это произошло, когда она прочитала в газете заметку об одном скверном происшествии.
Когда у Веры самое трудное и тревожное время уж! подходило к концу, у Чарли, наоборот, шли последние золотые деньки. Бумажник его все худел и худел, и это говорило о том, что дальнейшее пребывание в отеле скоро станет чревато неприятностями. В эту неделю ему приходилось на всем экономить: он уже не мог заказывать себе любые блюда, не глядя на цены, или за любой пустяк давать на чай.
Несмотря на эти ограничения, он оставался популярен среди персонала. Угодить ему было легко, и он всегда был готов выслушать любую историю из жизни или об учиненной над рассказчиком несправедливости. Кроме того, на фоне непрестанных приездов и отбытий, он заслужил титул постоянного жильца. Чарли всем нравился за непритязательность, сам же он неустанно старался оказывать мелкие любезности дамам — особенно, немолодым.
— Вы, наверное, не забываете свою мать,— сказала ему пожилая барменша, когда он подарил ей гвоздику.
— Она умерла еще до моего рождения,— печально ответил он, причем ни сам Чарли, ни его собеседница не заметили его оплошность.
— Не женаты?
Он покачал головой. Ведь смерть кладет супружеству конец, поэтому Честер Бивербрук вполне мог претендовать на статус холостяка. Тем не менее, принадлежи ему даже все самые прекрасные и шикарные женщины в мире, он отдал бы их только за то, чтобы увидеть Веру.
Он часто сидел, глядя на вертящиеся двери и воображая, как в холл входит маленькая бойкая блондинка, сверкая одним голубым глазом, а второй скрывая в тени шляпки. Сначала он бросится ей навстречу, а потом пойдет к бюро и снимет люкс, в знак внимания к своей жене.
Пока же ему предстояло каким-то образом ретироваться, не заплатив чаевых. Как всякий честный и порядочный человек, он вовсе не хотел, чтобы его потом поминали дурным словом, ведь До самой последней минуты все были к нему так внимательны.
Наконец, он придумал. Подойдя к бюро, он попросил свой счет.
— Вы нас покидаете? — с сожалением спросил служащий.
— Только на одну ночь. Но мало ли что случится. Я не могу уехать, оставшись вам должен.
Служащий усмехнулся, всем своим видом показав, что верит ему и такие предосторожности ни к чему.
— Надеюсь, вы будете так любезны и продержите мою комнату до завтрашнего утра? Тогда я смогу оставить багаж и взять только необходимое.
— Конечно.
— Спасибо. Тогда я выписываться не буду и заплачу за сегодняшний ужин.
Закончив дело, Чарли поднялся на лифте на свой этаж и немного посидел там в коридоре, поджидая горничную. Что характерно, он никогда не вызывал ее звонком, как-то заметив, что у нее плоскостопие.
Он стал излагать ей свои планы, и в это время какая-то роскошно одетая леди внушительных размеров прошла мимо них по коридору и, подойдя к своей двери, стала пытаться открыть ее. Она так беспомощно вертела и тыкала ключом, что еще до того, как горничная успела двинуться, Чарли уже подлетел на помощь.
— Позвольте мне,— сказал он галантно. Вместо благодарности он получил ледяной взгляд
оскорбленного достоинства, и леди, хлопнув дверью, скрылась в своем номере.
Чарли поднял брови и пожал плечами.
— Печально,— заметил он.
— О, она настоящая леди,— сказала горничная.— На людях всегда так выдержанна. Но...— любит малость хлебнуть. В постель всегда ложится с бутылочкой бренди, без нее не засыпает.
— Какая деградация!
— Нет, она в порядке. Просто ей это нравится. А деньги у нее на это есть.
Заступничество горничной свидетельствовало о том, что леди-алкоголичка щедра на чаевые. Чарли улыбнулся, подумав, что эта тактика ему знакома, и пошел к себе в номер, где стал нехотя собираться. Дело это было не из приятных, поскольку сама мысль о Брикстоне была ему ненавистна. Побросав имущество в чемодан, он с сигаретой лег на кровать и стал читать дневной выпуск «Стэндард».
Он чувствовал себя виноватым, зная, что сказала бы! ему сейчас Вера: «Смывайся, пока не поздно!» Однако! ему так не хотелось расставаться со своими небольшими, но такими удобными апартаментами. Он уже зарезервировал себе по телефону комнату на Эйкер-Лэйн, так что спешить было некуда — к обеду он туда все равно успевал.
Лежа и наблюдая, как кольца дыма, поднимаясь к потолку, растворяются в воздухе, он впервые пожалел, что разорвал карточку Пагги.
Если бы он поддерживал с ним связь, то мог бы сейчас узнать, как идут дела со страховкой и, значит, сколько ему еще придется тянуть на оставшиеся деньги. Так неприятно во всем себе отказывать, особенно, если в этом нет необходимости.
Потом, ведь когда-нибудь его средства должны и вовсе иссякнуть, в этом случае он мог бы попросить помощи у Пагги. Но связи не было, и обрезал ее он сам.
Когда первый настоящий страх перед будущим протянул свои гадкие щупальца к его мечтам, он решительно закрыл глаза и, пригревшись, задремал. Он думал о девушке из поезда, и вот он уже обнимает ее в страстном танго, но тут он проснулся О! мысли, что выбрал не тот танец. Она была слишком хороша для того, чтобы ее крутить и тискать.
Чары рассеялись, и мысли его потекли в новом направлении. Он стал соображать, а не дешерле ли будет оставить в отеле чемодан, зато улизнуть, не заплатив по счету.
Пытаясь определить стоимость своего немногочисленного имущества, Чарли вдруг почувствовал запах горящей материть Спрыгнув на пол, он увидел, что по покрывалу расползается большая черная подпалина с тлеющими краями и его окурком в центре.
В одну секунду он сорвал покрывало с кровати и загасил пламя. Затем, с круглыми от ужаса глазами, он определил степень нанесенного огнем ущерба. Покрывало из искусственного шелка было испорчено окончательно, одеяла также оказались сильно прожжены.
Тяжело дыша, он затолкал останки покрывала в мусорное ведро, схватил свой чемодан и бросился вон из номера, хлопнув за собой дверью. Слишком волнуясь, чтобы вызывать и ждать лифт, он сбежал по лестнице, а затем заставил себя как ни в чем не бывало пройти через холл. К счастью, дружелюбный служащий в бюро регистрации был озабочен результатами скачек и не заметил, как у Чарли дрожали пальцы, когда он отсчитывал банкноты. Однако он все время отвлекался и никак не мог сосредоточиться на работе, для Чарли же всякая задержка была нестерпима.
В любой момент горничная могла войти в номер и обнаружить катастрофу. Хотя он и не сбежал, не уплатив долга, но все же он стремился обманом уйти от последствий своего проступка. Горничная также увидит, что он забрал весь свой багаж, и его маленькая хитрость будет раскрыта.
Он не сможет вынести разоблачения после такой популярности. Но, что еще хуже, они заставят его заплатить за ущерб, и это пробьет ощутимую брешь в его ресурсах.
Наконец, нерасторопный служащий отдал ему сдачу.
— До завтра,— выдохнул Чарли, вымучив улыбку. Он поспешил к выходу, отсылая от себя одетых
в униформу молодцов, моментально появившихся невесть откуда, будто выскочивших из-под ковра.
— Все в порядке, приятель. До завтра.
Он почувствовал сзади толчок двери, выпихнувшей его из отеля. Осталось последнее препятствие — швейцар, желавший вызвать такси.
— Нет, спасибо, не надо,— заверил его Чарли.—Я предпочитаю пройтись. Чемодан-то легкий.
Хотя рука его едва не отрывалась от тяжести, он взмахнул своей ношей и быстро зашагал прочь. Завернув за угол, он сменил руку, но ему уже было не тяжело, потому что дальше, нырнув в уличную толпу, он потащил чемодан волоком.
Все прошло без сучка, без задоринки. Никто ничего не знал о маленькой неприятности в номере сто девяносто четвертом. Все еще взбудораженный, он бегом спустился в метро, на станцию Пиккадилли, и остановился у автомата, чтобы взять билет до Черинг-Кросс.
Как раз в тот момент, когда он бросал в щель мелочь, внезапное воспоминание заставило его окаменеть. Ведь могло случиться, что, сорвав с одеял покрывало, он потушил огонь не до конца Если он продолжал тлеть, то могла загореться газета, лежавшая на дне мусорного ведра.
Чарли бросило в пот от мысли, что придется идти назад и смотреть, нет ли опасности пожара. Но он тряхнул головой, решив, что риск будет неоправдан.
— Ладно, авось пронесет,—сказал он себе.
Но любопытство, смешанное с чувством вины, заставило его оставить чемодан в камере хранения и вернуться к отелю. Стоя на другой стороне улицы, он оглядел гранитную громадину.
Она смотрелась так же, как и когда он покидал ее — внушительно и грандиозно, неуязвимая ни для наводнения, ни для землетрясения, ни для пожара. Он еще раз обозвал себя дураком и шмыгнул в боковую улочку, из которой наискосок было видно окно его бывшего номера.
Он не заметил ничего необычного. Окно было открыто, значит, горничная еще не заходила: она всегда была против свежего воздуха, так как с ним с улицы летит пыль и сажа. Он мог различить сетчатые занавески и тяжелые гардины, которые сам задернул ночью.
Он уже собирался уходить, как вдруг сощурился, не веря своим глазам.
В комнате плясало едва заметное красное зарево.
Чарли показалось, что сердце сейчас выскочит из его груди: он совершенно не знал, как ему поступить. Первое естественное желание было предупредить служащего в бюро регистрации, но — к несчастью — это повлекло бы за собой большие неприятности. Возвращение было абсолютно исключено. Он сжег не только постельное покрывало, но и свои корабли.
Если он пойдет туда сейчас, в самом начале пожара, все сразу поймут, что это из-за него. От любви к нему не останется и следа, его обвинят в поджоге и заставят возмещать ущерб, который от противопожарных мер только увеличится.
Опять он стал жертвой Рока. Он говорил себе, что должен подумать о Вере. Ради нее его имя не должно появиться в газетах. Кроме того, и огонек-то был небольшой: может, полыхала всего только газета, она прогорит, и на этом все закончится. В любом случае, если уж он заметил огонь, следующий же прохожий поднимет тревогу. Хотя Чарли, конечно, и чувствовал некоторую ответственность за случившееся, пожар, вне сякого сомнения, был делом рук Божьих.
Тем не менее, скрываясь прочь, Чарли ощущал себя преступником. Но он утешал себя все новыми порциями здравого смысла. Номер ею находился в конце очень короткого ответвления центрального коридора, В это время дня пламя никого не может застать врасплох. На каждом этаже висят целые батареи огнетушителей, да и огонь обнаружат задолго до того, как он успеет распространиться.
Спеша обратно на станцию, он нещадно расталкивал попадавшихся ему под ноги людей совершенно позабыв о своей обычной галантности. Ему хотелось осыпать проклятиями женщин, наступать им на ноги и сталкивать их в канавы. Добравшись до метро, он почувствовал себя, как преследуемый гончими кролик, которому удалось укрыться в своей норе. Но задерживаться было нельзя, вдруг полиция уже напала на след поджигателя.
Чуть не сбив с ног какую-то девушку, он сбежал по эскалатору и оказался на платформе как раз, когда поезд вырвался из туннеля. Жаркий переполненный вагон, уносивший его от места злоключения, показался ему благословенным и надежным убежищем. Ни один пассажир на него не смотрел, ни у кого он не вызывал ассоциаций с каким-либо досадным инцидентом.
Когда Чарли подъезжал к Черинг-Кросс, отель уже перестал для него существовать. Долгая поездка в восемнадцатом трамвае еще больше успокоила его нервы. Он катил по набережной, по мосту Блэкфрайарз, мимо кинотеатра «Элефант» с таким чувством, будто вступает в новый мир, в котором нет ни тревог, ни опасностей.
Пансион помещался в добротном доме викторианской эпохи, почти целиком отгороженном от улицы запущенным садом из вечнозеленых деревьев. Прислуга провела нового жильца в темный холл, но через открытую дверь столовой Чарли увидел жарко полыхавший в камине огонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31