Одним словом, это был квинканкс, помноженный на себя самое, квинканкс из квинканксов, вырезанный, казалось, на огромной цельной плите белого мрамора.
Каминная полка находилась так высоко, что нам пришлось принести от окна две скамеечки для ног и встать на них, чтобы хорошенько все рассмотреть. Теперь мистер Дигвид тщательно обследовал фриз, водя рукой по холодной гладкой поверхности. Через минуту он указал мне на то, что мраморная доска, принятая мной за цельную, на самом деле набрана из плотно пригнанных друг к другу плиток.
– Более того, – прошептал он, указывая пальцем на часть фриза непосредственно над геральдической фигурой, – бьюсь об заклад, вот эта вот плитка выдвигается, поскольку здесь щелка в месте стыка поширше прочих.
Я присмотрелся и увидел на мраморной поверхности волосяную щель, которую сам наверняка не заметил бы своим менее искушенным глазом.
– Но какой механизм приводит ее в движение? – спросил я. – Каким образом она выдвигается и задвигается?
Мистер Дигвид нахмурился и вновь погрузился в свои исследования, продолжавшиеся, казалось, целую вечность. Сначала он медленно провел пальцами по мрамору, уделив особое внимание стыкам плиток и рельефным розам, а потом, к моему удивлению, прикоснулся к одному из цветков губами, словно суеверный богопочитатель к раке.
Внезапно он повернулся ко мне и охрипшим от возбуждения голосом прошептал:
– Сердцевинки цветков не каменные. Они не такие холодные. Попробуйте сами.
Я подался вперед и дотронулся губами сначала до мрамора, а потом до срединного элемента одной из четырехлепестковых роз. Действительно, они оба были холодные, но мрамор через пару секунд нагрелся, а сердцевинка цветка – нет.
Я удивленно взглянул на мистера Дигвида.
– И что это означает?
– Пупочки посередке цветков не мраморные. Они железные. – Он выжидательно смотрел на меня, словно проверяя, понял ли я смысл сказанного.
Я недоуменно таращился на него.
– Послушайте, – он приставил палец к срединному элементу одной из роз, – бьюсь об заклад, это головка железного болта.
Он осторожно подцепил ножом сердцевинку одного цветка и столь же осторожно отжал. Мой товарищ оказался прав в своем предположении, ибо она тотчас начала выдвигаться – и оказалась на поверку длинным железным болтом, с выкрашенной белой краской, под цвет мрамора, головкой. Болт вышел из плитки дюйма на четыре, а потом остановился, словно наткнувшись на непреодолимое препятствие.
Теперь я понял, что мистер Дигвид имел в виду: в рельефном геральдическом изображении скрывался ряд болтов, которые, подобно внутренним деталям замка, образовывали механизм, прочно державший на месте мраморную плитку, за которой и находился тайник.
– По-вашему, – прошептал я, – нам нужно лишь вытащить все болты, и тогда плитка опустится?
Он казался озадаченным.
– Думаю, да. Только больно это просто.
– Попробуйте вытянуть еще один, – предложил я.
Мистер Дигвид так и сделал, ровно с тем же результатом, и перешел к следующему. Через минуту мы вытащили все пять болтов в цветках верхнего ряда. Когда я, очень медленно и осторожно, вытягивал последний, мистер Дигвид прижал ладонь к плитке, чтобы придержать, коли она начнет падать, – ибо мы ожидали, что она опустится на несколько дюймов, открывая доступ в тайник. Однако она не сдвинулась с места.
– Должно быть, их все нужно вытащить, – предположил мистер Дигвид, явно озадаченный не меньше моего.
Через несколько минут мы вытянули из мрамора все оставшиеся двадцать болтов, за исключением одного в нижнем ряду цветков. Но когда мы с великой осторожностью вытащили последний болт, снова придерживая плитку на всякий случай, не произошло ровным счетом ничего.
Я в отчаянии посмотрел на своего товарища. Он уставился на рельефный узор и надолго задумался, подперев кулаком подбородок.
– Кажется, я понял, – наконец промолвил он. – Это своего рода замок, и у нас нет ключа к нему.
– Ключа? – повторил я. – Но где же тут замочная скважина?
– Тш-ш-ш, – вдруг прошипел он.
Мы застыли на месте.
– Мне померещился шум за дверью, – продолжал мистер Дигвид. – Нет, речь идет не о настоящем ключе. Ключ у вас в голове, ибо он представляет собой так называемую «комбинацию». То есть вы не можете просто вытащить все болты и ожидать, что плитка опустится, поскольку болты сделаны на манер деталей замкового механизма, а значит, вам нужно знать, какие именно болты вытаскивать – в точности, как ключ должен подходить к замку.
– Ясно, – сказал я. – Значит, нам надо попробовать разные комбинации?
– Нет, это бесполезно. Так мы не откроем тайник, даже если проторчим здесь всю ночь и еще много дней и недель кряду. Таких комбинаций тысячи. Методом тыка правильную не подобрать, надо знать принцип.
Я понял, что он прав, и для меня это был тяжелый удар. Представлялось очевидным, что у нас нет возможности взломать тайник, ибо тяжелая плита прочно сидела на месте и нам пришлось бы производить слишком много шума и работать слишком долго, чтобы надеяться остаться незамеченными.
Я резко подался вперед, едва не свалившись со скамеечки, и в ярости двинул кулаком по мрамору. Удар пришелся по одному из чертовых цветков, и я разбил в кровь костяшки пальцев. Я вспомнил, как колотил кулаками в дверь старого дома на Чаринг-Кросс в первый раз, когда мистер Эскрит отказался открыть мне. Тогда чеырехлепестковая роза на дверном молотке, казалось, издевательски ухмылялась мне, и я вспомнил такое же насмешливое безразличие холодных мраморных цветков на надгробных памятниках, мемориальных досках и старых расписанных окнах в мелторпской церкви, завораживавших меня в детстве. Жгучие слезы подступили к моим глазам при мысли, что, хотя мне удалось проникнуть в sanctum sanctorium дома Момпессонов, я столкнулся все с тем же жестоким равнодушием, каким дышало некогда увиденное мной изображение герба на дверце экипажа сэра Персевала, столь сильно встревожившее мою мать много лет назад.
Это воспоминание, однако, заставило меня осознать одну разницу: в геральдических фигурах, знакомых мне с малых лет, четырехлепестковые розы были разного цвета – у Момпессонов одного, у Хаффамов другого. В памяти моей всплыли поблекшие от времени красные цветки, изображенные на древнем восточном окне мелторпской церкви, и черно-белые на дверце желтого фаэтона. Однако здесь вся композиция из двадцати пяти четырехлепестковых роз была белой.
Я уже собирался сообщить об этом своему товарищу и спросить, как он полагает, имеет ли данное обстоятельство значение, но в этот самый момент с улицы донесся крик совы: опасность в доме!
Мистер Дигвид мгновенно рванулся к двери.
– Болты! – прошипел я. – Нужно поставить их на место! С искаженным от ужаса лицом он вернулся помочь мне, и мы торопливо затолкали болты обратно. Потом мы оба бросились к двери – хотя по-прежнему ступая по возможности тихо, – но едва лишь приблизились к ней, как дверная ручка медленно повернулась. Охваченные паникой, мы переглянулись.
– Окно, – прошептал я.
Мы подбежали к окну, уже не особо стараясь соблюдать осторожность, и мистер Дигвид отдернул портьеры, распахнул ставни и рывком поднял оконную раму. Рассвет только занимался, и тьма на улице еще не рассеялась. Я подхватил с пола веревку и отдал товарищу, а он высунулся из окна и спустил ее вниз. В любой момент парадная дверь под нами могла открыться изнутри – и тогда путь к бегству отрезан.
В этот момент мы услышали частый топот на лестнице, и кто-то снова резко покрутил дверную ручку. Раздались громкие мужские крики, потом тяжелые удары плечом в дверь. Мистер Дигвид уже выбрался из окна и, встав ногами на карниз над окном цокольного этажа и одной рукой крепко держась за веревку, другой рукой пытался дотянуться до водосточной трубы. Тут сверху до меня донесся шум поднимаемой оконной рамы. Я посмотрел наверх и на фоне темно-серого неба увидел некий длинный цилиндрический предмет, высунувшийся из окна прямо надо мной. Я с ужасом понял, что это ружейный ствол. Я глянул вниз: мистер Дигвид, всецело сосредоточенный на своих усилиях, явно ничего не заметил. Когда я снова перевел взгляд наверх, ружье внезапно исчезло, словно выхваченное кем-то у целившегося.
С замирающим сердцем я перелез через подоконник, в свою очередь схватившись за веревку. В этот момент мистер Дигвид оттолкнулся ногами от карниза с намерением уцепиться за водосточную трубу. Я поднял глаза и увидел, что ружейный ствол снова высунулся наружу. Внезапно он дернулся вверх и в сторону и в тот же миг грохнул выстрел. Мистер Дигвид пошатнулся, словно пораженный пулей – хотя я точно видел, что ружье было направлено не на него, когда выстрелило, – и потому промахнулся мимо трубы. Веревка выскользнула у него из руки, он потерял равновесие и сорвался с карниза.
Словно в кошмарном сне, я смотрел, как он медленно падает, отчаянно и тщетно царапая пальцами кирпичную стену, прямо на острые колья палисадника, ждущие внизу. Я зажмурился и мгновение спустя открыл глаза, чтобы увидеть, как он тяжело рушится на ужасные пики. Я заметил фигуру, бегущую к нему через улицу.
Теперь мне нужно было подумать о своем собственном положении, и я понял, что мне ничего не остается, как последовать за мистером Дигвидом в надежде успеть скрыться, покуда ружье перезаряжают. Я сжал веревку изо всей силы и всем телом качнулся к водосточной трубе.
Я промахнулся, но умудрился вернуться в исходную позицию, поскольку продолжал держаться за веревку. Я повторил попытку и на сей раз сумел ухватиться за трубу и мгновенно отпустить веревку. Цепляясь за трубу, я спустился по рустованной стене цокольного этажа. Преследуемый навязчивой мыслью, что ружье направлено на меня, я противно всякому здравому смыслу посмотрел наверх и увидел голову, высунувшуюся из окна, откуда стреляли. В полумраке я разглядел лицо человека достаточно хорошо, чтобы признать в нем мужчину лет тридцати пяти с чертами, выражавшими крайнюю степень возбуждения. Казалось, он спорил с кем-то, мне невидимым, но когда я посмотрел наверх, он уставился мне прямо в лицо. Я моментально сообразил, что, если я так хорошо вижу его, он равно хорошо видит меня.
Я спрыгнул на землю и бросился к Джоуи, который пытался помочь отцу. Мистер Дигвид упал между палисадником и стеной дома, напоровшись боком на один из острых кольев, и застрял между ними.
– Помогите мне поднять его! – крикнул Джоуи.
– Может, лучше не стоит? Он может умереть, если пошевелить его, – прокричал я, от ужаса забыв о всякой осторожности.
– Если мы бросим его, тогда он точно покойник. Его вздернут в Ньюгейте, коли выходят!
Я признал такой довод убедительным и понял, что решение здесь остается за Джоуи. Мы начали со всей возможной осторожностью снимать мистера Дигвида с кола, проткнувшего бок.
Он по-прежнему находился в сознании и жутко кривился от боли, но не издал ни звука, только один раз выдохнул: «Молодцы».
Мы стояли на переднем крыльце, и даже тогда странность ситуации поразила меня. Я ожидал, что парадная дверь перед нами вот-вот распахнется, и нас схватят. Когда мы подняли мистера Дигвида, стало ясно, что жуткая пика вошла в тело не очень глубоко, однако он был серьезно ранен, ибо кровь хлестала ручьем. Я решил, что пуля все-таки попала в него, несмотря на мою уверенность в обратном.
Мы сняли мистера Дигвида с палисадника, и все же из дома никто так и не появился. Мне пришло в голову, что слуги не могут открыть дверь, поскольку у них нет ключа. Коли так, всего через несколько минут они разыщут человека, у которого ключ, или же выбегут через заднюю дверь в проулок за конюшнями и появятся из-за угла улицы. Я боялся также, что шум разбудит караульных или даже жители соседних домов вмешаются в дело и посодействуют нашей поимке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Каминная полка находилась так высоко, что нам пришлось принести от окна две скамеечки для ног и встать на них, чтобы хорошенько все рассмотреть. Теперь мистер Дигвид тщательно обследовал фриз, водя рукой по холодной гладкой поверхности. Через минуту он указал мне на то, что мраморная доска, принятая мной за цельную, на самом деле набрана из плотно пригнанных друг к другу плиток.
– Более того, – прошептал он, указывая пальцем на часть фриза непосредственно над геральдической фигурой, – бьюсь об заклад, вот эта вот плитка выдвигается, поскольку здесь щелка в месте стыка поширше прочих.
Я присмотрелся и увидел на мраморной поверхности волосяную щель, которую сам наверняка не заметил бы своим менее искушенным глазом.
– Но какой механизм приводит ее в движение? – спросил я. – Каким образом она выдвигается и задвигается?
Мистер Дигвид нахмурился и вновь погрузился в свои исследования, продолжавшиеся, казалось, целую вечность. Сначала он медленно провел пальцами по мрамору, уделив особое внимание стыкам плиток и рельефным розам, а потом, к моему удивлению, прикоснулся к одному из цветков губами, словно суеверный богопочитатель к раке.
Внезапно он повернулся ко мне и охрипшим от возбуждения голосом прошептал:
– Сердцевинки цветков не каменные. Они не такие холодные. Попробуйте сами.
Я подался вперед и дотронулся губами сначала до мрамора, а потом до срединного элемента одной из четырехлепестковых роз. Действительно, они оба были холодные, но мрамор через пару секунд нагрелся, а сердцевинка цветка – нет.
Я удивленно взглянул на мистера Дигвида.
– И что это означает?
– Пупочки посередке цветков не мраморные. Они железные. – Он выжидательно смотрел на меня, словно проверяя, понял ли я смысл сказанного.
Я недоуменно таращился на него.
– Послушайте, – он приставил палец к срединному элементу одной из роз, – бьюсь об заклад, это головка железного болта.
Он осторожно подцепил ножом сердцевинку одного цветка и столь же осторожно отжал. Мой товарищ оказался прав в своем предположении, ибо она тотчас начала выдвигаться – и оказалась на поверку длинным железным болтом, с выкрашенной белой краской, под цвет мрамора, головкой. Болт вышел из плитки дюйма на четыре, а потом остановился, словно наткнувшись на непреодолимое препятствие.
Теперь я понял, что мистер Дигвид имел в виду: в рельефном геральдическом изображении скрывался ряд болтов, которые, подобно внутренним деталям замка, образовывали механизм, прочно державший на месте мраморную плитку, за которой и находился тайник.
– По-вашему, – прошептал я, – нам нужно лишь вытащить все болты, и тогда плитка опустится?
Он казался озадаченным.
– Думаю, да. Только больно это просто.
– Попробуйте вытянуть еще один, – предложил я.
Мистер Дигвид так и сделал, ровно с тем же результатом, и перешел к следующему. Через минуту мы вытащили все пять болтов в цветках верхнего ряда. Когда я, очень медленно и осторожно, вытягивал последний, мистер Дигвид прижал ладонь к плитке, чтобы придержать, коли она начнет падать, – ибо мы ожидали, что она опустится на несколько дюймов, открывая доступ в тайник. Однако она не сдвинулась с места.
– Должно быть, их все нужно вытащить, – предположил мистер Дигвид, явно озадаченный не меньше моего.
Через несколько минут мы вытянули из мрамора все оставшиеся двадцать болтов, за исключением одного в нижнем ряду цветков. Но когда мы с великой осторожностью вытащили последний болт, снова придерживая плитку на всякий случай, не произошло ровным счетом ничего.
Я в отчаянии посмотрел на своего товарища. Он уставился на рельефный узор и надолго задумался, подперев кулаком подбородок.
– Кажется, я понял, – наконец промолвил он. – Это своего рода замок, и у нас нет ключа к нему.
– Ключа? – повторил я. – Но где же тут замочная скважина?
– Тш-ш-ш, – вдруг прошипел он.
Мы застыли на месте.
– Мне померещился шум за дверью, – продолжал мистер Дигвид. – Нет, речь идет не о настоящем ключе. Ключ у вас в голове, ибо он представляет собой так называемую «комбинацию». То есть вы не можете просто вытащить все болты и ожидать, что плитка опустится, поскольку болты сделаны на манер деталей замкового механизма, а значит, вам нужно знать, какие именно болты вытаскивать – в точности, как ключ должен подходить к замку.
– Ясно, – сказал я. – Значит, нам надо попробовать разные комбинации?
– Нет, это бесполезно. Так мы не откроем тайник, даже если проторчим здесь всю ночь и еще много дней и недель кряду. Таких комбинаций тысячи. Методом тыка правильную не подобрать, надо знать принцип.
Я понял, что он прав, и для меня это был тяжелый удар. Представлялось очевидным, что у нас нет возможности взломать тайник, ибо тяжелая плита прочно сидела на месте и нам пришлось бы производить слишком много шума и работать слишком долго, чтобы надеяться остаться незамеченными.
Я резко подался вперед, едва не свалившись со скамеечки, и в ярости двинул кулаком по мрамору. Удар пришелся по одному из чертовых цветков, и я разбил в кровь костяшки пальцев. Я вспомнил, как колотил кулаками в дверь старого дома на Чаринг-Кросс в первый раз, когда мистер Эскрит отказался открыть мне. Тогда чеырехлепестковая роза на дверном молотке, казалось, издевательски ухмылялась мне, и я вспомнил такое же насмешливое безразличие холодных мраморных цветков на надгробных памятниках, мемориальных досках и старых расписанных окнах в мелторпской церкви, завораживавших меня в детстве. Жгучие слезы подступили к моим глазам при мысли, что, хотя мне удалось проникнуть в sanctum sanctorium дома Момпессонов, я столкнулся все с тем же жестоким равнодушием, каким дышало некогда увиденное мной изображение герба на дверце экипажа сэра Персевала, столь сильно встревожившее мою мать много лет назад.
Это воспоминание, однако, заставило меня осознать одну разницу: в геральдических фигурах, знакомых мне с малых лет, четырехлепестковые розы были разного цвета – у Момпессонов одного, у Хаффамов другого. В памяти моей всплыли поблекшие от времени красные цветки, изображенные на древнем восточном окне мелторпской церкви, и черно-белые на дверце желтого фаэтона. Однако здесь вся композиция из двадцати пяти четырехлепестковых роз была белой.
Я уже собирался сообщить об этом своему товарищу и спросить, как он полагает, имеет ли данное обстоятельство значение, но в этот самый момент с улицы донесся крик совы: опасность в доме!
Мистер Дигвид мгновенно рванулся к двери.
– Болты! – прошипел я. – Нужно поставить их на место! С искаженным от ужаса лицом он вернулся помочь мне, и мы торопливо затолкали болты обратно. Потом мы оба бросились к двери – хотя по-прежнему ступая по возможности тихо, – но едва лишь приблизились к ней, как дверная ручка медленно повернулась. Охваченные паникой, мы переглянулись.
– Окно, – прошептал я.
Мы подбежали к окну, уже не особо стараясь соблюдать осторожность, и мистер Дигвид отдернул портьеры, распахнул ставни и рывком поднял оконную раму. Рассвет только занимался, и тьма на улице еще не рассеялась. Я подхватил с пола веревку и отдал товарищу, а он высунулся из окна и спустил ее вниз. В любой момент парадная дверь под нами могла открыться изнутри – и тогда путь к бегству отрезан.
В этот момент мы услышали частый топот на лестнице, и кто-то снова резко покрутил дверную ручку. Раздались громкие мужские крики, потом тяжелые удары плечом в дверь. Мистер Дигвид уже выбрался из окна и, встав ногами на карниз над окном цокольного этажа и одной рукой крепко держась за веревку, другой рукой пытался дотянуться до водосточной трубы. Тут сверху до меня донесся шум поднимаемой оконной рамы. Я посмотрел наверх и на фоне темно-серого неба увидел некий длинный цилиндрический предмет, высунувшийся из окна прямо надо мной. Я с ужасом понял, что это ружейный ствол. Я глянул вниз: мистер Дигвид, всецело сосредоточенный на своих усилиях, явно ничего не заметил. Когда я снова перевел взгляд наверх, ружье внезапно исчезло, словно выхваченное кем-то у целившегося.
С замирающим сердцем я перелез через подоконник, в свою очередь схватившись за веревку. В этот момент мистер Дигвид оттолкнулся ногами от карниза с намерением уцепиться за водосточную трубу. Я поднял глаза и увидел, что ружейный ствол снова высунулся наружу. Внезапно он дернулся вверх и в сторону и в тот же миг грохнул выстрел. Мистер Дигвид пошатнулся, словно пораженный пулей – хотя я точно видел, что ружье было направлено не на него, когда выстрелило, – и потому промахнулся мимо трубы. Веревка выскользнула у него из руки, он потерял равновесие и сорвался с карниза.
Словно в кошмарном сне, я смотрел, как он медленно падает, отчаянно и тщетно царапая пальцами кирпичную стену, прямо на острые колья палисадника, ждущие внизу. Я зажмурился и мгновение спустя открыл глаза, чтобы увидеть, как он тяжело рушится на ужасные пики. Я заметил фигуру, бегущую к нему через улицу.
Теперь мне нужно было подумать о своем собственном положении, и я понял, что мне ничего не остается, как последовать за мистером Дигвидом в надежде успеть скрыться, покуда ружье перезаряжают. Я сжал веревку изо всей силы и всем телом качнулся к водосточной трубе.
Я промахнулся, но умудрился вернуться в исходную позицию, поскольку продолжал держаться за веревку. Я повторил попытку и на сей раз сумел ухватиться за трубу и мгновенно отпустить веревку. Цепляясь за трубу, я спустился по рустованной стене цокольного этажа. Преследуемый навязчивой мыслью, что ружье направлено на меня, я противно всякому здравому смыслу посмотрел наверх и увидел голову, высунувшуюся из окна, откуда стреляли. В полумраке я разглядел лицо человека достаточно хорошо, чтобы признать в нем мужчину лет тридцати пяти с чертами, выражавшими крайнюю степень возбуждения. Казалось, он спорил с кем-то, мне невидимым, но когда я посмотрел наверх, он уставился мне прямо в лицо. Я моментально сообразил, что, если я так хорошо вижу его, он равно хорошо видит меня.
Я спрыгнул на землю и бросился к Джоуи, который пытался помочь отцу. Мистер Дигвид упал между палисадником и стеной дома, напоровшись боком на один из острых кольев, и застрял между ними.
– Помогите мне поднять его! – крикнул Джоуи.
– Может, лучше не стоит? Он может умереть, если пошевелить его, – прокричал я, от ужаса забыв о всякой осторожности.
– Если мы бросим его, тогда он точно покойник. Его вздернут в Ньюгейте, коли выходят!
Я признал такой довод убедительным и понял, что решение здесь остается за Джоуи. Мы начали со всей возможной осторожностью снимать мистера Дигвида с кола, проткнувшего бок.
Он по-прежнему находился в сознании и жутко кривился от боли, но не издал ни звука, только один раз выдохнул: «Молодцы».
Мы стояли на переднем крыльце, и даже тогда странность ситуации поразила меня. Я ожидал, что парадная дверь перед нами вот-вот распахнется, и нас схватят. Когда мы подняли мистера Дигвида, стало ясно, что жуткая пика вошла в тело не очень глубоко, однако он был серьезно ранен, ибо кровь хлестала ручьем. Я решил, что пуля все-таки попала в него, несмотря на мою уверенность в обратном.
Мы сняли мистера Дигвида с палисадника, и все же из дома никто так и не появился. Мне пришло в голову, что слуги не могут открыть дверь, поскольку у них нет ключа. Коли так, всего через несколько минут они разыщут человека, у которого ключ, или же выбегут через заднюю дверь в проулок за конюшнями и появятся из-за угла улицы. Я боялся также, что шум разбудит караульных или даже жители соседних домов вмешаются в дело и посодействуют нашей поимке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102