» Ясное дело, он не из тех, кто наступает сейчас на Змиевку, а из тех, кто готовится ее покинуть.
— Да ты-то кто?
— Боец ЧОНа…
— А что за обоз?
— С оружием.
— А куда вы двигаетесь?
— На Змиевку.
— Да вы же в обратную сторону едете!
— Как в обратную?
— Вы же в Каменку едете, там белые!
— Не может быть?
Бежит назад, и Славушка слышит, как он кричит:
— Поворачивай, поворачивай… Назад! Вам говорят…
Вспыхивают огоньки, крохотные, как светлячки. Перекур. Возчики закуривают цигарки.
Доносятся хрипловатые голоса:
— Чаво?… Чаво тебе ишшо, то вперед, то назад… Говорили ж тебе, што станция не туды, а сюды. Лошади у нас не казенные…
Раздается надсадное кряхтенье, нуканье, тпруканье, скрип колес, и невидимый обоз трогается обратно.
Сопят кони, скрипят телеги, люди покрикивают на лошадей.
— Давай, давай, товарищи! — кричит парень. — Скоро прибудем… — Оборачивается к Славушке: — А теперь познакомимся, — говорит он с неподдельной искренностью и представляется: — Шифрин, Давид.
— Ознобишин.
Пожимают друг другу руки.
— Ты есть хочешь? — спрашивает Славушка.
— Как собака, — со вздохом отвечает Шифрин. — Только я абсолютно пустой.
Славушка молча протягивает ему яйцо.
— Откуда ты взял?
Они на ходу облупливают одно яйцо за другим.
Шифрин сообщает, что он из Орла, член городского райкома комсомола — есть еще железнодорожный райком…
Комсомольцев срочно, по тревоге, собрали в штаб ЧОНа, вооружили и отправили на Змиевку. Со станции их повезли в какое-то село, до вечера продержали в дубовой роще, ждали не то бандитов, не то какого-то восстания. Ничего толком не объяснили, сказали, что операция секретная и никому ничего не следует знать. Вечером ввели в село и разместили в школе. На ужин ничего не дали, сказали, что хлеб за ужин отдадут за завтраком. Ребята улеглись между партами, а когда ночью Шифрин проснулся, в школе никого не оказалось. Его забыли. Забыли разбудить. Сторожиха сказала, что отряд отправился обратно на станцию. Тогда Шифрин взял винтовку и отправился вслед за товарищами.
— А что за обоз?
Шифрин шел себе и шел, было холодно и, признаться, страшновато. А тут навстречу обоз. Он собрался с духом и вышел наперерез. Что за обоз? С оружием. С каким оружием? Мобилизовали, везем на станцию. Какая-то воинская часть, вступившая в деревню, мобилизовала шесть подвод, на телеги погрузили ящики со снарядами и приказали везти на станцию.
Шифрину показалось, что мужики едут не то к белым, не то куда-то еще, но только не на станцию. Шифрин приказал мужикам повернуть. Они пытались возражать, но Шифрин пригрозил расстрелять каждого, кто не подчинится, мужики было загалдели, но потом кто-то сказал «пес с ним!» — и поехали.
— Куда?
— Я думал, что на Змиевку.
— А ты способен кого-нибудь застрелить?
— Не знаю, — признался Шифрин. — Я очень боялся…
Мужикам ничего не стоило накостылять им обоим по шее, однако такая мысль, кажется, даже в голову никому не пришла, не привык мужик обходиться без начальства, кто палку взял, тот и капрал!
Пошли молча, вслушиваясь в монотонный скрип колес.
— Не знаешь, далеко еще до Змиевки? — прервал молчание Шифрин.
Славушка мысленно прикинул:
— Верст пять…
— А сам-то ты идешь по каким делам? — поинтересовался Шифрин.
— По общественным!
— Ты комсомольский работник?
— Я председатель волостного комитета Союза молодежи, — объяснил Славушка не без гордости.
— Ты что-то путаешь, — недоверчиво сказал Шифрин. — В комсомольских организациях нет председателей, есть ответственные секретари…
Шифрин посчитал своим долгом просветить нового знакомого. Устав РКСМ он знал назубок, знал все инструкции и циркуляры, на эту тему он мог говорить без устали.
— А в Орел зачем? — спросил Шифрин, решив, что Ознобишин едет в Орел.
— Я не в Орел.
— А куда?
— Мне нужен политотдел Тринадцатой армии.
— Зачем?
Вот этого он сказать не мог!
— За литературой? — догадался Шифрин. — Сейчас все туда обращаются за литературой…
Так за разговорами дотащились они до Змиевки.
Стояла глубокая ночь.
На станции царила суматоха.
Везде полно солдат, суетится начальство, что-то грузят, что-то выгружают, гудят паровозы…
Едва подводы показались у станции, как подбежали два командира, один в кожаной куртке, другой в длинной кавалерийской шинели.
— Снаряды? Снаряды? — закричал тот, что в шинели. — Где только вы прохлаждались!
— Опоздай еще на полчаса, — гневно добавил тот, что в куртке, — мы отдали бы вас под суд.
Им приказали въехать по деревянному настилу прямо на перрон, на пути стоял поезд, на открытых платформах сидели красноармейцы и ждали ящики со снарядами. Не успели возчики остановиться, как красноармейцы осыпали их такой бранью, что Славушка и Шифрин не посмели раскрыть рта, безропотно помогли перегрузить ящики на платформы и ретировались, чтобы не услышать чего-нибудь в свой адрес еще и от мужиков.
31
На станции скопилось пять или шесть паровозов. На четырех колеях стояли поездные составы. Три паровоза смотрели в сторону Белгорода, один на Орел. По первому пути метался взад-вперед одинокий шалый паровоз. Останавливался у перрона, раздраженно гудел, срывался с места, уходил в темноту, в сторону Белгорода, через несколько минут появлялся опять, снова останавливался, снова гудел и бросался в противоположную сторону. У всех вагонов царила несусветная сутолока. Это были товарные вагоны. Редко где попадались классные, их чаще называли штабными, хотя штабы в них размещались не так уж часто. Люди лезли в вагоны, грузили пулеметы, тюки, мешки, истошно орали, спорили, замолкали и опять принимались кричать.
Мальчики шли от вагона к вагону, на них никто не обращал внимания, и Шифрин заунывно повторял все тот же вопрос:
— Где ЧОН… ЧОН? Где ЧОН?
— А иди ты со своим ЧОНом…
Наконец какой-то железнодорожник сжалился над ними:
— Какой вам еще ЧОН, ребята?
— Орловский, коммунистический отряд. Часть особого назначения. Выходили на поддержку…
Железнодорожник меланхолично свистнул.
— Тю-тю ваш ЧОН! Давно уж в Орле.
— Не может быть!
— Когда еще погрузились! Паровоз, что их возил, давно вернулся…
— Предательство! — возмутился Шифрин. — Бросить своего бойца…
Ну и ночь! В сизый сумрак врисовываются черные квадраты. Чиркнут спичкой, мелькнет вдали тусклый фонарь, и опять ночь черным-черна, и сырость, и грязь, и холод, и все на ощупь.
— Что же делать?
— Знаешь что? — Славушка взял Шифрина за плечо. — Давай рванем?
— Куда?
— На фронт. — В темноте продолжалась исступленная погрузка, все что-то волокли, тащили, поднимали, запихивали в вагоны, матерились и волокли снова. — Чувствуешь, куда?
— На фронт.
— Вот и мы…
— А кто нас возьмет? Кроме того, ты сказал, тебе нужно в политотдел?
— А мы доберемся до политотдела и попросимся.
— Тебе сколько лет?
— Какое это имеет значение!
— Есть постановление — ребят моложе шестнадцати лет в армию не направлять.
— В бою не интересуются возрастом бойцов!
— Верно, но их возрастом интересуются до того, как пошлют в бой.
— Можно и нарушить постановление…
— А комсомольская дисциплина? Да ты и не удержишь винтовки! Попросимся на политработу…
С этим Славушка готов согласиться, быть политруком привлекательней, чем таскать винтовку. Случается, слово разит сильнее пули: «Товарищи! В этот решительный час… Когда решается судьба… Ррродины и ррреволюции! Умрем или…»
— Ты думаешь, могут послать?
— Попробуем прежде найти политотдел.
Они опять идут вдоль вагонов, и никому нет до них дела.
— А если мы вражеские лазутчики? — глубокомысленно замечает Славушка. — Высматривай, сколько влезет?
— А революционное чутье? — возражает Шифрин. — Были бы мы лазутчики, нас давно бы загребли…
Остановились у штабного вагона.
— Вам что, ребята? — интересуется часовой.
— Командира, — строго произносит Шифрин.
— Для чего?
— Мы из Коммунистического союза молодежи.
— Залазьте, — разрешает часовой. — Кличьте Купочкина.
В фонаре над дверью тускло мерцает стеариновая свеча. Стелются черные тени. Кто храпит, кто сопит, кто вовсе не подает признаков жизни. Поди узнай командира!
— Товарищ Купочкин! — неуверенно лепечет Шифрин. — Нам товарища Купочкина!
— Чевой-то? — спрашивает кто-то с верхней полки.
— Нам Купочкина…
— А ну подходьте… — И, когда мальчики подошли: — Вы кто есть?
— Представители РКСМ.
— На фронт проситесь? Ладно, сидайте. Утром разберемся.
— Мы разыскиваем политотдел армии, — произносит Шифрин индифферентным тоном. — Не будете ли вы так любезны?…
— А сюда зачем попали? — Собеседник спускает с полки ноги в громадных яловых сапогах. — Документы есть?
Шифрин протягивает комсомольский билет, но Купочкин даже не берет его в руки, — что можно рассмотреть в таком мраке?
— Ребята вы, ребята… — Он сочувственно рассмеялся. — Куда забрели! Политотдел за Орлом. До него еще… — Осторожно спустился громадный мужчина, поставить мальчиков на плечи друг другу, может быть, и сравняются. — Что с вами делать… — Потянулся, зевнул, и вдруг к выходу. — Ладно!
Выпрыгнул из вагона, затопал по шпалам, Шифрин и Славушка за ним.
Дотопал до паровоза, что глядел в сторону Орла, — паровоз и два вагона.
— Везут в политотдел типографию, — объяснил мальчикам и кулаком забарабанил в стенку.
Дверь отодвинулась.
— Чего?
— Слушай, Снежко, — сказал Купочкин. — Вы скоро?
— Чичас.
— Захвати двух комсомольцев, им до зарезу нужно в политотдел.
— Нехай, — ответствовал Снежко. — Только зараз.
Купочкин подсадил мальчиков.
В теплушке темно.
— Ложись у стенки, — скомандовал, видимо, все тот же Снежко. — И не гугукать, люди спят…
В темноте кто-то сопел. Под ногами шуршала солома. Ребята сели на пол, прижались друг к другу.
— Вот видишь, — шепотом сказал Шифрин.
— Что? — шепотом спросил Славушка.
— Едем в политотдел.
Поезд и вправду вскоре пошел.
Проснулись мальчики от холода. Сквозь оконца под крышей просачивался серый рассвет. Какие-то машины, ящики, тюки, в углу что-то накрыто брезентом. И нигде никаких людей.
Вагон тряхнуло, и поезд остановился.
Славушка вскочил.
Брезент вдруг зашевелился, из-под него вылез молодой парень в ватной телогрейке, только-только пробиваются усы, следом за ним мрачный пожилой солдат в длинной шинели, подпоясанной широким рыжим ремнем.
— Добренького утречка, — сказал парень. — Приехали.
Он подошел к двери, поднатужился…
И не успевает дверь откатиться, как в вагон заглядывает военный в фуражке и суконной гимнастерке, перетянутой портупеей.
— Товарищ Снежко! — выкрикивает он. — Вы что, шутите? Добираетесь третий день!
— Не давали паровоз, — мрачно заявляет парень.
Оказывается, он и есть Снежко.
— Революция не считается с отговорками! — кричит военный в портупее и указывает на мальчиков: — Это кто?
Снежко не теряется:
— Погрузочная команда.
— И со столькими людьми вы не могли вырвать паровоз?!
Снежко оборачивается.
— Смир-но! — командует он. — Товарищ завагит! Типография доставлена, погрузочная команда готова к выгрузке.
— Не заправляй мне баки, Снежко, — усмехается завагит. — Все равно я буду вынужден доложить о вашей безалаберности Розалии Самойловне!
— Не надо! Не надо, товарищ завагит! Нам с Егором и так… — Снежко в отчаянии смотрит на своего спутника в длинной шинели. — Егор, подтверди!
Егор размашисто крестится.
— Беспременно…
— Выгружайтесь! — кричит завагит. — Жив-ва!
Снежко тотчас оборачивается к мальчикам:
— А ну ребят… Начали!
Приходится расплачиваться за проезд, нельзя подвести Снежко, и, наконец, просто надо помочь, двоим тут не справиться.
— Быстрей, — приказывает завагит. — Розалия Самойловна ждет…
Это имя, можно сказать, вдохновляет Снежко. Вагон выгружают за какой-нибудь час.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
— Да ты-то кто?
— Боец ЧОНа…
— А что за обоз?
— С оружием.
— А куда вы двигаетесь?
— На Змиевку.
— Да вы же в обратную сторону едете!
— Как в обратную?
— Вы же в Каменку едете, там белые!
— Не может быть?
Бежит назад, и Славушка слышит, как он кричит:
— Поворачивай, поворачивай… Назад! Вам говорят…
Вспыхивают огоньки, крохотные, как светлячки. Перекур. Возчики закуривают цигарки.
Доносятся хрипловатые голоса:
— Чаво?… Чаво тебе ишшо, то вперед, то назад… Говорили ж тебе, што станция не туды, а сюды. Лошади у нас не казенные…
Раздается надсадное кряхтенье, нуканье, тпруканье, скрип колес, и невидимый обоз трогается обратно.
Сопят кони, скрипят телеги, люди покрикивают на лошадей.
— Давай, давай, товарищи! — кричит парень. — Скоро прибудем… — Оборачивается к Славушке: — А теперь познакомимся, — говорит он с неподдельной искренностью и представляется: — Шифрин, Давид.
— Ознобишин.
Пожимают друг другу руки.
— Ты есть хочешь? — спрашивает Славушка.
— Как собака, — со вздохом отвечает Шифрин. — Только я абсолютно пустой.
Славушка молча протягивает ему яйцо.
— Откуда ты взял?
Они на ходу облупливают одно яйцо за другим.
Шифрин сообщает, что он из Орла, член городского райкома комсомола — есть еще железнодорожный райком…
Комсомольцев срочно, по тревоге, собрали в штаб ЧОНа, вооружили и отправили на Змиевку. Со станции их повезли в какое-то село, до вечера продержали в дубовой роще, ждали не то бандитов, не то какого-то восстания. Ничего толком не объяснили, сказали, что операция секретная и никому ничего не следует знать. Вечером ввели в село и разместили в школе. На ужин ничего не дали, сказали, что хлеб за ужин отдадут за завтраком. Ребята улеглись между партами, а когда ночью Шифрин проснулся, в школе никого не оказалось. Его забыли. Забыли разбудить. Сторожиха сказала, что отряд отправился обратно на станцию. Тогда Шифрин взял винтовку и отправился вслед за товарищами.
— А что за обоз?
Шифрин шел себе и шел, было холодно и, признаться, страшновато. А тут навстречу обоз. Он собрался с духом и вышел наперерез. Что за обоз? С оружием. С каким оружием? Мобилизовали, везем на станцию. Какая-то воинская часть, вступившая в деревню, мобилизовала шесть подвод, на телеги погрузили ящики со снарядами и приказали везти на станцию.
Шифрину показалось, что мужики едут не то к белым, не то куда-то еще, но только не на станцию. Шифрин приказал мужикам повернуть. Они пытались возражать, но Шифрин пригрозил расстрелять каждого, кто не подчинится, мужики было загалдели, но потом кто-то сказал «пес с ним!» — и поехали.
— Куда?
— Я думал, что на Змиевку.
— А ты способен кого-нибудь застрелить?
— Не знаю, — признался Шифрин. — Я очень боялся…
Мужикам ничего не стоило накостылять им обоим по шее, однако такая мысль, кажется, даже в голову никому не пришла, не привык мужик обходиться без начальства, кто палку взял, тот и капрал!
Пошли молча, вслушиваясь в монотонный скрип колес.
— Не знаешь, далеко еще до Змиевки? — прервал молчание Шифрин.
Славушка мысленно прикинул:
— Верст пять…
— А сам-то ты идешь по каким делам? — поинтересовался Шифрин.
— По общественным!
— Ты комсомольский работник?
— Я председатель волостного комитета Союза молодежи, — объяснил Славушка не без гордости.
— Ты что-то путаешь, — недоверчиво сказал Шифрин. — В комсомольских организациях нет председателей, есть ответственные секретари…
Шифрин посчитал своим долгом просветить нового знакомого. Устав РКСМ он знал назубок, знал все инструкции и циркуляры, на эту тему он мог говорить без устали.
— А в Орел зачем? — спросил Шифрин, решив, что Ознобишин едет в Орел.
— Я не в Орел.
— А куда?
— Мне нужен политотдел Тринадцатой армии.
— Зачем?
Вот этого он сказать не мог!
— За литературой? — догадался Шифрин. — Сейчас все туда обращаются за литературой…
Так за разговорами дотащились они до Змиевки.
Стояла глубокая ночь.
На станции царила суматоха.
Везде полно солдат, суетится начальство, что-то грузят, что-то выгружают, гудят паровозы…
Едва подводы показались у станции, как подбежали два командира, один в кожаной куртке, другой в длинной кавалерийской шинели.
— Снаряды? Снаряды? — закричал тот, что в шинели. — Где только вы прохлаждались!
— Опоздай еще на полчаса, — гневно добавил тот, что в куртке, — мы отдали бы вас под суд.
Им приказали въехать по деревянному настилу прямо на перрон, на пути стоял поезд, на открытых платформах сидели красноармейцы и ждали ящики со снарядами. Не успели возчики остановиться, как красноармейцы осыпали их такой бранью, что Славушка и Шифрин не посмели раскрыть рта, безропотно помогли перегрузить ящики на платформы и ретировались, чтобы не услышать чего-нибудь в свой адрес еще и от мужиков.
31
На станции скопилось пять или шесть паровозов. На четырех колеях стояли поездные составы. Три паровоза смотрели в сторону Белгорода, один на Орел. По первому пути метался взад-вперед одинокий шалый паровоз. Останавливался у перрона, раздраженно гудел, срывался с места, уходил в темноту, в сторону Белгорода, через несколько минут появлялся опять, снова останавливался, снова гудел и бросался в противоположную сторону. У всех вагонов царила несусветная сутолока. Это были товарные вагоны. Редко где попадались классные, их чаще называли штабными, хотя штабы в них размещались не так уж часто. Люди лезли в вагоны, грузили пулеметы, тюки, мешки, истошно орали, спорили, замолкали и опять принимались кричать.
Мальчики шли от вагона к вагону, на них никто не обращал внимания, и Шифрин заунывно повторял все тот же вопрос:
— Где ЧОН… ЧОН? Где ЧОН?
— А иди ты со своим ЧОНом…
Наконец какой-то железнодорожник сжалился над ними:
— Какой вам еще ЧОН, ребята?
— Орловский, коммунистический отряд. Часть особого назначения. Выходили на поддержку…
Железнодорожник меланхолично свистнул.
— Тю-тю ваш ЧОН! Давно уж в Орле.
— Не может быть!
— Когда еще погрузились! Паровоз, что их возил, давно вернулся…
— Предательство! — возмутился Шифрин. — Бросить своего бойца…
Ну и ночь! В сизый сумрак врисовываются черные квадраты. Чиркнут спичкой, мелькнет вдали тусклый фонарь, и опять ночь черным-черна, и сырость, и грязь, и холод, и все на ощупь.
— Что же делать?
— Знаешь что? — Славушка взял Шифрина за плечо. — Давай рванем?
— Куда?
— На фронт. — В темноте продолжалась исступленная погрузка, все что-то волокли, тащили, поднимали, запихивали в вагоны, матерились и волокли снова. — Чувствуешь, куда?
— На фронт.
— Вот и мы…
— А кто нас возьмет? Кроме того, ты сказал, тебе нужно в политотдел?
— А мы доберемся до политотдела и попросимся.
— Тебе сколько лет?
— Какое это имеет значение!
— Есть постановление — ребят моложе шестнадцати лет в армию не направлять.
— В бою не интересуются возрастом бойцов!
— Верно, но их возрастом интересуются до того, как пошлют в бой.
— Можно и нарушить постановление…
— А комсомольская дисциплина? Да ты и не удержишь винтовки! Попросимся на политработу…
С этим Славушка готов согласиться, быть политруком привлекательней, чем таскать винтовку. Случается, слово разит сильнее пули: «Товарищи! В этот решительный час… Когда решается судьба… Ррродины и ррреволюции! Умрем или…»
— Ты думаешь, могут послать?
— Попробуем прежде найти политотдел.
Они опять идут вдоль вагонов, и никому нет до них дела.
— А если мы вражеские лазутчики? — глубокомысленно замечает Славушка. — Высматривай, сколько влезет?
— А революционное чутье? — возражает Шифрин. — Были бы мы лазутчики, нас давно бы загребли…
Остановились у штабного вагона.
— Вам что, ребята? — интересуется часовой.
— Командира, — строго произносит Шифрин.
— Для чего?
— Мы из Коммунистического союза молодежи.
— Залазьте, — разрешает часовой. — Кличьте Купочкина.
В фонаре над дверью тускло мерцает стеариновая свеча. Стелются черные тени. Кто храпит, кто сопит, кто вовсе не подает признаков жизни. Поди узнай командира!
— Товарищ Купочкин! — неуверенно лепечет Шифрин. — Нам товарища Купочкина!
— Чевой-то? — спрашивает кто-то с верхней полки.
— Нам Купочкина…
— А ну подходьте… — И, когда мальчики подошли: — Вы кто есть?
— Представители РКСМ.
— На фронт проситесь? Ладно, сидайте. Утром разберемся.
— Мы разыскиваем политотдел армии, — произносит Шифрин индифферентным тоном. — Не будете ли вы так любезны?…
— А сюда зачем попали? — Собеседник спускает с полки ноги в громадных яловых сапогах. — Документы есть?
Шифрин протягивает комсомольский билет, но Купочкин даже не берет его в руки, — что можно рассмотреть в таком мраке?
— Ребята вы, ребята… — Он сочувственно рассмеялся. — Куда забрели! Политотдел за Орлом. До него еще… — Осторожно спустился громадный мужчина, поставить мальчиков на плечи друг другу, может быть, и сравняются. — Что с вами делать… — Потянулся, зевнул, и вдруг к выходу. — Ладно!
Выпрыгнул из вагона, затопал по шпалам, Шифрин и Славушка за ним.
Дотопал до паровоза, что глядел в сторону Орла, — паровоз и два вагона.
— Везут в политотдел типографию, — объяснил мальчикам и кулаком забарабанил в стенку.
Дверь отодвинулась.
— Чего?
— Слушай, Снежко, — сказал Купочкин. — Вы скоро?
— Чичас.
— Захвати двух комсомольцев, им до зарезу нужно в политотдел.
— Нехай, — ответствовал Снежко. — Только зараз.
Купочкин подсадил мальчиков.
В теплушке темно.
— Ложись у стенки, — скомандовал, видимо, все тот же Снежко. — И не гугукать, люди спят…
В темноте кто-то сопел. Под ногами шуршала солома. Ребята сели на пол, прижались друг к другу.
— Вот видишь, — шепотом сказал Шифрин.
— Что? — шепотом спросил Славушка.
— Едем в политотдел.
Поезд и вправду вскоре пошел.
Проснулись мальчики от холода. Сквозь оконца под крышей просачивался серый рассвет. Какие-то машины, ящики, тюки, в углу что-то накрыто брезентом. И нигде никаких людей.
Вагон тряхнуло, и поезд остановился.
Славушка вскочил.
Брезент вдруг зашевелился, из-под него вылез молодой парень в ватной телогрейке, только-только пробиваются усы, следом за ним мрачный пожилой солдат в длинной шинели, подпоясанной широким рыжим ремнем.
— Добренького утречка, — сказал парень. — Приехали.
Он подошел к двери, поднатужился…
И не успевает дверь откатиться, как в вагон заглядывает военный в фуражке и суконной гимнастерке, перетянутой портупеей.
— Товарищ Снежко! — выкрикивает он. — Вы что, шутите? Добираетесь третий день!
— Не давали паровоз, — мрачно заявляет парень.
Оказывается, он и есть Снежко.
— Революция не считается с отговорками! — кричит военный в портупее и указывает на мальчиков: — Это кто?
Снежко не теряется:
— Погрузочная команда.
— И со столькими людьми вы не могли вырвать паровоз?!
Снежко оборачивается.
— Смир-но! — командует он. — Товарищ завагит! Типография доставлена, погрузочная команда готова к выгрузке.
— Не заправляй мне баки, Снежко, — усмехается завагит. — Все равно я буду вынужден доложить о вашей безалаберности Розалии Самойловне!
— Не надо! Не надо, товарищ завагит! Нам с Егором и так… — Снежко в отчаянии смотрит на своего спутника в длинной шинели. — Егор, подтверди!
Егор размашисто крестится.
— Беспременно…
— Выгружайтесь! — кричит завагит. — Жив-ва!
Снежко тотчас оборачивается к мальчикам:
— А ну ребят… Начали!
Приходится расплачиваться за проезд, нельзя подвести Снежко, и, наконец, просто надо помочь, двоим тут не справиться.
— Быстрей, — приказывает завагит. — Розалия Самойловна ждет…
Это имя, можно сказать, вдохновляет Снежко. Вагон выгружают за какой-нибудь час.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117