День выдался необычайно сумрачный: ночью слегка потеплело, и поднявшийся от этого туман совершенно скрыл восход солнца. Безвестная школьница — та, что молилась о воскресении Чарли — позавтракала при свете лампы, поскольку ей надо было рано выходить, чтобы успеть на поезд.
Каникулы ее закончились, так что у нее было две причины для тоски, когда она стояла на мокрой железнодорожной платформе, ожидая объявления о посадке. Поезд провел ее через весь Старминстер, выглядевший серым, как мокрое пепелище. С крыш струилась влага, весь мир будто плакал.
Хотя, прощаясь с родными и домом, она прекрасно держала себя в руках, при виде проносящихся мимо бесприютных полей, черных пашен с полосками снега в бороздах, к горлу ее то и дело подкатывал комок. Стоило ей подумать о лежащем в гробу Чарли Бэкстере, и она так судорожно сглатывала, что в конце концов у нее стало болеть горло.
Приехав в Йорк, она пошла на традиционную встречу школьниц в честь начала учебы. И чем дольше она находилась в толпе девочек, одетых в темно-синюю форму с бордовыми галстуками и такими же шляпными лентами, тем сильнее ощущала, что печаль ее улетучивается, а когда дело дошло до финального пира в громадном ресторане, никакие скорбные тени ее уже больше не преследовали.
Чарли Бэкстер теперь отошел в туманную страну ее грез. Она поглощала пирожные и обсуждала хоккейные планы, и счет ее все возрастал, а голос становился все выше и громче. Потому что эта самая школьница была девицей совсем не того сорта, из которого получаются всякие фифочки.
Как Вера и ожидала, в последнюю минуту Джесмин-Коттедж охватила лихорадочная гонка. Когда до шло до дела, она поняла, что не может доверить Чарл упаковку его чемодана. В дверь постоянно звонили, поэтому ей и Пагги все время приходилось быть начеку, чтобы прогонять усопшего в укрытие. Ему же было крайне обидно отсутствовать на собственных похоронах, и, жаждая не пропустить ни одной волнительной минуты, он совершенно утерял всякое чувство опасности.
Он таился в коридоре, готовый броситься вперед, чтобы прочитать написанное на карточке на каждом вновь прибывающем венке. Наконец, после того, как он едва не был замечен, Вера занялась им и отчитала так резко, как только была способна.
На ее удивление, он стал огрызаться в ответ, чего еще никогда не бывало.
— Все дело в том, Вера, что я к тебе был слишком снисходителен,—сказал он.— Но с тобой по-хорошему нельзя. Тебе, видно, нужен тиран, который сделает твою жизнь адом. Если бы у меня была возможность все начать сначала...
— Но ведь у тебя и будет такая возможность,— напомнил ему Пагги.
Чарли поглядел озадаченно.
— Ну да, будет,— мягко сказал он.— Я забыл.
— Ну и что ты будешь тогда делать? —иронически спросила Вера.
— Я... я..,— он замолчал и неуверенно добавил,— я буду вести себя по-другому.
Ничего не сказав, Вера резко повернулась на своем остром каблучке и решительно направилась на кухню, чтобы приготовить ему сэндвичи для поддержания сил. Она заботливо выбрала самые нежные кусочки холодной говядины и толстым слоем намазала масло, так как, даже проклиная мужа за глупость, пеклась о его аппетите.
— Никакого чувства ответственности! — пожаловалась она Пагги, который стоял рядом, взирая на нее с печалью в своих водянистых глазах.
— Первый звонок, мисс,— сказал он, поглядев на часы.— Занавес поднимается.
— Боже! Ну все, теперь не отступишь.
— Что, старушка, трясет?
— Да,— она вздрогнула.— Если бы можно был! перевести часы назад...
Она умолкла и заставила себя улыбнуться.
— Пора прощаться, Пагги. Чек я вышлю. Дотянешь?
— Конечно. Не тревожься, старушка.
— Как?
— У меня еще остался выходной костюм. Она обвила его шею руками и поцеловала его.
— Ну-ка, пойди, поймай мне моего хозяина и повелителя,— попросила она.
Если Вера содрогалась от мысли, что она впервые идет против Закона, то Чарли, наоборот, воспрял духом. Он был человеком настроения и чутко реагировал на каждое колебание фортуны: его одинаково переполняли гордость и оптимизм и, когда маленький Чарли Бэкстер — десяти лет, или сколько там разрешалось по условиям конкурса — выигрывал пять шиллингов за правильно решенный кроссворд, и, когда на скачках приходила первой темная лошадка, на которую он поставил.
Он благосклонно встретил Веру, которая пришла, чтобы загримировав его для последнего публичного появления в Старминстере. Он так был в ней уверен, что совершенно ничего не боялся. И в церемонии, со всем ее риском и нервным напряжением, ему участвовать не придется — его оставят в коттедже, с полусотней фунтов в кошельке и радужной перспективой отъезда в Лондон.
Вера ворчала, чтобы он не дергал головой, а он болтал и смеялся. У нее же нервы были на пределе, как у звезды перед выходом на сцену.
Ничего не получалось. Пальцы дрожали и не слушались. Она была уверена, что не успеет закончить до подъема занавеса. И когда подойдет ее реплика, у нее пересохнет горло и ошимется язык. В ют самый момент, когда она укладывала Чарли во временный гроб, из сада донеслись скрип калитки, звуки шагов и голоса.
Поднимаясь по узкой лестнице, похоронщик услышал кашель вдовы и решил, что ее простуда усилилась. Войдя в полутемную комнату, он увидел ее склоненной к гробу и целующей восковое чело мужа, с которого она откинула саван.
В следующий момент она опять накрыла лицо и с мольбой в глазах повернулась к мужчинам.
Вы уже пришли? О, пожалуйста, дайте мне еще пять минут побыть с ним, наедине! — она обернула к Пагги.— Вы же обещали!
Пагги схватил похоронщика за руку и буквально вытащил его с помощниками из комнаты.
— Его любовные письма,— объяснил он.—Она хочет положить их в гроб. Ужасно трогательно! Знаете что? Пойдемте в столовую, немножко глотнем, чтобы не замерзнуть.
Все согласились, так как перед посещением холодного и унылого кладбища это было совсем не лишним, и опять затопали вниз.
Услышав удаляющиеся шаги, Вера, в страшном волнении, стала вытаскивать Чарли из временного гроба.
— Осторожно! — прошипела она.— Перевернешь же, идиот ты этакий!
Она подхватила опасно накренившийся гроб, а затем встала на колени, чтобы помочь вытащить из-под кровати куклу. Та была явно тяжелее Чарли, да еще посередине вспучилась, будто вот-вот собиралась лопнуть, как хлопушка. Загрузить ее в гроб у них получилось далеко не с первой попытки, и она улеглась там неуклюже и неровно, с наглой ухмылкой на своей малиново-красной картонной физиономии, будто издевалась над ними.
Но как только куклу выровняли и накрыли саваном, она чудесным образом преобразилась — обрела достойный вид и стала выглядеть именно так, как было нужно. Выпуклости маски —лоб, нос, подбородок — под саваном давали впечатление окоченевшего лица, а фиалки и подснежники, которыми была усыпана холщовая грудь, лежали неподвижно, не сотрясаемые ни единым предательским вздохом.
Когда компания, промочив горло, опять поднялась наверх, Пагги доверительно шепнул похоронщику:
— Скажите вашим людям, чтобы постарались закончить все как можно скорее. Она ужасно простужена и долго не выдержит. Боюсь, как бы у могилы ее вовсе не оставили силы.
— Может, убедите ее остаться дома? — предложил похоронщик.
— О чем вы говорите! — скривился Пагги.
Вера встретила их новым приступом рыданий, которые она подавила невероятным усилием воли, с тревогой наблюдая, как временный гроб вставляют в постоянный. У нее было время перевести дух, когда привинчивали крышку, хотя ей беспрестанно приходилось кашлять, так как она боялась, что Чарли не выдержит и нашумит.
К счастью, он полностью владел собой. Ему придавали уверенности раскаты Вериного Кашля, кроме того, слишком уж он сознавал нелепость своего положения, чтобы позволить себе какое-то щекотание в горле. Веру опять стал терзать страх, когда грузчики взялись за гроб и стали сносить его по узкой лестнице. Она стояла, до боли сжав кулачки и живо представляя себе каждый наклон громоздкой ноши, каждый ее удар о стены или перила. О, как горько, хоть и запоздало, она пожалела теперь, что шила куклу наспех! В ее воображении рисовались кошмары: свинцовые грузы вываливаются, катаются по дну и бьются о крышку гроба.
Спустя вечность в дверях появился Пагги. Он усмехнулся и показал большой палец.
— Все отлично. Они ждут тебя.
Вера в один миг напудрила нос и надела свою казацкую шапку, слека набекрень, чтобы видны были ее золотые локоны. Не сказав ни слова Чарли — все еще распростертому под кроватью, вроде любовника во французском фарсе — она вместе с Пагги покинула комнату.
Уже в коридоре она сунула Пагги в руку конверт. В нем было все, что осталось от ее запаса — четыре пятифунтовых бумажки. Он почувствовал шуршание банкнотов, и его глаза увлажнились.
— Тебе не жаль их? —спросил он.
— Дурак.
— Благослови тебя Бог, старушка!
Он проводил ее до машины и поспешил обратно в дом, где, носясь из комнаты в комнату, стал раздвигать занавески и поднимать шторы. Когда он достиг убежища Чарли, у него уже не было времени с ним возиться. Бросив ему: «Вылезай!» — он прогрохотал вниз по лестнице и выбежал из дома, захлопнув за собой дверь.
Джесмин-Коттедж официально опустел на неделю.
Заупокойная служба по Чарли должна была состоя-
ться в церкви святого Иоанна. Это было новое, хорошо натопленное здание, полутемное внутри, так как оконные витражи пропускали мало света. Почти все скамьи были заняты, что еще раз подтверждало популярность Чарли.
Вера, которая вошла, опираясь на руку Пагги, выглядела очень эффектно. На ней было длинное пальто из материала, похожего на черный каракуль, и такая же шапка. Женщины провожали ее сочувствующими взглядами, пока не переводили свои полные печали взоры на гроб, оказавшийся неожиданно длинным для такого маленького человека. На гробе было два венка— один от вдовы, другой от мисс Бэксхер.
В дополнение к службе священник сказал несколько слов о характере покойного; при этом он процитировал Браунинга, начав со строчек:
«Все, что голпе слепцов глухих Понять вовеки не дано »
и закончив следующим:
«Что я всегда скрывал в себе. Чего никто не знал во мне, Лишь это Бог во мне ценил, гончар, создавший сей кувшин»
— Они его переоценивают.— шепнул Пагги Вере, у которой, Пока она слушала, дрожали губы.
В священнике, читавшем стихи, проявился скрытый до этого актер. Он выбрал их, потому что считал Чарли славным малым, со скромными и ненавязчивыми достоинствами, которые легко было не заметить. Хотя необычайное стечение публики сильно ставило под сомнение уместность этих строк, он все-таки не опустил их, ибо был большим поклонником поэзии.
Из органа полились звуки «Траурного марша» Шопена, и кукла опять пустилась в путь, на этот раз- на кладбище.
У могилы было всего несколько человек. С каждой минутой, приближавшей успешное завершение аферы, настроение Пагги становилось все лучше и лучше; но Вере заключительный этап не принес облегчения.
Слушая торжественные слова, она приходила в ужас 01 совершенного ею святотатства. И если Пагги цинично ухмылялся при мысли, что земле предают куклу, «с неколебимой и твердой верой в славное воскресение», го ее мучило жуткое видение восстающей в день
Страшного Суда картонной маски, чтобы с гадкой ухмылкой свидетельствовать против нее.
Желая избавиться от навязчивых угрызений, Вера сжала губы и стала напряженно думать о страховке. Она неподвижно уставилась перед собой, не подозревая, что в тот момент, когда ослабла ее бдительность, один человек подсмотрел выражение ее лица.
В жестком взгляде ее голубых глаз, не содержавшем ни тени сожаления о почившем супруге, он увидел черствость и бессердечие, вызвавшие у него крайнюю неприязнь. Поскольку брак, в котором состоял он сам, был безупречен, у него были очень возвышенные представления о том, что необходимо для счастливого супружества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31