Вице-премьер Петр Николаевич Петраков, высокий человек с лицом, которое при общей костлявости можно было назвать весьма даже привлекательным, в свои пятьдесят шесть лет чувствовал себя достаточно молодым. После того как два года назад у него умерла жена, от которой у него остались двое взрослых детей, он, встретив через год на одном из приемов красивую женщину, которая была моложе его на тридцать лет, влюбился в нее, сделал предложение и женился.
Рабочий день на этаже здания Совета Министров, занимаемом вице-премьером Петраковым, начинался рано. Петр Николаевич имел привычку приезжать в Совмин за полчаса, а то и за час до начала рабочего дня, и четырем помощникам и секретарше, работавшим в приемной вице-премьера, приходилось это учитывать.
В это утро Петраков вошел в свой кабинет в 8.30, за полчаса до официального начала работы. После того как за ним закрылась дверь кабинета, сидевшие в приемной секретарша и четыре помощника переглянулись. Шеф с ними не поздоровался, что означало, что настроение у него в этот день — хуже некуда.
Примерно через десять минут на столе Колесникова, старшего помощника, загудел зуммер. Уже готовый к вызову, Колесников, взяв папку с заранее подготовленными бумагами, встал и прошел в кабинет.
Подойдя к столу, молча положил папку перед Петраковым.
Буркнув что-то, что должно было означать приветствие, Петраков начал просматривать бумаги. Заканчивая разбор, взял один из документов. Перечитав его, посмотрел на Колесникова:
— Запрос иранцев на перенос пункта передачи крейсера «Хаджибей»?
— Совершенно верно, Петр Николаевич.
— Вы знаете, что эта сделка у нас на особом контроле?
— Конечно, Петр Николаевич.
— Тогда почему эта бумага лежит в самом конце?
— Петр Николаевич…
— Подождите. Потом, я смотрю на дату — бумага поступила сюда вчера. Почему вы вчера не дали мне ее на подпись? Что происходит?
— Петр Николаевич, бумага поступила сюда вчера, когда вы уже уехали. Потом, я подумал, эту бумагу лучше всего будет подписать не вам, а Брагину.
— Почему Брагину?
— Формально бумага прислана на имя Брагина. В тот же день, тоже на имя Брагина, поступила радиограмма того же содержания от… — Колесников сделал короткую паузу. — От командования крейсера «Хаджибей». Я подумал, лучше будет, если резолюцию на оба документа наложит Брагин.
Опытный чиновник, Колесников отлично знал, как вести себя с начальством.
— Да? — Петраков еще раз прочитал документ. — А где радиограмма от командования крейсера?
— Здесь, в папке. Вы ее еще не взяли.
Взяв радиограмму, Петраков прочел ее. Помолчав, кивнул:
— Пожалуй.
Колесников ничего не ответил, ожидая, что скажет Петраков.
— Вы связывались с Брагиным?
— Конечно, Петр Николаевич. Он уже наложил положительную резолюцию. Вчерашним числом. Кроме того, нам вчера звонили из Главморштаба, от вице-адмирала Симутенкова. Они получили по поводу крейсера «Хаджибей» такие же документы, как мы. Симутенков уже подписал их. С положительным решением.
— Ага… — Петраков положил документы в папку. Колесников терпеливо ждал, понимая, что одержал победу. — Хорошо, Юрий Борисович. Занимайтесь своими делами. Подзывать меня к телефону прошу только в особо важных случаях. Остальным говорите, что я занят. И попросите Майю Андреевну сделать мне кофе.
— Обязательно, Петр Николаевич, — повернувшись, Колесников вышел из кабинета. Остановился у стола, за которым сидела секретарша. Майя Андреевна, женщина средних лет, безусловно привлекательная, была одета подчеркнуто скромно. Казалось, она нарочно решила сделать все, чтобы ее привлекательность как можно меньше бросалась в глаза. Нарочито сухим голосом Колесников сказал:
— Майя Андреевна, Петр Николаевич попросил кофе.
— Хорошо, сейчас подам, — встав, секретарша прошла в специально оборудованный в соседней с приемной комнате буфет. Выйдя оттуда через пару минут с подносом, на котором стояли кофейник, молочник с молоком, сахарница и чашка, скрылась в кабинете.
Проводив ее взглядом, Колесников сел за свой стол. Увидев, что на него смотрит младший помощник, отвернулся. Однако, когда тот прошептал: «Юрий Борисович, как?», посмотрел в сторону кабинета и незаметно показал большой палец. Это означало, что, на его взгляд, настроение Петракова, безнадежно испорченное с утра, улучшилось.
Проработав до середины дня, Петраков с досадой посмотрел на не вовремя загудевший зуммер. Снял трубку:
— Да?
— Петр Николаевич, вас Екатерина Дмитриевна, — доложила секретарша. — Соединить?
— Конечно. — Подождав, услышал голос жены:
— Петя?
Новую жену, Екатерину Дмитриевну, которая еще год назад была просто Катей, известной московской красавицей, работавшей фотомоделью, Петраков любил по-настоящему. Новая жена была моложе его на тридцать с лишним лет, хорошо сложена, красива, но главное — отлично понимала его и умела подлаживаться под его тяжелый характер. Он это ценил и с течением времени все больше ею очаровывался.
— Да, Катя?
— Слушай, я всегда путаю твои номера. У тебя их столько. Сейчас я позвонила по прямому?
— Нет, Катюша. Но это не имеет значения.
— Имеет, отлично знаю, что имеет. Я знаю, ты любишь, когда я звоню по прямому. Ладно, в следующий раз я буду их помечать. Когда ты сегодня освободишься?
— Не знаю. Хочешь, чтобы я освободился пораньше?
— Конечно. И хочу заехать за тобой. И сама повезти на дачу. Ты хочешь?
Помолчав, Петраков сказал:
— Конечно, хочу. Только…
— Что только?
— Да тут охрана моя все время поднимает крик. Ладно, мы ее обманем. Во сколько ты хочешь, чтобы я освободился?
— Как можно раньше.
— Хорошо, попробую освободиться в полпятого. На обед не пойду, буду работать. Сделаем так: к полпятому въезжай во двор и жди меня у подъезда. Хорошо?
— Хорошо. Ты умница. Я тебя целую.
— Я тебя тоже. — Положив трубку, посмотрел на часы. До половины пятого оставалось три часа с небольшим.
Луи и Рудольф, сидевшие в неприметном черном «Ниссане» в переулке недалеко от здания Совета Министров, молчали. Вчера на этой точке они продежурили около двадцати часов подряд, продежурили впустую, и, судя по всему, сегодня им тоже предстояло просидеть столько же.
Точка была хороша тем, что отсюда свободно просматривался путь, по которому из двора здания Совмина выезжали правительственные и личные машины.
Они сидели в тишине, не было даже музыки. Приемник в машине был выключен, поскольку в раковину правого уха каждого был воткнут крохотный наушник. За все время их дежурства в наушниках, настроенных на особую частоту, не раздалось ни звука.
Внезапно оба напряглись — шуршание эфира нарушил голос:
— Луи?
— Да, я, — ответил Луи, узнавший голос Чала. — Что там?
— Они только что разговаривали.
Под словом «они» подразумевались Петраков и его жена. Переглянувшись с Рудольфом, Луи спросил:
— Так что?
— Наклевывается второй вариант.
Слова «второй вариант» означали, что к себе на дачу Петраков поедет на машине жены.
— Когда наклевывается?
— В полпятого.
— Понял. Ты в точке?
«Точкой» обозначалась оборудованная в машине-автофургоне радиодиспетчерская. — Да.
— Предупреди всех трех. И подготовь малого, пусть малый ведет ее по миллиметру. Когда все сделаешь, доложишь.
— Понял.
В наушниках снова стало тихо. Луи и Рудольф переглянулись. То, что Петраков поедет на машине жены уже на второй день после того, как они поставили в засадах снайперов, можно было считать удачей. Слова «предупреди всех трех» означали, что Чал теперь должен предупредить трех разных снайперов, дежуривших на чердаках высоких зданий на трех разных маршрутах, по которым могла проехать черная «Волга». На этой «Волге» людям Луи удалось незаметно установить миниатюрный радиодатчик. Слова «пусть малый ведет ее по миллиметру» означали: техник-радиопеленгаторщик должен будет, после того как «Волга» выедет из двора здания Совмина, постоянно сообщать маршрут, по которому машина будет передвигаться.
— Луи? — раздалось в наушниках. — Все путем. Я предупредил.
— Хорошо. Связываемся ближе к полпятого.
Услышав в двадцать минут пятого зуммер телефона прямой связи, Петраков снял трубку:
— Алло?
— Петенька, это я. — Он узнал голос жены. — Я звоню из машины. Я уже здесь, у подъезда.
— Ты в машине одна?
— Одна.
— А где охрана?
— Ой, не знаю. По-моему, они ехали за мной. Подожди, сейчас посмотрю… Да, они стоят за мной.
— Ладно, жди, я спускаюсь. — Жду.
Выйдя из кабинета, Петраков хотел было дать указания помощникам, но, увидев стоящего в дверях офицера охраны Елисеева, мощного человека почти двухметрового роста, повернулся к нему:
— Что-то случилось?
— Пока ничего не случилось. Петр Николаевич, вы когда уезжаете с работы?
— Сейчас.
— Вам подать машину?
— Нет. Я поеду на машине жены.
— Петр Николаевич, все-таки лучше вам поехать на своей машине.
— Дмитрий Денисович, повторяю: я поеду на машине жены.
Помолчав, Елисеев сказал:
— Хорошо. Позвольте мне проводить вас до машины жены?
— Ладно, проводите, — Петраков досадливо поморщился. — Раз уж нельзя по-другому.
— Извините, Петр Николаевич. Но это моя служба.
— Хорошо, — Петраков обернулся: — Юрий Борисович, вы знаете, как распорядиться до конца рабочего дня.
— Конечно, Петр Николаевич, — ответил старший помощник. — Не беспокойтесь.
Выйдя вместе с Елисеевым в коридор, Петраков сказал на ходу:
— Дмитрий Денисович, вы мне просто дышать не даете.
— Я вам не даю дышать? Да из-за вас меня сегодня начальник охраны чуть не снял с работы.
— Это еще почему?
— Потому что вы слишком часто возвращаетесь с работы на машине жены. Это сбивает все наши меры предосторожности.
Они подошли к лифту. Елисеев нажал кнопку; после того, как они вошли и лифт пошел вниз, Петраков крякнул:
— Меры предосторожности… Слушайте, Дмитрий Денисович, вы знаете, что такое для меня значит лишний час пообщаться с женой?
— Петр Николаевич, я это прекрасно понимаю.
— Вы ведь знаете, я всегда прихожу на работу раньше обычного, а ухожу позже. Я не могу отказаться от поездок с женой, понимаете?
— Понимаю, Петр Николаевич. Но правила есть правила.
— Правила… Собственно, Дмитрий Денисович, в чем дело? Для моей жены выделена машина с охраной, из вашего же управления.
— Петр Николаевич, дело ведь не в том, что это одно и то же управление. Дело гораздо сложнее. Здесь множество тонкостей.
— Тонкостей… — Выйдя вместе с Елисеевым в открывшуюся дверь лифта, Петраков остановился. — Давайте так: я сам поговорю с Судебниковым. В ближайшее же время, хоть завтра. А пока вы не будете мешать моим совместным поездкам с женой. Хорошо?
Помолчав, Елисеев вздохнул:
— Очень тяжело с вами говорить, Петр Николаевич.
— Наверное. Но и мне с вами очень тяжело говорить.
— Давайте так: сейчас вы поедете домой на машине жены. Но в эту машину вместе с вами сядут два охранника, один за руль, другой рядом с ним. А вы с Екатериной Дмитриевной расположитесь сзади. Машина вашей супруги оборудована внутренним подъемным стеклом, вы поднимете его, и никто вам не будет мешать.
— О, силы небесные… — Петраков взялся за виски. — А если я не соглашусь?
— Если не согласитесь, я буду вынужден задержать выезд. И вызвать начальника охраны. Я не могу выпускать вас из здания Совмина в машине, где вас будет только двое. Да еще с Екатериной Дмитриевной за рулем.
Посмотрев на часы, Петраков кивнул:
— Хорошо. Вызывайте ваших охранников.
— Их не нужно вызывать. Они уже здесь.
Увидев выехавшую из двора Совмина вслед за машиной охраны черную «Волгу», Луи, глядя в бинокль, сказал:
— Она.
— Вижу… — Рудольф, тоже рассматривающий «Волгу» в бинокль, подкрутил фокус. — Подожди… Я должен сосредоточиться, Луи. Хорошо?
— Все, молчу.
Рудольф отлично помнил, что, когда «Волга» въезжала во двор, за рулем сидела жена Петракова, блондинка с нежным профилем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73