Ответственный редактор, разумеется, взывал к одноименной памяти покойной мисс Ллойд, заметив с напыщенной иронией, что она тоже погибла в расцвете карьеры, выполняя свой журналистский долг. Тут несколько репортеров в сомнениях переглянулись, поскольку, согласно самому распространенному слуху, смерть Тома Кроума никоим образом не была связана с его работой и фактически стала результатом неблагоразумных привычек в отношениях с женщинами. Скепсис лишь усиливало навязчивое отсутствие непосредственного редактора Кроума, Синклера, который обычно не упускал возможности присвоить себе часть похвал за хорошую работу автора. Очевидно, творилось что-то подозрительное, иначе Синклер торчал бы в вестибюле, жизнерадостно ожидая своей очереди у кафедры.
Ответред был в курсе сплетен вокруг смерти Тома, но предпочел рискнуть и подставиться под удар. Помимо прочего, он был глубоко убежден в том, что местные власти слишком некомпетентны и не в силах прояснить подлинные обстоятельства (каковы бы они ни были) рокового взрыва в доме Кроума. А за отсутствием альтернативных объяснений ответственный редактор был готов продвигать первую «Амелию» своей газеты как посмертную дань павшей звезде. Если до весны непрочный мученический статус Кроума не будет повержен потоком неловких открытий личного характера, ответред, возможно, попробует сплавить заявку в Пулитцеровский комитет. Почему бы, черт возьми, и нет?
- Я сожалею - мы сожалеем, - сказал он в заключение, - что Том не может сейчас быть с нами и отпраздновать этот момент. Но все мы в «Реджистере» будем вспоминать его сегодня и всегда с гордостью и восхищением. Его самоотверженность, его дух, его преданность журналистике продолжают жить в этом отделе…
Ответственный редактор про себя морщился, произнося речь: слова выходили банальными и стандартными. Аудитория перед ним трудная, он ожидал услышать приглушенную остроту или брюзжание. Поэтому быстро перешел к гвоздю программы:
- А теперь мне хотелось бы представить вам одного крайне важного человека - жену Тома, Мэри Андреа, которая проделала очень долгий путь, чтобы быть с нами и поделиться воспоминаниями.
Аплодисменты были почтительными и, вполне возможно, искренними, самый энергичный всплеск исторгли (машинально, по привычке к фанатизму) рекламные представители в хрустящих рубашках. Чуть осторожнее оказалась команда новостей, хотя ответственный редактор завертел головой, услышав грубый восхищенный присвист - от одного из спортивных журналистов, как потом выяснилось. (Позже, на очной ставке, малый заявил, что был не в курсе серьезности происходящего. Он несся с последними новостями о важной хоккейной сделке по вестибюлю «Реджистера» к лифту, как вдруг заметил на возвышении Мэри Андреа Финли Кроум и был поражен ее ослепительным внешним видом.)
Когда она подошла к микрофону, ответред вручил ей стандартный брусок из лакированной сосны, украшенный дешевой позолоченной табличкой. Там красовалась устрашающая гравюра покойной Амелии Дж. Ллойд, круглощекой и бодрой, - и Мэри Андреа приняла награду так, словно это был Ренуар.
- Мой муж… - изрекла она, за чем последовала великолепная пауза. - Мой муж был бы так горд.
Вторая буря аплодисментов охватила вестибюль. Мэри Андреа отвечала на них, прижав «Амелию» к груди.
- Мой Том, - начала она, - был непростым человеком. В последние несколько лет он так целеустремленно ушел в работу, что, как ни жаль мне об этом говорить, она оттолкнула нас друг от друга…
К моменту, когда Мэри Андреа добралась до их воображаемого закулисного воссоединения в Гранд-Рэпидс (что, как она решила в последний момент, звучит романтичнее, чем Лэнсинг), в зале шмыгали носами. Телекамеры продолжали снимать - две группы даже заменили в них батарейки. Мэри Андреа чувствовала себя победительницей.
Двадцать секунд - ага, щас, думала она, промокая щеки платком, который дал ей ответственный редактор.
Самое удивительное: слезы Мэри Андреа, начавшиеся как отработанный сценический плач, расцвели в настоящие. Рассказывая о Томе перед столькими людьми, она впервые с тех пор, как узнала о пожаре, загоревала. И пусть она по большей части выдумала их отношения - изобретая забавные эпизоды, близость и признания, которые они никогда не делили друг с другом, - все же это растопило сердце Мэри Андреа. Том, в конце концов, был довольно неплохой парень. Бестолковый (как все мужчины), но славный по сути своей. Жаль, что он не был чуть поуживчивее. Чертовски жаль, думала она, смаргивая слезинки.
Одним слушателем, которого церемония не тронула, был ответственный редактор «Реджистера». Вторым - юрист Тома Кроума Дик Тёрнквист, который вежливо ждал, пока Мэри Андреа закончит говорить, и лишь затем протиснулся через толпу доброжелателей и подал ей судебную повестку.
- Вот мы и встретились, - сказал он.
А Мэри Андреа, будучи несколько поглощена собственным представлением, решила было, что он - поклонник из театра, желающий получить автограф.
- Вы так добры, - кивнула она, - но у меня нет ручки.
- Вам не нужна ручка. Вам нужен адвокат.
- Что? - Мэри Андреа в недоумении и ужасе уставилась на документ. - Это что, такая извращенная шуточка? Мой муж погиб!
- Нет, не погиб. Никоим образом. Но я передам ему все добрые слова, что вы о нем сегодня сказали. Он оценит. - Тёрнквист развернулся и вышел.
Ответственный редактор, все подслушавший, стоял как громом пораженный. Среди зрителей началась суета, потом раздался грохот, вызванный падением лакированного соснового бревна на мозаичный пол. Ответственный редактор бросился туда и увидел врученную им «Амелию» под ногами присутствующих, куда швырнула ее уже-не-вдова Кроума. А в паре дюймов от приза детенышем гремучей змеи свернулись четки.
Последним сознательным поступком в жизни Бодеана Геззера была чистка зубов маслом «ВД-40» .
В брошюре по выживанию он когда-то прочел о невоспетой разносторонности этого знаменитого спрея-смазки и теперь (истекая кровью) был обуян иррациональным желанием навести блеск на свою улыбку. Пухл пошарил в вещах и обнаружил знакомый сине-желтый баллончик, который и принес Боду вместе с маленькой щеткой для чистки пистолетов. Пухл опустился на колени на покрытый запекшейся кровью песок и подсунул камуфляжную скатку под шею компаньона.
- Коренные мне обработай, лады? - Бодеан Геззер слабо приоткрыл рот и показал пальцем.
- Твою бога душу, - отозвался Пухл, но все же направил носик баллончика на покрытые бурыми пятнами клыки Бода и нажал на распылитель. Какого хрена, думал Пухл. Чувак ведь помирает.
Бод чистил апатично и механически. Незанятым углом рта он бормотал:
- Понимаешь, дерьмо-то какое? Профукали двадцать восемь лимонов баксов негритянской террористке и сраной официантке! Поимели они нас, братишка. НАТО и эти трехсторонние негры, и коммуняки хреновы… Понимаешь?
Пухл пребывал в ослепляющей тоске, забинтованное плечо горело.
- Знаешь… знаешь, чего я не понимаю? - сказал он. - Я не понимаю, почему ты до сих пор не говоришь «ниггер», после всего, что она с нами сотворила. Я, бля, с тебя, Бод, хуею!
- Да ладно. - Бодеан Геззер прикрыл глаза. Будто извинился жестом - рука неуклюже плюхнулась в лужу крови. Лицо его было бледным, как кусок мороженой рыбы.
- Она тебя пристрелила. Пристрелила тебя, мужик! - Пухл сгорбился над ним. - Я хочу, чтобы ты сказал это - «ниггер». Пока ты не крякнул, хочу, чтоб ты вел себя как честный богобоязненный член господствующей белой расы и хоть раз сказал это маленькое словечко. Ну ради меня-то могешь? Ради несчастных прекрасных Истых Чистых Арийцев? - Пухл исступленно расхохотался, превозмогая боль. - Ну давай же, упрямый ты хрен. Скажи: ниггер!
Но Бодеан Джеймс Геззер покончил с разговорами. Он умер с ершиком для чистки оружия за щекой. Его последним вздохом стал тихий некротический присвист испарений «ВД-40».
Пухл поймал от них легкий кайф - или так ему показалось. Он выхватил аэрозоль, с усилием поднялся на ноги и поплелся скорбеть в мангровые заросли.
Двадцать восемь
Паломники не успокаивались. Они хотели Черепашьего Парня.
Синклер не выходил наружу - у него было дело. Мать Фингала сидела рядом с ним на диване, они крепко держались за руки, будто в самолете в зоне турбулентности.
Мэр Джерри Уикс примчался в дом Деменсио, едва узнал о неприятностях. Триш приготовила кофе и свежевыжатый апельсиновый сок. Мать Фингала отказалась от блинчиков в пользу омлета.
Деменсио был не в настроении вести переговоры, но чокнутые придурки загнали его в угол. Что-то пошло не так с составом пищевого красителя, и стеклопластиковая Мадонна заплакала маслянистыми бурыми слезами. Он поспешно втащил статую внутрь и прервал посещение. Теперь во дворе кружили сорок с чем-то туристов-христиан, равнодушно фотографирующих маленьких черепах в канаве. Продажи «святой воды» упали до нуля.
- Нет уж, дай-ка разберемся раз и навсегда. - Деменсио мерил шагами гостиную. - Хочешь тридцать процентов от дневной выручки и тридцать процентов концессии? Не бывать такому. Забудь об этом.
Синклер, все еще оцепенелый и обалдевший от своих откровений, во всем слушался Фингаловой матери. Та прижималась грязной щекой к его плечу.
- Мы же вам говорили, - сказала она Деменсио, - мы удовольствуемся двадцатью процентами концессии.
- Что это еще за «мы» такое?
- Но только если ты найдешь место для Марвы, - вмешался Синклер. Марвой звали мать Фингала. - Новое святилище, - продолжал Синклер, вычищая клочки латука у себя из челки. - Взамен того, что заасфальтировали.
Он едва узнавал собственный голос, через триллион световых лет от прежней жизни. Отдел новостей и все его мелкие потуги с тем же успехом могли существовать на Плутоне.
Деменсио осел в свое любимое кресло перед телевизором.
- Наглости у вас до хрена, вот что. Здесь мой бизнес, ясно? Мы сами выстроили его за все эти годы, я и Триш. А теперь прискакали вы и пытаетесь захватить…
Мать Фингала заметила, что поток паломников к Деменсио утроился - благодаря мистическому обращению Синклера с черепахами.
- Плюс у меня своя постоянная клиентура, - добавила она. - И они будут здесь, это ясно как день, будут покупать ваши футболки, содовую шипучку и ангельские бисквиты. Оба заживете как короли, если только у вас мозгов хватит сделать шаг навстречу.
Триш открыла было рот, но Деменсио ее перебил:
- Не нужны мне ваши люди, вот что. А вот я вам нужен.
- В самом деле? - ухмыльнулась Фингалова мать. - У вашей Девы Марии моторное масло из глаз течет. Это еще вопрос, кто кому нужен.
- Да пошла ты, - буркнул Деменсио. Но полоумная ведьма была права.
Даже в своем блаженно-невозмутимом состоянии Синклер не собирался уступать ни цента. Он что-то да знал о бизнесе - его отец держал в Бостоне магазинчик сыров для гурманов, и ему не раз приходилось жестко обходиться с этими тупицами-оптовиками из Висконсина.
- Могу я кое-что предложить? - Мэр Джерри Уикс решил поиграть в посредника. Его упросил вмешаться управляющий «Холидей-Инн», опасавшийся падения спроса на автобусные туры. - У меня идея. Что, если… Марва, позвольте спросить: что вам нужно в плане обустройства?
- Для чего?
- Для нового явления.
Мать Фингала наморщила бровь:
- Оооо, ну я прямо не знаю. Вы о новом Иисусе?
- По-моему, то что надо, - сказал мэр. - Деменсио уже забил себе Богородицу. Черепаший Парень - можно мне вас звать Черепашьим Парнем? - апостолов. Так что остается вакансия младенца Христа.
Мать Фингала погрозила костлявым пальцем:
- Ну нет, только не младенец Иисус. Мне взрослый по душе.
- Отлично, - кивнул мэр. - Я так думаю, из этого места выйдет обалденное святилище, разве нет? И все тылы прикрыты! - Он дернул подбородком в сторону Деменсио. - Ну давайте же. Соглашайтесь!
Деменсио почувствовал на плече руку Триш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Ответред был в курсе сплетен вокруг смерти Тома, но предпочел рискнуть и подставиться под удар. Помимо прочего, он был глубоко убежден в том, что местные власти слишком некомпетентны и не в силах прояснить подлинные обстоятельства (каковы бы они ни были) рокового взрыва в доме Кроума. А за отсутствием альтернативных объяснений ответственный редактор был готов продвигать первую «Амелию» своей газеты как посмертную дань павшей звезде. Если до весны непрочный мученический статус Кроума не будет повержен потоком неловких открытий личного характера, ответред, возможно, попробует сплавить заявку в Пулитцеровский комитет. Почему бы, черт возьми, и нет?
- Я сожалею - мы сожалеем, - сказал он в заключение, - что Том не может сейчас быть с нами и отпраздновать этот момент. Но все мы в «Реджистере» будем вспоминать его сегодня и всегда с гордостью и восхищением. Его самоотверженность, его дух, его преданность журналистике продолжают жить в этом отделе…
Ответственный редактор про себя морщился, произнося речь: слова выходили банальными и стандартными. Аудитория перед ним трудная, он ожидал услышать приглушенную остроту или брюзжание. Поэтому быстро перешел к гвоздю программы:
- А теперь мне хотелось бы представить вам одного крайне важного человека - жену Тома, Мэри Андреа, которая проделала очень долгий путь, чтобы быть с нами и поделиться воспоминаниями.
Аплодисменты были почтительными и, вполне возможно, искренними, самый энергичный всплеск исторгли (машинально, по привычке к фанатизму) рекламные представители в хрустящих рубашках. Чуть осторожнее оказалась команда новостей, хотя ответственный редактор завертел головой, услышав грубый восхищенный присвист - от одного из спортивных журналистов, как потом выяснилось. (Позже, на очной ставке, малый заявил, что был не в курсе серьезности происходящего. Он несся с последними новостями о важной хоккейной сделке по вестибюлю «Реджистера» к лифту, как вдруг заметил на возвышении Мэри Андреа Финли Кроум и был поражен ее ослепительным внешним видом.)
Когда она подошла к микрофону, ответред вручил ей стандартный брусок из лакированной сосны, украшенный дешевой позолоченной табличкой. Там красовалась устрашающая гравюра покойной Амелии Дж. Ллойд, круглощекой и бодрой, - и Мэри Андреа приняла награду так, словно это был Ренуар.
- Мой муж… - изрекла она, за чем последовала великолепная пауза. - Мой муж был бы так горд.
Вторая буря аплодисментов охватила вестибюль. Мэри Андреа отвечала на них, прижав «Амелию» к груди.
- Мой Том, - начала она, - был непростым человеком. В последние несколько лет он так целеустремленно ушел в работу, что, как ни жаль мне об этом говорить, она оттолкнула нас друг от друга…
К моменту, когда Мэри Андреа добралась до их воображаемого закулисного воссоединения в Гранд-Рэпидс (что, как она решила в последний момент, звучит романтичнее, чем Лэнсинг), в зале шмыгали носами. Телекамеры продолжали снимать - две группы даже заменили в них батарейки. Мэри Андреа чувствовала себя победительницей.
Двадцать секунд - ага, щас, думала она, промокая щеки платком, который дал ей ответственный редактор.
Самое удивительное: слезы Мэри Андреа, начавшиеся как отработанный сценический плач, расцвели в настоящие. Рассказывая о Томе перед столькими людьми, она впервые с тех пор, как узнала о пожаре, загоревала. И пусть она по большей части выдумала их отношения - изобретая забавные эпизоды, близость и признания, которые они никогда не делили друг с другом, - все же это растопило сердце Мэри Андреа. Том, в конце концов, был довольно неплохой парень. Бестолковый (как все мужчины), но славный по сути своей. Жаль, что он не был чуть поуживчивее. Чертовски жаль, думала она, смаргивая слезинки.
Одним слушателем, которого церемония не тронула, был ответственный редактор «Реджистера». Вторым - юрист Тома Кроума Дик Тёрнквист, который вежливо ждал, пока Мэри Андреа закончит говорить, и лишь затем протиснулся через толпу доброжелателей и подал ей судебную повестку.
- Вот мы и встретились, - сказал он.
А Мэри Андреа, будучи несколько поглощена собственным представлением, решила было, что он - поклонник из театра, желающий получить автограф.
- Вы так добры, - кивнула она, - но у меня нет ручки.
- Вам не нужна ручка. Вам нужен адвокат.
- Что? - Мэри Андреа в недоумении и ужасе уставилась на документ. - Это что, такая извращенная шуточка? Мой муж погиб!
- Нет, не погиб. Никоим образом. Но я передам ему все добрые слова, что вы о нем сегодня сказали. Он оценит. - Тёрнквист развернулся и вышел.
Ответственный редактор, все подслушавший, стоял как громом пораженный. Среди зрителей началась суета, потом раздался грохот, вызванный падением лакированного соснового бревна на мозаичный пол. Ответственный редактор бросился туда и увидел врученную им «Амелию» под ногами присутствующих, куда швырнула ее уже-не-вдова Кроума. А в паре дюймов от приза детенышем гремучей змеи свернулись четки.
Последним сознательным поступком в жизни Бодеана Геззера была чистка зубов маслом «ВД-40» .
В брошюре по выживанию он когда-то прочел о невоспетой разносторонности этого знаменитого спрея-смазки и теперь (истекая кровью) был обуян иррациональным желанием навести блеск на свою улыбку. Пухл пошарил в вещах и обнаружил знакомый сине-желтый баллончик, который и принес Боду вместе с маленькой щеткой для чистки пистолетов. Пухл опустился на колени на покрытый запекшейся кровью песок и подсунул камуфляжную скатку под шею компаньона.
- Коренные мне обработай, лады? - Бодеан Геззер слабо приоткрыл рот и показал пальцем.
- Твою бога душу, - отозвался Пухл, но все же направил носик баллончика на покрытые бурыми пятнами клыки Бода и нажал на распылитель. Какого хрена, думал Пухл. Чувак ведь помирает.
Бод чистил апатично и механически. Незанятым углом рта он бормотал:
- Понимаешь, дерьмо-то какое? Профукали двадцать восемь лимонов баксов негритянской террористке и сраной официантке! Поимели они нас, братишка. НАТО и эти трехсторонние негры, и коммуняки хреновы… Понимаешь?
Пухл пребывал в ослепляющей тоске, забинтованное плечо горело.
- Знаешь… знаешь, чего я не понимаю? - сказал он. - Я не понимаю, почему ты до сих пор не говоришь «ниггер», после всего, что она с нами сотворила. Я, бля, с тебя, Бод, хуею!
- Да ладно. - Бодеан Геззер прикрыл глаза. Будто извинился жестом - рука неуклюже плюхнулась в лужу крови. Лицо его было бледным, как кусок мороженой рыбы.
- Она тебя пристрелила. Пристрелила тебя, мужик! - Пухл сгорбился над ним. - Я хочу, чтобы ты сказал это - «ниггер». Пока ты не крякнул, хочу, чтоб ты вел себя как честный богобоязненный член господствующей белой расы и хоть раз сказал это маленькое словечко. Ну ради меня-то могешь? Ради несчастных прекрасных Истых Чистых Арийцев? - Пухл исступленно расхохотался, превозмогая боль. - Ну давай же, упрямый ты хрен. Скажи: ниггер!
Но Бодеан Джеймс Геззер покончил с разговорами. Он умер с ершиком для чистки оружия за щекой. Его последним вздохом стал тихий некротический присвист испарений «ВД-40».
Пухл поймал от них легкий кайф - или так ему показалось. Он выхватил аэрозоль, с усилием поднялся на ноги и поплелся скорбеть в мангровые заросли.
Двадцать восемь
Паломники не успокаивались. Они хотели Черепашьего Парня.
Синклер не выходил наружу - у него было дело. Мать Фингала сидела рядом с ним на диване, они крепко держались за руки, будто в самолете в зоне турбулентности.
Мэр Джерри Уикс примчался в дом Деменсио, едва узнал о неприятностях. Триш приготовила кофе и свежевыжатый апельсиновый сок. Мать Фингала отказалась от блинчиков в пользу омлета.
Деменсио был не в настроении вести переговоры, но чокнутые придурки загнали его в угол. Что-то пошло не так с составом пищевого красителя, и стеклопластиковая Мадонна заплакала маслянистыми бурыми слезами. Он поспешно втащил статую внутрь и прервал посещение. Теперь во дворе кружили сорок с чем-то туристов-христиан, равнодушно фотографирующих маленьких черепах в канаве. Продажи «святой воды» упали до нуля.
- Нет уж, дай-ка разберемся раз и навсегда. - Деменсио мерил шагами гостиную. - Хочешь тридцать процентов от дневной выручки и тридцать процентов концессии? Не бывать такому. Забудь об этом.
Синклер, все еще оцепенелый и обалдевший от своих откровений, во всем слушался Фингаловой матери. Та прижималась грязной щекой к его плечу.
- Мы же вам говорили, - сказала она Деменсио, - мы удовольствуемся двадцатью процентами концессии.
- Что это еще за «мы» такое?
- Но только если ты найдешь место для Марвы, - вмешался Синклер. Марвой звали мать Фингала. - Новое святилище, - продолжал Синклер, вычищая клочки латука у себя из челки. - Взамен того, что заасфальтировали.
Он едва узнавал собственный голос, через триллион световых лет от прежней жизни. Отдел новостей и все его мелкие потуги с тем же успехом могли существовать на Плутоне.
Деменсио осел в свое любимое кресло перед телевизором.
- Наглости у вас до хрена, вот что. Здесь мой бизнес, ясно? Мы сами выстроили его за все эти годы, я и Триш. А теперь прискакали вы и пытаетесь захватить…
Мать Фингала заметила, что поток паломников к Деменсио утроился - благодаря мистическому обращению Синклера с черепахами.
- Плюс у меня своя постоянная клиентура, - добавила она. - И они будут здесь, это ясно как день, будут покупать ваши футболки, содовую шипучку и ангельские бисквиты. Оба заживете как короли, если только у вас мозгов хватит сделать шаг навстречу.
Триш открыла было рот, но Деменсио ее перебил:
- Не нужны мне ваши люди, вот что. А вот я вам нужен.
- В самом деле? - ухмыльнулась Фингалова мать. - У вашей Девы Марии моторное масло из глаз течет. Это еще вопрос, кто кому нужен.
- Да пошла ты, - буркнул Деменсио. Но полоумная ведьма была права.
Даже в своем блаженно-невозмутимом состоянии Синклер не собирался уступать ни цента. Он что-то да знал о бизнесе - его отец держал в Бостоне магазинчик сыров для гурманов, и ему не раз приходилось жестко обходиться с этими тупицами-оптовиками из Висконсина.
- Могу я кое-что предложить? - Мэр Джерри Уикс решил поиграть в посредника. Его упросил вмешаться управляющий «Холидей-Инн», опасавшийся падения спроса на автобусные туры. - У меня идея. Что, если… Марва, позвольте спросить: что вам нужно в плане обустройства?
- Для чего?
- Для нового явления.
Мать Фингала наморщила бровь:
- Оооо, ну я прямо не знаю. Вы о новом Иисусе?
- По-моему, то что надо, - сказал мэр. - Деменсио уже забил себе Богородицу. Черепаший Парень - можно мне вас звать Черепашьим Парнем? - апостолов. Так что остается вакансия младенца Христа.
Мать Фингала погрозила костлявым пальцем:
- Ну нет, только не младенец Иисус. Мне взрослый по душе.
- Отлично, - кивнул мэр. - Я так думаю, из этого места выйдет обалденное святилище, разве нет? И все тылы прикрыты! - Он дернул подбородком в сторону Деменсио. - Ну давайте же. Соглашайтесь!
Деменсио почувствовал на плече руку Триш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60