Скоро, помимо холода и крайней усталости, меня начал мучить голод. Я понятия не имел, как долго мы тут пробыли – несколько часов или целую ночь, но припасов мы с собой не взяли, и я догадывался почему: от одной мысли о еде к горлу подступала тошнота.
Мистер Дигвид, очевидно, догадался о том, что у меня на уме, и сказал:
– До прилива еще далеко, но я вижу, вы притомились, и потому сейчас пойдем наружу.
Я был рад это услышать, и мы повернули обратно, пробираясь к туннелям, расположенным выше. Но внезапно, не успели мы вступить в какой-то новый проход, пламя в наших фонарях сникло и задрожало, словно от нехватки воздуха.
Мистер Дигвид, шедший впереди, оборотился и спокойно заметил:
– Газ. Придется возвращаться.
Я глядел на него в отчаянии: мне тотчас же вспомнилось все, что я слышал и читал об угольных шахтах.
– Взорвемся?
– Нет, это просто удушливый газ. Но если кто его не почует – может задохнуться.
Меня охватила слепая паника. Погибнуть в этой тьме! Умереть от удушья! И тело твое захлестнут эти гнусные воды!
– Газ иногда настигает врасплох. Вдохнешь его – и тебе конец.
– А как этого избежать?
– Быть начеку, и все тут.
Мы продолжали свой путь по главному туннелю, где уже были раньше, но вскоре пламя в наших фонарях вновь стало опадать и сникло почти совсем.
Мистер Дигвид остановился:
– Придется вернуться. Следите, чтобы фонарь не погас, а то зажечь его будет непросто.
На обратном пути мне живо представилось, насколько ужасно было бы оказаться здесь без света. Я бы ни за что не смог выбраться отсюда на свет божий, а сумел бы найти выход из этого лабиринта человек опытный, вроде моего спутника? По спине у меня пробежала дрожь, когда я представил себе, как на ощупь пробираюсь по скользкому краю канавы, наполненной водой.
Пламя в наших фонарях не однажды готово было вот-вот угаснуть, когда мы, к немалому моему удивлению, вновь направились на самый нижний уровень, но попали туда, избежав дальнейшей опасности. Теперь мы двигались вдоль широкого рва, понемногу уводившего вниз, и я начал тревожиться, не углубляемся ли мы все дальше в систему стоков. Однако по мере увеличения числа прилегавших туннелей скважина нашего делалась все обширнее, пока не достигла высоты двойного человеческого роста. Еще немного – и непроницаемая тьма впереди едва заметно посветлела, а потом превратилась наконец в круг слабого света.
Мы оказались возле устья одного из главных стоков, где канализационные воды вливались в реку. В те времена многие решетки, поставленные с целью оградить туннели от посторонних, настолько проржавели, что ни малейшего препятствия собой не представляли. Из-за отсутствия существующих ныне затворов мы без труда спустились по кирпичной кладке на илистую береговую полосу, к которой подступал прилив, а потом выбрались наружу в конце Нортумберленд-стрит – в близком, что не могло не показаться мне странным, соседстве от дома моего дедушки.
Странно было очутиться на поверхности земли – в совершенно другой части столицы – и увидеть залитый бледным светом край неба. Когда мы дошагали до дома и совершили положенный ритуал – избавились от своего облачения и отмылись под насосом во дворе, – я едва мог пошевелить языком от усталости и потому не задал ни одного из множества вопросов, вертевшихся у меня в голове.
Миссис Дигвид встретила меня с тревожной улыбкой:
– Ну и как?
Вместо ответа я сумел только кивнуть и выдавить на губах некое подобие улыбки.
– Молодцом, – отметил мистер Дигвид.
Гордый этим посвящением в профессионалы, я поднялся наверх и улегся рядом со спящим Джоуи. Через мгновение меня сморил глубокий сон.
Наутро, за поздним завтраком, мне удалось разговорить мистера Дигвида, и он, с небывалой для него словоохотливостью, поведал мне о своем занятии.
– Многим невдомек, – с подъемом рассуждал он, – что основные стоки тянутся на добрые две сотни миль и выпусков в реку тоже почти две сотни. И есть еще пятнадцать сотен миль туннелей окружных и частных, куда можно забраться. Хотя в иных – два фута высотой – и повернуться негде.
– А как быть с запахом? – спросил я.
– Его почти и не чуешь. Кое-кто даже считает его полезным; говорят, будто тошеры по сто лет живут. Есть, конечно, и малоприятное, вроде кровяных стоков под Ньюмаркетом или Смитфилдом. Это, правда, получше, чем сахарные заводы – сахар спускают туда паром. – Он поморщился. – И еще надо остерегаться мыльных фабрик. И всяко подальше держаться от свинцовых заводов.
Узнал я и о других опасностях: могло обрушиться перекрытие (именно от этого и пострадал Джоуи); бывало, что проваливался пол (если один туннель сооружался под другим); из-за сильного ливня неожиданно поднимался уровень воды.
– А тут еще и прилив, – добавил мистер Дигвид. – Всегда может застать врасплох. В двадцати футах от берега все заливает.
Я твердо решил не отступать. И на следующий день – вернее, на следующую ночь – мы с мистером Дигвидом отправились в поход снова. Так продолжалось все три недели, пока Джоуи выздоравливал, а я неизменно сопровождал его отца в подземных экспедициях.
С приобретением опыта я все больше начинал удивляться тому, что мог считать это занятие легким способом заработка. И на второй неделе впервые получил прямые доказательства риска, с ним связанного. В одном из боковых наклонных туннелей где-то под Блэкфрайерз под большим наносом ила угадывалась какая-то масса.
Мистер Дигвид нахмурился:
– Это, похоже, павший, как у нас говаривали в армии.
Когда мы подошли ближе, он с помощью грабелек пододвинул эту массу к нам, и мы смогли убедиться собственными глазами, что это был труп человека.
– Бедняга, – проговорил мистер Дигвид. – Надо взглянуть, узнаю ли я его в лицо. Если оно сохранилось.
Он кое-как перевернул тело и наклонил фонарь к обескровленному лицу.
– Нет. Он не из наших.
– Мы оставим его здесь? – спросил я.
– Придется. Больно долго тащить его наверх. Мы поступаем так только с членами Общества. Кое-кто и добычу у него заберет, и даже шмотье снимет, но я не таковский.
– А что с ним станется?
– Из этого туннеля есть ход в другой – без решетки возле устья, так что течение унесет его в реку. Вернее, то, что крысы от него оставят.
От этих слов меня замутило, но мистер Дигвид, ничего не заметив, продолжал:
– А там, скорее всего, труп попадется тому, кто по реке рыщет. Все стоящее ему достанется, потому и не надо покойника трогать, зачем же отбивать чужой хлеб.
– Как, по-вашему, он сюда попал?
– Должно быть, пустился на поиски без проводника. Или сам провалился, или его зашвырнули в кулверт. Всякое бывает.
Мне вспомнилась угроза Избистера швырнуть меня во Флит-Дитч, и я спросил:
– Часто вам такое встречается?
– Когда как. Взрослые – реже, обычно младенцы.
На обратном пути мы подошли к месту, где у нас над головами через каждые несколько ярдов виднелись смутные огни. Мне почудился стук лошадиных копыт и грохот карет, однако я приписал это шуму бегущей воды, но потом понял, что за этими решетками на самом деле улица, по которой движется транспорт и идут пешеходы. Удивительно было находиться здесь, всего на несколько футов ниже привычного мира, в темноте и зловонии полного опасностей подземного царства.
В этот миг послышался странный шум – глухие ритмические удары.
– Гроза! – воскликнул мистер Дигвид. – Хорошо, что мы неглубоко.
Мы поспешно выбрались наружу, и тогда он пояснил мне, что при угрозе ливня чистильщики канализации, нанимаемые приходским советом, оповещают своих собратьев, которые могут находиться под землей, звяканьем металлических крышек канализационных люков.
Мистер Дигвид сообщил мне, что тошеры и чистильщики канализации настроены к нам враждебно: они считают нас захватчиками, посягающими на их владения с целью воспользоваться чужими трудами, хотя тех мест, где мы работали, они как раз избегали, полагая их слишком опасными. Он предупредил меня, что при случайной встрече внизу на нас могут напасть. Однако среди тошеров верх брал дух братства, и наиболее опытные из них ревниво оберегали доступ в свое Общество.
Я убедился в этом спустя несколько дней, когда, продвигаясь по длинному туннелю, мы увидели далеко впереди приближавшиеся к нам огни. Мистер Дигвид успокоил меня, что это подземные старатели – такие же, как и мы. Остановившись, мы обменялись приветствиями.
– Под Феттер-лейн, в конце Флит-стрит, плохой газ, – доложил один из встречных.
– А как перекрытие под Чансери-лейн? – поинтересовался мистер Дигвид.
– Без понятия. Я туда уже которую неделю не заглядываю. После случая с Джемом обхожу стороной.
Мы двинулись дальше.
За эти недели я уяснил себе секрет подземного старательства: надо охватывать возможно большую площадь в самых многообещающих верхних туннелях; проникать в нижние сразу после отлива, когда это становилось безопасным, задерживаться там, насколько позволит осторожность. Основы данного искусства сводились к пониманию того, когда без риска можно проникнуть в различные ответвления канализационной системы; как долго оставаться там, не пренебрегая осмотрительностью; какие участки избирать как наиболее выгодные, с учетом многих факторов – часа отлива, недавней погоды, времени года. В отыскании лучших мест присутствовал и элемент соперничества, хотя, как я уже сказал, среди старателей торжествовал дух сотрудничества и взаимопомощи. Чужакам, однако, никакого содействия не оказывалось, а ввиду того, что это ремесло, сопряженное с бесчисленными опасностями, требовало немалой искушенности, профессия передавалась от отца к сыну иногда из поколения в поколение. Мистер Дигвид объяснил, что начаткам мастерства его обучил некий старик по имени Барт, которому он за много лет до того оказал какую-то услугу. От него он перенял главные навыки: как нужным образом с первого раза оценить характер почвы, как ориентироваться в хитросплетении туннелей и тотчас «прочитывать» происходящие там перемены, от чего зависел не только успех предприятия, но и сама жизнь; я на собственном опыте мог удостовериться, что система столь же непредсказуема и коварна, как морская стихия.
Гордясь своими познаниями, мистер Дигвид все же нередко сетовал – в особенности по возвращении из паба, что нынешнее его занятие недостойно талантов ремесленника, которыми он некогда славился.
Когда спустя три недели стало ясно, что Джоуи почти совсем поправился, я задался вопросом, сочтет ли мистер Дигвид нужным по-прежнему брать меня с собой в подземные экспедиции. Мысль до конца жизни заниматься этой работой меня отвращала, но другого способа добывать себе кусок хлеба я не видел: образование я получил самое скудное, а без капитала и в отсутствие влиятельных друзей нечего было и надеяться получить профессию, приличествующую джентльмену. Однако, подумалось мне, те неизвестные мне лица, оплатившие Дигвидам мое спасение и мое содержание, рано или поздно – на беду или на счастье – наверняка объявятся, а до тех пор мне следует воспользоваться этим занятием как временной мерой. Оно имело и свои привлекательные стороны: конечно, я питал отвращение к грязи и запустению клоаки, но меня странным образом увлекала работа под землей, подлаживание своего времени к таинственным набегам приливов, ночные труды и дневной сон, знакомство с убежищами самых несчастных и обездоленных. В потаенных подземельях я чувствовал себя в полной безопасности, не страшась врагов, а кроме того, сам зарабатывал себе на жизнь; однако мною двигало и еще одно соображение, о котором тогда я имел лишь смутное понятие.
Однажды вечером в середине мая Джоуи объявил, что намерен завтра же отправиться в поход, и, невзирая на протесты миссис Дигвид, его отец дал на это согласие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102