Которого, разумеется, не последует. Мэри Андреа полагала, что роль известной вдовы откроет перед ней новые двери - с точки зрения карьеры.
Долгий перелет во Флориду дал Мэри Андреа время подготовиться к предстоящей буре внимания. Зная, что интервьюеры будут ее расспрашивать, она пыталась воссоздать ситуацию, когда в последний раз видела Тома. Невероятно, но у нее не получалось. Возможно, в бруклинской квартире, возможно, на кухне после завтрака. Так обычно и происходило, когда он пробовал завести так называемый серьезный разговор об их браке. И возможно, она встала из-за стола и побрела в ванную выщипывать брови - ее обычная реакция на тему развода.
Все, что Мэри Андреа смогла вспомнить точно, - как однажды утром, четыре года назад, мужа в квартире не оказалось. Пф-ф.
Накануне она очень поздно вернулась домой с репетиции и уснула на диване. Она думала, что проснется, как просыпалась много дней подряд, от того, что Том хрустит своим сухим завтраком. Он был неравнодушен к «Грейп-Натс», имевшим консистенцию взорванного гранита.
Отчетливее всего Мэри Андреа запомнилась тишина в квартире тем утром. И конечно, короткая записка, которую (поскольку она была приклеена скотчем к коробке с хлопьями) воспринять всерьез было невозможно:
Если ты меня не бросишь, я найду того, кто бросит.
Только потом Мэри Андреа узнала, что Том выудил строчку из песни Уоррена Зевона - возмутительная подробность, которая лишь укрепила ее решение остаться замужем.
Что же до последнего раза, когда она действительно видела мужа, - что он сказал ей, его настроение, во что он был одет, - ничего этого Мэри Андреа вспомнить не могла.
Зато она помнила, что делала в тот день, когда позвонил адвокат, этот говнюк Тёрнквист. Она читала «Дэйли Вэрайети» и повторяла свои упражнения по вокалу - октавы и все такое. Она помнила, как Тёрнквист сказал, что Том хочет дать ей еще один шанс сесть и обговорить детали, пока он не подал на развод. Она помнила, как выдавила смешок и ответила юристу, что он пал жертвой тщательно продуманного розыгрыша, который ее муж устраивает каждый годна их годовщину. И помнила, как повесила трубку, разрыдалась и сожрала три батончика «Дав».
По сравнению с прочими расставаниями, достойными освещения в прессе, это казалось слишком банальным, и Мэри Андреа не видела никакой выгоды начать публичное вдовство, заставив журналистов зевать. Поэтому, глядя из иллюминатора на выскобленные обрывы Скалистых гор, она выдумывала подходящую сцену расставания, которой смогла бы поделиться с журналистами. Это случилось, скажем, полгода назад. Том неожиданно приехал к ней, скажем, в Лэнсинг, где она добилась небольшой роли в гастрольной постановке «Бульвара Сансет». Он опоздал, вошел незаметно, сел на галерке и удивил ее розовыми розами за кулисами после спектакля. Он сказал, что скучал по ней и пересмотрел свои мысли о разводе. Они даже планировали встретиться за ужином, скажем, в следующем месяце, когда расписание позволит ей вернуться на восток с постановкой «Ягнят».
Звучит неплохо, подумала Мэри Андреа. И кто возразит, что этого не было? Или не могло бы быть, если бы Том не умер?
Когда стюард принес ей освежающую диетическую колу, Мэри Андреа подумала: заплакать не проблема. Когда появятся камеры, у меня будут галлоны слез. Черт, да я могу расплакаться прямо сейчас.
Потому что это действительно ужасно грустно - бессмысленная смерть молодого, умеренно одаренного и, по существу, добросердечного человека.
И что с того, что она не проводила бессонных ночей в тоске по нему? Вообще-то она не знала его настолько хорошо, чтобы скучать. Это тоже было несколько печально. Выдумывать близкие отношения и заботу, которые могли существовать на самом деле, - род близости, который способны породить только годы разлуки.
Мэри Андреа Финли Кроум покопалась в сумочке и наконец нашла четки, обнаруженные в католическом благотворительном магазине в Миссуле. Она стиснет их в левой руке, выходя из самолета в Орландо, и полузадушенным голосом скажет, что это подарок Тома.
Которым они могли бы стать, если бы беднягу не убили.
Двадцать
Джолейн Фортунс выпрямилась так резко, что закачалась лодка.
- Господи, какой ужасный сон!
Кроум приложил палец к губам. Он заглушил мотор, в темноте они дрейфовали к острову.
- Представь, - сказала она. - Мы на воздушном шаре, том, желтом, как в прошлый раз, - и ты вдруг требуешь у меня половину лотерейных денег.
- Всего половину?
- После того, как мы заполучили украденный билет. Ни с того ни с сего ты требуешь дележа пятьдесят на пятьдесят!
- Спасибо тебе, агент Моффит, где бы ты ни был, - сказал Кроум.
- Что?
- Он и вбил тебе эту идею.
- Нет, Том. На самом деле он сказал, что ты не показался ему обычным сребролюбивым подонком.
- Стоп. Я уже краснею.
Ночь была ветреной, по небу скользили легкие облака. С севера надвигался холодный фронт. В прорехах между облаками появлялись и исчезали звезды. Джолейн и Кроум приближались к острову по широкой дуге. Обрамленный деревьями берег казался черным и безжизненным - грабителей нигде не было видно, они скрылись выше по протоке с подветренной стороны. Кроум предположил, что группе еще рано выставлять часовых - наверное, мужчины слишком заняты разгрузкой.
- Уверен, что они не заметили, как мы за ними следим? - спросила Джолейн.
- Я ни в чем не уверен.
Она подумала: нас таких двое.
Том явно держался поближе к ней, дробовику и прочему. Она не могла не удивляться почему - загадка, которой она избегала с самого первого дня. Зачем он это делает? Что ему с того? Кроум не сказал ничего конкретного, что пробудило бы эти сомнения в Джолейн, - то был лишь отголосок целой жизни разочарований в мужчинах, которым она доверяла.
Ялик подплыл ближе к мангровым деревьям, и она услышала, как Том сказал: «Держись». Потом лодка накренилась, Джолейн увидела, что он уже за бортом, вброд пробирается к берегу. В одном кулаке он держал носовой швартов, бесшумно подтягивая «Китобоя» по мелководью к полосе деревьев.
Джолейн села прямо.
- Будь осторожнее, - прошептала она.
- Вода чудесная.
- Москиты?
Кроум понизил голос:
- Не так уж и страшно.
Сейчас бриз, подумала Джолейн. Москиты предпочитают жаркие тихие ночи, Будь сейчас август, они бы нас сожрали.
- Видишь, куда бы пришвартоваться? - спросила она. - А если вон там?
- Я туда и направляюсь.
Пролив был ненамного шире самого ялика. Кроум посоветовал Джолейн лечь и прикрыть лицо, пока он будет протаскивать их сквозь сплетенье мангровых зарослей. Ветви скребли голые руки, в волосах запутался клочок осенней паутины. Джолейн крайне беспокоил скрежет корней по корпусу лодки, но Тома, похоже, это не волновало. Он выволок ялик на берег и помог ей выбраться.
Через пятнадцать минут они распаковали и привели в порядок вещи. При свете карманного фонаря вытерли «ремингтон» и зарядили два патрона. Джолейн в первый раз после заката разглядела лицо Тома, и от этого ей стало легче.
- Может, костер? - спросила она.
- Не сейчас. - Он прислонил ружье к дереву и выключил фонарь. - Давай просто посидим и послушаем.
Вибрирующая тишина успокаивала - ничего, кроме гудения насекомых и плеска волн у берега. Умиротворение напомнило Джолейн вечер в Симмонсовом лесу, когда они с Томом остановились посмотреть на оленя.
Только в этот раз он сжимал ее руку. Он был напряжен.
- Хорошее ты место нашел, - сказала она. - Мы здесь будем в безопасности.
- Я все время слышу шум.
- Это просто ветер в деревьях.
- Не знаю.
- Это ветер, Том. - Сразу видно, что он нечасто бывал на природе. - Давай разведем костер.
- Они учуют дым.
- Не учуют, если сами разожгли огонь, - успокоила она. - А я готова спорить на пять баксов, что так и есть. Спорим, у этой прелестной официанточки задница мерзнет в эдаких шортах.
Том наломал выброшенных на берег веток, а Джолейн выкопала в песке ямку. Вместо трута они использовали пригоршни хрустящих высохших водорослей, окаймлявших берег. Пламя занялось быстро. Джолейн встала поближе, наслаждаясь теплом, согревавшим голые руки. Том отстегнул вылинявший синий брезентовый навес с ялика и расстелил его на земле. Джолейн тактично предложила ему передвинуться на ту сторону, откуда дул ветер, чтобы дым не попадал в глаза.
- Хорошая мысль, - коротко согласился он.
Они сели близко к огню - Том с кока-колой и батончиком гранолы, Джолейн с «Кэнада драй», коробкой крекеров «Голдфиш» и «ремингтоном».
- Все удобства, как дома.
- Ага.
- Кроме радио. Разве Уитни сейчас не самое то? - Пытаясь его разговорить, Джолейн продребезжала: - Иийййя-аааа буду всяко любить тебяаааа…
Короткий смешок, не больше.
- Что-то не так? - спросила она.
- Наверное, просто устал.
- Да, пора бы уже.
- На рассвете, пока они еще будут спать, надо будет сходить на разведку.
- А если они рано встанут?
- Сомневаюсь. У них море пива, - сказал Том.
- Значит, на рассвете. А что потом?
- Достанем их по одному.
- Ты серьезно?
- Не с дробовиком, Джолейн. Только если они не оставят нам выбора.
- Ясно.
Том открыл банку тунца и вилкой выложил рыбу на бумажную тарелку. Джолейн отмахнулась, прежде чем он успел предложить.
- Я думал о твоем сне, - сказал он.
- Ой-е.
- Я не виню тебя за подозрительность. Только дурак бы не…
- Это неправильное слово…
- Послушай, - сказал он, - если бы я писал об этой истории, вместо того чтобы в ней участвовать, первым делом я бы спросил: «Откуда вы знаете, что этому малому помимо всего прочего не нужны ваши лотерейные деньги?» И все, что я могу сказать: мне - не нужны. Эта идея никогда не приходила мне в голову, и это правда. Откуда следует очевидный вопрос: что со мной, черт возьми, не так? Зачем я рискую жизнью ради женщины, которую знаю всего неделю?
- Потому что я супер-особенная? - спросила Джолейн с полным ртом крекеров.
- Эй, я пытаюсь быть серьезным!
- Офигеть. Ты действительно не можешь объяснить, почему ты здесь. Ты, чья профессия - складывать вместе слова. Умный, успешный парень, который не колеблясь бросает все, оставляет позади целую жизнь…
- Невероятно, я понимаю. Я действительно понимаю. - Он пристально смотрел в огонь. - Это просто показалось… необходимым.
Джолейн глотнула имбирного эля.
- Ну хорошо, мистер Кроум. Раз уж никто из нас не может вычислить ваши мотивы, давайте рассмотрим вероятности.
- Костер гаснет.
- Сядь на место. Давай начнем с секса.
- С секса?
- Да. С того, чем мы занимались прошлой ночью в мотеле, помнишь? Мы сняли одежду, один из нас взобрался на другого и…
- Ты думаешь, я рисковал быть убитым злобными психопатами только ради того, чтобы затащить тебя в койку?
- Некоторые мужчины пойдут на все.
- Без обид, - сказал Том, - но я не настолько изголодался по нежности.
- О, неужели? Когда, не считая прошлой ночи, ты в последний раз занимался любовью?
- Неделю назад.
- Ой… - Джолейн заморгала, опешив.
- С женой судьи. - Кроум встал, чтобы подбросить еще плавняка в тлеющие угли. - По-видимому, она вела подсчет и записывала. Я, наверное, смогу получить экземпляр, если хочешь.
Джолейн прекрасно справилась с удивлением.
- Итак, мы исключили деньги и трах. А что с героизмом?
Том невесело хихикнул:
- О, как бы мне хотелось быть героем.
- Бремя белого человека?
- Возможно.
- Или как тебе такой вариант: ты просто пытаешься что-то самому себе доказать.
- Уже ближе. - Он лег, сцепив руки за головой. В отсветах костра Джолейн видела, как он вымотался. - Да, мы же пропустили лотерею, - сказал он.
- Господи, точно - она ведь вчера вечером была? Пожалуй, нам было не до того. - Она нашла в сумочке купоны «Лотто», конфискованные Моффитом в квартире Бодеана Геззера. Развернула их веером, точно роял-флеш, чтобы Том увидел.
- Чувствуешь себя любимцем фортуны?
- Еще каким, - ответил он.
- Я тоже.
Она наклонилась и бросила билеты в огонь, один за другим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60