, старушенция-кассирша из банка в Хантсвилле, моментально пронюхала: «Ишь, у Девы-то Марии слезы от Коти!»
Женщину аккуратно оттеснили от святыни, от греха подальше. Деменсио поклялся себе быть осторожнее. Ароматизация слез Мадонны - изящный штрих, думал он. Набожные души, так долго ожидавшие под жарким солнцем Флориды, заслуживали большего, чем просто капель соленой воды на кончиках пальцев, - это же, в конце концов, мать Иисуса, ради всего святого. Ее слезы обязаны пахнуть особенно.
Жена держала пластиковую бутылку, пока Деменсио выливал туда остатки духов «Чарли». Триш вновь изумилась, какими маленькими, совсем детскими были его смуглые руки. И крепкими. Он мог бы стать прекрасным хирургом, ее муж, будь у него шанс. Родись он, скажем, в Бостоне, штат Массачусетс, вместо Хайали, Флорида.
Деменсио вставил емкость обратно в Мадонну. Тонкие прозрачные трубочки шли внутри статуи от крышки бутылки к векам Мадонны, где умный Деменсио просверлил дырочки размером с булавочное острие. Черная трубка потолще тянулась по всей длине статуи и выходила из другого отверстия в ее правой пятке. Черный воздухозаборник соединялся с маленькой резиновой грушей, на которую можно было давить рукой или ногой. Сжатие груши приводило к тому, что фальшивые слезы по двум трубочкам попадали из бутылки прямо в глаза.
Тут требовалось особое искусство, и Деменсио мнил себя одним из лучших в своем деле. Слезы у него получались маленькие, едва различимые, и капали с интервалами. Чем дольше задерживалась толпа, тем больше прохладительных напитков, «ангельских бисквитов», футболок, библий, освященных свечек и солнцезащитного крема люди покупали. Разумеется, у Деменсио.
Почти все в Грейндже знали, чем он промышляет, но никто особо не болтал. Некоторые и сами были слишком заняты собственным жульничеством. К тому же туристы есть туристы, и если добраться до сути морального аспекта, нет большой разницы между Микки-Маусом и стеклопластиковой Мадонной.
«На самом деле мы продаем лишь надежду», - говаривала Триш.
«Я лучше буду впаривать религию вразнос, чем липового грызуна», - говаривал Деменсио.
Он зарабатывал неплохие деньги, хотя и не был богат и, вероятно, никогда не будет. В отличие от мисс Джолейн Фортунс, чье неожиданное, поразительное и незаслуженное везение он сейчас и обдумывал.
- Сколько она выиграла? - спросил он жену.
- Четырнадцать миллионов, если это правда.
- Она не уверена?
- Не говорит.
Деменсио фыркнул. Любой на ее месте давно бы с гиканьем и воплями носился по всему городу. Четырнадцать миллионов баксов!
- Сказали только, что выиграли два билета, - продолжила Триш. - Один купили где-то в Хомстеде, другой - в Грейндже.
- «Хвать и пошел»?
- Ага. Вычислили просто: за всю неделю было продано двадцать два билета «Лотто». Двадцать один учтен. Осталась только Джолейн.
Деменсио снова собрал Мадонну.
- И что она поделывает?
Соседи говорят, сообщила Триш, что Джолейн Фортунс все утро не выходила из дома и не отвечает на телефонные звонки.
- Может, ее там и нет? - спросил Деменсио. Он понес Мадонну в дом. Триш пошла следом. Он поставил статую в углу, рядом со своей сумкой для гольфа. - Давай-ка сходим к ней, - вдруг сказал он.
- Зачем? - Триш не поняла, что задумал муж. Они были едва знакомы с Фортунс, только здоровались.
- Отнесем ей ангельских бисквитов, - предложил Деменсио. - Вполне по-соседски в воскресное утро. В смысле, почему бы, черт возьми, и нет?
Два
Джолейн Фортунс не ожидала увидеть на крыльце Триш и Деменсио, а Деменсио не ожидал настолько увидеть ноги Джолейн. Она вышла в персиковом спортивном бюстгальтере и небесно-голубых трусиках.
- Я не готовилась к визитам, - сказала она сонным голосом.
- Мы зайдем в другой раз, - пискнула Триш.
- Что там у вас?
- Пирог, - ответил Деменсио.
Он был до глубины души поражен прекрасно накачанными икрами Джолейн. Как ей это удается? Он никогда не видел, чтобы она бегала.
- Давайте заходите, - пригласила она, и Деменсио, вывернувшись из захвата жены, прошел внутрь.
Они стояли, каждый держась за свой край тарелки с пирогом, пока Джолейн вышла надеть джинсы. В маленьком опрятном доме не наблюдалось и следа постлотерейного празднования. Триш заметила симпатичное пианино в гостиной, Деменсио глазел на аквариум, полный малюток-черепах - штук пятьдесят;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60