А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

До поры до времени потешала публику демонстрацией оргазма с экрана, а потом вдруг задумалась... Осмысливая богатый опыт своей сексуальной жизни, пришла к следующему откровению: чтобы найти совершенного, я бы даже сказал, идеального возлюбленного, нужно следовать тринадцати советам...
— И что же это за советы? — не очень понимая, куда Стрелков клонит, поинтересовался я.
— Ну, все тринадцать советов крошки Спринкл я перечислять не стану. Достаточно ознакомить вас с основными постулатами ее теории, такими, например, как: чти свою сексуальность и высвободи ее неповторимую ценность; научись понимать, что секс — это пища для человека; не жалей времени, чтобы действительно наслаждаться сексом... ну и так далее и тому подобное. Кокаво?
— Глубоко... — скептически усмехнулся я.
— Но самое главное, какой она делает из всего этого вывод.
— Какой же?
— Потрясающий!.. Самый лучший возлюбленный — ты сама. Соответственно и для мужчины лучшей возлюбленной, считает она, является он сам! Блеск?!
— И нищета куртизанки...
Стрелков загоготал и налил в стакан вторую порцию коньяка.
Вскоре он здорово захмелел, и я решил не терять больше времени даром. Я понял, что от этого «знатока» ровным счетом ничего не узнаешь, кроме, естественно, еще нескольких историй из жизни звезд порнокино. Так я считал, уходя от Стрелкова, а между тем он оказался не так прост, этот горе-философ.
Я продолжил свои поиски: побывал сначала в местном архиве, а затем посетил просто легендарную личность — Семена Георгиевича Жсрсбцова. Местный архивариус отрекомендовал мне его так: «Светлая голова! Несмотря на свои сто с лишним лет, он помнит многое и многих». Меня заинтриговала эта а встреча. Я знал, что Жерсбцовы — одна из старейших дворянских фамилий в России. Известно мне было о самом старом из ныне живущих Жеребцовых и коечто еще..
Семен Георгиевич Жеребцов жил в семье внуков и правнуков и, что самое интересное, не был им в тягость. Даже наоборот. Занимаясь ведовством и предсказаниями, он сколотил довольно приличный капитал и с радостью и гордостью помогал своим многочисленным потомкам в столь трудное время.
...Старик внимательно вглядывался в глаза молодой женщины, причем его бесцветные зрачки медленно расширялись, словно вбирая, впитывая в себя не только реалии видимого мира, но и миражи потустороннего. И вот старик заговорил!
— Вижу мужчину! Он в солдатской форме. Улыбается. При этом топорщатся пышные усы. Он что-то говорит... Не могу разобрать слов... «Меня убили... Я стоял на посту... Охранял склад оружия... Меня ударили по голове сзади, забрали автомат... Но это не страшно. Мне хорошо здесь... Я рядом с теми, кто меня искренне любит...»
Молодая женщина с трудом сдерживала рыдания, рвущиеся из груди. Когда старик закончил, она, задыхаясь, выкрикнула: «Это мой муж! Я узнала его! Мне сказали в военкомате, что он пропал без вести!.. Меня обманули!»
Подруга вдовы, находившаяся рядом, успокоила молодую женщину и увела в соседнее помещение. Я же подсел к этому удивительному старику.
— Скажите, Семен Георгиевич, как вам удается контактировать с душами умерших? — спросил я.
— Я и сам не знаю, как это получается, — признался старик. — Просто стоит мне вглядеться в зрачки любого незнакомца, как рядом с ним формируется фантомное изображение мужчины, женщины или ребенка с шевелящимися губами. По артикуляции можно догадаться о смысле того, что они говорят. Для этого нужны некоторые навыки, только и всего...
— И когда вы почувствовали в себе такие способности?
— Давно. Еще в детстве... Однажды я чуть-чуть не утонул. Меня вытащили из воды, откачали и сказали, что я пробыл под водой почти десять минут. Все, естественно, удивлялись, как я остался жив. Через несколько дней после этого мой приятель по гимназии показал мне портрет своей возлюбленной. Это была дочь известного у нас купца Федорова...
Я затаил дыхание.
— Звали ее Варвара, она училась в женской гимназии. Портрет нарисовал друг семьи Федоровых художник Кандинский. «Береги этот портрет, — сказал я о приятелю, — ведь он последний в жизни Варвары. Сегодня она умерла». Он, конечно, мне не поверил,
только посмеялся над моими глупыми пророчествами. А через несколько дней Вареньку хоронили. Она действительно умерла от быстротечной чахотки в тот самый день...
— Чудеса! — проговорил я.
— После того случая я стараюсь сдерживаться и не говорить людям то, о чем доподлинно знаю... Зачем их пугать?
— А что вы еще помните о семействе Федоровых? — нетерпеливо поинтересовался я.
Сегодня был трудный день. Все эти негативные эмоции страждущих людей — они просто убивают меня. Мне всех жалко, но я должен, должен говорить им правду!.. Приходите завтра, — сказал Семен Георгиевич, утомленно откидываясь на спинку уютного кресла. — Я вам многое расскажу об этом удивительном семействе.
— Буду вам признателен, — учтиво раскланялся я.
У подъезда его дома я столкнулся с каким-то опустившимся типом. Одутловатое лицо, на котором выделялся огромных размеров нос лилового цвета, производило просто отталкивающее впечатление. Одет неизвестный был в крикливый заношенный пиджак с люрексом, в помятые клетчатые брюки желтого цвета и дырявые ботинки. На голову себе он нацепил шляпу, которая до этого наверняка украшала какое-нибудь огородное пугало. Я бы не обратил внимания на бродягу, если бы не одно странное совпадение. Дело в том, что он попался мне на глаза уже в третий раз. Первый раз я видел его утром у гостиницы, второй — у библиотеки. Теперь вот новая встреча. Следит он за мной, что ли? Я хотел задан, ему этот вопрос, но он вдруг быстро отвернулся и зашагал в сторону арки, ведущей на улицу. Я устремился за ним и успел заметит)., как он вскочил в стоящий у обочины тротуара «уазик» армейского образца, который с места набрал большую скорость и скрылся за домом.
«Слишком много непонятного творится вокруг моей особы», — подумал я и на всякий случай нащупал в правом кармане пиджака свой «Удар» ~ пятизарядный аэрозольный распылитель, чем-то напоминающий женский браунинг. Мне лодярил его знакомый конструктор с военного завода, предварительно убедишь, что :а ношение и использование такого «оружия» наша милиция . Позже не подтвердили это мои из МВД. Словом, мой «Узор» может рассматриваться как газовый или аэрозольный баллончик, то есть как индивидуальное средство защиты, а потому специального разрешения на ношение не требует. Но только мой «Удар» был получше всех этих баллончиков, норовивших сработать в кармане владельца где-нибудь в транспорте во время часа пик при сильном толчке или сжатии. К тому же при порывистом ветре газ из баллончика мог поразить самого владельца. А «выстрел» из моего «Удара», произведенный под сильным давлением, настигнет злоумышленников на расстоянии в несколько метров. Вес моего «Удара», заметьте, всего-то 550 граммов!..
Вечером я вновь сидел в своем номере гостиницы и подводил итоги дня. Были онм в общем неутешительными, поскольку ничего нового о коллекции купца Федорова я не узнал. Одна надежда на Семена Георгиевича...
От грустных размышлений меня отвлек негромкий стук в дверь. Я открыл ее и увидел дежурного по этажу с конвертом в руке.
— Извините, вам просили это передать.
— Кто? —поинтересовался я.
— Курьер из редакции вечерней газеты.
Закрыв дверь, я распечатал конверт и вынул из него свежий номер газеты.
На четвертой полосе меня сразу привлек заголовок «Купеческое счастье Прокофия Федорова». А дальше — подзаголовок, крупно, как реклама: «Вологодский купец Прокофий Федоров — спонсор и меценат великого русского художника Кандинского. Об этом поведал нам гость из Москвы, известный искусствовед и писатель Игорь Скорин». Но больше всего меня возмутила фотография, запечатлевшая меня у входа в библиотеку. Недаром мне показался подозрительным маленький суетливый старичок. Он делал вид, что фотографирует старинное здание, но при этом пользовался не широкоугольным объективом, а длиннофокусным, как раз предназначенным для портретных снимков...
Я в сердцах выругался, догадавшись, что это дело
рук «короля местных репортеров» Стрелкова. Прощать
ему эту мерзость я не собирался и тут же позвонил в
редакцию вечерней газеты. Мне ответили, что редактор на месте.
Быстро одевшись, я вышел из гостиницы и направился в центр города. Однако не прошел и ста метров, как возле меня затормозил уже знакомый «уазик». Из него высунулся детина в лихо сбитой на затылок шляпе и вежливо спросил: «Вы, случаем, не Скорин
Игорь Васильевич?»
— А что такое? — удивленно и настороженно спросил я.
— Да нет, ничего, просто узнал вас по фото в сегодняшней газете. Скажите, а коллекцию купца Федорова вы еще не нашли?
Мне стало как-то не по себе и от этой встречи, и от этих расспросов. Я резко повернулся и пошел своей дорогой, но неожиданно откуда-то из-за угла ко мне подскочили двое мужчин и стали запихивать в машину. Одного из них я успел вырубить удачным хуком справа, но второй съездил мне сзади по затылку кастетом.
Сознание медленно покидало меня, я уже плохо различал окружающую обстановку, но, падая, услышал слова водителя: «Упакуйте клиента»...
* * *
Кончилась, будто оборвалась, видеозапись в моей голове. Я снова был способен воспринимать привычный мирок своего врачебного кабинета. Напротив меня кто-то тихо сопел, пил горячий чай из фарфоровой чашки и ненавязчиво наблюдал за мной. «Ах да, — вспомнил я, — это же следователь прокуратуры Матвиевский, который обратился ко мне за помощью...»
Итак, мы говорили с ним о смерти Скорина. Только что, глядя на фотографию погибшего искусствоведа, я будто бы очутился в его собственной шкуре, как бы вошел в его сознание и растворился там, фиксируя все, что с ним происходило в последние месяцы жизни. Конечно, все, что я узнал, имело прямое отношение к его смерти. Вот только знает ли об этом следователь? Надо послушать его дальнейший рассказ о деле, которое он ведет.
— Продолжайте, Леонид Васильевич, — проговорил я, беря со стола дымящуюся чашку чая. — Спасибо за чай...
— Я остановился на том, — деловым тоном начал Матвиевский, — что находился перед разрозненными фактами, которые не давали мне ответа: что же произошло в действительности, почему вместо собственной квартиры в Орехово-Борисово Скорин оказался на перегоне Михнево—Барыбино. Людей, от которых можно было почерпнуть сведения о последних часах жизни Игоря Васильевича, было только двое: его коллега по работе в издательстве да уборщица.
Показания уборщицы в расчет можно было не принимать. Собственно, что она могла видеть или знать? Ну, пришла утром на работу, раскланялась с вошедшим в свой кабинет Скориным и пошла прибираться в других помещениях. Снова в кабинет Скорина она заглянула только в конце рабочего дня. Там она застала редактора по отделу зарубежного искусства Горчакову Виолету Алексеевну, которая складывала в папку странички рукописи будущей книги, подготовленной к сдаче в набор.
Когда и куда убыл Скорин, уборщицу, естественно, не интересовало. Однако она подтвердила, что утром у него в руках был новенький чемоданчик типа «дипломат». Отзывалась уборщица о Скорине как о человеке скромном, вежливом, умевшем увлекательно рассказывать об искусстве и художниках. Вот, собственно, и все, что мне удалось из нее выжать... Другое дело — коллега Скорина, весь день просидевшая вместе с ним в тот последний для него день.
Виолетта Алексеевна недавно получила новую квартиру в микрорайоне Орехово-Борисово, поэтому домой она часто возвращалась вместе со Скориным. Он обычно ехал до «Домодедовской», а она до конечной станции метро — «Красногвардейской». Они проработали вместе два года, и, кажется, Виолетта Алексеевна с некоторых пор испытывала к Игорю Васильевичу чувства несколько большие, чем дружеские.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66