Выглянул в иллюминатор — внизу, совсем близко, улетали назад городские здания, асфальтированные шоссе, двигающиеся по ним машины. Мелькнули посадочные фонари. Спросил:
— Скоро Тегеран?
— Уже… — Эрген поднял большой палец. — Садимся. «Сессна» пошла вниз, минут через десять он почувствовал толчок о землю. Прокатившись по посадочной полосе, самолет развернулся. Медленно прополз мимо выстроившихся на отстойной полосе лайнеров. Остановился.
— Все, — сказал Эрген. — Техран.
Он сидел, собираясь с мыслями. Спросил:
— Сколько я вам должен?
— Семьсот долларов до Шираза. И стоимость билета от Шираза до Техрана. Плюс горючее.
— Сколько всего?
— Всего полторы тысячи долларов.
Отсчитал деньги. Эрген пересчитал пачку снова, спрятал в карман. Улыбнулся:
— Спасибо, мистер. Хотите что-нибудь еще?
— Таможенный контроль здесь строгий?
— Вас волнует таможенный контроль?
— В какой-то степени.
— Наркотики?
— Нет. Просто у меня есть пистолет. Личное оружие.
— С пистолетом вас не выпустят. Хотите пройти без таможенного контроля?
— А можно?
— Можно. Но это будет стоить денег.
— Сколько?
— Не меньше тысячи. Может, больше.
Подумал: выкидывать тысячу долларов только за пронос пистолета смешно. Ведь с оружием ему все равно придется расстаться. С этим пистолетом он не только не сможет пройти на самолет, летящий в Москву, но и выйти в Шереметьево. В Москве пистолет ему понадобится, но у него есть еще один пистолет, в квартире. Посмотрел на пилота:
— Эрген, хотите подарю вам свой пистолет?
— Подарите ваш пистолет?
— Да. Мне все равно придется его выбросить. Так лучше отдам вам.
Подумав, Эрген сказал:
— Давайте, раз он вам не нужен.
— Не нужен. — Достав пистолет, вынул и спрятал в карман обойму. — Держите. Думаю, вам он пригодится.
— Пригодится. — Эрген спрятал пистолет. — Спасибо, мистер. Здание аэровокзала рядом, видите?
— Вижу.
— Если у вас нет ничего запретного, таможню пройдете быстро. Счастливого пути.
— Спасибо, Эрген. И вам счастливого пути.
Выйдя из самолета, выбросил обойму в мусорный ящик и вошел в здание аэровокзала.
Таможню он в самом деле прошел быстро, что было понятно — у него не осталось ничего, кроме денег и документов.
Выйдя в зал ожидания, обменял в обменном пункте доллары, попросив дать мелочь. Достал визитную карточку Рустамбека. Телефон-автомат был рядом, но он колебался.
После того как он сам видел, как на палубу «Хаджибея» опускается вертолет, он точно знал: сделка потерпела крах. А раз потерпела крах сделка, значит, крах потерпела вся его жизнь.
Подумав об этом, сказал сам себе: нет, сдаваться он не собирается. Он знает, именно сейчас он может сделать крупную ставку — и выиграть. Нужно только точно все рассчитать. И еще нужно, чтобы сегодня к вечеру он обязательно оказался в Москве.
Опустив монету, набрал один из номеров.
Трубку сняли быстро. Приятный женский голос сказал что-то на фарси. Он ответил:
— Прошу прощения, я могу поговорить с кем-то, кто говорит по-английски?
— Конечно. Я говорю по-английски.
— Это офис господина Рустамбека?
— Да, это офис господина Рустамбека. Что вам нужно?
— Я хотел бы поговорить с ним.
— Очень приятно. Как я могу доложить о вас господину Рустамбеку?
— Скажите, с ним хочет говорить господин Лапик.
— Господин Лапик? Секундочку, господин Лапик. Не отходите от телефона.
Ждать ему пришлось долго. Наконец тот же женский голос сказал:
— Господин Лапик, соединяю вас с господином Рустамбеком.
— Господин Лапик, здравствуйте, — голос Рустамбека, говорящего по-русски, звучал сухо.
— Здравствуйте, господин Рустамбек.
— Простите, откуда вы говорите?
— Я в Тегеране.
— Ах, вы в Тегеране… Давно?
— Только что прилетел. Звоню из аэропорта.
— Ах, так… — Наступила пауза. — Вы уже знаете, что произошло?
— Я… — Помолчал. — Господин Рустамбек, если честно, я сбежал. И не знаю подробностей.
— Вы сбежали?
— Да. О том, что я сейчас в Тегеране, никто не знает. Да и сам я, повторяю, многого не знаю. Но подозреваю, что дело плохо.
После долгой паузы Рустамбек сказал:
— «Плохо» не то слово, господин Лапик. Все лопнуло.
— Господин Рустамбек, вы отлично понимаете — это игра.
— Ах, это игра… — Он услышал смешок. — Спасибо, что объяснили.
— Да, игра, господин Рустамбек. Мы с вами ее проиграли. Именно мы с вами, потому что я проиграл не меньше вашего. Но думаю, мы можем отыграться. И крупно отыграться. Именно поэтому я вам и звоню.
Хмыкнув, Рустамбек сказал:
— Надо же… Вы большой оптимист, господин Лапик.
— Думаю, оптимист — не очень точное слово. Просто я хорошо умею считать.
Рустамбек долго молчал. Наконец сказал:
— Где вы сейчас находитесь?
— В здании аэропорта.
— Где там?
— Возле пункта обмена валюты.
— Как вы одеты?
— На мне серый костюм, белая рубашка и галстук в красно-синюю полоску.
— Здесь, в Тегеране, вы кому-нибудь еще звонили?
— Нет.
— Хорошо. Никому не звоните. Стойте там, никуда не уходите. Минут через двадцать за вами приедет мой человек. На нем будет синий костюм, он скажет, что он от меня и что его зовут Эльдер. Доверьтесь ему, он привезет вас ко мне. Все, жду вас.
В трубке раздались гудки. Повесив ее, подумал: двадцати минут ему наверняка хватит, чтобы что-то перекусить в буфете. После того как он вылетел из Чахбехара, он ничего не ел.
Для того чтобы съесть сосиски, яичницу и выпить кофе, ему хватило пятнадцати минут. Вернувшись к пункту обмена валюты, он почти тут же увидел приближающегося к нему человека в синем костюме.
Плотный смуглый иранец, остановившись рядом, сказал по-русски:
— Господин Лапик, меня зовут Эльдер. Я послан за вами господином Рустамбеком. У вас есть вещи?
— Все мои вещи со мной.
— В таком случае прошу пройти со мной. Машина ждет у входа.
Выйдя вместе с ним из здания, Эльдер подошел к стоящему у тротуара «Шевроле». Открыл переднюю дверцу:
— Прошу, господин Лапик.
Подождав, пока он сядет, захлопнул дверцу. Постояв на тротуаре, незаметно огляделся. Спокойным жестом поправил галстук. Обошел машину, сел за руль. Потратив несколько секунд на изучение верхнего зеркала, включил мотор и на большой скорости повел машину в город.
Проснувшись, Седов попытался понять, где находится. Наверху знакомый подволок, в дверном проеме — край неба. Облегченно вздохнул. Он лежал на своем обычном месте, в каюте яхты, на нижней койке. Напротив, на другой нижней койке, спиной к нему спала Алла. Посмотрел на часы — час дня.
Вспомнил — впереди целый день, который он проведет вместе с Аллой. Умер Глеб. Они будут его хоронить.
Выйдя на палубу, увидел: берег и причал заполнены людьми. Причал занят только что пришедшими с моря шхунами, на берегу стоят машины, в которые перегружают рыбу. Похвалил себя за то, что утром, вместо того чтобы поставить «Алку» к пустому причалу, просто бросил якорь.
Устроившись в шезлонге, некоторое время лежал, наблюдал за летающими над бухтой бакланами. Начал восстанавливать, минута за минутой, вчерашний день.
Глеб, которого уже нет в живых, сейчас вспоминался ему снова и снова. Подумал: странная штука жизнь. Ведь Глеба он знал всего несколько недель. Ему была известна вся его подноготная, это был человек, чуждый его принципам, к тому же он смертельно ревновал к нему Аллу. По логике, смерть этого человека должна была принести ему облегчение. Но почему-то сейчас, думая о Глебе, он не может отделаться от мысли, что для него смерть Довганя — потеря. Потеря, которая останется с ним навсегда.
Вспомнил, как вчера плакала над умирающим Глебом Алла. Наверное, она в самом деле любила его. Вдруг ощутил боль, страшную боль. Только сейчас он отчетливо осознал безнадежность своих отношений с Аллой. Да, она признавалась ему в любви, даже плакала. Но теперь, после его встречи с Гущиным, да и вообще после всего, что произошло, смешно прятать голову в песок. Конечно, она знает, что он оказался на яхте не просто так, а выполняя задание. А если знает — никаких нормальных отношений между ними после этого быть не может. Она наверняка считает, что, раз он выполнял задание, все его слова о том, как он к ней относится, были просто прикрытием. Фальшью. И доказать, что он в самом деле ее любит, он никогда не сможет.
На палубу в шортах и майке, с забранными назад волосами вышла Алла. Постояла, разглядывая берег. Повернувшись, спросила:
— Хочешь кофе?
— Не обязательно. Могу потерпеть.
— Я уже сварила. И сделала яичницу. Подожди, принесу.
Скрывшись ненадолго в каюте, поставила перед ним на палубу сковородку с яичницей и чашку с горячим кофе. Сама со своей чашкой устроилась в шезлонге.
Подцепив вилкой яичницу, спросил:
— Как спала?
— Ничего. — Она не смотрела на него. Выругав себя, он все же попытался продолжить разговор:
— Чем сейчас займемся?
— Мне все равно. Вообще, если честно, я не хочу ничем заниматься.
— Может, сходим на берег?
— Ты иди. А я не хочу. Я хочу просто лежать в шезлонге. Лежать, и все.
И не хочу никаких разговоров, добавил он про себя. И всегда буду спать от тебя отдельно. И через несколько дней расстанусь с тобой навсегда, как обещала.
— Ладно. Тогда я возьму плотик и подгребу к причалу. Посмотрю, есть ли здесь базар.
— Делай, как тебе удобно.
Спустив на воду плотик, он подплыл к причалу. Оставив плотик прямо на досках, отправился в деревню.
Деревня состояла из одной улицы, все дома которой скрывались за побеленными глиняными стенами. Никакого базара на этой улице он не нашел. Сейчас, под вечер, когда оживление на причале и на берегу стихло, улица выглядела вымершей.
Пройдясь по улице туда и обратно, подумал: а ведь у него есть отличный повод хоть как-то наладить отношения с Аллой. Тайник в салоне яхты. Тот самый тайник, о котором им вчера рассказал Глеб. В этом тайнике, если верить Глебу, лежит больше миллиона долларов.
Зачем Глеб вез этот миллион именно на яхте, он не знал и не хотел знать. Он мог только предположить, что Глеб специально вывез эти деньги, чтобы найти им применение на Кипре. Сделать с этими деньгами такой человек, как Глеб, мог что угодно. Это мог быть его долг, который он собирался отдать, или деньги, которые он хотел положить на свой счет, минуя промежуточные банки, он мог, наконец, просто приготовить эти деньги, чтобы вложить в какое-то дело — так, чтобы об этом не знали конкуренты. Но это — только его предположения. Никаких оснований считать, что с этим миллионом, если он в самом деле лежит в тайнике, связан какой-то криминал, у него нет. Особенно сейчас, когда Глеба уже нет в живых.
Подплыв к яхте на плотике, поднялся на палубу. Присел на корточки рядом с Аллой, которая, лежа в шезлонге, читала книгу.
Дочитав страницу, посмотрела в его сторону:
— Что?
— Должен тебя побеспокоить.
— Пожалуйста. В чем дело?
— Вчера Глеб сказал, на яхте лежит миллион долларов.
— Сказал.
— Подчеркнув, что эти деньги должны принадлежать тебе. Вздохнула:
— Юра… Пойми, я не хочу никакого миллиона. В самом деле не хочу.
— Но, Алла…
— Юра… Ты не обижайся… Но если тебя волнует этот миллион — возьми его себе.
Ее слова его разозлили. Встав, сказал жестко:
— Вот что, Алла, давай не будем о том, что, кого и каким образом волнует.
Прыгнув на крышу каюты, встал к мачте. Примерно через минуту услышал:
— Юра, прости. Вернувшись, сказал тихо:
— Меня этот миллион, замечу, тоже мало волнует. Но в любом случае, Алла, это деньги Глеба. Глеб ведь сказал тебе об этих деньгах не просто. Как я понял, он хотел, чтобы ты как минимум эти деньги увидела. Разве я не прав?
Полежав, положила книгу на палубу. Села.
— Юра, ты прав. Но понимаешь, мне тяжело… Знаешь, я не думала, что на меня так подействует смерть Глеба.
— Ты говорила, у Глеба нет наследников?
— Нет. Детей у него нет, отец умер.
— А мать?
— Мать оставила их с отцом, когда Глеб был еще ребенком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73