В дверь постучали, он сказал:
— Да, входите…
В кабинет вошли Дерябко, Паламарчук и Хрулев. Это были его лучшие люди, каждому из них он мог бы доверить любое задание. Все они, плюс еще двое, Карпин и Савельев, а также специально направленная им в помощь группа техников, занимались сейчас только аэропортом Шереметьево
О том, что в Балмакова стреляли, Дерябко сообщил ему по телефону еще утром. Однако уверенности в том, что стреляли именно по Балмакову, у Гущина до последнего момента не было.
По словам Дерябко, утром, когда они в оперативной машине ехали за Балмаковым, по такси были выпущены три пули. Одна попала в радиатор машины, идущей следом за такси, две ушли в землю. На то, чтобы найти все эти три пули, а также на поиски специально оборудованной засидки на дереве, с которого стрелял снайпер, ушел целый день.
Гущин оглядел вошедших. Усевшись на стулья, все трое смотрели на него, ожидая, что он им скажет.
Первое, что он спросил, было:
— Когда Балмаков сменится?
— Виктор Александрович, Балмакову осталось дежурить до девяти утра, — сказал Дерябко.
— Он сейчас под присмотром?
— Сейчас его в каждой ездке сопровождает машина с Кар-пиным и Савельевым.
— Где пули?
Достав из кармана холщовый мешочек, Дерябко вынул оттуда и разложил перед Гущиным на столе три пули. Одна из пуль была сильно деформирована, на двух других если и можно было разглядеть следы, то лишь с большим усилием.
— Вот, расплющенная пуля застряла в радиаторе «Волги». Эта «Волга» шла слева от нас, сразу за такси, которое вел Бал-маков. Две другие пули ушли в землю на обочине.
— Где все это произошло?
— На седьмом километре после выезда на Ленинградское шоссе в сторону Москвы.
— Может, стреляли в «Волгу»?
— Вряд ли, Виктор Александрович. Мы тщательно проверили и эту машину, и ее владельца. Никаких связей с криминальными структурами ни за машиной, ни за ее владельцем не наблюдалось. В «Волге» ехал сам владелец, Кузин Алексей Павлович, график-компьютерщик Главного архитектурного управления Москвы, никогда не попадавший в поле зрения правоохранительных органов. В машине с ним ехали жена, дочка и теща, которых он встретил в аэропорту после рейса и отвозил домой. «Волга» старая, Кузин приобрел ее после того, как она отъездила больше ста тысяч километров. Угонять такую машину и вообще связываться с ней никто не будет. И стрелять из снайперской засидки по человеку вроде Кузина тоже никто не будет.
— Расскажите про засидку.
— Собственно, мы из-за этой засидки так долго и провозились. Засидка была устроена на дереве, на старом ветвистом дубе. Несколько досок, прибитых на высоте десять с небольшим метров. Так, что их снизу и не разглядишь. Еле нашли.
— Следы какие-нибудь на засидке есть?
— Никаких. Ни окурков, ни следов пепла, ничего. Голые доски. И внизу, под деревом, ничего нет. Человек был опытным.
— Почему же все-таки этот опытный человек промазал?
— Виктор Александрович, знаете — мы посидели на этой засидке, понаблюдали. Там идет сплошной поток машин, причем в основном такси. Сориентироваться, в какое именно из этих такси надо стрелять, не так просто. Чтобы снайпер, даже опытный, мог поймать на мушку какого-то водителя, надо или как-то отметить это такси, или поставить на него радиодатчик. Этого сделано не было.
— Вы проверяли такси Балмакова?
— Проверяли радиодетектором. Радиодатчика на такси нет. Гущин оглядел собравшихся.
— Есть мысли?
В кабинете наступила тишина.
— Понятно. Значит, мыслей нет. Паламарчук протянул нехотя:
— Виктор Александрович, ясно одно — Балмакова они так не оставят.
— Понятно, что так не оставят. И что?
— То, что его нужно как-то спасать прежде всего. Труп — плохой свидетель.
— Причем спасать до конца смены, — добавил Хрулев. — После конца смены это будет в десять раз трудней.
— Глубокая мысль… — процедил Гущин.
— Виктор Александрович, думаю, с Балмаковым надо попытаться как-то поговорить, — сказал Дерябко. — Еще до конца смены. Сесть в машину, представившись пассажиром. И в дороге поговорить. Объяснить, что он важный свидетель и что его жизни в связи с этим угрожает опасность. И в конце концов убедить, что у него нет другого выхода, кроме как сотрудничать с нами.
— Мысль верная, Саша. Но сделать это нужно деликатно.
— Я разве говорю, что неделикатно?
— Учтем еще одно — при этом нельзя ни на секунду забывать, что машину в любой момент такого разговора могут обстрелять.
— Это тоже, — согласился Дерябко. — Сюда нужен… Ну, короче, мы все понимаем, кто сюда нужен.
— Кто-то из вас может сесть в машину как пассажир? И поговорить с Балмаковым?
Дерябко некоторое время будто что-то просчитывал про себя. Наконец сказал:
— В принципе поговорить мы можем все трое. Но меня и Паламарчука Балмаков знает, мы ведь там много терлись как носильщики. Хрулева он тоже знает, да и все в Шереметьеве его теперь знают как официанта. Причем главное не в Балма-кове, а в тех, кто хочет его убрать. Они ведь не дураки. И наверняка тоже давно уже трутся в Шереметьеве. И если увидят, что в машину Балмакова садится кто-то из нас, могут просечь.
— Ты хочешь сказать — сюда хорошо бы свежего человека?
— Именно. Про которого в Шереметьеве никто ни слухом ни духом.
— Кого?
— Виктор Александрович… — Дерябко посмотрел в потолок. — Думаю, если поскрести, мы сможем все-таки найти в управлении свежего человека.
— Это должен быть не просто свежий человек. Это должен быть человек, на которого и я, и каждый из вас может полностью положиться. Полностью, вы понимаете?
Ему никто не ответил.
— Саша, у тебя есть такой человек?
— Ну… В идеале, если бы я выбирал, я назвал бы только одного человека: Юру Седова.

* * *
Без десяти семь утра Седов уже стоял возле входа в ресторан аэровокзала.
Минут через десять из дверей ресторана вышел официант с салфеткой на плече. Он не сразу сообразил, что это Хрулев.
— Юра, привет.
— Черт… Ты меня напугал.
— Это я нарочно, чтобы ты в дальнейшем не боялся. Как долетел?
— Отлично. Что я должен делать?
— Сначала пойдем ко мне в подсобку. Гущин велел обрядить тебя в кевларовый жилет.
— Во дела. Сразу в кевларовый жилет.
— Ладно ворчать, пошли.
В подсобке ресторана, где рядом со шкафчиками для одежды висели колбасные круги и копченая севрюга, Хрулев достал из своего шкафчика сумку, а из нее — пуленепробиваемый жилет. Подождав, пока Седов наденет жилет под одежду, протянул кейс: .
— Здесь автомат с двойным боекомплектом. И вот, — протянул пистолет системы «Макаров». — Можешь сунуть за пояс.
Взяв кейс и спрятав пистолет, Седов поинтересовался:
— Что нужно делать? Стрелять?
— Подожди со стрельбой, может, вообще все обойдется. Просто Гущин приказал тебя подстраховать. — Протянул карманную рацию: — Держи. Если в самом деле придется жарко — вызовешь подмогу. Спрячь, мы пойдем в зал ожидания.
Выйдя из ресторана, они сели в кресла в пустом зале ожидания. Поиграв салфеткой, Хрулев сказал:
— Здесь, в Шереметьеве, объявился важный свидетель по делу об убийстве Лашкова.
— Важный свидетель по делу об убийстве Лашкова?
— Да. Некто Балмаков, водитель такси. Александрыч ведь с самого начала был уверен, что Лашкова убил капитан третьего ранга Лапик. Помнишь?
— Отлично помню.
— Но у Лапика было железное алиби, подтвержденное документами, проездными билетами, подробными объяснениями, вещественными доказательствами и так далее. В соответствии с этим алиби в Москве Лапик появился примерно через сорок два часа после того, как Лашков был убит. Александрыч в эту версию на дух не верил и послал нас с Сашей Дерябко сюда, в Шереметьево. Ну и мы накопали. Нашли свидетеля, водителя такси Балмакова, который рассказал, что взял Лапика в свою машину не в официально указанный Лапиком день, а накануне. Сразу после посадки здесь самолета Тегеран — Москва. И повез его по очень интересному маршруту — сначала к дому Лапика, где тот провел двадцать минут, а затем к метро «Сокол», совсем неподалеку от места, где жил Лашков.
— Слушай… Но это же все меняет.
— Вот именно. Поэтому сейчас ты должен сесть в машину этого свидетеля, попросить его отвезти тебя в Москву и в дороге разбиться в лепешку, но убедить его подтвердить свои показания во время суда над Лапиком. Это идея Александрыча. Он убежден, что с этой задачей сможешь справиться только ты. Учти, у тебя мало времени.
— Сколько?
— Таксисты здесь дежурят по сменам. Сейчас 7.30, смена Балмакова кончается в девять утра. Примерно час назад он взял седоков и повез их в Москву. Он вот-вот должен вернуться, чтобы взять новых седоков. Последних, потому что его смена кончается. Этим последним седоком должен быть ты. Только ты, и никто другой. Я потерся уже здесь официантом и могу объяснить некоторые детали, хотя принцип ты знаешь и без меня. Все перевозки на такси и частных машинах здесь держит под полным контролем некто Кусень, авторитет и вор в законе. Работать разрешается только своим, чужих не подпускают на пушечный выстрел. Тут у них много своих правил, но одно, самое важное — за связь с органами правопорядка убивают без предупреждения. Естественно, без разрешения Кусеня ни один водитель такси никаких свидетельских показаний против кого бы то ни было давать не будет. Еще одно: вчера, во время первой ездки после заступления на смену, машина Балмакова была обстреляна.
— Кем?
— Снайпером, сидевшим на дереве. В машину Балмакова пуля не попала, а попала в частную «Волгу», которая шла за ним. Случилось это на седьмом километре после выезда на Ленинградку. За этой «Волгой» ехали наши ребята, они видели, как пуля стукнулась в радиатор. Еще две пули ушли в землю. Ребята потом вернулись и нашли место, где сидел снайпер. Сидел он на дереве, на хорошо оборудованной засидке.
— Следы?
— Никаких следов. Сейчас, когда ты сядешь к Балмакову, ребята будут вас вести, запомни, у них синяя «Жигули»-«де-сятка». Рация у тебя пусть будет включена, если они увидят какую-то опасность, просигналят, рация запищит. Но… сам понимаешь.
— Понимаю. Фото Балмакова есть?
— Есть, — Хрулев достал из внутреннего кармана и протянул пачку фотографий: — Посмотри.
Седов просмотрел фото, сделанные скрытой камерой: Бал-маков в машине, Балмаков помогает седоку достать багаж, Балмаков сидит за столиком в ресторане. Вернул пачку:
— Все понятно.
Спрятав фотографии, Хрулев встал:
— Ладно, пойдем. Нехорошо будет, если мы его упустим.
Такси Балмакова подъехало к стоянке у аэропорта через двадцать минут. После того как Балмаков высадил пассажиров, машина продолжала стоять у тротуара. Подойдя, Седов спросил:
— Друг, до Москвы добросишь? Балмаков внимательно осмотрел Седова.
— До Москвы? Вообще-то у нас есть стоянка.
— До стоянки далеко идти. А мне нужно срочно.
— Всем нужно срочно. Цену знаешь?
— Знаю. Цена меня не волнует. Поколебавшись, Балмаков бросил:
— Ладно, садись. Мне все равно уезжать. — После того, как Седов сел, предостерег: — Учти, до Москвы будет сто пятьдесят.
— Знаю.
Включив счетчик, Балмаков развернул машину в сторону Москвы. Спросил:
— Куда в Москве?
— Фрунзенская набережная.
— Понял. — Балмаков дал было газ, но тут же притормозил. Впереди, подняв руку, стоял смуглый парень в спортивном костюме; перед собой он держал нечто похожее на хорошо упакованный стол. Плотная вощеная бумага, укрывавшая большой прямоугольник, была фирменной, с красными и синими надписями.
Остановив машину, Балмаков пригнулся к окну:
— Хасан, ты что?
— Вадик, подбрось стол до Москвы. В шашлычную «Риони». Надо — кровь из носу, ребята ждут. Сразу отстегиваю стольник. А?
— Я пожалуйста, только у меня клиент. — Балмаков посмотрел на Седова. — Слушай, ты не против? Я этот стол на крышу пристегну, ты его даже не увидишь. А?
— Я не против, пожалуйста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73