— Мужчину зарезали!
Может быть, этот самый вопль и спугнул убийцу, удержав его от второго, более точного удара под левую лопатку. Только кто-то издали рявкнул:
— Фуфло, мать твою, сматывайся!
До центральной районной больницы меня подбросил на своем потрепанном «запорожце» Андрон в приемном покое я и потерял сознание...
* * *
...Каждый раз, вникая в суть какой-нибудь очередной житейской истории, я всегда открываю для себя некие особенности либо в поведении реципиента, как я называю источник информации, либо в своем собственном восприятии. Хотя, конечно, если уж быть до конца точным, то реципиентом мне следовало бы называть самого себя, поскольку «донором информации» о том или ином событии всегда выступает кто-то посторонний — живой или мертвый. Для вечно живого сознания это не имеет принципиального значения.
Вот и теперь мой «донор информации» начал открывать передо мной картину происшедших событий, но неожиданно «канал информации» закрылся. Поразмыслив, я пришел к выводу, что потеря сознания на какое-то время выводит «донора» из игры. И мне необходимо искать концы оборванной информационной нити методом проб и ошибок...
Впрочем, кому какое дело до моей «научной лаборатории»? Гораздо интереснее готовый продукт — захватывающие истории, в которые попадают мои герои.
Размышляя таким образом, я вышел на крыльцо,
потянулся и вдохнул полной грудью прохладный воздух, принесенный ветром с гор. И тут совершенно отчетливо услышал грозное предупреждающее рычание.
Альма? Но собаки нигде не было видно. Больше того, рычание напоминало далекий рокот надвигающейся грозы. Но небо до самого обозримого горизонта было абсолютно чистым, даже намека на скорые осадки не чувствовалось в этот жаркий полдень. Так что же за
звуки я слышат? Я сошел с крыльца и направился по дорожке к калитке прогулочным шагом. Тут-то меня и остановил взрыв злобного собачьего лая. И все равно собаки нигде не было видно...
— Альма, Альма! — позвал я, теряясь в догадках, где она могла спрятаться.
Лай неожиданно прекратился, а меня пробрала холодная дрожь.
Не поворачиваясь, я попятился к крыльцу. Но, не доходя до него, остановился и сделал шаг обратно к калитке. И вновь до меня донеслось грозное рычание. Решив больше не искушать судьбу, я вернулся в дом Шорина.
Оказавшись в небольшой светлой комнате, где все было приспособлено для тренировочного процесса спортсмена-профессионала, я задумчиво потрогал боксерскую «грушу», висевшую в центре на растяжках, затем уселся на велотрснажср и крутанул педали. Остальное сделало мое подсознание. Именно оно вызвало астрального двойника Шорина, провело необходимую подготовительную работу, нужную для установления психофизического контакта. И снова я был буквально захлестнут потоком информации о далеком и недавнем прошлом Владимира Степановича Шорина...
Что ты скажешь, если я предложу тебе в качестве спарринг-партнера Дмитрия Орлова? — как-то спросил меня тренер после тренировки.
— Чемпиона республики в тяжелом весе? — уточнил я, вспомнив, что совсем недавно прочитал о нем хвалебную статью под заголовком «Будущие олимпийцы» в газете «Советский спорт».
— Да. Но, может, тебе еще рановато встречаться с настоящими мастерами? — подзадорил Патерик.
— В самый раз, — успокоил я тренера, но не себя, понимая, что с таким противником совладать будет нелегко.
Могучий мужик, весивший не меньше центнера, размахивая кувалдами кулаков, неотвратимо, как поезд, надвигался на меня, словно хотел сломать, раз давить, истребить... И хотя его широкое лицо при этом выражало самое безмятежное спокойствие, как будто Орлов находился не на ринге, а где-нибудь на отдыхе в компании друзей, — челюсть, выпиравшая вперед, перебитый когда-то широкий нос одним своим видом могли напугать кого угодно...
На меня обрушился град ударов, от которых я еле успевал закрываться. Ответить ему мне и удал ось-то всего один только раз, когда после очередной серии ударов по корпусу Орлов сделал шаг назад, на секунду раскрывшись. Что было дальше, я и сам не понял. Увидел только отчаянно махавшего руками перед моим лицом рефери и услышал безумно орущий зал. А противника что-то нигде не было видно. Наконец я догадался посмотреть вниз. Чемпион РСФСР лежал на полу в углу ринга, а рефери, отодвинув меня в сторону, принялся загибать пальцы, отсчитывая секунды, отделявшие Орлова от поражения, а меня от победы.
— Чистая победа! — хлопнув меня по плечу, возбужденно проговорил Патерик. — Тебе все же удалось его зацепить прямым левой. Теперь не забывай: левая рука — твое главное оружие на всю оставшуюся жизнь!...
...Я сидел в палате травматологического отделения на больничной койке и медленно, строчку за строчкой выводил свои каракули в общей тетрадке, лежавшей на прикроватной тумбочке. И хотя рана оказалась пустяковой, так, царапиной, все же это занятие доставляло мне некоторые неудобства, вызывая небольшую боль в спине. Я не бросал его до момента, пока приоткрылась дверь и заглянувшая в палату постовая медсестра произнесла:
— Больной, к вам посетитель из милиции!
Это был тот самый капитан Казаков, которого я пытался найти в день нападения на внучку.
— Рад вас видеть, Владимир Степанович, в здравии, — улыбнулся молодой мужчина ничем не примечательной наружности, но ведь именно таким, на мой взгляд, и должен быть настоящий сыщик.
— Здравствуй, Сергей! Давненько мы с тобой не виделись. Ты, я слышал, в гору пошел, стал старшим оперуполномоченным ?
— Растем помаленьку, продвигаемся по службе, начальству не перечим...
Казаков, посчитав, что правила приличия соблюдены, проговорил более официальным тоном:
— Мне необходимо провести дознание по факту
вооруженного нападения... Ведь нападавший ударил
вас ножом, не так ли?
— Совершенно верно! Правда, рана пустяшная...
— Все равно вы должны будете написать об этом О
факте официальную заяву в милицию, на основании о
которой мы сможем возбудить уголовное дело, а вы
пойдете как «терпило»...
— Как кто я пойду?
— Извините! Как потерпевший...
— Эх, Сергей, Сергей! — тяжело вздохнув, сказал я. — Ты действительно сильно изменился, и не в лучшую сторону, к сожалению. Стал чиновником, задубел, превратился в зануду. А я тебя запомнил совсем другим — живым, веселым хлопчиком, склонным иногда на необдуманные поступки и действия, за которые тебе и доставалось от отца...
— Мой отец умер! Недавно похоронили... — Мне показалось, что за заскорузлой маской на минуту появилось настоящее лицо человека, которого я знал, но мне это только показалось. — Да, были времена, уважаемый Владимир Степанович, да все вышли. Сейчас не та ситуация. Работы до черта! Как следует выспаться не удается... Так все-таки, при каких обстоятельствах на вас было совершено нападение? Почему именно на вас?
Еще раз безнадежно взглянув на Казакова и поняв, что по-человечески с ним говорить стало невозможно, коротко пересказал все события дня, предшествовавшие злосчастному эпизоду нападения.
— Как выглядел нападавший?
— Высокий детина, лет двадцати трех, с золотыми коронками на двух верхних передних зубах. По-моему, кличка у него Фуфло... По крайней мере, так его окликнули.
— Вот это все и опишите в заяве, а я завтра с утречка к вам сюда забегу и заберу ее для подшивки к делу. Договорились? Вот и ладно! А сейчас очень спешу... До завтра!
Вот такие ученики пошли нынче, невесело подумал я, проводив Казакова взглядом до порога палаты. Но стоило только двери за ним захлопнуться, как она тут же опять открылась. В палату опять заглянул Казаков и как бы между прочим заметил:
— Совсем забыл сказать. У нас в отделении уже лежат три заяви от потерпевших. Все они оказались зверски избитыми одним и тем же хулиганом. Между прочим, описание внешности нападавшего напоминает одного известного в прошлом боксера...
— Сергей, но я же тебе все честно рассказал только
ЧТО!...
— Да, да, конечно! Такая версия событий могла
быть... Так вы пишите, пишите: Всего доброго! Нет, господин сыщик! Свое дознание я проведу
сам, так оно будет надежнее. И вообще, разве можно
доверять собственную судьбу и судьбы дорогих мне
людей подобному чину? Нельзя! И когда же ты успел стать таким, Казаков?..
После обеда ко мне наведался другой посетитель — Андрон Турин, с которым я так и не успел толком переговорить в тот день, когда на меня напали.
— Что, Андрон? Не ставят тебя твои дружки ни во что? — встретил я старого знакомого подковыркой.
— Времена меняются, — почти теми же словами, что и капитан милиции, сказал Турин. — Что этому оборзевшему молодняку задрипанный авторитет по кличке Козырь? Был да весь вышел. Зато живу теперь тихо, спокойно. Я никого не трогаю, и меня никто не трогает. Но ради вас, Владимир Степанович, готов изменить на время самому себе. Кое-что мне удалось разузнать о тех, кто на вас замахнулся. Плохие люди! Лучше бы вам от них подальше держаться, ну да что об этом говорить, когда осиное гнездо разворошено...
— Ты можешь не ходить вокруг да около?! — прикрикнул я на Андрона. — Давай начистоту!
— Вами очень интересуется некая фигура по кличке Маэстро.
— Это я и без тебя знаю! Лучше скажи, кто он такой?
— Сигаев Алексей Алексеевич. Около сорока лет с хвостиком. Пятнадцать из них провел в местах не столь отдаленных за разбойные нападения. Потом стал мудрее, почувствовал, что здоровье пошаливает, и поменял климат на более благодатный, чем северная столица, а заодно и сменил воровскую специальность на шулерство. В настоящее время обладает несколькими престижными особняками в разных курортных местах, яхтой, рестораном с казино.
— Кто действует с ним заодно? — быстро спросил я, чувствуя, что медлительность Андрона начи* меня раздражать.
— С ним Гранд и Фоска. Гранд — из молодых да ранний. Ему двадцать два года, но он успел многое. Был моряком торгового флота, ходил в загранку. Мотал срок за контрабанду. В зоне и познакомился с Маэстро. Какое-то время назад шестерил у небезызвестного дельца Веретенникова, был у него в телохра нителях. Потом ушел и прибился к Маэстро. Тот его взял в компаньоны, научил шулерским хитростям и j пакостям. В общем, за сына держит, за наследника, о так сказать, своих капиталов. Сейчас он правая рука Маэстро.
— Это я понял. Что знаешь про Фоску?
— Этот бывший легавый служил в местной автоинспекции. Попался на поборах с водителей, кое-как сумел выкрутиться, но с работы его все равно вышибли...
— И правильно сделали!
— Не знаю! У Маэстро он является кем-то вроде руководителя личной охраны. Набрал всяких местных и заезжих недоумков и устроил для них бесплатное проживание на турбазе «Скалолазка», что недалеко от города, в горах.
— Знаю я эту «Скалолазку». Злачное место! Вечно там парочки всякие легкомысленные обжимались... А теперь, значит, притон превратили в «малину»?
— «Притон», «малина» — слова-то какие напридумали! — пробурчал Андрон. — Когда-то я заведовал той турбазой... Какие времена были! Приятно вспомнить...
— О, старый развратник! — усмехнулся я. — Вспомнил! Тебя же туда сразу после отсидки устроили. Интересно, кто этому посодействовал?
— Добрые люди, Владимир Степанович, никогда не переведутся. Только теперь их стало гораздо меньше, — деланно потупил взгляд Турин. — Проклятая приватизация помешала!
— Чем же? — удивился я.
— Трудовой коллектив прибрал мою турбазу в свои руки. Меня, конечно, тут же уволили. Сказали, что я слишком многого хочу... Избрали выдвиженца, бывшего завхоза Сутеева. А он быстренько снюхался с Маэстро и компанией. И когда я попробовал устроить разборку, мне таких наваляли, до сих пор опомниться не могу. Даже сотрясение головного мозга получил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66