Она села в массивное кресло возле двери. Секретарша даже не взглянула на нее, барабаня по бумаге молоточками пишущей машинки.
«Слов нет, лет двадцать тому назад люди лучше относились друг к другу,— размышляет Ирена.— Раньше секретарша хотя бы спросила, как я поживаю и где я достала такое платье. Пятьдесят лет назад деловые бумаги по большей части писались еще от руки, и потому даже от извещения об увольнении не веяло таким холодом. «С уважением...» Сто лет назад пожатие руки означало то же, что сейчас договор, и даже больше. А что, если я возьму и встану у нее за спиной? — думает Ирена.— «Что это вы все время печатаете? Отдохните! А знаете, фикус у окна здорово разросся с той поры, как я поступила сюда на работу!» Наверно, она огрызнется: мол, не мешайте работать. Как будто в противном случае она сделает больше. Сильно сомневаюсь, и чем дальше, тем сильнее».
Начальник отдела эксплуатации открыл дверь своего кабинета. Жестом пригласил Ирену войти.
— Входите,— сказал он.— Присаживайтесь.
Из кабинета как раз выходил кудрявый блондин в кожаной куртке — он подмигнул Ирене. Вряд ли он был здесь из-за того, что проштрафился. Вид у него абсолютно невинный. Нет, сегодня это совершенно не похоже на трибунал. Иначе здесь сидел бы начальник соответствующей колонны. Представитель профсоюза. А то так и специалист по технике безопасности. Видимо, сегодня разбираются со всякими мелочами. Ирена с облегчением вздохнула и успокоилась.
Начальник прошелся по кабинету. Взглянул в окно и пожал плечами, словно бы не увидев того, что ожидал увидеть. Затем вернулся к столу, уперся в него ладонями. Он наблюдал за Иреной.
Она раскрыла сумочку, достала носовой платок и высморкалась.
Начальник службы эксплуатации облизал пересохшие губы.
«ТЕПЕРЬ БЫ ТОЛЬКО НЕ НАПОРТАЧИТЬ,—
твердил он себе мысленно.— Только бы не напортачить.
Будешь моей, краля разведенная, будешь моей как миленькая. Ты и не подозреваешь, как долго я ждал этой минуты. Когда ты к нам поступила, я ничего тебе не сказал. Ты была тогда пани докторшей, женщиной, которой было скучно дома одной, и потому приходилось соблюдать осторожность — кто знает, когда и какой доктор нам понадобится. Перед Спартакиадой понадобился я тебе, и я пошел тебе навстречу, тогда работы было выше головы, и ни о чем постороннем я и думать не мог. Но теперь! Теперь! Нравишься ты мне, девка. И так просто я тебя не выпущу».
— Тэк,— глухо пробурчал он.—- О том, что у меня будут неприятности из-за таких вот отпетых голов, как этот, я мог предполагать. Я знал это наперед и удивился бы, если бы этого не произошло. Но чтобы из-за вас... Никогда в жизни мне это даже в голову не пришло бы, никогда!
Он огорченно покачал головой. («Какое будет приятное воспоминание, когда выйду на пенсию».) Ирена сидела словно набрав в рот воды.
— Тут вот поступила жалоба на превышение платы за проезд.— Шеф по-отечески вздохнул. Забарабанил пальцами по столу.
Ирена ЛИШЬ пожала плечами.
— В последнее время все на нас набросились, точно шершни. Не прощают ни малейшей оплошности, ни вот столечко!—сказал он.— Так что вот — такое обвинение... нынешним временам проступок серьезный. Весьма серьезный! Мы обязаны с этим разобраться. Согласно последней инструкции генерального директора одного такого нарушения достаточно для того, чтобы человека уволить.
Он вынул из ящика заранее заготовленную папку и раскрыл ее. Ткнул пальцем в отпечатанную на ротаторе
— Может, вы объясните мне, в чем дело? — предложила Ирена.— Тогда, думаю, мне будет проще ответить.
— Не слишком ли мною вы о себе понимаете? — сказал начальник эксплуатационного отдела. Он снова наклонился и достал из ящика листы бумаги, соединенные канцелярской скрепкой.— Так, посмотрим, что тут! Двадцать восьмого июня, это была пятница. Вы ехали с улицы Клобоучницкой в Нуслях на Ладову. Шестьдесят крон! Мы сделали контрольную поездку, о чем вам, возможно, известно. У нас за это расстояние набежало тридцать пять.
Ирена заерзала на стуле.
— Вероятно, вы ничего не помните,— сказал начальник с удовлетворением.— Никто из вас никогда не помнит о таких вещах. Я часто поражаюсь, насколько коротка человеческая память, когда...
— Наоборот, эту поездку я как раз помню очень хорошо,— сказала Ирена.— По не могли бы вы, по крайней мере, сказать, кто эту жалобу подал?
— Нет. Не могу. Это было бы нарушением инструкции.
— Что ж, я вам помогу,— сказала Ирена и, порывшись в сумочке, положила на стол начальника твердый бумажный прямоугольник.—- Случайно это не он? Франтишек Горкий, сиречь архитектор, как он сам представляется?
Начальник закивал головой.
— Ну и что? — сказал он строго.
— Этого я действительно обобрала. Каюсь и больше не буду! — улыбнулась Ирена.-—Я стояла на круглой площади в Дейвицах, вы, наверное, знаете, где это, когда со мной связалась диспетчер. Он хотел ехать только со мной и пригласил меня на ужин. Я отвезла его туда, куда он хотел, а потом улизнула. Возможно, в диспетчерской осталась запись об этом.
— Ах вот оно что,— произнес начальник печально.— Вот, значит, как было дело!
— Именно так,— кивнула Ирена.
— У него всюду знакомства, у этого типа! — сказал шеф.— Он звонил заместителю нашего директора. Но своими похождениями он, конечно, не похвастал. Эти проклятые знакомства! Вы слышали анекдот? Преступникам теперь предлагают на выбор — либо двадцать лет тюрьмы, либо год жизни без знакомств в Праге. И еще не нашлось никого, кто выбрал бы второе.
Он убрал со стола бумаги.
— Мы ответили стандартным письмом. Коль скоро не назван свидетель, не взыщите» одна версия противоречит другой, а мы своим работникам доверяем, иначе не взяли бы их к себе. Так что с этим покончено. Вы на меня сердитесь?
— На вас нет,— сказала Ирена.— А вообще-то я крайне возмущена. Я знаю, что берут лишку. Что у каждого свои хитрости. Но этот явно хотел мне отомстить. За то, что я не упала перед ним на колени.
— Вижу,— сказал начальник отдела эксплуатации и улыбнулся.
Ну, так мы разобрались,—сказала Ирена и защелкнула замок на сумочке,
— Не торопитесь!
Он снова прошелся от стола к окну и обратно.
— Вам никогда не приходило в голову, что вы уже, собственно, опытный работник?—медлительно, с расстановкой произнес он.— Что вы могли бы заняться чем-то более стоящим, чем ездить на таксомоторе? Это бесконечное шныряние по улицам...
Ирена подняла голову. Она абсолютно безошибочно распознала этот тон. Мужчина говорит с тобой высокомерно, это так, но в действительности он клянчит. Мужчина, которому осточертели одни и те же нескончаемые препирательства, у которого двадцатилетнее супружество сидит уже в печенках. Песик, прибежавший, чтобы его погладили. И где в такие минуты равноправие полов? «Будь я мужчиной, я бы двинула ему по роже».
— Что вы имеете в виду? — осторожно спросила она.
— Ну... вариантов много, знаете ли. Ездить по заявкам различных организаций. Это в основном первая половина дня и масса километров. Обычно разрешают и приписать километр-другой, раз это оплачивается не из собственного кармана. Я мог бы вас прикрепить к хорошей гостинице. Поручить поездки на аэродром.
— Что ДЛЯ /юн) нужно? Что нужно сделать, чтобы получить нот такую работу получше? — спросила Ирена.
— Это... это решаю я,— сказал он.— Разумеется, я учитываю опыт водителя, количество допущенных им нарушении на его счету, умение ориентироваться в той или иной ситуации, ну а также знание языков... отношение к нашему предприятию,—говорил он сквозь частокол пальцев, которыми постукивал себя по губам.
Ирена чуть улыбнулась, прошлась по кабинету прежней своей походкой манекенщицы, которая владеет ремеслом и умеет псд.'гп, каждый мускул.
— А я п есть такой опытный водитель? — спросила она, наклонившись через стол и упершись в него узкой вытянутой кистью.— Сами вы верите в это? — выдохнула она, выпятив свои губы обольстительницы.
— Черт возьми... Ладно, сдаюсь,— капитулировал начальник отдела эксплуатации.— Просто я думал... Вы одна из тех немногих женщин-водителей, которые ездят. Что, если я приглашу вас поужинать вместе со мной, как тот бедолага, который на вас пожаловался...
— Я подумаю,— сказала она неопределенно. — Проклятье, неужели...
Молчание.— Пойдете? Молчание.
— Ну, пожалуйста,— шепнул он чуть слышно.
— Хорошо.
НОВАЯ СОСЕДКА ПО ИМЕНИ МАРТИНА, этакая распустеха с хвостом волос, завязанным сбоку (прелестная мода, такая была лет двадцать тому назад), изучающая в Праге историю театра, валяется на кушетке и хрумкает печенье. Она взмахивает рукой.
— Привет! — восклицает она.— Тебе звонили уже четыре раза. Какой-то Пьетро или Педро, но по-чешски говорил хорошо. Сказал, вечером будет тебя ждать, ты знаешь где. Хочешь кофе?
— Можно.
Мартина спрыгивает с кушетки.
— Убойный или нормальный?
— Детский.
— Ладненько. А я — убойный! — подает Ирене руку новая товарка.— Понимаешь, такие важные вещи о тебе я должна знать. А ты — обо мне. Бог весть, сколько мы проторчим тут вместе.
Она поскребла указательным пальцем в волосах.
— А этот... Педро... Придет сюда? «Мыс Канаверал»? Ирена пожимает плечами.
— Ну, ведь это нужно выяснить! Я охотно тебе уступлю, нужно только условиться — когда, что да как. Я тоже иной раз кого-нибудь приглашу, понимаешь, Саройян говорил, что по вечерам ты все равно почти никогда не бываешь дома. Так что, если тебе понадобится...
— Слушай, сделай кофе,— говорит Ирена,— а там видно будет.
— Бегу. Но серьезно, если надо, не стесняйся, скажи! Я почти каждый вечер могу найти себе какое-нибудь развлечение. Схожу в кино или еще куда-нибудь. В театр. А то так просто похожу по улицам. Я это люблю. Мне Прага страшно нравится, а тебе?
— Конечно, как же иначе, конечно,— сказала Ирена, разулась и зашевелила пальцами па ногах.— Уф!
В конце каждого коридора кухня с газовыми плитами и холодильниками, с досками для резки и чистки. Живущие в пансионате женщины могут готовить здесь всевозможные разносолы. Впрочем, сказать по правде, я редко когда заставал их за этим занятием. Большинство из них ограничивается лишь обедом, да и то где-нибудь в городе, а здесь довольствуются йогуртами да кефирами, святым духом питаются, как сказал бы поэт. Живут на
кофе да на сухариках. Их пища — горький чай и горькие мысли.
Мартина приносит кофе.
— Ты хотела детский, а я — убойный,— говорит она покаянно.— Я это твердо усвоила. Но когда кофейник начал вдруг свистеть, как регулировщик на перекрестке, я что-то запаниковала и сделала нам обеим нормальный. Ну да ничего, правда? Для меня страх как важно, чтобы мы с тобой поладили.
—' А что так? — спрашивает Ирена.
— Знаешь, ты выглядишь так солидно. Я здесь уже на третьем месте. Ты не поверишь, за каких-нибудь два года. Дядюшка Заступник меня выручил. Что ты о нем думаешь? Уж не приударяет ли он случайно за девочками? Не захотелось ли ему, прежде чем расстаться с этим миром, снискать хоть немного девичьей признательности?
— Да ты что? — поражается Ирена.— Как это только могло прийти тебе в голову?
— Ну, понимаешь, он так странно нам улыбается. Говорит: «Прекрасный день, милые молодые дамы!» Ведь обычно же так никто не говорит, правда?
— Не говорит,— согласилась Ирена.— Л должны бы говорить, разве нет?
— Ну... ты считаешь? Ты всерьез считаешь, что должны бы? Я еще молодая и глупая, я в этом не разбираюсь. Но мне кажется, что, если человек сует нос не в свое дело, зато просто' приставала. Вот послушай! Стою я сегодня перед витриной с электротоварами. Рассматриваю маги, кассетники, прикидываю, какой бы приобрести. И представь себе! Там ошивался какой-то мужик, не то чтобы старый, но не молодой. На костылях. И давай чесать языком, какой лучше, какой хуже, какой работает с шумами, каком проигрывает,— я понятия не имею, что это такое, вроде бЫ какое-ТО усовершенствование,— минут десять гудел мне на ухо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44