не вижу адекватных замен! Самый высокий чин кивнул
Шпындро: мол, отшлифуйте в рабочем порядке и на подпись. Выгорело. Шпындро
откинулся на спинку кресла.
Фирмач даже не глянул в его сторону - молодчина, свое дело знает
туго.
В коридоре к Игорю Ивановичу подошел Филин, прижал к стене, начал
излюбленными междометиями и покряхтываниями осыпать, засовывая папиросу и
ломая спички, будто взволнован прошедшим обсуждением.
- Ты чего его тащил? - Филин снова вещал из дымного облака и
привычность обстановки успокаивала Шпындро.
- По всем документам его товар лучший. - Шпындро умолк: Филину смешно
его слушать, что он первогодок, помимо качеств товара имелось столько
всякого-разного, что в день не проговоришь.
- Ну, ну... - Филин скроил гримасу, не оставляющую сомнений: за
дурака что ль держишь, я браток третий десяток лет здесь в
егерях-загонщиках, мне ль про дичь разлюбезную не знать всю подноготную...
Шпындро еще не успокоился после сообщения на переговорах и сейчас
видно: побледнел сверх меры. Филин вовсе не имел в виду дознаться до
причин поддержки Шпындро продукции именно этой фирмы; разве секрет, что у
каждого свои производители-любимчики и любовь эта произрастает на почве не
бескорыстной тяги, а в результате многолетних прополок и поливок, и
щедрого внесения удобрений тем, кто хочет продать.
- В субботу в путь? - Уточнил Филин, давая передых Шпындро и намекая,
что в коридоре прицепился только по этой причине. Шпындро кивнул. -
Зайдем, потолкуем.
Секретарь проводила начальника и подчиненного калькулирующим
взглядом, учитывающим и частоту появления в последнее время Шпындро в
начальственном кабинете и простоту обращения с ним Филина, почти обнявшего
победителя последних переговоров за плечи и торжество, плохо скрытое в
глазах Шпындро - унюхал, что его берет - и многое другое, что словами не
передашь, а при опыте известном ощущаешь, будто самое что ни на есть
материальное.
Пропуская Шпындро перед собой, Филин кивнул секретарю, мол, ко мне
никого - занят.
Сели. Шпындро прицелился метнуть анекдот для разгона, но решил не
торопить события; пошутили не зло о высоком начальстве и готовность Филина
к вышучиванию министерского олимпа подчеркнула его расположение к Шпындро.
В данный момент! Игорь Иванович понимал: момент потому и момент, что не
длится вечно, и надо так все обставить, чтобы до его отбытия за рубеж
приязни не сменился противоположным; вывести отношения на высокий уровень
доверия - попотеешь, но удержать их на нем и того труднее, всякий
проходил, как после тесных уз, контактов запоем, начинает трескаться
монолит взаимности и тем глубже трещины, тем ветвистее, чем радужнее и
доверительнее сложились отношения до кризиса.
- Слушай, - Филин выложил перед собой сразу пять папирос, каждую
размял, вытряхнул крошки табака. Шпындро проникся: разговор долгий. -
Слушай, ты бабку эту в деле проверял?
Шпындро усмехнулся, мужчины, как заговорщики переглянулись, что
говорить, сказанул Филин не без подтекста, не без двойного дна. Игорь
Иванович решил не трусить, кивнул с готовностью, мол, проверял, даже руки
развел - пользовался и не единожды.
- Боязно. - Филин пыхал дымом, как паровозная труба. - На склоне лет
к знахарке. А?.. Хотя и не такие, как мы не брезговали. А?.. Если прижмет,
выбирать не приходится, - и ошеломляя виртуозной тактикой мгновенного
переключения. - Значит говоришь не тянул фирмача? Не подсоблял классовому
врагу?
Шпындро уже уяснил: страшного не будет, Филин повозится с ним, как
сытая кошка с мышью и отпустит, так, лапкой помотает и все. Даже
парировать колкость не сподобился, сразу видно - начальство крови не
жаждет, развлекается. Филин курил жадно, уверовав заранее, что
таинственная бабка перво-наперво пресечет курение и еще беспокоило
пунктирно, то вспыхнет, то отпустит: что ж Шпындро решил отделаться
единственно старухой без поддержки дачного строительства патрона? На
понижение... играть не годится. Филин, конечно, ничего не скажет, не
проявит нездоровый, так сказать с отблеском алчности, интерес, полагая,
что Шпындро и сам догадается: расположение расположением, а жизнь
диктует... От напора дурманящего дыма плыло перед глазами и дочери
привиделись обе, взбредет же в голову такая странность: арена цирковая,
Филин на четвереньках в жабо, будто собачка или обезьянка скачет по кругу,
а дочери в откровенных костюмах, заголив все, что можно, а пожалуй и
нельзя, расхаживают по бортику арены, щелкают кнутами здоровенными, будто
перед ними не согбенный папаша на склоне лет, а выездка горячих коней.
Филин отложил папиросу, успокоился, постепенно вывел разговор на
Кругова: хотел проверить, станет ли Шпындро топить соперника. Не
удержался, шельма, от шпилек, но топил по всем правилам чиновной магии: ни
единого дурного слова, все кругами, экивоками, недомолвками, закатыванием
глаз и упиранием взора в пол, мол, против товарища не хочу, но... Филин
любовался: до чего ж отшлифовали людей, как же так, вроде лучший друг
Кругову, ни одной откровенно злокачественной оценки и все же замордовал по
всем статьям.
Филин для себя уж решил сделать ставку на Шпындро - проходим он,
никаких зацепок против, ведь посылают не за достоинства, а по случаю
оглупляющего проверяльщиков отсутствия недостатков, по гладкости анкетной,
по незапятнанности послужного списка Шпындро многих превосходил. Блюл себя
строго в стенах учреждения, все правила, даже из тех, что и осторожные
перестали соблюдать, все предписания душных лет, болотных и мглистых
исполнял истово, а ведь молодой, поражался Филин, мне и то нет-нет шибанет
в голову и хочется взбрыкнуть, а как же этот довел себя до такой
покорности, удручающей даже на вид. Конечно, управляемый человек ценен
руководству, однако, если б полная подчиненность нижестоящего, его
вековечное "не моги возразить" было наиценнейшим товаром в иерархиях,
тогда б рабовладельческий строй не знал равных по производительности, ан
нет, не вышло. Филин прикурил четвертую папиросу. Куда меня занесло?
Рабовладение! Хватил, братец!
Всерьез его занимала только дача - достроить бы! - последняя ставка
всей жизни.
Поговорили задушевно о семьях, о болезнях, о жизни, умещающейся
целиком в стенах присутствия, помечтали об отпускной поре, обмолвились о
рыбалках, кострах, палатках, лодочных моторах, и автомобильных прицепах,
перебрасывались словами долго и охотно, как бы заключив основополагающее в
их сложно сплетенных отношениях. Шпындро размяк под добрым взглядом Филина
и... не удержался.
- Затеял дела домашние, ну вроде полуремонт, полуприведение в порядок
антресольного хозяйства и мест общего пользования, дело хлопотное, может и
не затевать, если... - он, будто стряхнул многолетнюю напуганность, то
набегающую на лицо, то исчезающую вовсе, как разные цвета скачущие по
диковинной тропической рыбе, - когда ехать-то?
Главное сказано и Шпындро благостно откинулся назад.
- Х-м! - Высверк пламени на спичке, дымное облако. - Х-м! Сразу уж и
ехать. Шустрые вы. Х-м! - Снова туча дымная поплыла из края в край
кабинета: кто ж дачу мне продвинет, мил человек, кто ж раздобудет эти
чертовы пробойники или как их там, чтоб толковый фундамент подвести, а
вагонку для кухни где умыкнуть, уж и деньги на нее отложены. - Слушай, -
Филин встрепенулся, сейчас он обращался на ты, а случалось и на вы, и эта
чересполосица, на диво удобная, как бы сигнализировала об отношениях, о
котировке слушателя в миг беседы. Сейчас Шпындро котировался высоко. -
Слушай, у тебя нет ходов, чтоб вагонку достать?
Шпындро помрачнел: думал обойтись бабкой да женским гардеробом для
совок из завальников-запасников жены, а всплыла вагонка: теперь размышляй
и тут образ скупо улыбающегося Мордасова подоспел на помощь. Колодец все
мог достать и не раз доказывал это; и еще почему-то Шпындро рассудил, раз
станция под боком у Мордасова, разгрузки-перегрузки, должна водиться
вагонка, это же не задник гастронома на центральной улице, где кроме
батона колбасы да закатанного в баночную жесть дефицита ни чем не
разживешься. Станция пахла вагонкой или Шпындро ничего не смыслил в жизни.
Вагонка! Ишь какой поворот. Игорь Иванович прижался к стене, передние
ножки стула задрались, чиновник размышлял явно и натужно: пусть знает,
боров, не так просто даже в дебрях мысленных нащупать путь к вагонке, а не
то что отгрузить ее, смолисто попахивающую в прелести свежеструганного
дерева.
Молчали. Филин позвонил, похмыкал в трубку. Скорее всего жене, вроде
тактично дает Шпындро соредоточиться, поскрести по донышку памяти, авось и
проклюнется вагонка; а Игорь Иванович, выйдя мысленно на Мордасова, сразу
понял: он! через него вагонка и приплывает, и сейчас прикидывал, что
сегодняшние переговоры отзвенят ему немалой благодарностью купца,
изобретательного на подношения и не скупого.
Начальник потянулся к пятой папиросе, глянул на часы и Шпындро понял:
поря отвечать, время вышло, вагонку не обойдешь, не зря Филин напрямую
увязал деревяшки с отъездом, утешало только, что сама по себе штука это не
слишком дорогая, главное разжиться вагонкой и даже, если платить выпадет
Шпындро, что ж оно и кстати: гардероб для совок плюс оплаченная вагонка,
как раз и погасят выданные Филиным предъпоездочные векселя.
- Вагонка будет, - просто пояснил Шпындро и отчего-то вспомнил: "Я
знаю город будет, я знаю саду цвесть, когда такие люди на белом или на
этом - не припомнишь - свете есть". Какие люди!
- Лады! - Филин привстал. - Готовься! - И прощально махнул ладошкой.
Шпындро вышел, посмотрел сквозь секретаря и досада изжелтила его лицо: к
чему готовься? к вылазке в субботу? к доставанию вагонки? к долго желанной
поездке туда? или ко всему вместе готовься, потому что командировка за
границу не есть нечто изолированное от потока жизни, а как раз и
проявляется суммой самых разных деяний, совершенных в прошлом, творящихся
в настоящем и призывно подмигивающих из будущего, когда с заморскими
дарами возвращаешься к любезному очагу.

Утром в субботу Наташа Аркадьева кормила мужа завтраком, оба дулись;
из-за этой субботней затеи не удалось поспать всласть. Шпындро прикидывал
как одеться: обычно по-рабочему или позволить себе некоторую выходную
вольность, скажем пренебречь галстуком, а то и курткой воспользоваться.
Филина тоже собирала супруга, дочери заспанными тенями мелькали между
спальней и туалетом, бескровные лица их выражали одно: пятничное гульбище
затянулось, выпотрошило, вывернуло наизнанку.
Шпындро позвонил точно в оговоренное время. Филин довольно
подтвердил, что спускается вниз. Об одежде не думал, натянул, что попалось
под руку, подцепил сумку - бутыли с закручивающимися пробками под святую
воду, как наставил Шпындро со слов Мордасова.
У входной двери Шпындро подсек телефонный звонок - голос Мордасова:
не приезжай, бабка занемогла, отложим... до лучших времен.
- Ты что, сдурел?! - взревел Шпындро. - Я знаешь с кем еду?
Наташа Аркадьева смотрела на мужа с тревогой: пошел пятнами, руки
задрожали, шея затряслась. Еще бы, только что подтвердил все Филину и нате
- отбой.
- Приеду к одиннадцати, как сговорились, - Шпындро взял себя в руки,
- и остальное, как сговорились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45