Если вас уже записали...
— Я же вам говорю! Будто это сделал я. Вон тот майор все записывал, накатал обо мне полблокнота!
— Ну, если младший лейтенант все записал — езжайте.
— Уверяю вас, даже если бы мы в ту же минуту взяли его к себе, то все равно...
— Чтоб я вас здесь больше не видел, иначе мы вас в самом деле задержим!
Врач еще некоторое время переминается с ноги на ногу, а затем залезает в санитарную машину. Совсем молоденький, возможно, с подобным ему пришлось столкнуться впервые. Видно, что ему нужно выговориться. Со светящимся маячком (КОГО он собирается предупреждать в два машина «скорой помощи» наконец отъезжает.
Фотограф кончил свое дело, кончил свое дело врач. Можно теперь приниматься за работу, и мы раскладываем на капоте машины документы, ключи от квартиры, массу мелочей, которыми заполняют свои карманы мужчины.
— Денег негусто,— констатирует Экснер.— Сто семьдесят крон и монетница с мелочью. Неужели просто хули-ганы?
— Те бы взяли все. Таксисты ведь большие махинаторы,— говорю я и осматриваю сиденье.
Чехол, руль, лобовое стекло — все покрыто запекшейся кровью. Отвратительное зрелище, стоит ли его описывать? Весь наш народ читает детективные романы, и потому каждый может себе представить, как выглядит машина, в которой кому-то вскрыли артерию.
Я подсовываю руку под чехол на сиденье и вытаскиваю еще один бумажник, в котором пятнадцать сотенных.
— Что бы мы делали без тебя, Бертик! — посмеивается Экснер.— Да только это еще ни о чем не говорит. Тот, кто напал на него, мог этого и не знать.
— Ну уж, извини, это знает каждый! — сухо говорю я.
— Два — ноль в твою пользу, потому что я этого не знал. Я такси не пользуюсь. Живу размеренной жизнью женатого человека, заботливого отца семейства.
— Что дальше? Есть слабая надежда что-либо узнать
в диспетчерской — может, там скажут, не ехал ли он по заявке.
— Да, попытаться можно. И надо заглянуть к нему на квартиру. Хочешь поехать в диспетчерскую?
— Могу,— отвечаю я, поскольку кто-то должен же ехать в диспетчерскую.
— А потом тоже приедешь на квартиру.
На месте происшествия делать больше нечего. Машину погрузили и увезли, на шоссе никаких следов. Молодчику, который все это натворил, нужно было каким-то образом отсюда убраться, поэтому мы подключаем и служебную собаку. С отвращением она обнюхала сиденье, внезапно взяла след и довольно обнадеживающе рванулась вперед, но все кончилось на остановке ночного автобуса. Утром надо будет выяснить, кто из шоферов работал в ночную смену, но этим пусть займется кто-нибудь другой.
БЕДНЫЕ, НЕСЧАСТНЫЕ СУЩЕСТВА
эти водители такси! Утром в квартире Антонина Ферецкого (так звали убитого) мы замерли над содержимым маленького сейфа, хитроумно запрятанного под ванной.
— Вчера поздно вечером один скулил из-за того, что я попросил его отвезти меня в Южный город. Уверял, что я его разорю. Что он не может себе позволить истратить тридцать крон, поскольку назад он наверняка поедет порожняком.
— Да уж, мерзавцы,— поддакивает Бавор.
— Что его детям будет нечего есть, что он не смсгжет заплатить за квартиру, что от него отберут мебель, которую он купил в кредит.
Мы только что закончили обыск. Убитый таксист Ферецкий хранил в своем сейфе сто тридцать тысяч крон. На семь тысяч сертификатов. Двадцать семь стодолларовых банкнотов. С последними сейчас вообще подозрительно, их в республике стало как-то слишком много. Шуршащих, новеньких. Большинство — фальшивые. Говорят, что их якобы изготавливают в Голландии. Но не поручусь, это не моя область.
— Придется звонить старику,— говорит Бавор, и лицо у него вытягивается.
— Вот уж это с удовольствием. Пусть знает, каково это, когда тебя будят посреди ночи. Почему все меня да меня?
— Ты холост, потому и вспоминают прежде всего о тебе! В восторге он, конечно, не будет.— Мой капитан явно обеспокоен.
— А нас он разве спрашивает?
Бавор принимает геройский вид и набирает номер майора Бажанта.
— В конце концов, спать каждую ночь ему необязательно,— говорит он,— иначе что он будет наверстывать, когда выйдет на пенсию, а?
У нашего майора приближается пенсионный возраст. Есть негласное предположение, что его в этой должности сменит отутюженный Экснер. Никому и в голову не приходит, что нам запросто могут подкинуть, как это происходит везде и всюду, кого-то со стороны.
— Еще идеи есть?
— В диспетчерской не знают ничего. Сказали только, что у него было обыкновение около полуночи заезжать на Центральный вокзал. Там есть какая-то забегаловка, где таксисты сами варят себе кофе. Это мы должны будем провентилировать утром. Собака привела к ночному автобусу. Может, шофер что-нибудь заметил или хотя бы обычно ездит. Около двенадцати помп еще достаточно оживленно, многие регулярно ездят в это время. Бармены, музыканты и тому подобное.
— Это мы подкинем районной службе, пусть повозятся с этим сами.
— Да, ты прав. Я тоже об этом подумал.
— А мы займемся адресной книжкой.
В сейфе наряду с оборотными средствами мы обнаружили записную книжку с адресами. Имена с пометками: Шмид — электро, Недвед — кузов, Голоубек — видео некоторых фамилий — крестики, напротив— кружки. Этот поставляет одно, тот — другое, обычная мафия в сфере услуг. Напротив трех фамилий — звездочки, все три фамилии — женские.
— Взглянем на этих женщин?
— Начинать с чего-то надо.
— Тогда давай без лишнего шума свози их сюда ко мне!
— Слушаюсь, мой капитан! Но вот еще что, прежде чем начать. Я бы выпил кофе. Мне это необходимо.
— Ну что ж, Ферецкому уже все разно. Завари кофе на кухне, и для меня тоже.
ПАНСИОНАТ «ЛИБУША».
Я звоню по номеру телефона первой из трех женщин, некоей Ирены Сладкой. Мне отвечает грубоватый старческий голос:
— Женский дом!
— Что это? — спрашиваю я в изумлении.
— Общежитие для дам. Пансионат «Либуша». А вам не кажется, что для телефонных звонков несколько рановато? В эту пору все наши дамы находятся, как и положено, в постелях.
— Вы вахтер? — спрашиваю я.
— Нечто вроде этого. Ночной вахтер и мальчик на побегушках. Утешитель разбитых сердец. Советник дам, которые находятся в затруднительном положении. Поклонник нежной девичьей красоты, отлично знающий: чтоб утром дама выглядела пригожей, для этого ей необходимо выспаться ночью.
— Мы разыскиваем пани Ирену Сладкую.
— Эта пани — таксистка. Она работает по ночам. И я не думаю...
Мы с Бавором переглянулись. Заметьте, в иных случаях он проявляет почти такую же сообразительность, что и я. Ферецкий — таксист, Сладкая — таксистка. У обоих у нас загорелись глаза. Не надо оканчивать никаких курсов повышения квалификации, чтобы понять — дело пахнет керосином.
— Ну так я еду,— сказал я.
— Давай. Я жду здесь.
Прага пробуждается, чтобы приняться за работу. Мы обгоняем фургоны с молоком и первые трамваи, пока что полупустые. Подъезжаем к приюту одиноких дам.
Я прохожу через стеклянный вестибюль пансионата. Архитектор явно страдал той же манией, что и моя бывшая жена. Целая стена здесь из стекла, целая стена напоминает огромный телевизионный экран. За конторкой красного дерева восседает матрона с вязаньем в руках. Я предъявляю ей документ.
— Я сюда только что звонил.
— Меня на вахте еще не было. Наверно, вы говорили с ночным вахтером.
— Нам нужно поговорить с Иреной Сладкой.
— С таксисткой? Она, наверно, еще спит.
— Ничего не поделаешь, придется ее разбудить. Меня сегодня подняли с постели в два часа ночи. Она нам нужна.
— Ну, если она нужна вам... Попробую ее вызвать. Вахтерша с недовольным видом набирает номер. Кого-то просит, кому-то приказывает разыскать пани Сладкую
и передать, чтобы она немедленно спустилась вниз. Здесь явно любят своих подопечных, вахтерша стремится уберечь мою клиентку от шока. Прежде чем я успеваю вмешаться, слышу:
— Скажите, что ее тут разыскивает какой-то молодой человек в вельветовом костюме. Старший лейтенант из угрозыска. Наверно, у нее украли машину, я точно не знаю!
— Этого говорить не следовало, пани! — нахмурившись, замечаю Я вахтерше, которая как ни в чем не бывало снова принялась за вязание.
— Следовало не следовало, только заведение у нас порядочное. Пани Ирене скрывать от вас нечего, за это я ручаюсь.
Мимо нас проходят юные девушки и молодые женщины. Рассматривают меня, словно решают, стоит ли меня соблазнять, решают, что, пожалуй, не стоит, и отдают ключи, которые вахтерша вешает на доску позади себя.
— Пани Новотная, нет ли у вас для меня письмеца? — спрашивает молодая женщина, которую я готов был бы тут же, в КИНО, если бы не важное задание,
приведшее меня
:. вы же вчера получили! — строго говорит
— Да, а сегодня? Вчера — это все равно что тридцать лет назад.
Она весело подмигивает мне и уходит.
— Пани Новотная, Блажена уже ушла?
Лифт мягко опускается, раздвигаются створки. Из кабины выходит воплощенная истома прерванного сна, интересная брюнетка лет тридцати. (Я знаю, что так не положено, но и мои заметки отнюдь не официальный рапорт. Просто Ирена Сладкая понравилась мне с первого взгляда.)
— Кто меня спрашивает? — говорит она глуховатым голосом.
— Вот этот паи,— кивает в мою сторону вахтерша.— лейтенант.
Первая реакция, как правило, говорит о многом. При первой встрече я всегда начеку, как охотничья собака. Проявится нервозность, страх? Побледнеет человек или покраснеет? Все имеет значение, лицо иногда скажет больше, чем целые тома. Пани Сладкая выглядит всего-навсего усталой. Сонной. Я подхожу к ней, представляюсь, приглашаю в машину.
Глава II
В НАШЕЙ РАБОТЕ
есть свои правила игры, часто мы их даже не осознаем, подчиняясь им машинально. Мы поднимаемся по лестнице жилого дома на Виноградах. Хотя со мной женщина, я иду не первым, а чуть позади, на некотором расстоянии от ее правого локтя. Я прикрываю табличку с именем на двери в квартиру, звоню. Капитан Бавор открывает.. Войдя, Ирена (опасная слабость — нужно как можно скорее от нее избавиться — поддаваться обаянию женщин, которые могут быть замешаны в каких-либо преступлениях) удивленно осматривается.
Надо сказать, здесь есть на что посмотреть. Квартира обставлена роскошно. На полах ворсовые ковры, мягкие, как английские газоны. В углу гостиной финский гарнитур. Здесь и японский телевизор, и видеомагнитофон, масса предметов, которые на обычную зарплату не купишь.
Бавор впивается глазами в лицо Ирены, кажется, он не пренебрег бы даже лупой.
— Вы знаете, в чьей квартире находитесь? Вы здесь уже бывали?
Пани Сладкая (вот это правильный подход — по фамилии) пожимает плечами, отрицательно качает головой. «Нет» на оба вопроса.
Мы предлагаем ей сесть в кресло. Некоторое время предоставляем терзаться любопытством, затем даем фотографию убитого.
Она тут же кивает головой, волосы змейками струятся по ее руке.
— Это Ферда... Ферецкий.
Мы с Бавором обмениваемся взглядами.
— Простите, не могла бы я чего-нибудь попить? Я легла спать под утро.
Обычно Экснер ленив, но сейчас я его просто не узнаю. Он улыбается, срывается с места и тут же возвращается со стаканом, да еще несет его на подносе. Не хватает только салфетки, перекинутой через согнутую руку, как это принято у официантов в «Пуппе» 4.
— А не заварить ли нам кофейку? — обращается ко мне Бавор.
Нет смысла напоминать ему, что сейчас его очередь. Я иду на кухню.
Лучший отель в Карловых Варах,
— Ведь вы не станете покрывать негодяя? — спрашивает Экснер, снисходительный, как классный руководитель.
Ловко же он мне подсуропил! По правилам допроса он будет теперь разыгрывать роль доброго, все понимающего дядюшки. А мне, таким образом, отводится роль злого партнера, сомневающегося во всем, что будет произнесено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Я же вам говорю! Будто это сделал я. Вон тот майор все записывал, накатал обо мне полблокнота!
— Ну, если младший лейтенант все записал — езжайте.
— Уверяю вас, даже если бы мы в ту же минуту взяли его к себе, то все равно...
— Чтоб я вас здесь больше не видел, иначе мы вас в самом деле задержим!
Врач еще некоторое время переминается с ноги на ногу, а затем залезает в санитарную машину. Совсем молоденький, возможно, с подобным ему пришлось столкнуться впервые. Видно, что ему нужно выговориться. Со светящимся маячком (КОГО он собирается предупреждать в два машина «скорой помощи» наконец отъезжает.
Фотограф кончил свое дело, кончил свое дело врач. Можно теперь приниматься за работу, и мы раскладываем на капоте машины документы, ключи от квартиры, массу мелочей, которыми заполняют свои карманы мужчины.
— Денег негусто,— констатирует Экснер.— Сто семьдесят крон и монетница с мелочью. Неужели просто хули-ганы?
— Те бы взяли все. Таксисты ведь большие махинаторы,— говорю я и осматриваю сиденье.
Чехол, руль, лобовое стекло — все покрыто запекшейся кровью. Отвратительное зрелище, стоит ли его описывать? Весь наш народ читает детективные романы, и потому каждый может себе представить, как выглядит машина, в которой кому-то вскрыли артерию.
Я подсовываю руку под чехол на сиденье и вытаскиваю еще один бумажник, в котором пятнадцать сотенных.
— Что бы мы делали без тебя, Бертик! — посмеивается Экснер.— Да только это еще ни о чем не говорит. Тот, кто напал на него, мог этого и не знать.
— Ну уж, извини, это знает каждый! — сухо говорю я.
— Два — ноль в твою пользу, потому что я этого не знал. Я такси не пользуюсь. Живу размеренной жизнью женатого человека, заботливого отца семейства.
— Что дальше? Есть слабая надежда что-либо узнать
в диспетчерской — может, там скажут, не ехал ли он по заявке.
— Да, попытаться можно. И надо заглянуть к нему на квартиру. Хочешь поехать в диспетчерскую?
— Могу,— отвечаю я, поскольку кто-то должен же ехать в диспетчерскую.
— А потом тоже приедешь на квартиру.
На месте происшествия делать больше нечего. Машину погрузили и увезли, на шоссе никаких следов. Молодчику, который все это натворил, нужно было каким-то образом отсюда убраться, поэтому мы подключаем и служебную собаку. С отвращением она обнюхала сиденье, внезапно взяла след и довольно обнадеживающе рванулась вперед, но все кончилось на остановке ночного автобуса. Утром надо будет выяснить, кто из шоферов работал в ночную смену, но этим пусть займется кто-нибудь другой.
БЕДНЫЕ, НЕСЧАСТНЫЕ СУЩЕСТВА
эти водители такси! Утром в квартире Антонина Ферецкого (так звали убитого) мы замерли над содержимым маленького сейфа, хитроумно запрятанного под ванной.
— Вчера поздно вечером один скулил из-за того, что я попросил его отвезти меня в Южный город. Уверял, что я его разорю. Что он не может себе позволить истратить тридцать крон, поскольку назад он наверняка поедет порожняком.
— Да уж, мерзавцы,— поддакивает Бавор.
— Что его детям будет нечего есть, что он не смсгжет заплатить за квартиру, что от него отберут мебель, которую он купил в кредит.
Мы только что закончили обыск. Убитый таксист Ферецкий хранил в своем сейфе сто тридцать тысяч крон. На семь тысяч сертификатов. Двадцать семь стодолларовых банкнотов. С последними сейчас вообще подозрительно, их в республике стало как-то слишком много. Шуршащих, новеньких. Большинство — фальшивые. Говорят, что их якобы изготавливают в Голландии. Но не поручусь, это не моя область.
— Придется звонить старику,— говорит Бавор, и лицо у него вытягивается.
— Вот уж это с удовольствием. Пусть знает, каково это, когда тебя будят посреди ночи. Почему все меня да меня?
— Ты холост, потому и вспоминают прежде всего о тебе! В восторге он, конечно, не будет.— Мой капитан явно обеспокоен.
— А нас он разве спрашивает?
Бавор принимает геройский вид и набирает номер майора Бажанта.
— В конце концов, спать каждую ночь ему необязательно,— говорит он,— иначе что он будет наверстывать, когда выйдет на пенсию, а?
У нашего майора приближается пенсионный возраст. Есть негласное предположение, что его в этой должности сменит отутюженный Экснер. Никому и в голову не приходит, что нам запросто могут подкинуть, как это происходит везде и всюду, кого-то со стороны.
— Еще идеи есть?
— В диспетчерской не знают ничего. Сказали только, что у него было обыкновение около полуночи заезжать на Центральный вокзал. Там есть какая-то забегаловка, где таксисты сами варят себе кофе. Это мы должны будем провентилировать утром. Собака привела к ночному автобусу. Может, шофер что-нибудь заметил или хотя бы обычно ездит. Около двенадцати помп еще достаточно оживленно, многие регулярно ездят в это время. Бармены, музыканты и тому подобное.
— Это мы подкинем районной службе, пусть повозятся с этим сами.
— Да, ты прав. Я тоже об этом подумал.
— А мы займемся адресной книжкой.
В сейфе наряду с оборотными средствами мы обнаружили записную книжку с адресами. Имена с пометками: Шмид — электро, Недвед — кузов, Голоубек — видео некоторых фамилий — крестики, напротив— кружки. Этот поставляет одно, тот — другое, обычная мафия в сфере услуг. Напротив трех фамилий — звездочки, все три фамилии — женские.
— Взглянем на этих женщин?
— Начинать с чего-то надо.
— Тогда давай без лишнего шума свози их сюда ко мне!
— Слушаюсь, мой капитан! Но вот еще что, прежде чем начать. Я бы выпил кофе. Мне это необходимо.
— Ну что ж, Ферецкому уже все разно. Завари кофе на кухне, и для меня тоже.
ПАНСИОНАТ «ЛИБУША».
Я звоню по номеру телефона первой из трех женщин, некоей Ирены Сладкой. Мне отвечает грубоватый старческий голос:
— Женский дом!
— Что это? — спрашиваю я в изумлении.
— Общежитие для дам. Пансионат «Либуша». А вам не кажется, что для телефонных звонков несколько рановато? В эту пору все наши дамы находятся, как и положено, в постелях.
— Вы вахтер? — спрашиваю я.
— Нечто вроде этого. Ночной вахтер и мальчик на побегушках. Утешитель разбитых сердец. Советник дам, которые находятся в затруднительном положении. Поклонник нежной девичьей красоты, отлично знающий: чтоб утром дама выглядела пригожей, для этого ей необходимо выспаться ночью.
— Мы разыскиваем пани Ирену Сладкую.
— Эта пани — таксистка. Она работает по ночам. И я не думаю...
Мы с Бавором переглянулись. Заметьте, в иных случаях он проявляет почти такую же сообразительность, что и я. Ферецкий — таксист, Сладкая — таксистка. У обоих у нас загорелись глаза. Не надо оканчивать никаких курсов повышения квалификации, чтобы понять — дело пахнет керосином.
— Ну так я еду,— сказал я.
— Давай. Я жду здесь.
Прага пробуждается, чтобы приняться за работу. Мы обгоняем фургоны с молоком и первые трамваи, пока что полупустые. Подъезжаем к приюту одиноких дам.
Я прохожу через стеклянный вестибюль пансионата. Архитектор явно страдал той же манией, что и моя бывшая жена. Целая стена здесь из стекла, целая стена напоминает огромный телевизионный экран. За конторкой красного дерева восседает матрона с вязаньем в руках. Я предъявляю ей документ.
— Я сюда только что звонил.
— Меня на вахте еще не было. Наверно, вы говорили с ночным вахтером.
— Нам нужно поговорить с Иреной Сладкой.
— С таксисткой? Она, наверно, еще спит.
— Ничего не поделаешь, придется ее разбудить. Меня сегодня подняли с постели в два часа ночи. Она нам нужна.
— Ну, если она нужна вам... Попробую ее вызвать. Вахтерша с недовольным видом набирает номер. Кого-то просит, кому-то приказывает разыскать пани Сладкую
и передать, чтобы она немедленно спустилась вниз. Здесь явно любят своих подопечных, вахтерша стремится уберечь мою клиентку от шока. Прежде чем я успеваю вмешаться, слышу:
— Скажите, что ее тут разыскивает какой-то молодой человек в вельветовом костюме. Старший лейтенант из угрозыска. Наверно, у нее украли машину, я точно не знаю!
— Этого говорить не следовало, пани! — нахмурившись, замечаю Я вахтерше, которая как ни в чем не бывало снова принялась за вязание.
— Следовало не следовало, только заведение у нас порядочное. Пани Ирене скрывать от вас нечего, за это я ручаюсь.
Мимо нас проходят юные девушки и молодые женщины. Рассматривают меня, словно решают, стоит ли меня соблазнять, решают, что, пожалуй, не стоит, и отдают ключи, которые вахтерша вешает на доску позади себя.
— Пани Новотная, нет ли у вас для меня письмеца? — спрашивает молодая женщина, которую я готов был бы тут же, в КИНО, если бы не важное задание,
приведшее меня
:. вы же вчера получили! — строго говорит
— Да, а сегодня? Вчера — это все равно что тридцать лет назад.
Она весело подмигивает мне и уходит.
— Пани Новотная, Блажена уже ушла?
Лифт мягко опускается, раздвигаются створки. Из кабины выходит воплощенная истома прерванного сна, интересная брюнетка лет тридцати. (Я знаю, что так не положено, но и мои заметки отнюдь не официальный рапорт. Просто Ирена Сладкая понравилась мне с первого взгляда.)
— Кто меня спрашивает? — говорит она глуховатым голосом.
— Вот этот паи,— кивает в мою сторону вахтерша.— лейтенант.
Первая реакция, как правило, говорит о многом. При первой встрече я всегда начеку, как охотничья собака. Проявится нервозность, страх? Побледнеет человек или покраснеет? Все имеет значение, лицо иногда скажет больше, чем целые тома. Пани Сладкая выглядит всего-навсего усталой. Сонной. Я подхожу к ней, представляюсь, приглашаю в машину.
Глава II
В НАШЕЙ РАБОТЕ
есть свои правила игры, часто мы их даже не осознаем, подчиняясь им машинально. Мы поднимаемся по лестнице жилого дома на Виноградах. Хотя со мной женщина, я иду не первым, а чуть позади, на некотором расстоянии от ее правого локтя. Я прикрываю табличку с именем на двери в квартиру, звоню. Капитан Бавор открывает.. Войдя, Ирена (опасная слабость — нужно как можно скорее от нее избавиться — поддаваться обаянию женщин, которые могут быть замешаны в каких-либо преступлениях) удивленно осматривается.
Надо сказать, здесь есть на что посмотреть. Квартира обставлена роскошно. На полах ворсовые ковры, мягкие, как английские газоны. В углу гостиной финский гарнитур. Здесь и японский телевизор, и видеомагнитофон, масса предметов, которые на обычную зарплату не купишь.
Бавор впивается глазами в лицо Ирены, кажется, он не пренебрег бы даже лупой.
— Вы знаете, в чьей квартире находитесь? Вы здесь уже бывали?
Пани Сладкая (вот это правильный подход — по фамилии) пожимает плечами, отрицательно качает головой. «Нет» на оба вопроса.
Мы предлагаем ей сесть в кресло. Некоторое время предоставляем терзаться любопытством, затем даем фотографию убитого.
Она тут же кивает головой, волосы змейками струятся по ее руке.
— Это Ферда... Ферецкий.
Мы с Бавором обмениваемся взглядами.
— Простите, не могла бы я чего-нибудь попить? Я легла спать под утро.
Обычно Экснер ленив, но сейчас я его просто не узнаю. Он улыбается, срывается с места и тут же возвращается со стаканом, да еще несет его на подносе. Не хватает только салфетки, перекинутой через согнутую руку, как это принято у официантов в «Пуппе» 4.
— А не заварить ли нам кофейку? — обращается ко мне Бавор.
Нет смысла напоминать ему, что сейчас его очередь. Я иду на кухню.
Лучший отель в Карловых Варах,
— Ведь вы не станете покрывать негодяя? — спрашивает Экснер, снисходительный, как классный руководитель.
Ловко же он мне подсуропил! По правилам допроса он будет теперь разыгрывать роль доброго, все понимающего дядюшки. А мне, таким образом, отводится роль злого партнера, сомневающегося во всем, что будет произнесено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44