— Придется ехать к старику.
Промокнув рот салфеткой, Халид осторожно переспросил:
— Придется?
— Да. Очень уж большие деньги.
— Так поедем?
— Поедем, но с Липницким. Без Липницкого к старику ехать нельзя.
— Ты прав. И все же… — Халид пожал плечами. — Тащить туда Липницкого…
— Что делать. Без Липницкого нельзя. Будь сумма поменьше, можно было бы все обговорить сразу. Но в таком раскладе — если старик конкретно не будет знать, о чем речь, он с нами просто не станет разговаривать
— Но и Липницкий без задатка тоже ни о чем говорить не будет.
— Что делать. Переведем ему деньги. Липницкий — человек серьезный. Переведу я, старик на такие мелочи не разменивается. Думаю, старик мне потом все возместит. Как ты договорился с Липницким?
— Сегодня к вечеру я должен ему позвонить. И если ответ положительный, мы завтра с утра занимаемся оформлением перевода.
— Вы уже договорились, где встретитесь?
— Да. В восемь утра около Трубной, на Рождественском бульваре.
Увидев выходящую из лифта Жанну, Луи помахал рукой.
— Отлично. Подъедем туда вместе. Созвонимся вечером, хорошо?
— Хорошо.
Подойдя и сев за стол, Жанна улыбнулась. Халид встал, она подняла брови:
— Уходите? Наверное, я помешала?
— Что ты, золотце, — Луи шутливо дотронулся до ее щеки. — Как ты можешь нам помешать. Просто Халид очень занятой человек.
— Да, Жанна, извините, но у меня дела. Пойду. — Халид достал было бумажник, но Луи покачал головой:
— Халид, перестань. Это мой стол.
— Ладно. — Халид спрятал бумажник. — Луи, я не прощаюсь.
— Да, конечно. До вечера.
Тральщик снова вошел в полосу тумана, и вахтенный офицер включил сигнальную сирену. Мерные звуки раздавались глухо и уныло, казалось, они с трудом пробиваются сквозь навалившуюся на море влажную белесую пелену. Гущин и Дерябко, стоящие на ходовом мостике, какое-то время видели на носу корабля матроса с биноклем. Но потом туман закрыл и его.
— Идем как в вате, — заметил Гущин. — И они как в вате. Я идиот. Надо было, конечно, дать им аппаратуру.
— Виктор Александрович, какую аппаратуру? — Дерябко хмыкнул. — Вы забыли, в какой спешке все происходило. Вспомните, в тот момент у нас с собой никакой специальной аппаратуры не было. Мы ведь чудом засекли, что яхта стала в бухте.
— Специальной не было — надо было дать корабельную.
— Корабельную Довгань мог заметить. И сразу бы понял, в чем дело.
— Черт… Будь оно все проклято… Их нет уже восемнадцать часов…
— Виктор Александрович, они наверняка спрятались ночью на берегу.
— На берегу… Гадание на кофейной гуще…
— Любой здравомыслящий человек сделал бы так. Чтобы лодку не заметили с яхты.
— Хорошо хоть штиль.
— Виктор Александрович, пойдемте в штурманскую. Думаю, они вот-вот покажутся.
— Ладно, пойдемте.
Они зашли в штурманскую рубку. Стоящие рядом со штурвальным командир корабля, капитан-лейтенант, и вахтенный офицер, старший лейтенант, покосились в их сторону.
— Все так же? — спросил Гущин.
Командир корабля, не отрывая взгляда от гирокомпаса, кивнул:
— Да, товарищ полковник, все так же. Но думаю, мы скоро на них выйдем.
— Вы не допускаете, что с ними могло что-то случиться? Авария, скажем?
— Вряд ли, товарищ полковник. На море штиль.
После того как Гущин и Дерябко остановились за спиной сидящего за экраном радара старшины-радиометриста, тот сказал негромко:
— Как будто что-то есть…
— Да? — Гущин вгляделся в экран. — Что ж вы не говорите?
— Я как раз говорю… Хотя еще рано говорить…
— Где? Я ничего не вижу.
— Товарищ полковник, вообще-то мой радар такие низкие цели не берет… Я шарю наудачу… Что-то проблескивает, но пойди пойми, то это или нет…
— Направление? — спросил командир корабля.
— Семнадцать градусов, примерно около мили, — сказал радиометрист. — Кабельтов восемь.
— Семнадцать, самый малый, — сказал командир. — Штурмовую группу на бак.
— Есть семнадцать, самый малый, — штурвальный переложил спицы штурвала.
— Штурмовая группа, на бак! — сказал в микрофон вахтенный. — Штурмовая группа, на бак!
В просветах тумана было видно, как несколько матросов в спасательных жилетах пробежали на нос корабля. Прошло несколько минут, во время которых Гущин нервно покусывал губы. Наконец командир корабля сказал:
— Это они.
Перестав кусать губы, Гущин посмотрел на него:
— Откуда вы знаете?
— Слышите мегафон? Прислушавшись, Гущин кивнул:
— Да, какие-то звуки слышу.
— Сирену вырубить! — бросил командир.
— Есть сирену вырубить, — вахтенный выключил сирену. В тишине было слышно, как на носу что-то неразборчиво кричат в мегафон. Можно было только расслышать:
— Эй, на шлюпке! На шлюпке!
— Стоп машина, — сказал командир.
— Есть стоп машина. — Штурвальный перевел рукоять телеграфа.
— Пошли, — бросил Гущин. Спустившись с Дерябко вниз, подошел к стоящей у лееров на баке штурмовой группе. Старшина в спасательном жилете махнул мегафоном:
— Вон они, видите?
Гущин даже без бинокля смог разглядеть находящуюся пока довольно далеко лодку. В лодке сидели трое. Поднеся к глазам бинокль, увидел: лодка синяя, с белой продольной полосой. На носу надпись: «Ч.А.Ст. 38-3». Да, это она. Слабо прикрытая клочьями тумана, лодка постепенно приближалась. Еле слышно трещал мотор.
Идея послать в бухту, куда зашла яхта, лодку с надписью, означавшей частоту в тридцать восемь и три десятых мегагерца, на которой Седов мог связаться с Центром, принадлежала Гущину. Но лишь сейчас, увидев эту лодку, в которой сидели три его лучших оперативника, двое в милицейской форме, а третий в майке, он понял: идея была безнадежной и вряд ли сработала. Если его агенты все сделали как надо, он, будь он на месте Седова, никогда бы не догадался, что эта надпись означает 38, 3 мегагерца. Но с другой стороны, выхода у него не было. Это была идея, за которую он попробовал уцепиться от отчаяния.
— Эй, на шлюпке! — сказал старшина в мегафон. — У вас все в порядке?
Один из сидящих в лодке, Карпин, двадцатитрехлетний здоровяк со спадающим на лоб чубом, махнул рукой. Он был в майке, остальные, Паламарчук и Хрулев, были одеты в форму украинской милиции.
Подойдя к борту тральщика, лодка закачалась на мелкой зыби.
— Фалы приготовить! — раздалось из громкоговорителя. Матросы по команде старшины спустили фалы, Карпин,
Паламарчук и Хрулев закрепили их на лодке. Старшина включил подъемник, и стальные тросы, выдернув лодку из воды, перенесли ее на палубу.
Выйдя из лодки, оперативники подошли к Гущину. Вытянувшись, Карпин сказал:
— Товарищ полковник, разрешите доложить…
— Отставить, — покосившись на штурмовую группу, Гущин махнул рукой: — Перейдем на другой борт.
Они перешли на другой борт. Гущин кивнул:
— Что случилось? Говорите по-человечески, мы не на плацу.
— Ничего не случилось, Виктор Александрович, — негромко сказал Карпин. — Мы все сделали по разработке. Подошли к яхте, поговорили. Потом отошли, укрылись в скалах, чтоб не засветиться. Утром вышли к вам. Все.
— Седова видели?
— Видели.
— Как он?
— По виду — с ним вроде все в порядке.
— Владислав, меня не интересует, что с ним по виду. Вы наблюдали за ним?
— Наблюдал.
— Ну и? Он понял, что означает надпись?
Карпин посмотрел в сторону. Снова перевел взгляд на Гущина.
— Не знаю, Виктор Александрович. Честно, не знаю.
— И все-таки? Вы близко от него находились?
— Был момент, когда находился близко. Почти вплотную.
— Ну и что? Он понял, что это частота?
— Виктор Александрович, трудно сказать.
— А то, что вы свои?
— Тоже трудно сказать.
— В таких случаях можно понять по глазам, догадался человек или нет.
— Виктор Александрович, если по глазам — я ничего не понял. Или Седов не захотел мне это показать.
Оставив Карпина, Гущин подошел к леерам. Сказал, не поворачиваясь:
— А Довгань? Мог он догадаться, кто вы такие?
— Думаю, что нет.
— А если без «думаю»?
— Все равно нет. — Выдержав взгляд Гущина, Карпин усмехнулся: — Виктор Александрович, за Довганя я отвечаю. Кто мы такие, он не понял. Мы сработали нормально.
— Записали разговор?
— Да, все записали. От начала до конца. Помолчав, Гущин сказал:
— Ладно. Переволновался я за вас, будь вы неладны.
— Зря волновались. Мы здоровые ребята.
— Идите переоденьтесь, поешьте. Потом доложите подробно.
— Слушаюсь, Виктор Александрович. — Карпин кивнул товарищам, и все трое ушли. Посмотрев на Дерябко, Гущин сказал:
— Трюк не сработал.
— Не сработал?
— Да. Седов ничего не понял. Я имею в виду, насчет частоты.
— Думаете?
— Да. Если бы он понял, он давно бы уже вышел в эфир. Уже этой ночью. А он молчит.

* * *
Выйдя из «Метрополя», Халид сел в машину. Подумал: он чувствует себя так, будто перетаскал тонны груза. Но кажется, все устраивается. У Луи нюх: если он решил повезти его и Липницкого завтра к старику — значит, дело того стоит.
Человека, кого они с Луи называли «стариком», звали Ан-Ри Балбоч, ему было 78 лет, и он входил в число самых богатых людей мира. У Анри Балбоча было множество официальных резиденций, но сейчас он жил под Москвой, на собственной даче недалеко от Павловского Посада, хотя об этом во всем мире знали лишь единицы. Мать Анри Балбоча была белой южноафриканкой, причем, как писали некоторые газеты, со значительной примесью русской крови. Отец Геворг Балбочан, он же Джордж Балбоч , миллиардер армяно-канадского происхождения, увлекавшийся в свое время социалистическими идеями, в начале 20-х годов передал безвозмездно Советской России свою долю в разработках бакинской нефти, доставшуюся ему от отца. После этого он несколько раз получал в СССР выгодные заказы, к тому же прилично нажился на произведениях русских авангардистов, купленных по дешевке.
Все факты своей биографии, сведения о своей личной жизни и даже то, где он в настоящее время находится, сын Джорджа Балбоча, Анри Балбоч, всегда тщательно скрывал. Анри приумножил богатства отца, причем, в силу своего прошлого, пользуясь одинаковым расположением как Запада, так и России, не гнушался никакими источниками обогащения. Естественно, он извлекал из этого выгоду. Балбоч не брезговал ничем и, если был уверен в безнаказанности, охотно занимался торговлей наркотиками и контрабандой оружием. При этом он умел поставить дело так, что ни одна служба безопасности, ни один суд, ни одна газета или телекомпания мира ни разу не смогли обвинить его в чем-то незаконном. Две газеты, одну французскую и одну американскую, попытавшиеся намекнуть, что Анри Балбоч может быть связан с колумбийской наркомафией, он, затеяв шумный процесс, разорил. Остальные газеты и телекомпании старались после этого случая с ним не связываться. Балбоч был болезненно осторожен и всегда действовал через сложную цепочку подставных лиц, тщательно заботясь о том, чтобы эти подставные лица не оставляли улик.
Наследников у Анри Балбоча не было. Единственным человеком, которому он полностью доверял и которому, судя по всему, вполне мог завещать свое состояние, был Луи Феро, много лет работавший его личным секретарем, хотя об этом, по настоянию Балбоча, никто не знал.
Спокойно выкурив сигарету, Халид подумал: теперь, когда он договорился с Луи, он может заняться обычными дневными делами. А сделав их, спокойно, без спешки, пообедать. Конечно, не один, а в компании. До вечера, когда он должен будет позвонить сначала Липницкому, а потом Луи, времени полно.
Он посидел в машине, обдумывая, кого из девушек мог бы сегодня пригласить пообедать. Тех, кого он мог бы вызвать, было много, но далеко не с каждой он хотел бы разделить обед. Кого бы… Кого бы…. Вспомнил: Надя.
Да, конечно. Ей двадцать один год. Он начал встречаться с ней больше года назад. Красивая девушка с немного полноватой, но, на его взгляд, идеальной фигурой. Бесконечно ему преданная. Порой эта преданность ему надоедала, и их встречи прекращались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73