Стоял, согнувшись, спиной к Иванову. И не двигался.
– Ну что же! - поторопил Ложкина Ипполит. Марка, завернутая в туалетную бумагу, жгла его сердце. - Нет марки?
Ипполит сказал это, и сердце его, обожженное, натруженное, сжалось до опасного предела.
– Есть марка! - закричал в ответ Ложкин. - Не спровоцируешь!
Он обернулся и пошел к Ипполиту, неся перед собой раскрытый кляссер, как на похоронах генералов несут подушки с орденами.
2
Тем временем Удалов пришел к себе домой, вынул из большой продуктовой сумки гостя, и тот принялся быстро, ловко и изящно зализывать, поправлять раздвоенным языком перышки на своем длинноватом теле. Удалов выложил на стол принесенные из магазина продукты и невольно залюбовался статью и законченностью форм пришельца из космоса, что третий день проживал у Удалова, известного всей Галактике как сторонник справедливой дружбы космических цивилизаций и крупный межпланетный деятель, хоть и занимал он скромный пост заведующего стройконторой в городе Великий Гусляр.
Пока Удалов разворачивал покупки, чтобы обеспечить себе и гостю скромную трапезу, в комнату заглянула его жена Ксения и, увидев на столе пернатую ящерицу с хвостом, почему-то напоминающим деревянную расписную ложку, скривилась, крикнула:
– И детей из дому уведу!
– Не обращай внимания, - сказала ящерица Удалову, когда Ксения, хлопнув дверью, убежала. - У нее нормальная идиосинкразия к ползучим гадам. Это у двуногих случается. Но мы с тобой знаем, как я красив, в первую очередь душевно.
– И внешне ты тоже не урод, - согласился Удалов, хотя был расстроен. Приятнее, когда в доме царит мир и жена проявляет гостеприимство.
– Ксении характер также небезызвестен в Галактике, - угадал мысли Удалова пришелец, которого - для простоты - звали Коко, - бывают жены и хуже. Ты мне кефир согрей. Я предпочитаю разогретый кефир.
И уже потом, когда сели ужинать, Коко добавил:
– Моя жена тебя бы тоже не вынесла.
3
– Посмотрел? - спросил Ложкин, стараясь захлопнуть кляссер. - Убедился?
Ипполит Иванов ловко прижал пальцами край кляссера, не давая ему закрыться. Он пытался разглядеть марку получше. Марка была на листе в гордом одиночестве. Тот же мужественный взгляд пилота, та же скромная надпечатка, даже та же маленькая буква «ф» в слове Сан-Франциско.
Но не это смутило Ипполита. Не это привлекло его тренированное зрение. Человек, который смог угадать такую марку в луже, да еще оборотной стороной наружу, сразу увидел деталь, которая повергла его в растерянность.
Правый нижний угол марки занимал почтовый штемпель. Ясный, четкий, на котором без труда угадывались буквы «...нинград». Причем первая буква наполовину была срезана зубцами марки, а последняя чуть-чуть вылезала на боковое поле. Точно такой же почтовый штемпель, точно так же расположенный, был на марке, найденной Ивановым. Но штемпели на двух марках не могут быть идентичными!
– Все! - старик Ложкин вырвал кляссер из рук Иванова, захлопнул его и прижал к впалой груди.
– Нет, - ответил Иванов. - Не все.
Тяжелое предчувствие требовало энергичных действий. Он не мог остаться при подозрении. Любая ложь невыносима!
Иванов достал из кармана паспорт, из него сложенную вчетверо туалетную бумагу, из нее почтовую марку. Смело сделал три шага в комнату и положил свое сокровище на стол.
– Объяснитесь, - сказал он тихо.
Старик Ложкин смертельно побледнел и спросил, еле шевеля губами:
– Откуда это у тебя?
4
– Сколько еще пробудешь у нас? - спросил Удалов у Коко.
Коко допил из блюдца кефир, закусил конфеткой, облизал зеленые губы и лениво разлегся среди чашек и тарелок.
– Как дела пойдут, - сказал он. - Сам понимаешь, научная командировка. Пока задание не выполню, придется у вас ошиваться. Но я не в обиде на начальство. И на Землю летать люблю.
– А в чем задание, если не секрет? - спросил Корнелий Удалов.
– Дирекция института запланировала коллективную монографию «Концепция честности и чести в масштабе Галактики». В тридцати томах. Сроки поджимают, а еще и половина полевых исследований не завершена.
– И многих мобилизовали?
– Всех этот деспот разогнал, отсохни его хвост!
Удалов вздрогнул. Ему еще не приходилось слышать, чтобы друг Коко употреблял такие сильные выражения.
– Могло быть хуже, - сказал Удалов. - Для тебя.
– Мне повезло. Попал на сравнительно устойчивую планету.
– Чай будешь?
– Три кусочка сахару. А у тебя прошлогоднего клубничного варенья не осталось?
– Ксюша куда-то спрятала.
– Этого следовало ожидать.
– Ты уже с кем-нибудь встречался?
– Нет, неделю провел в библиотеках. Ночами работал, сам понимаешь, приходится хранить инкогнито. В Историчке меня чуть кот не сожрал. И зачем они только допускают кошек в библиотеку? Я анонимку написал их директору, чтобы котов не пускали.
– Это правильно, - согласился Удалов. - Правда, от мышей тоже вред бывает.
– Здесь я кое-кого опросил, - продолжал Коко, постукивая твердым концом хвоста по столу. - Побеседовал.
– Как же так? В твоем облике?
– Не беспокойся, я своими ограничивался. С Сашей Грубиным провел вечерок, старика Ложкина навестил. Только доставил старику неприятность.
– Ты? При твоей деликатности?
– Нечаянно. Он свои почтовые марки смотрел. Знаешь, ведь некоторые люди странно себя ведут - собирают кусочки бумаги - так называемый сорочий эффект. Занятие бессмысленное, но любопытное для строительства поведенческой модели землян.
– Не всегда бессмысленное, - сказал Удалов. - Эти марки больших денег стоят. А у вас что, сороки водятся?
– Сорок нет. Это из моего земельного опыта. Или земляного?
– Земного.
– Спасибо. Об относительной ценности марки я наслышан. Ты бы видел, какое лицо было у Ложкина, когда я хвостом задел его любимую бумажку. Можно было подумать, что сгорел дом. Но я это объясняю не жадностью в чистом виде, а коллекционным остервенением. Тебе нравится термин? Я сам его придумал.
– Так, значит, ты ему любимую марку погубил?
– Не бойся, как погубил, так и восстановил.
5
– Я, понимаешь, спешил под дождем, я, понимаешь, переживал! - возмутился в соседней квартире Иванов. - А я марку, оказывается, возвращал не человеку, а жулику!
– Жулику? А ну, бери свои слова обратно! Пинцетом проткну за такое оскорбление! - Руки Ложкина тряслись, в уголках рта появилась пена.
– Моя марка и твоя марка - копии или не копии?
– Похожие марки, и все тут. Совпадение!
– Совпадение в луже не валяется. Рассказывайте все, а то созову филателистическую общественность. Ни перед чем не остановлюсь!
– Ничего не знаю, - сказал Ложкин, отводя взор в сторону, к комоду.
– Ладно, - сказал устало Иванов. Он подобрал со стола свою марку, к которой уже не испытывал никакого душевного расположения, и отступил в переднюю, откуда объявил: - Первым делом поднимаю Гинзбурга. С ним идем к Смоленскому, оттуда прямым ходом к Штормилле - нашей совести и контролю.
Ложкин упрямо молчал.
– Вам больше нечего сказать? - спросил на прощание Иванов.
– За всю мою долгую жизнь... - начал было Ложкин, но голос его сорвался.
В иной ситуации Иванов пожалел бы старика. Но дело шло о серьезном. Если в Великом Гусляре кто-то научился подделывать такие марки, как «перелет Леваневского», значит, в будущем коллекционеру просто некуда деваться.
Иванов решительно спустился по лестнице, вышел во двор, кинул последний взгляд на освещенные окна Ложкина. Дождь не ослабел, капли были мелкие, острые и холодные. Иванов подошел к воротам.
– Стой! - раздался крик сзади.
Ложкин, как был, в халате, выбежал из дверей шатучим привидением.
– Не губи! - закричал он.
– Нет, пойду, - упрямо откликнулся Ипполит Иванов.
– Не пойдешь, а то убью! - закричал Ложкин. - Вернись, я все объясню! Клянусь тебе памятью о маме!
Эти сова заставили Иванова остановиться. Вид Ложкина был жалок и нелеп. Халат сразу промок и тяжело обвис, Ложкин стоял в глубокой луже, не замечая этого, и Иванов понял, что, если не вернуть старика в дом, то обязательно и опасно простудится.
– Хорошо, - сказал он. - Только без лжи.
– Какая уж тут ложь! - ответил Ложкин, отступая в дверь. - Это все Коко виноват, крокодил недоношенный!
6
– Слышишь, как тебя называют? - спросил Удалов. Он стоял у окна и наблюдал сцену, происходившую под дождем.
Коко скользнул со стола, ловко вскарабкался по стене на подоконник и высунул длинное лицо в приоткрытое окно.
– Слышу, - сказал он. - Но не обижаюсь. Хотя мог бы и обидеться.
– С крокодилом сравнение не понравилось?
– При чем тут крокодил? Неблагодарность человеческая не нравится.
Внизу собеседники скрылись под навесом подъезда, и сквозь шум дождя до Удалова доносились быстрые, сбивчивые слова старика.
– Этот крокодил мне Леваневского хвостом смял, понимаешь? Прилетел, извините, с другой планеты, напросился в гости, весь чай дома выпил, чуть ли не нагадил...
– Вот именно, что чуть ли не... - согласился обиженно Коко. - Варвары...
– Ну я его прижал, - слышен был голос Ложкина. - Я ему сказал кое-что о космической дружбе. Он у меня закрутился, как черт на сковороде...
– Он в самом деле на крокодила похож? - спросил Иванов.
– Хуже.
– Крокодилов не встречал, - заметил негромко Коко. - Но теперь обязательно познакомлюсь.
– Нет смысла, - ответил Удалов. - Хищники эти крокодилы.
– На, говорит он мне, - слышен был голос Ложкина, - возьми копирку. И дает мне машинку. Небольшую. Заложи, говорит, в нее любой листок бумаги и свою попорченную марку. Через минуту будешь иметь точную копию. До атома. Починишь марку, говорит, вернешь мне машинку. Понимаешь?
– И починил? - спросил Ипполит Иванов.
– Точно такую сделал. Без обмана. У них там, в космическом пространстве, какой только техники нет, страшно подумать! Они ею буквально кидаются.
– Лучше бы с нами поделились, - сказал Иванов. - Мы с такими машинками замечательное бы производство наладили.
– Не хотят, - сказал Ложкин, - Невмешательство у них. Желают, чтобы мы сами. А в самом деле скопидомничают.
Коко обиделся.
– Какое он имеет моральное право судить...
– Погоди, - перебил его Удалов.
– Значит, починил и вернул? - спросил Иванов.
– Грех попутал, - признался Ложкин. - Я одну марку сделал. А потом еще одну захотел. Так, на случай обмена. Понимаешь, у Гинзбурга в обмене антивоенная серия лежит, ты ведь знаешь.
– Знаю, - вздохнул Ипполит.
– Пойми меня правильно. Сделаю, решил я, еще одну марку, для Гинзбурга. И ему приятно и мне польза. Марка ведь не поддельная. Марка настоящая, скопированная на уровне космических стандартов.
– Стыдно, - сказал Иванов.
– Еще как стыдно. Но удержаться невозможно.
– А я вот под дождем пошел к вам марку возвращать.
– И не говори... Ну ладно, сделал я еще одну, а потом вспомнил о Штормилле. Помнишь, что у Штормиллы в обмене лежит? Забыл? Беззубцовый Дзержинский у него лежит!
– Помню, - сказал Иванов.
– Ну, ради этого стоило еще одного Леваневского сделать?
– Погодите, - сказал Иванов. - Сколько же вы Леваневских отшлепали?
– Уже все, уже остановился, - сказал Ложкин. - Что, разве я не понимаю всей глубины моего морального падения?
– Так завтра же Гинзбург своего Леваневского Штормилле покажет. И все, и где ваша честь?
– Вот именно, - сказал Коко. - Где честь?
– Я только Штормилле отнес, - сказал Ложкин. - А гинзбурговскую марку я по дороге потерял. Тебе она на глаза и попалась.
– Ваше счастье, что попалась, - сказал Иванов твердо. - Все равно надо было остановиться.
– Да я и остановился! Я же сегодня приборчик Коке возвращаю.
– И все?
– И все...
– Ну и возвращайте. Немедленно! А Леваневского мы разорвем!
– Вот молодец, нравится мне этот Иванов, - сказал Корнелий.
– Погоди с выводами, - ответил Коко.
– Верну. А Леваневского, может, рвать не будем? - спросил Ложкин заискивающим голосом. - Беззубцового Дзержинского я уже в коллекцию положил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258
– Ну что же! - поторопил Ложкина Ипполит. Марка, завернутая в туалетную бумагу, жгла его сердце. - Нет марки?
Ипполит сказал это, и сердце его, обожженное, натруженное, сжалось до опасного предела.
– Есть марка! - закричал в ответ Ложкин. - Не спровоцируешь!
Он обернулся и пошел к Ипполиту, неся перед собой раскрытый кляссер, как на похоронах генералов несут подушки с орденами.
2
Тем временем Удалов пришел к себе домой, вынул из большой продуктовой сумки гостя, и тот принялся быстро, ловко и изящно зализывать, поправлять раздвоенным языком перышки на своем длинноватом теле. Удалов выложил на стол принесенные из магазина продукты и невольно залюбовался статью и законченностью форм пришельца из космоса, что третий день проживал у Удалова, известного всей Галактике как сторонник справедливой дружбы космических цивилизаций и крупный межпланетный деятель, хоть и занимал он скромный пост заведующего стройконторой в городе Великий Гусляр.
Пока Удалов разворачивал покупки, чтобы обеспечить себе и гостю скромную трапезу, в комнату заглянула его жена Ксения и, увидев на столе пернатую ящерицу с хвостом, почему-то напоминающим деревянную расписную ложку, скривилась, крикнула:
– И детей из дому уведу!
– Не обращай внимания, - сказала ящерица Удалову, когда Ксения, хлопнув дверью, убежала. - У нее нормальная идиосинкразия к ползучим гадам. Это у двуногих случается. Но мы с тобой знаем, как я красив, в первую очередь душевно.
– И внешне ты тоже не урод, - согласился Удалов, хотя был расстроен. Приятнее, когда в доме царит мир и жена проявляет гостеприимство.
– Ксении характер также небезызвестен в Галактике, - угадал мысли Удалова пришелец, которого - для простоты - звали Коко, - бывают жены и хуже. Ты мне кефир согрей. Я предпочитаю разогретый кефир.
И уже потом, когда сели ужинать, Коко добавил:
– Моя жена тебя бы тоже не вынесла.
3
– Посмотрел? - спросил Ложкин, стараясь захлопнуть кляссер. - Убедился?
Ипполит Иванов ловко прижал пальцами край кляссера, не давая ему закрыться. Он пытался разглядеть марку получше. Марка была на листе в гордом одиночестве. Тот же мужественный взгляд пилота, та же скромная надпечатка, даже та же маленькая буква «ф» в слове Сан-Франциско.
Но не это смутило Ипполита. Не это привлекло его тренированное зрение. Человек, который смог угадать такую марку в луже, да еще оборотной стороной наружу, сразу увидел деталь, которая повергла его в растерянность.
Правый нижний угол марки занимал почтовый штемпель. Ясный, четкий, на котором без труда угадывались буквы «...нинград». Причем первая буква наполовину была срезана зубцами марки, а последняя чуть-чуть вылезала на боковое поле. Точно такой же почтовый штемпель, точно так же расположенный, был на марке, найденной Ивановым. Но штемпели на двух марках не могут быть идентичными!
– Все! - старик Ложкин вырвал кляссер из рук Иванова, захлопнул его и прижал к впалой груди.
– Нет, - ответил Иванов. - Не все.
Тяжелое предчувствие требовало энергичных действий. Он не мог остаться при подозрении. Любая ложь невыносима!
Иванов достал из кармана паспорт, из него сложенную вчетверо туалетную бумагу, из нее почтовую марку. Смело сделал три шага в комнату и положил свое сокровище на стол.
– Объяснитесь, - сказал он тихо.
Старик Ложкин смертельно побледнел и спросил, еле шевеля губами:
– Откуда это у тебя?
4
– Сколько еще пробудешь у нас? - спросил Удалов у Коко.
Коко допил из блюдца кефир, закусил конфеткой, облизал зеленые губы и лениво разлегся среди чашек и тарелок.
– Как дела пойдут, - сказал он. - Сам понимаешь, научная командировка. Пока задание не выполню, придется у вас ошиваться. Но я не в обиде на начальство. И на Землю летать люблю.
– А в чем задание, если не секрет? - спросил Корнелий Удалов.
– Дирекция института запланировала коллективную монографию «Концепция честности и чести в масштабе Галактики». В тридцати томах. Сроки поджимают, а еще и половина полевых исследований не завершена.
– И многих мобилизовали?
– Всех этот деспот разогнал, отсохни его хвост!
Удалов вздрогнул. Ему еще не приходилось слышать, чтобы друг Коко употреблял такие сильные выражения.
– Могло быть хуже, - сказал Удалов. - Для тебя.
– Мне повезло. Попал на сравнительно устойчивую планету.
– Чай будешь?
– Три кусочка сахару. А у тебя прошлогоднего клубничного варенья не осталось?
– Ксюша куда-то спрятала.
– Этого следовало ожидать.
– Ты уже с кем-нибудь встречался?
– Нет, неделю провел в библиотеках. Ночами работал, сам понимаешь, приходится хранить инкогнито. В Историчке меня чуть кот не сожрал. И зачем они только допускают кошек в библиотеку? Я анонимку написал их директору, чтобы котов не пускали.
– Это правильно, - согласился Удалов. - Правда, от мышей тоже вред бывает.
– Здесь я кое-кого опросил, - продолжал Коко, постукивая твердым концом хвоста по столу. - Побеседовал.
– Как же так? В твоем облике?
– Не беспокойся, я своими ограничивался. С Сашей Грубиным провел вечерок, старика Ложкина навестил. Только доставил старику неприятность.
– Ты? При твоей деликатности?
– Нечаянно. Он свои почтовые марки смотрел. Знаешь, ведь некоторые люди странно себя ведут - собирают кусочки бумаги - так называемый сорочий эффект. Занятие бессмысленное, но любопытное для строительства поведенческой модели землян.
– Не всегда бессмысленное, - сказал Удалов. - Эти марки больших денег стоят. А у вас что, сороки водятся?
– Сорок нет. Это из моего земельного опыта. Или земляного?
– Земного.
– Спасибо. Об относительной ценности марки я наслышан. Ты бы видел, какое лицо было у Ложкина, когда я хвостом задел его любимую бумажку. Можно было подумать, что сгорел дом. Но я это объясняю не жадностью в чистом виде, а коллекционным остервенением. Тебе нравится термин? Я сам его придумал.
– Так, значит, ты ему любимую марку погубил?
– Не бойся, как погубил, так и восстановил.
5
– Я, понимаешь, спешил под дождем, я, понимаешь, переживал! - возмутился в соседней квартире Иванов. - А я марку, оказывается, возвращал не человеку, а жулику!
– Жулику? А ну, бери свои слова обратно! Пинцетом проткну за такое оскорбление! - Руки Ложкина тряслись, в уголках рта появилась пена.
– Моя марка и твоя марка - копии или не копии?
– Похожие марки, и все тут. Совпадение!
– Совпадение в луже не валяется. Рассказывайте все, а то созову филателистическую общественность. Ни перед чем не остановлюсь!
– Ничего не знаю, - сказал Ложкин, отводя взор в сторону, к комоду.
– Ладно, - сказал устало Иванов. Он подобрал со стола свою марку, к которой уже не испытывал никакого душевного расположения, и отступил в переднюю, откуда объявил: - Первым делом поднимаю Гинзбурга. С ним идем к Смоленскому, оттуда прямым ходом к Штормилле - нашей совести и контролю.
Ложкин упрямо молчал.
– Вам больше нечего сказать? - спросил на прощание Иванов.
– За всю мою долгую жизнь... - начал было Ложкин, но голос его сорвался.
В иной ситуации Иванов пожалел бы старика. Но дело шло о серьезном. Если в Великом Гусляре кто-то научился подделывать такие марки, как «перелет Леваневского», значит, в будущем коллекционеру просто некуда деваться.
Иванов решительно спустился по лестнице, вышел во двор, кинул последний взгляд на освещенные окна Ложкина. Дождь не ослабел, капли были мелкие, острые и холодные. Иванов подошел к воротам.
– Стой! - раздался крик сзади.
Ложкин, как был, в халате, выбежал из дверей шатучим привидением.
– Не губи! - закричал он.
– Нет, пойду, - упрямо откликнулся Ипполит Иванов.
– Не пойдешь, а то убью! - закричал Ложкин. - Вернись, я все объясню! Клянусь тебе памятью о маме!
Эти сова заставили Иванова остановиться. Вид Ложкина был жалок и нелеп. Халат сразу промок и тяжело обвис, Ложкин стоял в глубокой луже, не замечая этого, и Иванов понял, что, если не вернуть старика в дом, то обязательно и опасно простудится.
– Хорошо, - сказал он. - Только без лжи.
– Какая уж тут ложь! - ответил Ложкин, отступая в дверь. - Это все Коко виноват, крокодил недоношенный!
6
– Слышишь, как тебя называют? - спросил Удалов. Он стоял у окна и наблюдал сцену, происходившую под дождем.
Коко скользнул со стола, ловко вскарабкался по стене на подоконник и высунул длинное лицо в приоткрытое окно.
– Слышу, - сказал он. - Но не обижаюсь. Хотя мог бы и обидеться.
– С крокодилом сравнение не понравилось?
– При чем тут крокодил? Неблагодарность человеческая не нравится.
Внизу собеседники скрылись под навесом подъезда, и сквозь шум дождя до Удалова доносились быстрые, сбивчивые слова старика.
– Этот крокодил мне Леваневского хвостом смял, понимаешь? Прилетел, извините, с другой планеты, напросился в гости, весь чай дома выпил, чуть ли не нагадил...
– Вот именно, что чуть ли не... - согласился обиженно Коко. - Варвары...
– Ну я его прижал, - слышен был голос Ложкина. - Я ему сказал кое-что о космической дружбе. Он у меня закрутился, как черт на сковороде...
– Он в самом деле на крокодила похож? - спросил Иванов.
– Хуже.
– Крокодилов не встречал, - заметил негромко Коко. - Но теперь обязательно познакомлюсь.
– Нет смысла, - ответил Удалов. - Хищники эти крокодилы.
– На, говорит он мне, - слышен был голос Ложкина, - возьми копирку. И дает мне машинку. Небольшую. Заложи, говорит, в нее любой листок бумаги и свою попорченную марку. Через минуту будешь иметь точную копию. До атома. Починишь марку, говорит, вернешь мне машинку. Понимаешь?
– И починил? - спросил Ипполит Иванов.
– Точно такую сделал. Без обмана. У них там, в космическом пространстве, какой только техники нет, страшно подумать! Они ею буквально кидаются.
– Лучше бы с нами поделились, - сказал Иванов. - Мы с такими машинками замечательное бы производство наладили.
– Не хотят, - сказал Ложкин, - Невмешательство у них. Желают, чтобы мы сами. А в самом деле скопидомничают.
Коко обиделся.
– Какое он имеет моральное право судить...
– Погоди, - перебил его Удалов.
– Значит, починил и вернул? - спросил Иванов.
– Грех попутал, - признался Ложкин. - Я одну марку сделал. А потом еще одну захотел. Так, на случай обмена. Понимаешь, у Гинзбурга в обмене антивоенная серия лежит, ты ведь знаешь.
– Знаю, - вздохнул Ипполит.
– Пойми меня правильно. Сделаю, решил я, еще одну марку, для Гинзбурга. И ему приятно и мне польза. Марка ведь не поддельная. Марка настоящая, скопированная на уровне космических стандартов.
– Стыдно, - сказал Иванов.
– Еще как стыдно. Но удержаться невозможно.
– А я вот под дождем пошел к вам марку возвращать.
– И не говори... Ну ладно, сделал я еще одну, а потом вспомнил о Штормилле. Помнишь, что у Штормиллы в обмене лежит? Забыл? Беззубцовый Дзержинский у него лежит!
– Помню, - сказал Иванов.
– Ну, ради этого стоило еще одного Леваневского сделать?
– Погодите, - сказал Иванов. - Сколько же вы Леваневских отшлепали?
– Уже все, уже остановился, - сказал Ложкин. - Что, разве я не понимаю всей глубины моего морального падения?
– Так завтра же Гинзбург своего Леваневского Штормилле покажет. И все, и где ваша честь?
– Вот именно, - сказал Коко. - Где честь?
– Я только Штормилле отнес, - сказал Ложкин. - А гинзбурговскую марку я по дороге потерял. Тебе она на глаза и попалась.
– Ваше счастье, что попалась, - сказал Иванов твердо. - Все равно надо было остановиться.
– Да я и остановился! Я же сегодня приборчик Коке возвращаю.
– И все?
– И все...
– Ну и возвращайте. Немедленно! А Леваневского мы разорвем!
– Вот молодец, нравится мне этот Иванов, - сказал Корнелий.
– Погоди с выводами, - ответил Коко.
– Верну. А Леваневского, может, рвать не будем? - спросил Ложкин заискивающим голосом. - Беззубцового Дзержинского я уже в коллекцию положил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258