– Да, – проговорил я, – это более чем вероятно. И все же многие вопросы остаются без ответа. Думаю, что целью убийцы было завладеть завещанием, и он не мог вторгнуться в дом по чистой случайности.
– Но, дорогой юный друг, я вовсе не хотел сказать, будто ваш отец хоть на миг предполагал, что убийство совершил некий гипотетический взломщик. Напротив, он заподозрил…
Мистер Ноллот оборвал фразу: из левого конца коридора к нам быстро приближались вооруженные фонарями люди, которых мы, увлеченные разговором, не успели вовремя заметить.
Мистер Ноллот опрометью ринулся в противоположную сторону – направо, однако оттуда, к моему неописуемому ужасу, послышался голос Рукьярда:
– Ага, вот тут какие фокусы! Я уже давно чую что-то неладное. Так вот кто харчи сюда таскает!
Рукьярд подкрался к нам незаметно, пока наше внимание отвлекли люди, обогнувшие угол и шедшие теперь ему навстречу. Свет фонарей упал на лицо Рукьярда, который, Давая им дорогу, плотно прислонился вместе с мистером Ноллотом к решетке моего закутка. Стиллингфлит – вместе с другим человеком, мне неизвестным, – вдвоем несли какую-то тяжелую ношу, моему взгляду недоступную из-за Двери.
Когда они проходили мимо, Рукьярд, мотнув головой в мою сторону, заметил:
– Его мальчонка.
Незнакомец глянул на меня с любопытством:
– Похоже, и он туда метит.
Рукьярд коротко хохотнул и толчками погнал мистера Ноллота в другую сторону. Мистер Ноллот на ходу обратил ко мне страдальческое лицо, выражавшее чувство более сильное, нежели досаду на то, что его застигли врасплох. Коридор опустел и снова погрузился в непроглядную тьму; я же остался наедине – не представляя себе способа выжить, терзаться догадками о том, какая кара ждет моего друга, мучительно размышлять над словами, которыми перекинулись Рукьярд и незнакомец.
Что мистер Ноллот намеревался мне сказать? Питер Клоудир заподозрил в совершении убийства соглядатая, подосланного его отцом вести наблюдение за домом? Вполне логично: Сайласу Клоудиру хотелось и захватить сына, и вернуть себе кодицилл – а также и завещание, если ему стало известно, что оно находится в этом доме. Мне опять вспомнился Барни! Он намекал, что покончил с каким-то джентльменом именно в те дни. Не исключено, что его связь с Клоудирами давняя. Не он ли – убийца моего дедушки?
Откуда-то из отдаленных закоулков дома еще час-другой доносился необычный шум: слышались беготня, выкрики, звяканье ворот; потом водворилось прежнее ночное безмолвие, и мне удалось забыться беспокойным сном.

КНИГА II
ИЗБАВЛЕНИЕ
Глава 81
Позвольте вернуть вас в унылый закоулок на берегу реки меж полуразрушенных причалов, заброшенных товарных складов и провалившихся лестниц – короче говоря, в тот уголок, каковой модное красноречивое перо моего коллеги способно описать несравненно живее, нежели мое.
Что за отрадная – если не совершенно очаровательная картина! Мальчик-посыльный сидит, закинув ноги на решетку очага, и жарит на огне насаженные на длинную металлическую вилку каштаны, а мистер Валльями дремлет у себя за столом, опустив голову на разложенные перед ним бумаги.
Входную дверь осторожно приотворяют, в щель протискивается их работодатель и на цыпочках крадется по комнате. Подобравшись к ничего не подозревающему мальчику, он вдруг награждает его увесистой оплеухой.
Потревоженный внезапным воплем, мистер Валльями в замешательстве озирается по сторонам.
– Черт вас побери, Валльями, опять вы дрыхнете! – кричит хозяин. – Спите на работе – а я вам за это плати?
Клерк, протирая глаза, невнятно бурчит:
– Надо же такому случиться, сэр! Снились мне жабы, очнулся – а это вы, оказывается. Одно расстройство.
– Какой такой бес, Валльями, в вас вселился? – негодует пожилой джентльмен. – Засыпаете на ходу уже не первый день! – Нагнувшись к клерку, он принюхивается: – А вроде бы в последнее время не так уж и пьянствуете.
– Ей-богу, я начеку, как и всегда, мистер Клоудир, вот увидите, – возражает клерк и вполголоса добавляет: – Если не больше.
– А? Что? – сердито переспрашивает пожилой джентльмен. – Чего это вы там бормочете себе под нос?
Вместо ответа клерк, слегка усмехнувшись, принимается чинить перо.
– Начеку! – язвительно фыркает пожилой джентльмен. – То-то были вы начеку, когда удержали Эшбернера от повышения квартирной платы в Хаттон-Гарден.
– Чересчур она велика, сэр.
– Чересчур велика? Что за чушь? Это моя собственность, не так ли? И я не волен ее сдавать внаем по собственному усмотрению? Не хотят платить – пускай убираются на все четыре стороны. Честно, разве нет? Я хочу одного – справедливости. – Задохнувшись от гнева, пожилой джентльмен понижает голос и, глянув искоса на посыльного, спрашивает: – Получили? Он прислал письмо?
– Кого вы имеете в виду, сэр?
Пожилой джентльмен, нахмурившись, негромко уточняет:
– Э-э… моего сына.
– Да вы что, не знаете разве, что он вам не пишет? – восклицает клерк.
Его наниматель, багровея, намеревается было возразить, но в эту минуту в контору входит курьер с письмом.
При виде курьера пожилой джентльмен кидает на клерка насмешливый взгляд, выхватывает письмо и, пока мистер Валльями производит расчет с курьером, всматривается в адрес.
– Это от него! – восклицает он и торжествующе обращается к клерку: – Вот видите! Он обо мне помнит. – Жестом пожилой джентльмен отзывает клерка во внутреннее помещение и там, вскрыв конверт, пробегает письмо глазами. Лицо его проясняется: – Мальчик в надежных руках! Все в порядке!
Как ни странно, но лицо мистера Валльями при виде ликующего хозяина не выражает ни малейшего энтузиазма.
Глава 82
Проснулся я рано и долго лежал, почти не замечая слабых рассветных лучей, медленно сочившихся через зарешеченное оконце. Попозже другой надзиратель по имени Скиллитер – коренастый, сварливый на вид – принес мне еду. Хотя я и решил продержаться еще несколько часов, но знал, что к вечеру уступлю голоду – и будь что будет.
Размышляя о выпавшей мне участи – навлекать несчастье на тех, кто старался мне помочь (сначала Сьюки, потом мисс Квиллиам, а теперь вот мистер Ноллот), я услышал отдаленный шум. Что это – не у меня ли в ушах? Гадал я тщетно, и вскоре все затихло. Коридор оставался пустым и безмолвным до полудня, когда в нем послышались чьи-то торопливые шаги. Мимо моей двери проходили Скиллитер и Рукьярд; я напряг слух и различил их слова:
– Нахлобучки, выходит, доктор робел попусту? – спросил Рукьярд.
– Ну да, коронер к нам не шибко и придирался. Нацелился, поди, на подарочек к Рождеству.
– Так-то оно так, да только вот дознание нам ни к чему, – бросил Рукьярд на ходу, и оба удалились.
Из их разговора я мало что понял. Голод мучил меня так жестоко, что впору было выкинуть из головы все прочие соображения. Снова и снова я внушал себе: доказательств, что меня пытаются отравить, у меня нет, и несомненным было одно – меня ждет голодная смерть. Я сам помогал моим врагам со мной расправиться!
С приближением вечера я уже чуть было не принялся за овсянку, но в коридоре послышались шаги, Скиллитер отпер дверь – и на пороге вырос доктор Алабастер.
Взглянув на еду, к которой я все же не притронулся, он проговорил:
– Продолжаешь упрямиться? Ну-ну, давай.
С нехорошей улыбкой он кивнул Скиллитеру: тот сгреб меня в охапку и вытолкнул за дверь. В сопровождении доктора Алабастера мы направились по коридору в главную часть здания, одолели несколько лестниц и быстро прошли через дневную палату. Там находилось довольно много обитателей: одни писали письма, играли в карты или читали, другие, сидя в одиночестве, тупо глядели перед собой. Какой-то старик так яростно растирал ладонью лицо, что оно горело огнем. На некоторых были надеты смирительные рубашки, а некий джентльмен, прикованный к стене цепью, читал газету с таким невозмутимым видом, словно сидел у себя в клубе.
Когда меня выталкивали за дверь, я заметил мистера Ноллота, скорчившегося в углу. Он поднял голову: в его красных распухших глазах стояли слезы. Хуже того: его обращенный ко мне взгляд выражал такую неизбывную печаль, что сердце мое сжалось от дурного предчувствия.
Повернув голову назад, я старался едва-едва переставлять ноги с тем, чтобы подольше его видеть, но Скиллитер с бранью пихнул меня в спину, и я вынужден был отвести взгляд от моего благородного отважного друга, которого видел тогда в последний раз.
Из перехода, где тянуло сильным сквозняком, мы попали в холодную сырую пристройку (бывшую когда-то, возможно, маслобойней) и приблизились к запертой двери. Пока Скиллитер выбирал из своей связки нужный ключ, я дрожал от стужи, стоя на потрескавшемся каменном полу в ночной сорочке, которой меня наделили Портьюсы, и пытался подавить горькое воспоминание о моем героическом защитнике, сломленном горем, – и это меня удручало и обескураживало.
Скиллитер, ругнувшись, пробурчал:
– Пальцы застыли вусмерть – ключа не ухватить.
Доктор Алабастер сухо усмехнулся:
– Спешить некуда, Скиллитер. Он не удерет. Скиллитер подобострастно захихикал в знак восхищения этой шуткой; когда же наконец он справился с замком, доктор Алабастер язвительно проронил:
– Нам подумалось, ты не прочь еще разок повидать дорогого папочку.
К моей растерянности при мысли о новом свидании с вызывающим жалость существом примешивалось удивление: почему наша встреча должна происходить именно в таком месте? Дверь распахнулась, меня втолкнули внутрь, но недоумение мое только возросло: в небольшой, хорошо освещенной комнате, как мне сразу же стало ясно, находился только один обитатель. В дальнем углу, спиной к нам, стояла высокая женщина, одетая прачкой. Она склонялась над подобием стола, расположенного на уровне ее пояса, и при нашем появлении выпрямилась и повернулась к нам.
– Благодарю, добрая женщина, – произнес доктор Алабастер. – Можете отойти.
– Миссис Силверлиф, доктор, если вам угодно, – отозвалась женщина.
Она посторонилась – и я смог увидеть то, что лежало на столе, и, еще не видя лица, догадался, кто это. Я замер как вкопанный, не желая больше смотреть, однако Скиллитер, ухватив меня за плечо, толкнул вперед – и я оказался прямо над ужасным предметом; и стоило мне только взглянуть на знакомые черты – они теперь еще разительней сходствовали с юношеским обликом, запечатленным у меня в памяти, – как в глаза мне бросилась рана на горле, с рваными краями. Ее промыли и зашили неровными стежками, но от этого уродливый алый след на белой коже выглядел еще противоестественней.
Из другого угла комнаты до меня донесся голос Скиллитера:
– Видать, не очень-то они спешат отдать последний долг.
В это мгновение глаза мои заволокло чернотой, ноги подкосились. Я рухнул бы на пол, но меня поддержала чья-то сильная рука, и мне помогли добраться до стула, стоявшего у стены. Черная мгла перед глазами понемногу рассеялась, и я увидел склоненное надо мной женское лицо, выражавшее необычайную озабоченность и сочувствие.
– Отдать последний долг, Скиллитер? – послышался глумливый отклик доктора. – Этакому-то батюшке?
– Что? – воскликнула миссис Силверлиф. – Вы хотите сказать, что мальчик приходится этому несчастному сыном? Да такое просто в голове не укладывается.
Она что-то пробормотала про себя, но слов я не разобрал.
– Вы что-то желаете сказать, добрая женщина? – поинтересовался доктор Алабастер.
– Не следовало так сразу его ошарашивать.
– Давайте-ка заканчивайте работу, за которую вам заплачено, и ступайте своей дорогой.
Миссис Силверлиф, фыркнув, вернулась к столу. В руке она держала льняную салфетку, на столе были таз с водой и свернутый отрез хлопчатобумажной ткани, форма и назначение которого мне вспомнились в связи с миссис Лиллистоун.
– С сожалением вынужден вас известить, – обратился ко мне доктор Алабастер, – что ваш достопочтенный родитель прошлой ночью покончил с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102