Туз замер, широко расставив ноги, и казалось, не приближаясь к
прилавку, мог длиннющей рукой ухватить за шиворот Мордасова и без труда
запихнуть в ведро, куда Настурция только что опорожнила совок.
Колодец извлек блокнот, толстый, в тисненном переплете, дареный
Шпындро, сверил записи, открыл чернильную коробочку с пропиткой для
печати, ткнул печать в фиолетовое чавканье и подул, будто вознамерился
поставить магазинную отметину на лоб Тузу треф.
Настурция исчезла: мужчин надо оставить наедине. Заглянул некстати
сдатчик вещей и Колодец гаркнул: "Приема нет! Бланки смылились. После
обеда!". Клиент покорно притворил за собой дверь.
- Туз! - Колодец шваркнул в сердцах печать на открытую страницу
журнала. - Ты пропустил три Дня возвращения! Подряд! Хамишь! Мне что,
бегать за тобой? Может в милицию настрочишь?!
Туз мотал туда-сюда холщевую торбу, слушал, будто не его кости
перемывали, вертел головой, проходясь глазами по верхам шкафов, мохнатым
от пыли.
- Платить собираешься? - Колодец взгромоздился на высокий табурет. В
дверь с улицы сунула нос подружка Настурции из магазина всякой всячины
напротив, сообщила на бегу, что для Притыки имеется парфюм.
- И мне пяток упаковок пришли, - оборвал Колодец и вернулся к Тузу. -
С тебя пятнаха!
- Я взял-то пятерку, - ожил Туз треф и рука его юркнула в зев торбы.
- А штрафные санкции! - Загремел Мордасов. Все ж законно хороводиться
со Шпыном, словечек поднабрался, глядишь и Туза проняло, что Колодец не
матерно вразумляет, а ввернул резоны из далекого прошлого Туза, когда
прыгун или швыряла тяжестей еще в приличных числился.
Туз охнув, будто проглотив стакан первача, выдернул из торбы
никелерованный кран.
- Американский! Вишь, маде уса. Только не поет! А так все исполняет.
В погашение долга. Такой кран сотню потянет.
- Ты чё сдурел! - Колодцу кран приглянулся и возмущение он выплеснул
в педагогических целях. - Чё мне кран? На цепочку да на шею! Капусту гони!
- Титановый мерекали, - пробурчал Туз треф, - вечный...
- Вечный?! - взревел Мордасов. - На черта мне вечный? Я-то не вечный.
Эх, Туз, - планомерно остывал Колодец, - к вам, как к людям, к братанам по
невзгодам, а ты... клади сюда и запомни: День возвращения для всех один,
как Пасха, как Первомай, ты мне свои порядки не устанавливай и брось
крутню с компенсационными сделками, - опять возблагодарил выучку Шпындро,
- взял монету, монету и гони!
Колодец погладил кран: куда ему? У него дома все стены в кранах!
подарит кому нужному, или загонит, а за услугу попросит чего, всегда не
хватает то одного, то другого, гонишься как за солнечным зайчиком, вот и
накрыл, прижал ладонью, а глянь - зайчик уж над головой пляшет, снова
тянись, соответствуй, иначе сомнут.
Настурция выглянула из-за желтой занавески, увидела кран, поняла, что
наступило примирение и высоко подняв голову павой - перед Тузом треф еще
не стыд покрасоваться, хоть и покореженный, а видный мужик, - заняла свое
место за прилавком.
Колодец утратил интерес к визитеру, играл краном, как младенец новой
игрушкой. Туз не уходил и Мордасов знал, что попросит шельмец в долг, но
на помощь не спешил, пусть помается, привыкли, чуть что открытый кредит,
пусть вобьет в башку - с Мордасовым не пофинтишь.
- Трояк дашь? - поборол смущение Туз, укоряющий себя, что не успел
смиренно поклянчить еще до появления Настурции.
Колодец нагнулся, швырнул на прилавок три железных рубля и углубился
в чтение журнала. Настурция нырнула за занавеси, вернулась с жбаном кваса,
только что принесенного со станции бабкой Рыжухой, которой Настурция
оставляла колготки для дочери, промышлявшей грехом в городе. Навроде жует
их? изумлялась Настурция. Такое производство у ей, ответствовала Рыжуха не
без смятения и регулярно доставляла ледяной квас об жаркую пору, а зимой,
что бог с лотка пошлет.
Колодец лениво перевернул страницу, знал, что Туз треф без прощанья
не уйдет.
- Возвернешь шесть! - Хорош кран, ничего не скажешь, так и хочется
трогать каждую минуту.
Туз треф медленно осознавал приговор, торговаться не привык, но
деньги не ворованные, с каждым днем доставались все труднее, опять же и
горючее взлетело в цене, как стрелка на силомере в парке уйму лет назад,
когда Туз треф в рот не брал и загонял стрелку под самый верх столба с
делениями.
- Прием окончен, - Колодец рубанул ребром ладони по прилавку. -
Перестройка, Туз! Мы, как все, в едином порыве.
Пыльная комната опустела, Настурция хлебала квас: не боится Мордасов
ничего, а она боится - деньги в рост! - тут надо силу духа иметь. Зато ты
спишь спокойно, посмеивался Колодец, хоть и сам спал дай бог, из пушки
пали, не моргнет. Или жить или бояться. Одно из двух. Давно они это
обсудили с Настурцией. Притыка - девка заглядение, ей отовсюду валится, а
Колодец вынужден заботиться о себе сам. Мордасов припомнил свидание,
оговоренное со Шпындро, заглянул в бумажник - только девять сотен.
- Дай триста!
Настурция оторвалась от кружки кваса, полезла за деньгами.
- А лучше пятихатку, - поправился Мордасов, - выездного встречаю, у
них семь пятниц на неделе и всегда им мало. Народец! Государственные
люди...
- Не все же, - Настурция протянула деньги, припоминая пламенный роман
с одним выездным позапрошлым летом.
- Не все? - взметнул бровь Колодец. - Если и не все, только со
страху, как ты. Какую щель узрят, нырь в нее и пошел деньгу помпой качать.
Понятное дело, если такие возможности только за то, что ты ездишь по белу
свету, у всякого душа дрогнет. Не пойму, за что им такая привилегия?..
- Они языки знают, - попыталась оправдать Настурция.
- Языки?! Не смеши! - Колодец запрятал деньги, заколол бумажник
булавкой. - Шпын вроде Туза, тоже тут мне читал инструкцию к плейеру,
вроде как маде уса получалось, я все ж два курса откукарекал - кумекаю...
Мордасов затосковал: не кончил институт, не вырвал диплом, коптит
тут, рубли ссужает, а такие, как Шпын страну представляют за пределами,
тьфу! И рассказы их понапридуманные, насквозь фальшивые, а сам в пакет
лезет и ручки пригоршнями на свет божий извлекает. Совмещаются же в одном
и том же человеке идеалы прозрачно хрустальные и... ручки по пятерке
загонять, а если паркер с допбаллоном меньше чирика ни-ни. Мордасов
припомнил первое крупное столкновение с Игорем насчет одноразовых
зажигалок, оба характер держали, завелся тогда Колодец из-за тайваньских
часов, что Шпын отвалил ему в подарок. Такие не пользую, криво усмехнулся
Мордасов, а за чертвертной толкну, если желаешь.
За четвертной? Шпындро побледнел и ни слова не говоря забрал часы -
Мордасов враз расшифровал разочарование спикуля, знал, отчего уныние:
Шпындро этой парой пускал пробный шар и вышло, что тайваньские часы не
товар, а Мордасов безжалостно добил: им цена трояк и тот рваный, даже
детвора брезгует... Потом и сцепились в подсобке насчет одноразовок, орали
до хрипоты, а Настурция бегала к Рыжухе за квасом, чтоб охладить крикунов;
через месяц про ругань забыли и все покатилось, как заведено.
Языки!
Колодец помнил, как прошлым летом заскочил с Игорем по случаю к
приятелю Мордасова на видуху попялиться, а там лента в самой середине
фильма в разгар пальбы и напряжения вдруг без перевода пошла; Мордасов
толкнул в бок Шпындро, мол, давай, толмач, разъясняй сирым, все притихли,
Шпындро тяжело вздохнул, пробормотал невразумительное, а дальше напомнил
рыбу, выброшенную на берег - только рот разевал да таращил глаза.
Идиоматики многовато, пробурчал Шпын и сник.
Языки!
Мордасов еще раз проверил накрепко зашпиленный булавкой ветхий
бумажник, любил старую вещицу, с ним начинал, из суеверных соображений не
променял бы на чистого крокодила или змею, хоть и даром достающиеся.
Бумажник Колодцу счастье приносил - факт, в нем вроде, как сила и везение
его упакованы, вроде жизни Кащея в игле.
Языки!
Колодец глянул в упор - Настурция отвела глаза. Еще смущается, не
разучилась. Колодец стащил очки, принялся протирать стекла замшевым
лоскутом, перед глазами поплыло, в размытости очертаний возник Шпындро,
высокий, худой, с улыбками на любой вкус, холодноватый, будто только что
разразившийся многозначительно: такая у нас миссия... Миссия! Языки! Черт
бы их побрал! Колодец нацепил очки на близорукие глаза.
- За державу обидно! - Потертый бумажник скользнул во внутренний
карман.
Настурция вытаращила глазищи: Шпындро ей нравился и сейчас девица
уяснила, почуяла женским нюхом, что гнев Мордасова направлен против
неизменно вежливого, тихоголосого москвича. Настурция случалось мечтала,
склонясь над пыльным прилавком, как вышагивает под руку с Игорем в далекой
стране и блики с промытых до нереального блеска витрин скачут по ее лицу,
она виснет на руке любимого крепкой, натренированной теннисными махами, и
прилепляется к витрине и просительно показывает глазами, то на сумку
матовой кожи, то на вечернее платье несусветной цены, Игорь поддается
минутной слабости, заводит избранницу в дорогущий магазин, но, только
завидев продавца, дает задний ход, молниеносно пересчитав, сколько же
мелкого высокорентабельного при перепродаже товара можно приобрести вместо
сумки, если приглядеться не очень-то и красивой, даже тяжелой очертаниями,
определенно не пойдущей Настурции.
- Зинка про парфюм забегала? - Настурция откинулась и лицо ее приняло
то надменное выражение, с которым Настурция встречала нескромные взгляды
мужчин и с которым забиралась в машины ухажеров южных кровей.
Колодец откипел, посмотрел сквозь напарницу и вышел на пыльную
площадь, через пять шагов налетел на тройку: Стручок, Туз треф и
неизвестный. Глаза Стручка остекленели, но приподнять почтительно картуз
не забыл, Туз треф приложил ладонь к лаково блестящим вихрам, отдавая
шутейно честь, и бравый жест при тусклом взоре и опущенных уголках губ
произвел жутковатое впечатление. Колодец бросил взгляд на пьянчужек, как
рачительный хозяин на дойных буренок, и двинул к ресторану.

Шпындро после обеда вызвал Филин. Игорь Иванович шел к начальнику,
прикидывая, по какому вопросу его тревожат.
Филин восседал грузно, громоздился над пустым столом, длинные седины
с желтизной, руки в наколках - якоря, русалки, буквы... Пепельница полна
окурков. Филина Шпындро не опасался: вулкан, изрыгающий вату, вот кто
такой Филин, старик давно на кукане, размер подношений ему определен:
повыше рубашки с бутылкой пониже магнитофона, медианное значение плюс
рыболовные снасти.
Шпындро правила игры соблюдал: постучал, сел только по кивку, раскрыл
тонкую папку.
Филин закурил "Беломор", был в этом свой шик, все иноземельными
смолят, а тут запах народный, глубинный, определенно шик.
Филин распечатал новую пачку, внимательно изучая карту, будто завтра
ему предстоял тяжелый переход по каналу, а то и бой в тех местах; папиросу
мучал долго: вытряхивал табачные крошки, мял мундштук, стучал о
полированную поверхность, то одним концом папиросы, то другим, наконец,
воткнул беломорину в рот и Шпындро обратил внимание, что на нижней губе
Филина трещина и даже кровит похоже.
- М-да... - Филин пошарил в поисках зажигалки, подчиненный щелкнул
своей: сам не курил, но зажигалку в кармане таскал, как раз для таких вот
надобностей.
- М-да... - Филин окутался дымным облаком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45