— Могу я чем-нибудь помочь?
— Жуткое вам спасибо, но нет, ничем. Для этого старый Пагги всегда под рукой. Ко мне она привыкла, так что я не в счет,— он погрузил свой короткий сливовидный нос в белые фиалки.— Да, этот запашок всегда навевает воспоминания,—чувствительно произнес он.— Мокрая сельская дорога, рыжая девчонка в костюмчике для верховой езды... Мы возвращались с охоты, и она...
Он замолчал, а затем добавил:
— М-да, но сейчас у нас другое воспоминание — Чарли. Спасибо за фиалки, миссис Бр-Мр-Гр. Чарли они понравятся.
Чуть позже Пагги Уильямсу впервые удалось снискать популярность, попав в официальную хронику. Он появился на Хай-Стрит в темном костюме, умело сочетая красные веки и подобающее выражение лица.
Он сообщил, что миссис Бэкстер глубоко благодарна всем за соболезнования, но так безутешна, что принять никого не может, разве что после похорон.
— Я специально все хочу ускорить,— объяснял он.— Послезавтра, если удастся. Дело в том, что Вера— миссис Бэкстер — от этой смерти сделалась совершенно больна. Из комнаты не может выйти. А как тело вынесут — она придет в себя. Кроме того, когда все закончится, и я смогу удалиться.
То, что Пагги признавал приличия, весьма подняло его в глазах публики.
— Будут пышные похороны? — спросил кто-то.
— Нет-нет, только для своих. Однако, если придут друзья, она, конечно, будет весьма признательна.
— Цветы?
Пагги почесал прыщ изящной аристократической рукой, и на его лице выразилось сомнение.
— Цветы? — повторил он.— Ну, это можно. Вдова не хотела. Но он посчитал, что это необходимо сделать ради цветочников. Вы ведь знаете, как он всегда думал о других!
— Так он... знал?—хриплым шепотом спросила какая-то женщина.
— Да! — Пагги сглотнул от нахлынувших на него чувств.— Мы не могли его обмануть. Он знал, что уходит. Все понимал, до самого конца.
Дабы оставить столь тяжелую тему, дама, принесшая белые фиалки, спросила о планах на будущее.
— Миссис Бэкстер останется здесь?
— Нет,— ответил Пагги.— Определенно, нет. Одна мысль о том, что она тут перетерпела, будет заставлять ее содрогаться. Наверное, уедет куда подальше... Однако, мне пора идти.
Он торжественно попрощался и направился в похоронное бюро, где изложил свои требования.
— Я принес размеры тела мистера Бэкстера, ибо миссис Бэкстер и слышать не хочет, чтобы какие-то люди входили в дом, пока они не должны уже будут войти. Когда бы вы смогли сколотить временный гроб?
— У меня есть один на складе, на крайний случай может и он сгодиться,— ответил похоронщик.— Сейчас столько болеют, что нам приходится готовиться заранее.
— Отлично,— кивнул Пагги.— Пришлите его завтра в полдень. А постоянный гроб — на следующий день ровно в час тридцать. Я хочу, чтобы похороны начались в два.
Так как все детали он оставил на вкус и усмотрение владельца бюро, окончание короткой беседы удовлетворило обоих.
— Вы понимаете,—сказал он, выходя из конторы,— простой, но добротный. И не надо, чтобы кто-нибудь тут ошивался с советами. Если что-то будет неясно, звоните мне. Завтра я весь день дома. А теперь пойду договорюсь со священником.
После священника ему надо было сделать еще несколько визитов, так что прошло некоторое время, пока он добрался до Джесмин-Коттеджа, где в коридоре был встречен Верой.
В ее облике не было и намека на безутешную вдову. Она чудесно выглядела в черном платье, весьма подходящем к случаю, но которое нельзя было считать трауром, так как она носила его всю зиму. К ее цвету волос оно шло замечательно. Губы ее были покрашены коралловой помадой, что точно гармонировало с мундштуком. Однако, по мере того, как она слушала отчет Пагги на ее личике все более проявлялись раздражение и озабоченность, а когда она заговорила, ее голос был резок, как визг пилы.
— Ты глупец! Почему ты не сказал им, что цветов не нужно вовсе? Тут же станет толочься народ!
— Я думал о бедном Чарли,—тихо заметил Пагги.—Это же свидетельство доброго к нему отношения. В конце концов, ему это полагается по праву.
— Возможно,— Вера пожала плечами.— Но, Пагги, что заставило этого идиота пообещать девице пятерку? Где я ее возьму? С дерева сорву, что ли?
Пагги похлопал ее по худенькому плечику.
— Не тревожься, старушка,— посоветовал он.— Не все сразу.
Еще позднее, когда прислуга Минни Рид, одетая во все свое самое лучшее, вышла прогуляться по городу, стали известны новые подробности о смерти в Джесмин-Коттедже.
— Мне дали недельный отпуск,— объясняла она.— Хозяйка была в полном порядке до самой смерти хозяина, а после — вдарилась в истерику и кричала, чтоб ее оставили с н и м. После всего, что я сделала, выкинула меня из дома, будто я мусор какой-то.
Было понятно, что прислуга считала себя обделенной, так как у нее отняли столь чудную возможность бурно выразить свои чувства, хотя признала, что попрощаться с хозяином ей разрешили.
Из этого она извлекла все, что могла.
— Они позвали меня в комнату перед самым концом. Он быстро угасал. Лицо было словно из воска, а руки ледяные. Он взял мою руку, но говорить не мог — только шептал. Он сказал: «Прощай, Минни, и спасибо тебе за все твое добро ко мне. Когда я писал завещание, то еще не знал тебя, но твоя хозяйка даст тебе пять фунтов, чтобы ты обо мне помнила».
Одновременно с другими о смерти Чарльза Бэкстера услышала и одна девочка-школьница, гостившая дома на рождественских каникулах. Это была здоровая спортивная юница шестнадцати лет, в той поре, когда лицо еще пухлое и щекастое, но уже обещает будущую привлекательность. В ней жили только два честолюбивых желания: хорошо сдать экзамены в Кембридж и участвовать в юношеском чемпионате по гольфу.
Как-то дождливым вечером она по просьбе матери отправилась в библиотеку и уронила книжку на дорогу. Чарли Бэкстер, проходивший мимо, поднял ее и вытер пятна грязи своим чистым носовым платком.
Такой галантный поступок заставил девушку разинуть рот от изумления. Он проводил ее до библиотеки и донес ее книгу, а она все не могла вымолвить ни слова. По пути он похвалил ее за гол, забитый ею на недавнем женском матче по хоккею на траве, а также высказал общие суждения об игре и, особенно, о ее прекрасной спортивной форме.
Девушка вернулась домой, преисполненная ощущением, что в каждой клеточке ее тела что-то изменилось химически. Ей впервые пришлось пережить такой всесокрушающий ураган Естества. До сих пор она была лишь мальчишкой, беспощадным на хоккейном поле ко всяким романтическим фифочкам.
В течение недели она лелеяла свою тайну, по ночам втирая в лицо кольдкрем «Понд» и предаваясь слезливо-чувствительным грезам. Она возвысила образ Чарли до рыцаря Короля Артура. И вот, после всего этого, целиком захваченная своей пробуждающейся страстью, она услышала о его смерти.
В этот момент она сидела в гостиной за вечерним чаем и, ничего не сказав и ничем не выдав своих чувств, продолжала жевать одну за другой сдобные пышки. Застенчивость дала ей силы скрыть эмоции. Никто не должен был знать о ее мертворожденной любви.
Но по мере того, как правда постепенно доходила до нее, она стала понимать, что не может вынести горечи утраты и разрывавшей ее сердце боли. Проглотив последнюю чашку чая, она бросилась в свою маленькую комнатку, расположенную под самой крышей дома.
Не замечая холода, она долго стояла у раскрытого окна, созерцая нагромождения крыш, пегих от пятен полурастаявшего снега. Заледеневшие холмы, свинцовое небо, уходящий свет дня — все навевало мысли о безнадежной и сумрачной жизни без любви.
Внезапное воспоминание об обрамленном темной бородой лице с влажными карими глазами, прекрасны-
ми белыми зубами, сверкающими при улыбке, заставило подкатиться к ее горлу комок, от которого она чуть не задохнулась. Она подумала, что ей ведь только шестнадцать, а значит, она на всю жизнь приговорена к одиночеству и тоске.
Бремя печали было слишком для нее тяжело. С тех пор, как она уехала учиться в школу-интернат, она оставила детскую привычку молиться при всех, хотя под одеялом часто просила помощи у Бога.
Но теперь она упала на колени и со слезами, струящимися по щекам, всю душу свою вложила в неистовую молитву о недостижимом.
«Боже, верни мне его! Сделай так, чтобы он был жив! Сделай так, чтобы он не был мертв!»
Сказано, что вера может двигать горами. Однако эта школьница — без особенной веры — явно достигла невозможного и совершила настоящее чудо.
В тот самый момент, когда она, рыдая, произносила свои мольбы, Чарли Бэкстер сидел на кухне в Джесмин-Коттедже и покуривал свою трубку.
Глава III
Новичкам везет
Когда он умер в первый раз, Чарли Бэкстер был искренне тронут свидетельствами своей популярности. Он страдал комплексом неполноценности — результат того, что в юности в его родном городке красивые девушки им пренебрегали. У своей семьи он также пребывал в немилости из-за того, что беспрестанно менял планы насчет собственного будущего.
Он по очереди собирался стать врачом, адвокатом и аукционистом. На самом деле, единственное, что его не устраивало в любой из престижных профессий —это необходимость сдавать экзамены перед присвоением квалификации.
Однако он обнаружил другие, помимо получения жалования, способы раздобывания денег, впрочем, как и их проматывания. Он стал ходить на бега, как лошадиные, так и собачьи. Кроме этого, он не особо гнушался и любыми иными методами, и, когда ему не хва-
тало шиллинга на курево, бывало, участвовал в детских газетных конкурсах.
Несмотря на пренебрежение и попреки, он сохранил истинную любовь к родному дому и всякий раз, когда средства его иссякали, возвращался назад. Его никогда не встречали с распростертыми объятиями, но он всегда оставался веселым, дружелюбным и, в общем, довольно славным парнем.
Была у Бэкстеров одна богатая родственница — тетя-вдова, которую Чарли старательно обхаживал. По ее смерти семья была потрясена, узнав, что единственный, кто получил наследство — это их паршивая овечка. Очень скоро он женился на Вере — хорошенькой блондинке, которая выступала в Варьете, демонстрируя себя, что называется, «в натуральном виде».
Она была благоразумным и чистым юным созданием, слишком хорошим для Чарли; но Бэкстеры, будучи снобами, не могли принять ее в семью, члены которой, в отличие от нее, носили на себе одежды даже в избытке. Дверь родного дома еще раз захлопнулась перед Чарли. Он уехал из городка и теперь уже не вернулся.
Пока были деньги, молодые Бэкстеры жили в свое удовольствие. Они отправились на Ривьеру и сумели создать у тамошней публики соответствующее месту впечатление о себе. Вера была прирожденной актрисой и великолепно лицедействовала, правда, пока совсем не теряла ощущение реальности. Мир был ее Сценой, где она исполняла роль Звезды. В окружении декораций из моря, пальм и позолоченных плетеных кресел она превращалась в авантюристку в духе Оппенхайма *, носившую пушистые меха и многочисленные ожерелья из дешевого жемчуга.
Однако под толщей нарядов и украшений в ней все еще была жива маленькая, честная и бережливая душа, чахнувшая тем больше, чем большим ей приходилось жертвовать ради своей хозяйки. Часто ей хотелось отвоевать право распоряжаться семейным кошельком, и тогда уж она позаботилась бы и об экономии, и о безопасности.
* Оппенхайм Э. Ф. (1866—1946) — английский писатель, автор приключенческих романов.
Они познакомились с разными странными и забавными людьми — и среди них с Пагги Уильямсом. Это он, когда на горизонте забрезжило истощение наследства, предложил страховую аферу. Тогда он уже жил за их счет и продал свою идею в обмен на согласие, что его интересы будут учтены.
По его совету они переехали в небольшой провинциальный городок, где жизнь была дешевой, сняли у некого майора Блейка коттедж с обстановкой, привели свой бюджет в соответствие со скромными доходами и стали изображать людей праздных, с утонченными вкусами и привычками, желающих себе лишь покоя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31