И пошла к двери.
– Но вы хоть поняли принцип действия пассибулиферы? - крикнул ей вслед Минц.
– Не поняла бы, не стала брать, - ответила Ксения. - Паразит ваш лишайник, Лев Христофорович. Понимаю, что он будет мои соки сосать...
– Ах, как точно! - обрадовался Минц. - Образно и точно в переносном смысле.
– В переносном?
– Разумеется, он паразит, но паразит особенный. Этот лишайник питается энергией других живых существ, их теплом, их эмоциями. Пока пассибулифера обитала в мангровых зарослях Сулавеси, она ограничивалась тем, что высасывала энергию у деревьев, чего они, кстати, и не замечали. Но я здесь пошел на шаг дальше, чем позволяет эволюция. Я приспособил метаболизм лишайника к тому, чтобы питаться теплом и иными видами энергии представителей фауны, в первую очередь человека. Я далеко двинул этот лишайник вперед по пути эволюции. В сущности, мы имеем дело не с пассибулиферой, а с ее отдаленным потомком. Понятно?
– По мне, что энергия, что соки, что кровушка моя - все равно. У меня на всех хватит!
И Ксения громко рассмеялась. Она была женщиной широкой в кости, крепкой и не то чтобы толстой, но упитанной.
Но как заблуждались профессор и Ксения!
Они полагали, что подопытным кроликом избрали странный тропический лишайник. На самом-то деле оказалось, что на роль кроликов попали люди.
Если ты ставишь опыты над живыми существами и с помощью генной инженерии толкаешь вперед их эволюцию, всегда задумайся, не будут ли потомки судить тебя суровым и безжалостным судом?
К счастью, трагедии в масштабе Земли не произошло. Но для Гусляра произошедшее вполне можно назвать трагедией.
Ксения возвратилась домой первой. Остальные члены семьи еще обретались в других местах. Корнелий Иванович был в конторе, Максимка у себя в парикмахерской, Маргарита собиралась со службы зайти за Трофимкой.
И так как свободного времени было в обрез, Ксения спешно начала проводить эксперименты с затравкой лишайника, обработанного по методу профессора Минца.
Она достала из-под швейной машинки мешок с лоскутами и принялась сочинять себе платья.
Получилось буквально с первого раза.
Достаточно было нескольких капель из флакона мужских духов «Арамис», чтобы лоскуток начинал превращаться в одежду. Он превращался до тех пор, пока в нем были силы, содержавшиеся в затравке, а затем Ксения с помощью ножниц и все той же швейной машинки доводила одежду до ума.
Она успела сообразить себе три платья и неплохую кофточку, у которой был только один недостаток - слишком прилегала к телу. Но и с этим недостатком Ксения справилась - догадалась, что если оттягивать ткань, пока она растет, то она оттянутой и останется. Так что можно соорудить себе хламиду или балахон. Была бы мода.
Потом Ксения догадалась, как с помощью лишайника делать плиссе-гофре, и, когда домой пришел Удалов, Ксения уже утомилась, истощила нервную систему.
Она сидела на стуле, а на трех стульях, повернутых к ней спинками, висели новые платья. Склонив голову набок, Ксения любовалась ими, как кошка только что рожденными котятами. Была бы воля - стала бы их облизывать.
Удалов, как и положено глупому мужу, спросил:
– Ты чего платья развесила? Стирала, что ли?
Он и не сообразил, что у жены таких платьев отродясь не было.
Зато когда пришла Максимкина жена, она с порога взвыла.
– Это еще что такое, мамаша? - кричала она. - Что это вы на старости лет решили деньгами разбрасываться?
На что Ксения с достоинством отвечала:
– Не твои деньги трачу!
Не было согласия в семье Удаловых.
Ксения хотела было вообще не рассказывать невестке о своих возможностях, крепилась часа два, только после ужина не выдержала. Пусть знает!
Но Маргарита умела быть овечкой, сусликом, бабочкой, когда ей это было выгодно. Так что еще через полчаса женщины уже соорудили ей два платья и один модный плащ по выкройке из «Бурды».
Странности с пассибулиферой начали наблюдаться именно тогда.
Женщины трудились в комнате Ксении, а мужчины смотрели телевизор и в комнату не заглядывали.
Трофимка крутился возле женщин и радовался, потому что весь пошел в Корнелия и рос независтливым.
– Ах, мама, - произнесла Маргарита, - как мне нравится вон тот матерьяльчик, на синем платье. У вас еще лоскутка не найдется?
– Кончился, - сказала Ксения. - Возьми другой цвет.
– Нет, мне такой же хочется, - возразила Маргарита, подошла к вешалке, на которой висело новое платье свекрови, и капнула на подол из бутылочки в расчете на то, что платье удлинится, и она сможет оттяпать от него лишний лоскут.
Но платье без человеческого тела расти не пожелало. О чем, кстати, Минц предупреждал.
Догадавшись об этом, Маргарита сладким голосом попросила свекровь:
– Мама, можно я ваше синее платьице немного примерю?
Ксения была доброй. К тому же она знала, что раз Маргарита в два раза ее тоньше, то вряд ли платью будет от нее порча.
Маргарита схватила платье и стала надевать его перед зеркалом.
Платье наделось быстро, словно скользкое, обняло молодую женщину и прильнуло к ней. Маргарита особым женским чутьем поняла, что она платью понравилась.
Она хотела было попрыскать на подол лишайниковым соком, чтобы потом отрезать себе лоскуток, но медлила, словно внутренний голос подсказывал, что лучше платья ей не отыскать. И не надо лоскутки тратить.
И в этот момент Ксения, обернувшись, увидела, что синее платье сидит на невестке в обтяжку, как влитое.
Платье-то, оказывается, уменьшилось, а об этом Минц не предупреждал.
– Это еще что такое? - спросила Ксения грозно, но не от жадности, а потому что любила во всем порядок. - А ну, вылазь из моего платья. Оно у меня выходное!
О, как не хотелось Маргарите подчиняться этому приказу, но что поделаешь - она принялась снимать платье.
А оно, как в сказке, - прилипло. Не снимается.
Ксения кинулась к ней на помощь. Женщины с шумом и сопением сдирали платье с Марго. Удалов было сунулся на шум - но Ксения отогнала его, как львица от выводка.
Платье треснуло, распоролось, и только таким образом удалось его снять с Маргариты.
– Как же так?! Ты мне лучшее платье погубила! - сердилась свекровь.
А Маргарита села на стул и принялась плакать, поглаживая рваную тряпку, которая покорно лежала у нее на коленях.
– Дай-ка, - велела Ксения.
Она приложила к себе лоскуты, побрызгала из флакона, и платье начало залечивать свои раны. Однако на полпути передумало и, так и не залечившись, соскользнуло на пол.
Перед сном Удалов еще раз заглянул к Ксении, но атмосфера там была так напряжена, что Корнелий стукнулся об нее, словно о стеклянную стенку, и пошел досматривать передачу для детей-полуночников.
Ах, эта деликатность Корнелия Ивановича! Ну что ему стоило преодолеть себя и строго спросить у женщин, что же, наконец, происходит? Они бы признались, Удалов бы встревожился и кинулся к профессору Минцу. Он рассказал бы ему, что эволюция загадочного лишайника продолжается немыслимыми темпами. Что лишайник уже проявляет симпатии и антипатии, а платье хочет сосуществовать с одной носительницей, а другую презирает.
Тогда бы и Минц опомнился. Взял бы эксперимент под жесткий контроль.
Я написал эти слова и подумал: а как бы Лев Христофорович это сделал? Велел бы Ксении расстаться с новыми платьями, раздел бы Маргариту? И кто бы, интересно, его послушался?
Видно, генетическому ускорению было суждено начаться именно в Великом Гусляре. Там же и кончиться...
Когда Маргарита ушла укладывать Трофимку, Ксения закрыла к себе дверь и аккуратно развесила все пять сделанных за вечер платьев в большом шкафу, где уже висел праздничный костюм Корнелия и ее собственные вещи. Перед сном ей чудилось, что в шкафу что-то шуршит, словно тараканы или мыши, но Ксения не стала подниматься, потому что уже поняла: даже если мыши сгрызут новое платье, она его тут же восстановит. Теперь оставалась только одна проблема: как заставить этого скрягу Минца дать ей еще флакончик затравки. Ведь ей предстоит и сына одеть, и мужа, а это непросто. Притом неизвестно, умеет ли этот лишайник делать карманы и подкладку для мужской одежды.
А флакон-то был в тот момент у Маргариты, потому что она изготавливала Трофимке костюмчик - ведь завтра в школу идти. Бабка-то о внуке за эгоистическими развлечениями, конечно, забыла!
Примерно в два часа ночи Удалов совершил еще одну непростительную ошибку, но опять же не сообразил, что эта ошибка - непростительная.
Он проснулся, потому что во сне потянуло сходить по-маленькому. Босиком Корнелий медленно пошел к двери, стараясь держать перед собой вытянутую руку, так как глаза открыть было трудно.
И тут его нога натолкнулась на что-то мягкое, податливое, но вполне подвижное.
Ощущение оказалось настолько необычным и даже пугающим, что Удалов мгновенно открыл глаза и посмотрел под ноги.
Свет луны и уличного фонаря, падавшие в окно, были вкупе настолько сильны, что Удалов смог разглядеть, на что же он чуть не наступил.
Корнелий увидел, что по полу, держась ближе к стенке, медленно ползет женское платье темного цвета с белым воротником и отделкой.
Удалов замер, понимая, что это - сказочный сон, который обязательно нужно досмотреть. И главное - нельзя мешать платью ползти в соседнюю комнату, к молодым. В конце концов, у любого платья могут быть вполне житейские причины ползти в другую комнату. Вот, например, он, Удалов, поднялся же среди ночи, чтобы дойти до сортира!
Чтобы не повредить платью, Удалов остановился и подождал, пока оно втиснется в узкую щель приоткрытой двери к молодым. Корнелий даже толкнул дверь, чтобы платью было легче.
Затем сам повернул направо и по коридору пошел в уборную.
И только там он сообразил, что история с платьем ему лишь приснилась. На всякий случай, возвращаясь к себе, Удалов поглядел на пол - никаких следов платья он не нашел.
Тогда он вернулся спать, и ночью ему больше ничего не снилось, если не считать деловых рассуждений, связанных с приватизацией. А когда Удалов проснулся рано утром, он уже был убежден, что история с платьем всего лишь странный ночной кошмар, который вытек из вчерашних разговоров.
Утром был еще один скандал, и опять Удалов не отреагировал на него должным образом.
Он хотел спать, когда Ксения поднялась с кровати. Ей было тревожно и не спалось. Сердце требовало еще раз поглядеть на платья - не случилось ли чего-нибудь в шкафу.
Открыв шкаф, Ксения тоненько взвизгнула, как будто вновь превратилась в юную девочку, обнаружившую, что ее шоколадные конфеты сожрал потихоньку какой-то гадкий мальчишка.
– Не мешай спать, - сказал Удалов, кладя на повернутое к потолку ухо подушку.
– Нет, ты только посмотри! - просила Ксения.
Но Удалов так и не посмотрел.
И не увидел того, что ночью пять новых платьев устроили битву в шкафу с его праздничным костюмом, Ксениным свитером и двумя юбками. Впрочем, надо сказать, что прежние обитатели шкафа не сопротивлялись, ибо не обладали разумом даже на том примитивном уровне, каковой был дан природой лишайнику пассибулифере.
Так что кукушата Ксении растерзали старые вещи в лоскуты и сами заняли весь шкаф, вроде бы даже гордясь своим преступлением.
Ксения же, которой был свойствен антропоморфизм, полагала, что все преступления такого рода могут совершать только люди. Она поняла, что подлая Маргарита, пользуясь темнотой и ее, Ксении, сном, пробралась к шкафу и самолично разорвала хорошие качественные носильные вещи из патологической злобы к свекрови.
И самое главное - за ночь исчезло кое-как восстановленное синее платье. И тут уж Ксения не сомневалась, что платье было похищено невесткой.
С желанием разоблачить и уничтожить Маргариту Ксения ворвалась в комнату к молодым, но обнаружила там лишь крепко спящего Максима, который на грозный материнский вопрос, где его жена, пробурчал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258
– Но вы хоть поняли принцип действия пассибулиферы? - крикнул ей вслед Минц.
– Не поняла бы, не стала брать, - ответила Ксения. - Паразит ваш лишайник, Лев Христофорович. Понимаю, что он будет мои соки сосать...
– Ах, как точно! - обрадовался Минц. - Образно и точно в переносном смысле.
– В переносном?
– Разумеется, он паразит, но паразит особенный. Этот лишайник питается энергией других живых существ, их теплом, их эмоциями. Пока пассибулифера обитала в мангровых зарослях Сулавеси, она ограничивалась тем, что высасывала энергию у деревьев, чего они, кстати, и не замечали. Но я здесь пошел на шаг дальше, чем позволяет эволюция. Я приспособил метаболизм лишайника к тому, чтобы питаться теплом и иными видами энергии представителей фауны, в первую очередь человека. Я далеко двинул этот лишайник вперед по пути эволюции. В сущности, мы имеем дело не с пассибулиферой, а с ее отдаленным потомком. Понятно?
– По мне, что энергия, что соки, что кровушка моя - все равно. У меня на всех хватит!
И Ксения громко рассмеялась. Она была женщиной широкой в кости, крепкой и не то чтобы толстой, но упитанной.
Но как заблуждались профессор и Ксения!
Они полагали, что подопытным кроликом избрали странный тропический лишайник. На самом-то деле оказалось, что на роль кроликов попали люди.
Если ты ставишь опыты над живыми существами и с помощью генной инженерии толкаешь вперед их эволюцию, всегда задумайся, не будут ли потомки судить тебя суровым и безжалостным судом?
К счастью, трагедии в масштабе Земли не произошло. Но для Гусляра произошедшее вполне можно назвать трагедией.
Ксения возвратилась домой первой. Остальные члены семьи еще обретались в других местах. Корнелий Иванович был в конторе, Максимка у себя в парикмахерской, Маргарита собиралась со службы зайти за Трофимкой.
И так как свободного времени было в обрез, Ксения спешно начала проводить эксперименты с затравкой лишайника, обработанного по методу профессора Минца.
Она достала из-под швейной машинки мешок с лоскутами и принялась сочинять себе платья.
Получилось буквально с первого раза.
Достаточно было нескольких капель из флакона мужских духов «Арамис», чтобы лоскуток начинал превращаться в одежду. Он превращался до тех пор, пока в нем были силы, содержавшиеся в затравке, а затем Ксения с помощью ножниц и все той же швейной машинки доводила одежду до ума.
Она успела сообразить себе три платья и неплохую кофточку, у которой был только один недостаток - слишком прилегала к телу. Но и с этим недостатком Ксения справилась - догадалась, что если оттягивать ткань, пока она растет, то она оттянутой и останется. Так что можно соорудить себе хламиду или балахон. Была бы мода.
Потом Ксения догадалась, как с помощью лишайника делать плиссе-гофре, и, когда домой пришел Удалов, Ксения уже утомилась, истощила нервную систему.
Она сидела на стуле, а на трех стульях, повернутых к ней спинками, висели новые платья. Склонив голову набок, Ксения любовалась ими, как кошка только что рожденными котятами. Была бы воля - стала бы их облизывать.
Удалов, как и положено глупому мужу, спросил:
– Ты чего платья развесила? Стирала, что ли?
Он и не сообразил, что у жены таких платьев отродясь не было.
Зато когда пришла Максимкина жена, она с порога взвыла.
– Это еще что такое, мамаша? - кричала она. - Что это вы на старости лет решили деньгами разбрасываться?
На что Ксения с достоинством отвечала:
– Не твои деньги трачу!
Не было согласия в семье Удаловых.
Ксения хотела было вообще не рассказывать невестке о своих возможностях, крепилась часа два, только после ужина не выдержала. Пусть знает!
Но Маргарита умела быть овечкой, сусликом, бабочкой, когда ей это было выгодно. Так что еще через полчаса женщины уже соорудили ей два платья и один модный плащ по выкройке из «Бурды».
Странности с пассибулиферой начали наблюдаться именно тогда.
Женщины трудились в комнате Ксении, а мужчины смотрели телевизор и в комнату не заглядывали.
Трофимка крутился возле женщин и радовался, потому что весь пошел в Корнелия и рос независтливым.
– Ах, мама, - произнесла Маргарита, - как мне нравится вон тот матерьяльчик, на синем платье. У вас еще лоскутка не найдется?
– Кончился, - сказала Ксения. - Возьми другой цвет.
– Нет, мне такой же хочется, - возразила Маргарита, подошла к вешалке, на которой висело новое платье свекрови, и капнула на подол из бутылочки в расчете на то, что платье удлинится, и она сможет оттяпать от него лишний лоскут.
Но платье без человеческого тела расти не пожелало. О чем, кстати, Минц предупреждал.
Догадавшись об этом, Маргарита сладким голосом попросила свекровь:
– Мама, можно я ваше синее платьице немного примерю?
Ксения была доброй. К тому же она знала, что раз Маргарита в два раза ее тоньше, то вряд ли платью будет от нее порча.
Маргарита схватила платье и стала надевать его перед зеркалом.
Платье наделось быстро, словно скользкое, обняло молодую женщину и прильнуло к ней. Маргарита особым женским чутьем поняла, что она платью понравилась.
Она хотела было попрыскать на подол лишайниковым соком, чтобы потом отрезать себе лоскуток, но медлила, словно внутренний голос подсказывал, что лучше платья ей не отыскать. И не надо лоскутки тратить.
И в этот момент Ксения, обернувшись, увидела, что синее платье сидит на невестке в обтяжку, как влитое.
Платье-то, оказывается, уменьшилось, а об этом Минц не предупреждал.
– Это еще что такое? - спросила Ксения грозно, но не от жадности, а потому что любила во всем порядок. - А ну, вылазь из моего платья. Оно у меня выходное!
О, как не хотелось Маргарите подчиняться этому приказу, но что поделаешь - она принялась снимать платье.
А оно, как в сказке, - прилипло. Не снимается.
Ксения кинулась к ней на помощь. Женщины с шумом и сопением сдирали платье с Марго. Удалов было сунулся на шум - но Ксения отогнала его, как львица от выводка.
Платье треснуло, распоролось, и только таким образом удалось его снять с Маргариты.
– Как же так?! Ты мне лучшее платье погубила! - сердилась свекровь.
А Маргарита села на стул и принялась плакать, поглаживая рваную тряпку, которая покорно лежала у нее на коленях.
– Дай-ка, - велела Ксения.
Она приложила к себе лоскуты, побрызгала из флакона, и платье начало залечивать свои раны. Однако на полпути передумало и, так и не залечившись, соскользнуло на пол.
Перед сном Удалов еще раз заглянул к Ксении, но атмосфера там была так напряжена, что Корнелий стукнулся об нее, словно о стеклянную стенку, и пошел досматривать передачу для детей-полуночников.
Ах, эта деликатность Корнелия Ивановича! Ну что ему стоило преодолеть себя и строго спросить у женщин, что же, наконец, происходит? Они бы признались, Удалов бы встревожился и кинулся к профессору Минцу. Он рассказал бы ему, что эволюция загадочного лишайника продолжается немыслимыми темпами. Что лишайник уже проявляет симпатии и антипатии, а платье хочет сосуществовать с одной носительницей, а другую презирает.
Тогда бы и Минц опомнился. Взял бы эксперимент под жесткий контроль.
Я написал эти слова и подумал: а как бы Лев Христофорович это сделал? Велел бы Ксении расстаться с новыми платьями, раздел бы Маргариту? И кто бы, интересно, его послушался?
Видно, генетическому ускорению было суждено начаться именно в Великом Гусляре. Там же и кончиться...
Когда Маргарита ушла укладывать Трофимку, Ксения закрыла к себе дверь и аккуратно развесила все пять сделанных за вечер платьев в большом шкафу, где уже висел праздничный костюм Корнелия и ее собственные вещи. Перед сном ей чудилось, что в шкафу что-то шуршит, словно тараканы или мыши, но Ксения не стала подниматься, потому что уже поняла: даже если мыши сгрызут новое платье, она его тут же восстановит. Теперь оставалась только одна проблема: как заставить этого скрягу Минца дать ей еще флакончик затравки. Ведь ей предстоит и сына одеть, и мужа, а это непросто. Притом неизвестно, умеет ли этот лишайник делать карманы и подкладку для мужской одежды.
А флакон-то был в тот момент у Маргариты, потому что она изготавливала Трофимке костюмчик - ведь завтра в школу идти. Бабка-то о внуке за эгоистическими развлечениями, конечно, забыла!
Примерно в два часа ночи Удалов совершил еще одну непростительную ошибку, но опять же не сообразил, что эта ошибка - непростительная.
Он проснулся, потому что во сне потянуло сходить по-маленькому. Босиком Корнелий медленно пошел к двери, стараясь держать перед собой вытянутую руку, так как глаза открыть было трудно.
И тут его нога натолкнулась на что-то мягкое, податливое, но вполне подвижное.
Ощущение оказалось настолько необычным и даже пугающим, что Удалов мгновенно открыл глаза и посмотрел под ноги.
Свет луны и уличного фонаря, падавшие в окно, были вкупе настолько сильны, что Удалов смог разглядеть, на что же он чуть не наступил.
Корнелий увидел, что по полу, держась ближе к стенке, медленно ползет женское платье темного цвета с белым воротником и отделкой.
Удалов замер, понимая, что это - сказочный сон, который обязательно нужно досмотреть. И главное - нельзя мешать платью ползти в соседнюю комнату, к молодым. В конце концов, у любого платья могут быть вполне житейские причины ползти в другую комнату. Вот, например, он, Удалов, поднялся же среди ночи, чтобы дойти до сортира!
Чтобы не повредить платью, Удалов остановился и подождал, пока оно втиснется в узкую щель приоткрытой двери к молодым. Корнелий даже толкнул дверь, чтобы платью было легче.
Затем сам повернул направо и по коридору пошел в уборную.
И только там он сообразил, что история с платьем ему лишь приснилась. На всякий случай, возвращаясь к себе, Удалов поглядел на пол - никаких следов платья он не нашел.
Тогда он вернулся спать, и ночью ему больше ничего не снилось, если не считать деловых рассуждений, связанных с приватизацией. А когда Удалов проснулся рано утром, он уже был убежден, что история с платьем всего лишь странный ночной кошмар, который вытек из вчерашних разговоров.
Утром был еще один скандал, и опять Удалов не отреагировал на него должным образом.
Он хотел спать, когда Ксения поднялась с кровати. Ей было тревожно и не спалось. Сердце требовало еще раз поглядеть на платья - не случилось ли чего-нибудь в шкафу.
Открыв шкаф, Ксения тоненько взвизгнула, как будто вновь превратилась в юную девочку, обнаружившую, что ее шоколадные конфеты сожрал потихоньку какой-то гадкий мальчишка.
– Не мешай спать, - сказал Удалов, кладя на повернутое к потолку ухо подушку.
– Нет, ты только посмотри! - просила Ксения.
Но Удалов так и не посмотрел.
И не увидел того, что ночью пять новых платьев устроили битву в шкафу с его праздничным костюмом, Ксениным свитером и двумя юбками. Впрочем, надо сказать, что прежние обитатели шкафа не сопротивлялись, ибо не обладали разумом даже на том примитивном уровне, каковой был дан природой лишайнику пассибулифере.
Так что кукушата Ксении растерзали старые вещи в лоскуты и сами заняли весь шкаф, вроде бы даже гордясь своим преступлением.
Ксения же, которой был свойствен антропоморфизм, полагала, что все преступления такого рода могут совершать только люди. Она поняла, что подлая Маргарита, пользуясь темнотой и ее, Ксении, сном, пробралась к шкафу и самолично разорвала хорошие качественные носильные вещи из патологической злобы к свекрови.
И самое главное - за ночь исчезло кое-как восстановленное синее платье. И тут уж Ксения не сомневалась, что платье было похищено невесткой.
С желанием разоблачить и уничтожить Маргариту Ксения ворвалась в комнату к молодым, но обнаружила там лишь крепко спящего Максима, который на грозный материнский вопрос, где его жена, пробурчал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258