Ну-ка погляжу, каково ему придется от моего пинка?
Едва ли не с облегчением я покорился неизбежному.
Однако тотчас же я почувствовал, что меня опрокидывают, и незнакомый голос завопил:
– Скорее сюда, мистер Яллоп, помогите! Мне за один конец не удержать.
– Какого дьявола ты полез раньше? – вознегодовал Яллоп. – Надо было меня обождать.
С руганью и кряхтением гроб подняли повыше, а затем слегка опустили – должно быть, на плечи двоих носильщиков. Несколько нетвердых шагов – и, как я догадался, наша процессия оказалась в коридоре.
Вдруг Яллоп свирепо приказал:
– А ну, опусти на пол, слышишь?
Меня охватил ужас: неужели обман раскрыт? Теперь, когда мне отчаянно хотелось, чтобы план удался?
– Надо снова запереть дверь – а то этот растреклятый малец удерет.
Дверь с гулом захлопнулась, ключ проскрежетал в замке.
И в эту минуту – совсем близко от меня – послышался шепот, чьи-то губы прижались, похоже, прямо к крышке гроба:
– Потерпите еще капельку, мастер Джонни!
Голос я узнал: это был тот самый мальчишка, который довел меня до дома в Излингтоне!
Гроб снова подняли на воздух и скоро, судя по всему, мы начали спускаться вниз по лестнице. Наконец тяжелую ношу с глухим стуком брякнули о землю, и я услышал лязг замысловатых запоров и засовов на входной двери. Под подошвами зашуршал гравий, а потом гроб втолкнули, как я понял, на задок телеги.
– Возьмите ваш шиллинг, – проговорил прерывистый от усталости голос.
– Вот так так, ну и ну! – тоже отдуваясь, воскликнул Яллоп. – Да это совсем не та повозка! Уинтерфлад и Кронк завсегда другую присылают.
Незнакомец прищелкнул языком:
– Порох, пошел!
Голова у меня начинала кружиться – и, хотя слово показалось мне знакомым, я никак не мог вспомнить, где его слышал.
– Что это за имечко? – закричал Яллоп.
– И такое сойдет! – откликнулся мальчишка, и повозка тронулась с места.
– Почему вы не Уинтерфлад и Кронк? – надрывался Яллоп. – Кто таков к черту этот Избистер?
Избистер! Ну, конечно! Его лошадь, его повозка! Итак, я все же угодил в зловещий капкан! Я пытался кричать и колотить в стенки гроба; задыхаясь, глотал остатки горячего воздуха, но с губ моих не слетало ни звука. Напряжение оказалось чрезмерным: в ушах зашумел нарастающий прилив; воды, казалось, сомкнулись у меня над головой, унося с собой сознание.
Не знаю, как долго мы находились в пути, прежде чем повозка остановилась. Над крышкой гроба загромыхали инструменты, ее – к несказанному моему облегчению – сняли, и сквозь ткань в мои ноздри проник поток свежего прохладного воздуха. Чья-то рука помогла мне сесть и сорвала с моей головы зловещую пелену.
Мои глаза, приноровившиеся к темноте, ослепил яркий свет. Я не сразу сообразил, что кто-то, сидя в повозке, держал фонарь перед собой, не давая мне себя разглядеть.
– Прикрой свет, Джоуи, и поберегись Яллопа! – произнес незнакомый голос.
Фонарь притушили, и взору моему предстало безобразно изуродованное лицо, чудовищней которого мне еще не приходилось видеть. Сплошь изрытое оспой и покрытое глубокими шрамами, оно было безжалостно смято и сплющено; нос выступал распухшим комком, рот искривлен так, что немногие из уцелевших зубов торчали наружу, а в довершение жуткого зрелища вместо одного глаза насмешливо зияла пустая кровавая впадина. У этой страхолюдной фигуры имелась, как я успел заметить, только одна рука: из второго рукава высовывался уродливый крючок. Я отшатнулся в испуге, не понимая, в чьи руки попал. Неужели я и в самом деле умер – и все, что вокруг меня происходит, лежит за гранью смерти?
Мой ужас, по-видимому, не ускользнул от внимания незнакомца, потому что он неожиданно мягким тоном произнес:
– Не тревожьтесь, молодой хозяин. На букет роз я не похож – но что ж поделаешь?
– Пришли в себя, мастер Джонни? – спросил мальчишка.
Я кивнул и огляделся вокруг, приложив ладонь ко лбу козырьком, чтобы защититься от бьющего в глаза света.
– Притуши фонарь, – сказал мой избавитель. – Караульным незачем нас видеть. Коли заметят нас, сразу заподозрят, что дело нечисто – верно, Джоуи? Одна повозка с лошадью чего стоят.
Глазок прикрыли, и свет от фонаря внезапно сузился до тонкого лучика. Теперь я мог убедиться, что мальчишка с фонарем в руке – именно тот, кто подошел ко мне возле дома дедушки.
– Джоуи Дигвид! – воскликнул я.
Он бросил на меня сконфуженный взгляд и проскользнул на сиденье возчика, ухватив поводья.
– Он самый, – подтвердил старший. – А я его отец, Джордж.
Пока я пытался докопаться до значения этих родственных связей, мистер Дигвид помог мне выбраться из гроба и освободиться наконец от савана. Затем, к моему удивлению – хотя я уже ничему не удивлялся, – ловко скатал ткань, сунул сверток обратно в домовину и заново прибил крышку парой гвоздей.
Я тем временем озирался по сторонам: повозка катилась по краю широкой немощеной дороги, вокруг было пусто и темно. Дома тонули во мраке: лишь изредка кое-где в окне мерцала свеча в доме тех, кто привык вставать спозаранку.
– Мы и на полсотню ярдов не отъехали, – заметил мистер Дигвид. – Яллоп поднял в доме переполох, ударив в колокол, когда смекнул, будто нас раскусил. Они вот-вот нас догонят.
– Так почему же мы медлим? – вскричал я.
Мистер Дигвид рассмеялся:
– Запрячь лошадь об эту пору – дело непростое. А если явятся на своих двоих, за нами им не угнаться. – Он кивнул на гроб, который, несмотря на свое увечье, ухитрился приподнять. – Но эту штуку я им оставлю. В жизни чужого не брал – и не собираюсь.
– Они тут! – закричал Джоуи.
Я оглянулся и увидел приближавшиеся к нам огни. Мистер Дигвид невозмутимо слез с повозки и бережно опустил гроб на землю.
– Дай-ка мне вон тот фонарь, – велел он Джоуи, который сначала передал его мне. Меня изумило, что фонарь мистер Дигвид поставил на крышку гроба. – Порядок, Джоуи! – крикнул он и вскочил на повозку, а Джоуи дернул за поводья. – Фонарь им укажет, где что, – пояснил он, – и капельку их подзадержит.
Порох – конь, как я отлично помнил, себе на уме – даже не шелохнулся. Я снова поглядел назад и увидел, что нас и преследователей разделяла всего какая-то сотня ярдов. В темноте, кроме Яллопа, вырисовывались еще две фигуры в ночных сорочках – наверняка это были Рукьярд и Скиллитер.
Мистер Дигвид перебрался мимо меня на переднее сиденье и отнял у сына поводья, тряхнул ими, цокнул языком – но ни малейшего результата это не возымело. Наши преследователи, уже наступавшие нам на пятки, видя нашу участь, принялись издавать торжествующие вопли. Заметив это, Порох испуганно навострил уши и немедля пустился рысью вперед. Я сидел, прижавшись спиной к своим спутникам, и описывал им происходящее. Рукьярд и Скиллитер продолжали погоню, а более корпулентный Яллоп задержался у гроба. К счастью, оба наши преследователя быстро выдохлись, начали неуклонно отставать и вскоре отказались от своего намерения.
Мистер Дигвид, обернувшись, расплылся в ехидной улыбке:
– Хотел бы я глянуть сейчас на физиономию Яллопа. Поломают же они голову над своей находкой – ох, поломают!
Лицо Джоуи впервые прояснилось, и он перевел взгляд с отца на меня.
– Догадываюсь, что, по ихнему разумению, мы везем, – продолжал мистер Дигвид. – Но если стража нас остановит, они того самого не найдут. Попозже-то Яллоп с приятелями сообразят, что к чему, когда увидят – вас и след простыл, а… – Он вдруг осекся и строго добавил: – Прошу простить, молодой господин, я к вам со всем почтением.
Я стиснул его руку и попытался найти слова благодарности. Мое лицо было, наверное, красноречивее слов, потому что мой спаситель тряхнул головой и сказал:
– Это все моя старушка затеяла, я тут, сэр, и ни при чем.
– Не знаю даже, с чего и начать, – вымолвил я с усилием.
– А ничего и не надо говорить, сэр. Это, по-моему, завсегда лучше.
– Но почему вы…
– Это пускай лучше вам она сама объяснит, сэр.
– Вот, возьмите это – она велела вам передать. – Джоуи взял лежавший с ним рядом просторный верхний сюртук и сунул его мне в руки – поношенный, но вполне годный.
Я с благодарностью в него закутался: ночь выдалась на редкость холодной. Одеваясь, я наткнулся на что-то, свисавшее с бока повозки: это была та самая хорошо мне знакомая просмоленная дерюга, которую совсем недавно трогал Яллоп.
– Но, мистер Дигвид, – начал я, – объясните мне, пожалуйста, каким образом эта повозка, принадлежащая человеку по имени Избистер с Парламент-стрит, Бетнал-Грин – человеку, род занятий которого, как мне известно… – Я умолк.
– Ах, вот как, вы его знаете? – удивленно воззрился на меня мистер Дигвид. – Странно, странно. Но жена вам все растолкует как надо. Я, если и возьмусь, только еще больше все запутаю, а у вас голова пойдет кругом.
Повозка с дребезжанием катила по темной дороге. По контрасту с окружающим мраком впереди начали проступать слабо мерцавшие огоньки: там, к югу от нас, простиралась столица. Тьма постепенно рассеивалась, затянутое серыми тучами небо неохотно светлело, но более радостного утра я еще никогда не встречал.
Мне доставляли удовольствие самые заурядные и ничем не примечательные виды. Огней в домах, мимо которых мы проезжали, зажигалось все больше, и я представлял себе, как их обитатели поднимаются с постели, умываются, одеваются, готовят завтрак и собираются либо на работу, либо в школу, либо к помойкам – искать еду.
В этот час дорогу заполнял транспорт, устремлявшийся к рынкам: нас то и дело обгоняли громыхавшие тележки и фургоны, которые направлялись в Ковент-Гарден или Спиталфилдз; все они были тяжело нагружены сельской провизией, а тянули их крупные ломовые лошади в шорах, с дребезжавшими колокольцами: эти упряжки вызывали у меня в памяти давнее бегство от Квиггов и повозку, сослужившую мне добрую службу. Рыночные торговки двигались в том же направлении по обочине, удерживая на головах громадные корзины с яйцами, домашней птицей и зеленью: их широкие размеренные шаги деревенских жительниц разительно отличались от торопливой, нервной походки горожанок.
Скотину погоняли к Смитфилду в сопровождении собак гуртовщики с длинными кнутами: однажды дорогу нам преградили коровы, которые разбрелись по проезжей части, словно затеяли бунт против своей судьбы, и мне припомнились неуклюжие животные, сгрудившиеся как-то на фермерской дорожке за нашей садовой калиткой в ту пору, когда я был еще ребенком.
Однажды позади нас возникла почтовая карета, и ее сторож подал нам сигнал освободить дорогу, с переливами протрубив в пронзительный рожок. И я в глупом порыве – будучи, наверное, не в себе от истощения и перевозбужденности – вскочил с места в нашей колыхавшейся с боку на бок колымаге и, пока мистер Дигвид и Джоуи удерживали меня за ноги, махал руками и выкрикивал приветствия. Карета величаво пронеслась мимо, но я успел разглядеть усталые лица пассажиров, сидевших снаружи: одни спали, Уронив головы на плечи соседей, другие смотрели на меня с хмурым безразличием, а я громко расхохотался оттого, что кто-то способен сохранять угрюмость на заре нового дня.
Все вокруг вызывало у меня интерес и восторг. И почему это вдруг обнаружилось, что по щекам у меня текут слезы – и лицо приходится прикрывать рукавом? Сначала мне подумалось, что слезы льются от радости – свобода свалилась на меня так неожиданно, но на самом деле это сказывалось горе утраты, которую я толком еще не успел осознать, и еще горше плакал я оттого, что не осознавал, насколько она велика.
Хоть я и пытался бодриться, мистер Дигвид заметил, что щеки у меня мокрые, и, растерянно приговаривая: «Ах ты, господи! Ах ты, господи!», вдруг стукнул себя по лбу:
– Да о чем только я думаю?
Порывшись у себя в сюртуке, он извлек из просторного кармана фляжку с горячим кофе и сверток с сэндвичами и стал настойчиво мне их предлагать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Едва ли не с облегчением я покорился неизбежному.
Однако тотчас же я почувствовал, что меня опрокидывают, и незнакомый голос завопил:
– Скорее сюда, мистер Яллоп, помогите! Мне за один конец не удержать.
– Какого дьявола ты полез раньше? – вознегодовал Яллоп. – Надо было меня обождать.
С руганью и кряхтением гроб подняли повыше, а затем слегка опустили – должно быть, на плечи двоих носильщиков. Несколько нетвердых шагов – и, как я догадался, наша процессия оказалась в коридоре.
Вдруг Яллоп свирепо приказал:
– А ну, опусти на пол, слышишь?
Меня охватил ужас: неужели обман раскрыт? Теперь, когда мне отчаянно хотелось, чтобы план удался?
– Надо снова запереть дверь – а то этот растреклятый малец удерет.
Дверь с гулом захлопнулась, ключ проскрежетал в замке.
И в эту минуту – совсем близко от меня – послышался шепот, чьи-то губы прижались, похоже, прямо к крышке гроба:
– Потерпите еще капельку, мастер Джонни!
Голос я узнал: это был тот самый мальчишка, который довел меня до дома в Излингтоне!
Гроб снова подняли на воздух и скоро, судя по всему, мы начали спускаться вниз по лестнице. Наконец тяжелую ношу с глухим стуком брякнули о землю, и я услышал лязг замысловатых запоров и засовов на входной двери. Под подошвами зашуршал гравий, а потом гроб втолкнули, как я понял, на задок телеги.
– Возьмите ваш шиллинг, – проговорил прерывистый от усталости голос.
– Вот так так, ну и ну! – тоже отдуваясь, воскликнул Яллоп. – Да это совсем не та повозка! Уинтерфлад и Кронк завсегда другую присылают.
Незнакомец прищелкнул языком:
– Порох, пошел!
Голова у меня начинала кружиться – и, хотя слово показалось мне знакомым, я никак не мог вспомнить, где его слышал.
– Что это за имечко? – закричал Яллоп.
– И такое сойдет! – откликнулся мальчишка, и повозка тронулась с места.
– Почему вы не Уинтерфлад и Кронк? – надрывался Яллоп. – Кто таков к черту этот Избистер?
Избистер! Ну, конечно! Его лошадь, его повозка! Итак, я все же угодил в зловещий капкан! Я пытался кричать и колотить в стенки гроба; задыхаясь, глотал остатки горячего воздуха, но с губ моих не слетало ни звука. Напряжение оказалось чрезмерным: в ушах зашумел нарастающий прилив; воды, казалось, сомкнулись у меня над головой, унося с собой сознание.
Не знаю, как долго мы находились в пути, прежде чем повозка остановилась. Над крышкой гроба загромыхали инструменты, ее – к несказанному моему облегчению – сняли, и сквозь ткань в мои ноздри проник поток свежего прохладного воздуха. Чья-то рука помогла мне сесть и сорвала с моей головы зловещую пелену.
Мои глаза, приноровившиеся к темноте, ослепил яркий свет. Я не сразу сообразил, что кто-то, сидя в повозке, держал фонарь перед собой, не давая мне себя разглядеть.
– Прикрой свет, Джоуи, и поберегись Яллопа! – произнес незнакомый голос.
Фонарь притушили, и взору моему предстало безобразно изуродованное лицо, чудовищней которого мне еще не приходилось видеть. Сплошь изрытое оспой и покрытое глубокими шрамами, оно было безжалостно смято и сплющено; нос выступал распухшим комком, рот искривлен так, что немногие из уцелевших зубов торчали наружу, а в довершение жуткого зрелища вместо одного глаза насмешливо зияла пустая кровавая впадина. У этой страхолюдной фигуры имелась, как я успел заметить, только одна рука: из второго рукава высовывался уродливый крючок. Я отшатнулся в испуге, не понимая, в чьи руки попал. Неужели я и в самом деле умер – и все, что вокруг меня происходит, лежит за гранью смерти?
Мой ужас, по-видимому, не ускользнул от внимания незнакомца, потому что он неожиданно мягким тоном произнес:
– Не тревожьтесь, молодой хозяин. На букет роз я не похож – но что ж поделаешь?
– Пришли в себя, мастер Джонни? – спросил мальчишка.
Я кивнул и огляделся вокруг, приложив ладонь ко лбу козырьком, чтобы защититься от бьющего в глаза света.
– Притуши фонарь, – сказал мой избавитель. – Караульным незачем нас видеть. Коли заметят нас, сразу заподозрят, что дело нечисто – верно, Джоуи? Одна повозка с лошадью чего стоят.
Глазок прикрыли, и свет от фонаря внезапно сузился до тонкого лучика. Теперь я мог убедиться, что мальчишка с фонарем в руке – именно тот, кто подошел ко мне возле дома дедушки.
– Джоуи Дигвид! – воскликнул я.
Он бросил на меня сконфуженный взгляд и проскользнул на сиденье возчика, ухватив поводья.
– Он самый, – подтвердил старший. – А я его отец, Джордж.
Пока я пытался докопаться до значения этих родственных связей, мистер Дигвид помог мне выбраться из гроба и освободиться наконец от савана. Затем, к моему удивлению – хотя я уже ничему не удивлялся, – ловко скатал ткань, сунул сверток обратно в домовину и заново прибил крышку парой гвоздей.
Я тем временем озирался по сторонам: повозка катилась по краю широкой немощеной дороги, вокруг было пусто и темно. Дома тонули во мраке: лишь изредка кое-где в окне мерцала свеча в доме тех, кто привык вставать спозаранку.
– Мы и на полсотню ярдов не отъехали, – заметил мистер Дигвид. – Яллоп поднял в доме переполох, ударив в колокол, когда смекнул, будто нас раскусил. Они вот-вот нас догонят.
– Так почему же мы медлим? – вскричал я.
Мистер Дигвид рассмеялся:
– Запрячь лошадь об эту пору – дело непростое. А если явятся на своих двоих, за нами им не угнаться. – Он кивнул на гроб, который, несмотря на свое увечье, ухитрился приподнять. – Но эту штуку я им оставлю. В жизни чужого не брал – и не собираюсь.
– Они тут! – закричал Джоуи.
Я оглянулся и увидел приближавшиеся к нам огни. Мистер Дигвид невозмутимо слез с повозки и бережно опустил гроб на землю.
– Дай-ка мне вон тот фонарь, – велел он Джоуи, который сначала передал его мне. Меня изумило, что фонарь мистер Дигвид поставил на крышку гроба. – Порядок, Джоуи! – крикнул он и вскочил на повозку, а Джоуи дернул за поводья. – Фонарь им укажет, где что, – пояснил он, – и капельку их подзадержит.
Порох – конь, как я отлично помнил, себе на уме – даже не шелохнулся. Я снова поглядел назад и увидел, что нас и преследователей разделяла всего какая-то сотня ярдов. В темноте, кроме Яллопа, вырисовывались еще две фигуры в ночных сорочках – наверняка это были Рукьярд и Скиллитер.
Мистер Дигвид перебрался мимо меня на переднее сиденье и отнял у сына поводья, тряхнул ими, цокнул языком – но ни малейшего результата это не возымело. Наши преследователи, уже наступавшие нам на пятки, видя нашу участь, принялись издавать торжествующие вопли. Заметив это, Порох испуганно навострил уши и немедля пустился рысью вперед. Я сидел, прижавшись спиной к своим спутникам, и описывал им происходящее. Рукьярд и Скиллитер продолжали погоню, а более корпулентный Яллоп задержался у гроба. К счастью, оба наши преследователя быстро выдохлись, начали неуклонно отставать и вскоре отказались от своего намерения.
Мистер Дигвид, обернувшись, расплылся в ехидной улыбке:
– Хотел бы я глянуть сейчас на физиономию Яллопа. Поломают же они голову над своей находкой – ох, поломают!
Лицо Джоуи впервые прояснилось, и он перевел взгляд с отца на меня.
– Догадываюсь, что, по ихнему разумению, мы везем, – продолжал мистер Дигвид. – Но если стража нас остановит, они того самого не найдут. Попозже-то Яллоп с приятелями сообразят, что к чему, когда увидят – вас и след простыл, а… – Он вдруг осекся и строго добавил: – Прошу простить, молодой господин, я к вам со всем почтением.
Я стиснул его руку и попытался найти слова благодарности. Мое лицо было, наверное, красноречивее слов, потому что мой спаситель тряхнул головой и сказал:
– Это все моя старушка затеяла, я тут, сэр, и ни при чем.
– Не знаю даже, с чего и начать, – вымолвил я с усилием.
– А ничего и не надо говорить, сэр. Это, по-моему, завсегда лучше.
– Но почему вы…
– Это пускай лучше вам она сама объяснит, сэр.
– Вот, возьмите это – она велела вам передать. – Джоуи взял лежавший с ним рядом просторный верхний сюртук и сунул его мне в руки – поношенный, но вполне годный.
Я с благодарностью в него закутался: ночь выдалась на редкость холодной. Одеваясь, я наткнулся на что-то, свисавшее с бока повозки: это была та самая хорошо мне знакомая просмоленная дерюга, которую совсем недавно трогал Яллоп.
– Но, мистер Дигвид, – начал я, – объясните мне, пожалуйста, каким образом эта повозка, принадлежащая человеку по имени Избистер с Парламент-стрит, Бетнал-Грин – человеку, род занятий которого, как мне известно… – Я умолк.
– Ах, вот как, вы его знаете? – удивленно воззрился на меня мистер Дигвид. – Странно, странно. Но жена вам все растолкует как надо. Я, если и возьмусь, только еще больше все запутаю, а у вас голова пойдет кругом.
Повозка с дребезжанием катила по темной дороге. По контрасту с окружающим мраком впереди начали проступать слабо мерцавшие огоньки: там, к югу от нас, простиралась столица. Тьма постепенно рассеивалась, затянутое серыми тучами небо неохотно светлело, но более радостного утра я еще никогда не встречал.
Мне доставляли удовольствие самые заурядные и ничем не примечательные виды. Огней в домах, мимо которых мы проезжали, зажигалось все больше, и я представлял себе, как их обитатели поднимаются с постели, умываются, одеваются, готовят завтрак и собираются либо на работу, либо в школу, либо к помойкам – искать еду.
В этот час дорогу заполнял транспорт, устремлявшийся к рынкам: нас то и дело обгоняли громыхавшие тележки и фургоны, которые направлялись в Ковент-Гарден или Спиталфилдз; все они были тяжело нагружены сельской провизией, а тянули их крупные ломовые лошади в шорах, с дребезжавшими колокольцами: эти упряжки вызывали у меня в памяти давнее бегство от Квиггов и повозку, сослужившую мне добрую службу. Рыночные торговки двигались в том же направлении по обочине, удерживая на головах громадные корзины с яйцами, домашней птицей и зеленью: их широкие размеренные шаги деревенских жительниц разительно отличались от торопливой, нервной походки горожанок.
Скотину погоняли к Смитфилду в сопровождении собак гуртовщики с длинными кнутами: однажды дорогу нам преградили коровы, которые разбрелись по проезжей части, словно затеяли бунт против своей судьбы, и мне припомнились неуклюжие животные, сгрудившиеся как-то на фермерской дорожке за нашей садовой калиткой в ту пору, когда я был еще ребенком.
Однажды позади нас возникла почтовая карета, и ее сторож подал нам сигнал освободить дорогу, с переливами протрубив в пронзительный рожок. И я в глупом порыве – будучи, наверное, не в себе от истощения и перевозбужденности – вскочил с места в нашей колыхавшейся с боку на бок колымаге и, пока мистер Дигвид и Джоуи удерживали меня за ноги, махал руками и выкрикивал приветствия. Карета величаво пронеслась мимо, но я успел разглядеть усталые лица пассажиров, сидевших снаружи: одни спали, Уронив головы на плечи соседей, другие смотрели на меня с хмурым безразличием, а я громко расхохотался оттого, что кто-то способен сохранять угрюмость на заре нового дня.
Все вокруг вызывало у меня интерес и восторг. И почему это вдруг обнаружилось, что по щекам у меня текут слезы – и лицо приходится прикрывать рукавом? Сначала мне подумалось, что слезы льются от радости – свобода свалилась на меня так неожиданно, но на самом деле это сказывалось горе утраты, которую я толком еще не успел осознать, и еще горше плакал я оттого, что не осознавал, насколько она велика.
Хоть я и пытался бодриться, мистер Дигвид заметил, что щеки у меня мокрые, и, растерянно приговаривая: «Ах ты, господи! Ах ты, господи!», вдруг стукнул себя по лбу:
– Да о чем только я думаю?
Порывшись у себя в сюртуке, он извлек из просторного кармана фляжку с горячим кофе и сверток с сэндвичами и стал настойчиво мне их предлагать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102