Провести вечер в обществе женщины—-значит хорошо прожить день. Немногим ниже на моей шкале ценностей сверкает вечер, проведенный в обществе добрых друзей. Далее — за чтением хорошей книги (мой вкус вы знаете — Ванчура и Фрайс). А. если ни одна из этих приятных возможностей вам не представится, то у вас всегда еще останется шанс пойти прогуляться. По крайней мере, никто не толкается, никто не спрашивает, как пройти к универмагу «Котва». Никто к вам не пристает, норовя всучить марки или сертификаты. Ночь—пора умиротворения, день — сплошная гонка, и обратите внимание: днем никто, за исключением разве что горстки детей — меньшинства населения, еще несмышленышей, не улыбается. В последние годы это как-то вышло из моды. Ибо улыбка тоже относится к моде. Один сезон носят короткие юбки, другой — короткие прически. Один год хорошим тоном считается быть стройным, в другой — упор делается на загар. Ночью же улыбаются даже те, чьей обязанностью является проверка удостоверения личности. Ирена и Педро идут к центру города. За спиной у них громыхает трамвай. Педро выходит на проезжую часть и, подняв палец (в обществе красивой женщины мужчины зачастую не прочь поозорничать), голосует. К их изумлению, трамвай останавливается. Двери открываются.
— Вам куда?-—спрашивает, вагоновожатый.
— Нам в центр,— горделиво говорит Ирена.
— Прошу, в центр так в центр. Соблаговолите садиться. Через минуту трогаемся,— восклицает вагоновожатый, радушным жестом приглашая их внутрь вагона.
Они становятся у него за спиной, и между ними завязывается беседа.
— Есть такая легенда о трамвае, который наводит ужас,— говорит вагоновожатый,— разъезжает без пассажиров и без водителя. И мне почудилось, что мой смахивает на этого «летучего голландца». Отправление в два ноль семь — порядок! В конце концов, когда-то выезжать на линию нужно, трамваи должны ездить. Но ведь еще и возить людей, так ведь?
Он отъезжает и добросовестно тормозит на каждой остановке, где, однако, подсаживаться некому.
— Все ничего, но попробуйте проехать ночью мимо Ольшанского кладбища, да еще в пустой колымаге. Так и ждешь, что на остановке к тебе залезут покойнички, привидения. Смотрите не сбегите!— кричит он и останавливается на перекрестке.
Он выходит из вагона, переводит ломиком стрелку.
— Дальше — по Белградской, через Слюнявчик к музею...
— Что это еще за Слюнявчик?—недоуменно спрашивает Педро.— Не разыгрывайте меня, провинциала, который приехал полюбоваться красотами матушки Праги. Поглядеть, был ли к а ко й толк от двух золотых, которые его дедушка внес на строительство названием «Народ себе».
— Как это что? Как что?—изумляется вагоновожатый.—Площадь Ипэпавлова2, что же еще? Это тот, названивал собакам, чтобы те пускали слюну, потому и ( 00рят — Слюнявчик. И между прочим, граждане как увижу во время езды собаку, сразу давай звонке?) просто чтобы поглядеть, как это на нее подействует.
— И она пускает слюну?— спрашивает Ирена.
— Какое там! Эти разъевшиеся твари теперь что. Нынче этому Павлову пришлось бы показать им многосерийные телефильмы Дитла.
Наконец в трамвай входят и другие пассажиры. Водитель усмехается и объявляет в микрофон:
-— Приветствую вас на борту трамвая номер одиннадцать. С вами говорит капитан трамвая Антонин Тормоз. Мы движемся на высоте двести семьдесят четыре метра над уровнем моря. Г^лохо, а?—обращается он к нашей паре.
1 Слова, начертанные на портале пражского Национального театра, построенного на народные пожертвования.
2 Так, образуя одно слово с инициалами, произносится в Праге название площади, носящей имя Ивана Петровича Павлова .
3 Современный чешский драматург,
— Буду рада как-нибудь прокатить вас и я. Я- водитель такси.
— Желаю вам приятно провести остаток ночи,—напутствует их трамвайный капитан по имени Антонин Тормоз. Если он, конечно, не соврал, добавим от себя. Вранье сейчас в большом ходу.
Ирена и Педро идут вниз по Вацлавской площади. Время от времени мимо них проносится желтый милицейский автомобиль. Время от времени промелькнет такси, водитель которого приветствует Ирену взмахом руки.
Несколько лет тому назад с Вацлавской площади сняли трамвайные пути, на освободившееся место высадили кустарник. Из одного кустика внезапно выбегает еж, сопя, он храбро пускается по мостовой в направлении Дома моды.
— Смотри,— говорит Ирена,— такого я еще не видела! Отправился за покупками.
— Бедная кроха,— сочувственно произносит Педро.— Прямо как в кино. Смелый всегда погибает. Этот наверняка и до утра не дотянет. Ведь он не знает инструкции номер сто, и, что еще хуже, не знают ее и люди.
— Может, отнесем его в парк? 1 — Точно.
Ловким движением руки он подхватывает ежа и заворачивает в носовой платок. На Петршине выпускают его в траву. — Что дальше?—спрашивает Ирена. Дальше... Ничего. Мы сумели провести ночь благочестиво, черт побери! Но я искренне рад этому бы мы зашли хотя бы на волосок дальше, я бы каждую минуту, проведенную без тебя. Знаешь, я тебя люблю. —Мы еще увидимся?—спрашивает Ирена.— Ты говорил, что иногда приезжаешь в Прагу.
— Да, да, бывает.
— Я напишу тебе номер телефона. Я живу в пансионате. Если меня там не будет, значит, я, скорее всего, езжу. Тогда позвони в диспетчерскую таксопарка, а они мне сообщат по рации.
— Хорошо. Но если я увижу, что это может оказаться опасным для меня, то звонить не стану. Лучше уж хорошенько воспитаю дочерей.
— Не будем больше говорить об этом,—сказала она и проводила его на вокзал.
Они поцеловались. Она махала рукой, пока поезд не выехал из вокзала. Только тогда она осознала, что плачет.
Что, впрочем, отнюдь так уж неприятно, как может показаться читателю этих строк. Через стеклянную дверь она вышла к стоянке такси.
— Привет,—сказал водитель с бородкой.— Домой?
— Домой.
—-А может, лучше поедешь со мной?—спросил водитель в темных очках.
— Я предложил первым,— возразил бородач.— Садись.— Он нажал кнопку и сказал в трубку:—Такси сто тринадцать, еду в десятый район. Везу Ирену Сладкую, вот так-то! Знай наших!
— Не бахвальтесь, не то у вас появятся завистники,— осадила водителя диспетчерша.—- Нет ли там кого в центре, кто понимает по-английски?
— Единица, я пятьдесят четвертый, я в этом маракую.
— Гостиница «Ялта».
— Благодарю.
МНЕ СНИЛОСЬ,
будто я снова молод, по цветущему лугу навстречу мне идет прекрасная девушка с кувшином пльзеньского пива. Прежде чем я успел подумать, чего бы я пожелал еще, меня разбудил стук по стеклу. Снаружи стояла Ирена, постукивавшая ключом по двери. Я отпер.
— Как провели время?-—спросил я, позевывая.
Она не выглядела ни счастливой, ни несчастной. Красивое сари (то бишь то, что мы назвали сари,— помните?) сидело на ней несколько мешковато, волосы растрепались, под глазами — этот злодей-время не останавливается ни перед чем — синие круги, которые меня растрогали. В руке она все еще держала кошелек, вынутый из сумочки; мы никогда не знаем, что делать с предметами, которые оказались ненужными. Дело В том, что бородач презрительно зашипел: «Деньги от тебя? Ты спятила? При случае отвезешь меня на чашку кофе». И он умчался в ночь.
Она взглянула на часы, висевшие над моей конторкой, и в глазах ее мелькнула нерешительность.
— Львица уже полчаса как легла спать,—сказал я, чтобы вывести ее из затруднительного положения. (Минут тридцать назад я увидел, как она вышла разведать обстановку, потом по громоотводу спустился мужчина. Видимо, они полагали, что старости непременно сопутствует слепота, на автостоянке они еще долго обнимались. Потом Львица возвратилась и ничтоже сумняшеся солгала, будто ходила встречать свою соседку.)
— Откуда вы знаете?—спросила Ирена строго.
— Голубушка, я свои обязанности выполняю добросовестно, я должен знать обо всем. Полчаса назад я делал обход и заметил, что Львица как раз погасила свет.
— Ах вот как! Стало быть, опять не выспится!
— Ну да ведь она взрослый человек.
— И то правда,— согласилась Ирена,— все мы, собственно говоря, взрослые люди. Спокойной ночи, дядюшка Саройян!
— Спокойной ночи, девочка! Завтра будет облачно.
— Завтра всегда бывает облачно,— ответила она мудро. Двери лифта шоркнули и заслонили от меня красоту,
устало прислонившуюся к стенке кабины.
Спи спокойно, голубка, распогоживается чаще, чем мы ожидаем.
Глава VI
ИРЕНУ БУДИТ ПЕНИЕ,
доносящееся из приемника. Подружка Львица за своим столиком перед зеркалом подрисовывает себе искусственное лицо.
— Ирен, лапушка, прости меня! Я тебя разбудила. Ирена приподнялась на локте.
— Ну как ты?
— А ты?
— Я нормально. Мы с ним как брат с сестрой.
— А мы согрешили. Я так хочу выйти замуж, хочу, чтобы у меня были дети. Я хочу мыть окна и ругаться на чем свет стоит, если мужик поздно вернется из пивной. Хочу стирать пеленки и пускать слезу: мол, никто меня не понимает. Какой там завтрак в постель! Мужик все-таки не раб. Я сама посылала бы его на футбол и всякое такое. Я хочу мужика домовитого, совсем не обязательно Бельмон-до или Алена Делона. И у ребенка необязательно должны быть одни отличные отметки, главное —здоровье. Вот так. Вот я как.
«Семь часов пятнадцать минут. Четверть восьмого. Школьники, допивайте свое какао, оно полезное, мамы знают это лучше вас, потому что они вас любят больше всего»,—вещает Алеш Вовес из «Доброго утра». Львица переводит стрелки на своих часиках, заводит их, выключает радио.
— Ты еще поспи! Я повешу на дверь табличку «Не беспокоить»,—говорит Львица Ирене.
Она еще брызжет на себя чуть-чуть «Шанелью», перебрасывает через плечо ремешок сумки и выходит. Ирена встает, чтобы выпить холодной воды. В душевой на шнурках развешано белье. Трусики с маркировкой и другие — с розочками, черные сетчатые чулки, бюстгальтер с кружевом, прозрачный, как в заграничном иллюстрированном журнале, и среди всего этого — словно бы обалдевший мужской платок с геометрическим рисунком. Время ожидания, время затянувшегося ожидания. Ирена возвращается в комнату и снова включает радио.
Алеша Вовеса прямо-таки распирает хорошее настроение. И своей жизнерадостностью он явно готов поделиться со всеми. «Вот какой человек мне нужен,— размышляет Ирена.—Мужчина с таким красивым голосом и сам должен быть ^красивым. Его фантазии хватит на четверых. А какие были бы пробуждения! Он то принес бы мне утром ананас, то появился бы с надетой на руку тряпичной куклой. Потянул бы за одеяло: «Вставай, принцесса, за окном чудный день! Ночью прилетели три или четыре дракона, а там, за пекарней, уже готовятся проводы в солдаты наших Гопз. О да, чуть Не забыл, за ночь пересох колодец с Живой водой. После обеда должен прийти мастер из королевского бюро коммунального обслуживания. А в остальном— полный порядок. На улице хорошо и тепло». Вот она — сила внушения! И была бы я всем довольна, и было бы совершенно неважно, что за окном черти шабаш справляют. Как сегодня».
Всем нам мерзкая погода портит настроение. Вот вроде той, что беснуется сейчас за окном. Когда-то нам рассказывали басни, будто мы научимся управлять стихией, В теории это выглядит так, что, если кому-то будет важна для его клубники жаркая и сухая погода, он просто-напросто напишет заявку. А у соседа, нуждающегося в дожде для огурцов, будут в то же самое время чавкать на огороде резиновые сапоги. И что же, мы пойдем этим путем и станем ждать лабораторных исследований? Гораздо разумнее повторить вслед за классиком, что если у кого-то одна нога короче другой, то вторая на столько же длиннее первой. Один наш видный прозаик из Бронова (это в старой доброй Европе, поясняю я читателям с других континентов) превратил ненастье в сущий праздник. Глядите, дождь идет, ликует он. Деревья избавятся от пыли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Вам куда?-—спрашивает, вагоновожатый.
— Нам в центр,— горделиво говорит Ирена.
— Прошу, в центр так в центр. Соблаговолите садиться. Через минуту трогаемся,— восклицает вагоновожатый, радушным жестом приглашая их внутрь вагона.
Они становятся у него за спиной, и между ними завязывается беседа.
— Есть такая легенда о трамвае, который наводит ужас,— говорит вагоновожатый,— разъезжает без пассажиров и без водителя. И мне почудилось, что мой смахивает на этого «летучего голландца». Отправление в два ноль семь — порядок! В конце концов, когда-то выезжать на линию нужно, трамваи должны ездить. Но ведь еще и возить людей, так ведь?
Он отъезжает и добросовестно тормозит на каждой остановке, где, однако, подсаживаться некому.
— Все ничего, но попробуйте проехать ночью мимо Ольшанского кладбища, да еще в пустой колымаге. Так и ждешь, что на остановке к тебе залезут покойнички, привидения. Смотрите не сбегите!— кричит он и останавливается на перекрестке.
Он выходит из вагона, переводит ломиком стрелку.
— Дальше — по Белградской, через Слюнявчик к музею...
— Что это еще за Слюнявчик?—недоуменно спрашивает Педро.— Не разыгрывайте меня, провинциала, который приехал полюбоваться красотами матушки Праги. Поглядеть, был ли к а ко й толк от двух золотых, которые его дедушка внес на строительство названием «Народ себе».
— Как это что? Как что?—изумляется вагоновожатый.—Площадь Ипэпавлова2, что же еще? Это тот, названивал собакам, чтобы те пускали слюну, потому и ( 00рят — Слюнявчик. И между прочим, граждане как увижу во время езды собаку, сразу давай звонке?) просто чтобы поглядеть, как это на нее подействует.
— И она пускает слюну?— спрашивает Ирена.
— Какое там! Эти разъевшиеся твари теперь что. Нынче этому Павлову пришлось бы показать им многосерийные телефильмы Дитла.
Наконец в трамвай входят и другие пассажиры. Водитель усмехается и объявляет в микрофон:
-— Приветствую вас на борту трамвая номер одиннадцать. С вами говорит капитан трамвая Антонин Тормоз. Мы движемся на высоте двести семьдесят четыре метра над уровнем моря. Г^лохо, а?—обращается он к нашей паре.
1 Слова, начертанные на портале пражского Национального театра, построенного на народные пожертвования.
2 Так, образуя одно слово с инициалами, произносится в Праге название площади, носящей имя Ивана Петровича Павлова .
3 Современный чешский драматург,
— Буду рада как-нибудь прокатить вас и я. Я- водитель такси.
— Желаю вам приятно провести остаток ночи,—напутствует их трамвайный капитан по имени Антонин Тормоз. Если он, конечно, не соврал, добавим от себя. Вранье сейчас в большом ходу.
Ирена и Педро идут вниз по Вацлавской площади. Время от времени мимо них проносится желтый милицейский автомобиль. Время от времени промелькнет такси, водитель которого приветствует Ирену взмахом руки.
Несколько лет тому назад с Вацлавской площади сняли трамвайные пути, на освободившееся место высадили кустарник. Из одного кустика внезапно выбегает еж, сопя, он храбро пускается по мостовой в направлении Дома моды.
— Смотри,— говорит Ирена,— такого я еще не видела! Отправился за покупками.
— Бедная кроха,— сочувственно произносит Педро.— Прямо как в кино. Смелый всегда погибает. Этот наверняка и до утра не дотянет. Ведь он не знает инструкции номер сто, и, что еще хуже, не знают ее и люди.
— Может, отнесем его в парк? 1 — Точно.
Ловким движением руки он подхватывает ежа и заворачивает в носовой платок. На Петршине выпускают его в траву. — Что дальше?—спрашивает Ирена. Дальше... Ничего. Мы сумели провести ночь благочестиво, черт побери! Но я искренне рад этому бы мы зашли хотя бы на волосок дальше, я бы каждую минуту, проведенную без тебя. Знаешь, я тебя люблю. —Мы еще увидимся?—спрашивает Ирена.— Ты говорил, что иногда приезжаешь в Прагу.
— Да, да, бывает.
— Я напишу тебе номер телефона. Я живу в пансионате. Если меня там не будет, значит, я, скорее всего, езжу. Тогда позвони в диспетчерскую таксопарка, а они мне сообщат по рации.
— Хорошо. Но если я увижу, что это может оказаться опасным для меня, то звонить не стану. Лучше уж хорошенько воспитаю дочерей.
— Не будем больше говорить об этом,—сказала она и проводила его на вокзал.
Они поцеловались. Она махала рукой, пока поезд не выехал из вокзала. Только тогда она осознала, что плачет.
Что, впрочем, отнюдь так уж неприятно, как может показаться читателю этих строк. Через стеклянную дверь она вышла к стоянке такси.
— Привет,—сказал водитель с бородкой.— Домой?
— Домой.
—-А может, лучше поедешь со мной?—спросил водитель в темных очках.
— Я предложил первым,— возразил бородач.— Садись.— Он нажал кнопку и сказал в трубку:—Такси сто тринадцать, еду в десятый район. Везу Ирену Сладкую, вот так-то! Знай наших!
— Не бахвальтесь, не то у вас появятся завистники,— осадила водителя диспетчерша.—- Нет ли там кого в центре, кто понимает по-английски?
— Единица, я пятьдесят четвертый, я в этом маракую.
— Гостиница «Ялта».
— Благодарю.
МНЕ СНИЛОСЬ,
будто я снова молод, по цветущему лугу навстречу мне идет прекрасная девушка с кувшином пльзеньского пива. Прежде чем я успел подумать, чего бы я пожелал еще, меня разбудил стук по стеклу. Снаружи стояла Ирена, постукивавшая ключом по двери. Я отпер.
— Как провели время?-—спросил я, позевывая.
Она не выглядела ни счастливой, ни несчастной. Красивое сари (то бишь то, что мы назвали сари,— помните?) сидело на ней несколько мешковато, волосы растрепались, под глазами — этот злодей-время не останавливается ни перед чем — синие круги, которые меня растрогали. В руке она все еще держала кошелек, вынутый из сумочки; мы никогда не знаем, что делать с предметами, которые оказались ненужными. Дело В том, что бородач презрительно зашипел: «Деньги от тебя? Ты спятила? При случае отвезешь меня на чашку кофе». И он умчался в ночь.
Она взглянула на часы, висевшие над моей конторкой, и в глазах ее мелькнула нерешительность.
— Львица уже полчаса как легла спать,—сказал я, чтобы вывести ее из затруднительного положения. (Минут тридцать назад я увидел, как она вышла разведать обстановку, потом по громоотводу спустился мужчина. Видимо, они полагали, что старости непременно сопутствует слепота, на автостоянке они еще долго обнимались. Потом Львица возвратилась и ничтоже сумняшеся солгала, будто ходила встречать свою соседку.)
— Откуда вы знаете?—спросила Ирена строго.
— Голубушка, я свои обязанности выполняю добросовестно, я должен знать обо всем. Полчаса назад я делал обход и заметил, что Львица как раз погасила свет.
— Ах вот как! Стало быть, опять не выспится!
— Ну да ведь она взрослый человек.
— И то правда,— согласилась Ирена,— все мы, собственно говоря, взрослые люди. Спокойной ночи, дядюшка Саройян!
— Спокойной ночи, девочка! Завтра будет облачно.
— Завтра всегда бывает облачно,— ответила она мудро. Двери лифта шоркнули и заслонили от меня красоту,
устало прислонившуюся к стенке кабины.
Спи спокойно, голубка, распогоживается чаще, чем мы ожидаем.
Глава VI
ИРЕНУ БУДИТ ПЕНИЕ,
доносящееся из приемника. Подружка Львица за своим столиком перед зеркалом подрисовывает себе искусственное лицо.
— Ирен, лапушка, прости меня! Я тебя разбудила. Ирена приподнялась на локте.
— Ну как ты?
— А ты?
— Я нормально. Мы с ним как брат с сестрой.
— А мы согрешили. Я так хочу выйти замуж, хочу, чтобы у меня были дети. Я хочу мыть окна и ругаться на чем свет стоит, если мужик поздно вернется из пивной. Хочу стирать пеленки и пускать слезу: мол, никто меня не понимает. Какой там завтрак в постель! Мужик все-таки не раб. Я сама посылала бы его на футбол и всякое такое. Я хочу мужика домовитого, совсем не обязательно Бельмон-до или Алена Делона. И у ребенка необязательно должны быть одни отличные отметки, главное —здоровье. Вот так. Вот я как.
«Семь часов пятнадцать минут. Четверть восьмого. Школьники, допивайте свое какао, оно полезное, мамы знают это лучше вас, потому что они вас любят больше всего»,—вещает Алеш Вовес из «Доброго утра». Львица переводит стрелки на своих часиках, заводит их, выключает радио.
— Ты еще поспи! Я повешу на дверь табличку «Не беспокоить»,—говорит Львица Ирене.
Она еще брызжет на себя чуть-чуть «Шанелью», перебрасывает через плечо ремешок сумки и выходит. Ирена встает, чтобы выпить холодной воды. В душевой на шнурках развешано белье. Трусики с маркировкой и другие — с розочками, черные сетчатые чулки, бюстгальтер с кружевом, прозрачный, как в заграничном иллюстрированном журнале, и среди всего этого — словно бы обалдевший мужской платок с геометрическим рисунком. Время ожидания, время затянувшегося ожидания. Ирена возвращается в комнату и снова включает радио.
Алеша Вовеса прямо-таки распирает хорошее настроение. И своей жизнерадостностью он явно готов поделиться со всеми. «Вот какой человек мне нужен,— размышляет Ирена.—Мужчина с таким красивым голосом и сам должен быть ^красивым. Его фантазии хватит на четверых. А какие были бы пробуждения! Он то принес бы мне утром ананас, то появился бы с надетой на руку тряпичной куклой. Потянул бы за одеяло: «Вставай, принцесса, за окном чудный день! Ночью прилетели три или четыре дракона, а там, за пекарней, уже готовятся проводы в солдаты наших Гопз. О да, чуть Не забыл, за ночь пересох колодец с Живой водой. После обеда должен прийти мастер из королевского бюро коммунального обслуживания. А в остальном— полный порядок. На улице хорошо и тепло». Вот она — сила внушения! И была бы я всем довольна, и было бы совершенно неважно, что за окном черти шабаш справляют. Как сегодня».
Всем нам мерзкая погода портит настроение. Вот вроде той, что беснуется сейчас за окном. Когда-то нам рассказывали басни, будто мы научимся управлять стихией, В теории это выглядит так, что, если кому-то будет важна для его клубники жаркая и сухая погода, он просто-напросто напишет заявку. А у соседа, нуждающегося в дожде для огурцов, будут в то же самое время чавкать на огороде резиновые сапоги. И что же, мы пойдем этим путем и станем ждать лабораторных исследований? Гораздо разумнее повторить вслед за классиком, что если у кого-то одна нога короче другой, то вторая на столько же длиннее первой. Один наш видный прозаик из Бронова (это в старой доброй Европе, поясняю я читателям с других континентов) превратил ненастье в сущий праздник. Глядите, дождь идет, ликует он. Деревья избавятся от пыли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44