Отвергайте истинное познание, отвергайте, вы, безрассудные. В день Страшного суда не быть вам среди избранных, запугивает брошюра. Тогда будет поздно говорить: я не ведал, что творил!
Кажется, я уже поделился тем, что когда-то заведовал спортивной базой в горах. У меня там кочегарил один такой же фанатик. Он высокопарно усмехался, выслушивая мою аргументацию. Он признавал лишь Ветхий завет и читал его так же часто, как иные люди — «Швейка». Новый завет и католическое вероучение, из которого в школе я кое-чего поднахватался, он воспринимал как нечто курьезное.
— Нет, нет,— говорил он,— пока вы не обратитесь в истинную веру, все тщетно. Вы можете смотреть на ближнего как на брата, любить его как самого себя, но пока вы
58 не исповедуете подлинной сути христианской религии, вы погибли на веки вечные.
И все-таки, несмотря на его богомудрость, я взял над ним верх!
— Выходит, спасения заслуживает лишь тот, кто исповедует вашу религию?—уточнил я для верности.
— Да, именно так сказано в Священном писании,— ответил он. Вы, конечно, обратили внимание, что истопник изъяснялся языком, уснащенным почтенной архаикой, которая в другое время была бы мне приятна, поскольку я с удовольствием читаю Ванчуру1, Фрайса2 и им подобных.— Остальным суждено отвержение.
— В таком случае отверженным окажетесь и вы!—заявил я.
— Как это так?
— Я люблю ближнего как брата. Люблю веселое общество, питаю слабость к женщинам. Ладно. Это все не такие уж большие прегрешения, и добрыми делами чаши весов будут уравновешены. А вот вы! Вы! Вы совершили наитягчайший из всех грехов, какие только можно себе представить. Смертельный. Вы, несчастный, согрешили тем, что предались гордыне. Сказать —только я и мои друзья будут спасены, а вы, остальные, пропадайте пропадом,— такой грех не отпускается! Мне жаль вас.
Раньше, до того как вошли в моду обои, говорили: он побелел, как стена. Я затрудняюсь описать его физиономию современными изобразительными средствами. Был ли это шок? Или симптомы ступора? То и другое, если угодно. Я так сразил его его же собственным оружием, что по истечении договорного срока, в конце сезона, он заявил о своем переходе на другую работу. И вдобавок еще и запил.
Ирена дочитала до небольшого абзаца, где с научной скрупулезностью определялась дата конца света. Потом \ она мне ее сообщила — год я позабыл, но за остальное ручаюсь: случится это двадцать восьмого сентября, в три часа дня.
Она скомкала листки и выбросила их в окошко, выключила свет. Стук по стеклу.
— У вас что-то упало, пани!
— Это я... машинально.
— Машинально. Ну так потрудитесь поднять! И попрошу документы, раз уж мы с вами вступили в разговор.
4Ванчура Владислав (1891—1942)—выдающийся чешский писатель, автор сложной метафорической прозы, уснащенной библеизмами.
2 Шутливая ссылка на самого себя,
— Пан лейтенант...
— Старший сержант. Этим вы меня не купите. Выйдите, подберите бумажки и бросьте куда следует. А потом предъявите документы!
Сержант просмотрел документы и взял под козырек:
— Благодарю. Можете ехать.
— Уф, прямо гора с плеч! После того, что я прочитала, я ничуть бы не удивилась, если б вы отпустили меня со словами: «Ступай с миром и впредь не греши!»
— Вы ко мне обращаетесь на «ты»?
— Нет. Это я цитирую.
— То-то. Занимайтесь своим делом,—строго произнес блюститель порядка и направился к кучке галдящих на тротуаре людей.
Вечерняя Вацлавская площадь: разрядные лампы окрашивают ее в нежно-оранжевый цвет. Пестрят красками крикливые рекламы. На возвышении перед музеем стоят группки людей, другие прохаживаются небольшими компаниями, переговариваются, смеются. Из кинотеатра толпой высыпают люди, минут через десять повалил народ из другого кинотеатра, что в пятидесяти шагах от первого. Чинно вышагивает военный патруль, так называемая «накры-вашка», предводительствуемая офицером. Офицеру жарко, и он охотно зашел бы куда-нибудь выпить пива, но ему неловко перед своими подчиненными. Солдатам жарко, и они предпочли бы заигрывать с каждой смазливой девчонкой, встречающейся им на пути. Тетка возле киоска вопит: «Вечерняя Прага!»—словно это никому не известно. Юная парочка ужинает сосисками на узкой стойке перед ларьком, у девушки обрывается цепочка на шее и падает в горчицу. Услужливый юноша извлекает ее и благоговейно облизывает. Девушка вспыхивает и издает брезгливое восклицание. Стоящий под фонарем поэт записывает только что вылущившисся стихи — три-четыре красивых словечка, цена которым, согласно гонорарной ставке, двенадцать крон пятьдесят геллеров. Пани с таксой встречает даму с фокстерьером, собаки тотчас принимаются облаивать друг друга.
— Пойдем, Азорик, собачка-то вон какая противная, фу!
— Что, Пезарчик, он тебе не нравится, правда? Ну, конечно, мы такие красивые, такие пригожие, не станем же мы связываться с этакой шваброй!
— Позвольте, дама, кого это вы... — И так далее.
— Хотите меня «увести»?— спрашивает Ирену потенциальный пассажир.
60 Она смотрит на него. «Нет, этого я не, хочу. Это мужчина ,,я все знаю", „я всюду был двадцать раз". Завести любовника? Что ж, в конце концов, почему бы и нет? Почему бы и нет, если на следующий день он будет в состоянии сказать: „Вчера я влюбился". А этот произнесет: „Вчера я трахнул одну шоферицу. Она стоила того, чтобы согрешить. Клянусь. Но ведь на этой неделе она уже третья. Пора, старина, с этим кончать. Серьезно, пора мне с этим кончать!"»
— Вам куда?
— Нусли. Пуп Земли.
— Садитесь.
— Ирена Сладкая. Вам это идет. Я сладкое люблю. Даже очень. А вы?
. —М-м-м...
— А не встречались ли мы с вами раньше?
— Как знать... может, я вас уже везла.
—- Нет, я не о том. У кого-нибудь, в какой-нибудь компании? Вечер отдыха в саду —вам это ничего не говорит? Лампионы, напитки мы охлаждали в таком бассейничке. Там еще выступал певец, как его... Зих? Лауфер? А, разве их всех упомнишь? Или мы были у какого-то скульптора?
— Сомневаюсь.
— Да нет же, дай бог память. Может, вы мне поможете,— говорит он и кладет на приборный щиток визитную карточку.— Франта Горкий, то бишь архитектор. Архитектор-дизайнер. Интерьеры. Могу сознаться — у богатых беру, бедным даю. Все, что сдеру с какого-нибудь толстосума, растрачиваю на красивых барышень, потому что для них я из принципа проектирую бесплатно. Вы не заинтересованы? И в ближайшем будущем не заинтересуетесь? Не отказывайтесь от свалившегося на вас счастья. Я делал 1шп§ 1 для Карлуши Готта. Уж такой я шустрый.
— Да уж,— проронила Ирена.
— Если вы когда-либо придете к выводу, что все-таки нуждаетесь в моей помощи, я к вашим услугам во всех отношениях. Моя визитная карточка у вас есть. Вот здесь меня вполне устроит. Ну теперь наступает самое скверное — пора расплаты.
— Тридцать семь крон.
- ДЯДЮШКА САРОИЯН,-
произносят мое имя прекрасные уста, которые всякий раз
1 Интерьер (англ.).
заставляют меня ощутить слабость в коленях.— Можно с вами посидеть немного?
— Ну конечно же, прекрасная дама, я буду только рад,
— Дядюшка, оставьте вы на сегодня эту даму! Мне не до шуток.
— Присаживайся, голубушка. Можно тебе что-нибудь предложить? Кофе? Или чай заварю, хочешь?
— А немножко винца у вас не найдется?
— Что за вопрос! Как у всякого порядочного человека! Есть немного красного, как раз на двоих.
— Вот хорошо, дядюшка. Я попала в аварию. Небольшую и не по своей вине. Не посадят. И все же мне как-то...
— Держи, выпей! За твое здоровье и за то, что ты цела и невредима.
—Этот дурак выскочил на меня сбоку на скорости девяносто. И вместо того чтобы радоваться, что остался жив... что с ним вообще ничего не случилось...
— Ну, ну, не надо, не говори, теперь уже все позади. Будь рада и выпей. Не торопясь, помни, что ты пьешь, по сути дела, солнышко.
— Дядюшка Саройян, можно я подержу вас немножко за руку?—всхлипывает она.
— Ради бога. Да ты не стесняйся. Я и сам уже тыщу раз ревел.
Я обнимаю эту темноволосую головку и прижимаю ее к своему плечу. Ничто во мне в эту минуту не ёкает и не напоминает о моем мужском начале. Я лишь радуюсь тому, что не то господь бог, не то природа—-кто из них, это меня не так уж интересует, потому как довольно скоро мне предстоит об этом узнать,— даровали нам плечи. У меня такое чувство, будто они изначально были придуманы для таких вот целей.
— Почему я такая несчастная?
— Милая Ирена, тебя ведь зовут Ирена, не правда ли? Я, сестренка, обнимал в своей жизни немало женщин. И со временем пришел к выводу, что, в сущности, они плохо выражают свои мысли. Говорят: «Я несчастна», но это еще ничего не значит. На самом деле они хотят сказать: «Я мечтаю о счастье». Я мог бы продолжать и говорить до самого утра. Но я вижу — ты умница.
— А вы знаете, я ведь только теперь поняла, почему вас называют дядюшкой Саройяном.
Я смеюсь.
— В таком случае ты сообразительнее меня. Я не понимаю этого до сих пор. Это придумала одна веселая...
— Осталась там еще капля?
62 — А то как же, вот она!
— Дядюшка, так давайте за солнышко, потому что... сама не знаю почему.
— У меня есть серьезное подозрение, что мы становимся сентиментальными. Мы, двое взрослых людей, так что... «будем живы — не умрем»—с такими словами поднимали кружки солдаты, которые высадились в Италии; по крайней мере, так писали, сам читал.
— Да нет же, вы там были!
— Был и погиб там. Я и в России погиб, и в Германии мне был каюк. Я повсюду погиб и повсюду остался жив.
Красавица таксистка выпила за мое здоровье.
— Черт побери!—вздохнула она. В жизни каждого человека есть минуты, когда он говорит по Травничеку2.— Черт побери, дядюшка, были бы вы лет на двадцать моложе! Или хотя бы на десять!
— Ступай спать, девочка!
— Спокойной ночи. И — спасибо!—сказала она и погладила меня по руке.—У вас самые добрые руки из всех, какие я знаю.
— Ну, марш спать, пока я тебя не отшлепал!
Она чмокает меня в колючую щеку и убегает к лифту.
Глава V
СТОЛИЧНАЯ СЛУЖБА ПЕРЕВОЗОК организована по типу армейской, недаром во главе ее стоит генеральный (от слова «генерал») директор. Ступенью ниже — директора отдельных транспортных подразделений. Таксопарками ведает предприятие пассажирских . перевозок, дирекции которого подчинены руководители отдельных транспортных звеньев. Каждое звено делится на колонны, а колонна —на бригады. Мужчинам подобная структура должна казаться в высшей степени естественной, поскольку с того самого дня, как они впервые побрились, мир для них разделился на полки, батальоны и роты, а то так и на эскадрильи, звенья. Все это было выше разумения Ирены, она понятия не имела, что и для чего было создано. Тарахтя, въехала она с помятым крылом в ремонтную мастерскую и обратилась к ближайшему пареньку, перепачканному машинным маслом.
1 Здесь: отнюдь не (нем.).
2 Травничек Франтишек (1888—1961)—известный чешский лингвист, автор толкового чешского словаря,
— Авария?—спросил он деловито.
— Авария.
— В таком случае моя хата с краю, сперва должен поглядеть техник.
— Авария?—спросил механик с надеждой в голосе. В Ирениной колонне эту должность занимал ярый антифеминист. Он был убежден, что место женщины — на кухне и в детской, возможно потому, что из его кухонь и детских, которыми он обзаводился поочередно, ушли уже три жены.— Я всегда говорил. Таксистом должен быть человек с железными нервами. Вам понятно? Человек. А не какая-то дамочка, которая...
— Мне нужно на линию,-—заявила Ирена.— Поговорить мы можем и потом.
— Разумеется, план есть план. Вы обязаны ездить, просто-напросто обязаны. Но машину, которая попала в аварию, золотко, сперва должен посмотреть директор парка. На столе у него должна лежать объяснительная записка, когда это произошло, как произошло, кто находился за рулем в нетрезвом виде и так далее и так далее. А до этого Я ничем ПОМОЧЬ Не могу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Кажется, я уже поделился тем, что когда-то заведовал спортивной базой в горах. У меня там кочегарил один такой же фанатик. Он высокопарно усмехался, выслушивая мою аргументацию. Он признавал лишь Ветхий завет и читал его так же часто, как иные люди — «Швейка». Новый завет и католическое вероучение, из которого в школе я кое-чего поднахватался, он воспринимал как нечто курьезное.
— Нет, нет,— говорил он,— пока вы не обратитесь в истинную веру, все тщетно. Вы можете смотреть на ближнего как на брата, любить его как самого себя, но пока вы
58 не исповедуете подлинной сути христианской религии, вы погибли на веки вечные.
И все-таки, несмотря на его богомудрость, я взял над ним верх!
— Выходит, спасения заслуживает лишь тот, кто исповедует вашу религию?—уточнил я для верности.
— Да, именно так сказано в Священном писании,— ответил он. Вы, конечно, обратили внимание, что истопник изъяснялся языком, уснащенным почтенной архаикой, которая в другое время была бы мне приятна, поскольку я с удовольствием читаю Ванчуру1, Фрайса2 и им подобных.— Остальным суждено отвержение.
— В таком случае отверженным окажетесь и вы!—заявил я.
— Как это так?
— Я люблю ближнего как брата. Люблю веселое общество, питаю слабость к женщинам. Ладно. Это все не такие уж большие прегрешения, и добрыми делами чаши весов будут уравновешены. А вот вы! Вы! Вы совершили наитягчайший из всех грехов, какие только можно себе представить. Смертельный. Вы, несчастный, согрешили тем, что предались гордыне. Сказать —только я и мои друзья будут спасены, а вы, остальные, пропадайте пропадом,— такой грех не отпускается! Мне жаль вас.
Раньше, до того как вошли в моду обои, говорили: он побелел, как стена. Я затрудняюсь описать его физиономию современными изобразительными средствами. Был ли это шок? Или симптомы ступора? То и другое, если угодно. Я так сразил его его же собственным оружием, что по истечении договорного срока, в конце сезона, он заявил о своем переходе на другую работу. И вдобавок еще и запил.
Ирена дочитала до небольшого абзаца, где с научной скрупулезностью определялась дата конца света. Потом \ она мне ее сообщила — год я позабыл, но за остальное ручаюсь: случится это двадцать восьмого сентября, в три часа дня.
Она скомкала листки и выбросила их в окошко, выключила свет. Стук по стеклу.
— У вас что-то упало, пани!
— Это я... машинально.
— Машинально. Ну так потрудитесь поднять! И попрошу документы, раз уж мы с вами вступили в разговор.
4Ванчура Владислав (1891—1942)—выдающийся чешский писатель, автор сложной метафорической прозы, уснащенной библеизмами.
2 Шутливая ссылка на самого себя,
— Пан лейтенант...
— Старший сержант. Этим вы меня не купите. Выйдите, подберите бумажки и бросьте куда следует. А потом предъявите документы!
Сержант просмотрел документы и взял под козырек:
— Благодарю. Можете ехать.
— Уф, прямо гора с плеч! После того, что я прочитала, я ничуть бы не удивилась, если б вы отпустили меня со словами: «Ступай с миром и впредь не греши!»
— Вы ко мне обращаетесь на «ты»?
— Нет. Это я цитирую.
— То-то. Занимайтесь своим делом,—строго произнес блюститель порядка и направился к кучке галдящих на тротуаре людей.
Вечерняя Вацлавская площадь: разрядные лампы окрашивают ее в нежно-оранжевый цвет. Пестрят красками крикливые рекламы. На возвышении перед музеем стоят группки людей, другие прохаживаются небольшими компаниями, переговариваются, смеются. Из кинотеатра толпой высыпают люди, минут через десять повалил народ из другого кинотеатра, что в пятидесяти шагах от первого. Чинно вышагивает военный патруль, так называемая «накры-вашка», предводительствуемая офицером. Офицеру жарко, и он охотно зашел бы куда-нибудь выпить пива, но ему неловко перед своими подчиненными. Солдатам жарко, и они предпочли бы заигрывать с каждой смазливой девчонкой, встречающейся им на пути. Тетка возле киоска вопит: «Вечерняя Прага!»—словно это никому не известно. Юная парочка ужинает сосисками на узкой стойке перед ларьком, у девушки обрывается цепочка на шее и падает в горчицу. Услужливый юноша извлекает ее и благоговейно облизывает. Девушка вспыхивает и издает брезгливое восклицание. Стоящий под фонарем поэт записывает только что вылущившисся стихи — три-четыре красивых словечка, цена которым, согласно гонорарной ставке, двенадцать крон пятьдесят геллеров. Пани с таксой встречает даму с фокстерьером, собаки тотчас принимаются облаивать друг друга.
— Пойдем, Азорик, собачка-то вон какая противная, фу!
— Что, Пезарчик, он тебе не нравится, правда? Ну, конечно, мы такие красивые, такие пригожие, не станем же мы связываться с этакой шваброй!
— Позвольте, дама, кого это вы... — И так далее.
— Хотите меня «увести»?— спрашивает Ирену потенциальный пассажир.
60 Она смотрит на него. «Нет, этого я не, хочу. Это мужчина ,,я все знаю", „я всюду был двадцать раз". Завести любовника? Что ж, в конце концов, почему бы и нет? Почему бы и нет, если на следующий день он будет в состоянии сказать: „Вчера я влюбился". А этот произнесет: „Вчера я трахнул одну шоферицу. Она стоила того, чтобы согрешить. Клянусь. Но ведь на этой неделе она уже третья. Пора, старина, с этим кончать. Серьезно, пора мне с этим кончать!"»
— Вам куда?
— Нусли. Пуп Земли.
— Садитесь.
— Ирена Сладкая. Вам это идет. Я сладкое люблю. Даже очень. А вы?
. —М-м-м...
— А не встречались ли мы с вами раньше?
— Как знать... может, я вас уже везла.
—- Нет, я не о том. У кого-нибудь, в какой-нибудь компании? Вечер отдыха в саду —вам это ничего не говорит? Лампионы, напитки мы охлаждали в таком бассейничке. Там еще выступал певец, как его... Зих? Лауфер? А, разве их всех упомнишь? Или мы были у какого-то скульптора?
— Сомневаюсь.
— Да нет же, дай бог память. Может, вы мне поможете,— говорит он и кладет на приборный щиток визитную карточку.— Франта Горкий, то бишь архитектор. Архитектор-дизайнер. Интерьеры. Могу сознаться — у богатых беру, бедным даю. Все, что сдеру с какого-нибудь толстосума, растрачиваю на красивых барышень, потому что для них я из принципа проектирую бесплатно. Вы не заинтересованы? И в ближайшем будущем не заинтересуетесь? Не отказывайтесь от свалившегося на вас счастья. Я делал 1шп§ 1 для Карлуши Готта. Уж такой я шустрый.
— Да уж,— проронила Ирена.
— Если вы когда-либо придете к выводу, что все-таки нуждаетесь в моей помощи, я к вашим услугам во всех отношениях. Моя визитная карточка у вас есть. Вот здесь меня вполне устроит. Ну теперь наступает самое скверное — пора расплаты.
— Тридцать семь крон.
- ДЯДЮШКА САРОИЯН,-
произносят мое имя прекрасные уста, которые всякий раз
1 Интерьер (англ.).
заставляют меня ощутить слабость в коленях.— Можно с вами посидеть немного?
— Ну конечно же, прекрасная дама, я буду только рад,
— Дядюшка, оставьте вы на сегодня эту даму! Мне не до шуток.
— Присаживайся, голубушка. Можно тебе что-нибудь предложить? Кофе? Или чай заварю, хочешь?
— А немножко винца у вас не найдется?
— Что за вопрос! Как у всякого порядочного человека! Есть немного красного, как раз на двоих.
— Вот хорошо, дядюшка. Я попала в аварию. Небольшую и не по своей вине. Не посадят. И все же мне как-то...
— Держи, выпей! За твое здоровье и за то, что ты цела и невредима.
—Этот дурак выскочил на меня сбоку на скорости девяносто. И вместо того чтобы радоваться, что остался жив... что с ним вообще ничего не случилось...
— Ну, ну, не надо, не говори, теперь уже все позади. Будь рада и выпей. Не торопясь, помни, что ты пьешь, по сути дела, солнышко.
— Дядюшка Саройян, можно я подержу вас немножко за руку?—всхлипывает она.
— Ради бога. Да ты не стесняйся. Я и сам уже тыщу раз ревел.
Я обнимаю эту темноволосую головку и прижимаю ее к своему плечу. Ничто во мне в эту минуту не ёкает и не напоминает о моем мужском начале. Я лишь радуюсь тому, что не то господь бог, не то природа—-кто из них, это меня не так уж интересует, потому как довольно скоро мне предстоит об этом узнать,— даровали нам плечи. У меня такое чувство, будто они изначально были придуманы для таких вот целей.
— Почему я такая несчастная?
— Милая Ирена, тебя ведь зовут Ирена, не правда ли? Я, сестренка, обнимал в своей жизни немало женщин. И со временем пришел к выводу, что, в сущности, они плохо выражают свои мысли. Говорят: «Я несчастна», но это еще ничего не значит. На самом деле они хотят сказать: «Я мечтаю о счастье». Я мог бы продолжать и говорить до самого утра. Но я вижу — ты умница.
— А вы знаете, я ведь только теперь поняла, почему вас называют дядюшкой Саройяном.
Я смеюсь.
— В таком случае ты сообразительнее меня. Я не понимаю этого до сих пор. Это придумала одна веселая...
— Осталась там еще капля?
62 — А то как же, вот она!
— Дядюшка, так давайте за солнышко, потому что... сама не знаю почему.
— У меня есть серьезное подозрение, что мы становимся сентиментальными. Мы, двое взрослых людей, так что... «будем живы — не умрем»—с такими словами поднимали кружки солдаты, которые высадились в Италии; по крайней мере, так писали, сам читал.
— Да нет же, вы там были!
— Был и погиб там. Я и в России погиб, и в Германии мне был каюк. Я повсюду погиб и повсюду остался жив.
Красавица таксистка выпила за мое здоровье.
— Черт побери!—вздохнула она. В жизни каждого человека есть минуты, когда он говорит по Травничеку2.— Черт побери, дядюшка, были бы вы лет на двадцать моложе! Или хотя бы на десять!
— Ступай спать, девочка!
— Спокойной ночи. И — спасибо!—сказала она и погладила меня по руке.—У вас самые добрые руки из всех, какие я знаю.
— Ну, марш спать, пока я тебя не отшлепал!
Она чмокает меня в колючую щеку и убегает к лифту.
Глава V
СТОЛИЧНАЯ СЛУЖБА ПЕРЕВОЗОК организована по типу армейской, недаром во главе ее стоит генеральный (от слова «генерал») директор. Ступенью ниже — директора отдельных транспортных подразделений. Таксопарками ведает предприятие пассажирских . перевозок, дирекции которого подчинены руководители отдельных транспортных звеньев. Каждое звено делится на колонны, а колонна —на бригады. Мужчинам подобная структура должна казаться в высшей степени естественной, поскольку с того самого дня, как они впервые побрились, мир для них разделился на полки, батальоны и роты, а то так и на эскадрильи, звенья. Все это было выше разумения Ирены, она понятия не имела, что и для чего было создано. Тарахтя, въехала она с помятым крылом в ремонтную мастерскую и обратилась к ближайшему пареньку, перепачканному машинным маслом.
1 Здесь: отнюдь не (нем.).
2 Травничек Франтишек (1888—1961)—известный чешский лингвист, автор толкового чешского словаря,
— Авария?—спросил он деловито.
— Авария.
— В таком случае моя хата с краю, сперва должен поглядеть техник.
— Авария?—спросил механик с надеждой в голосе. В Ирениной колонне эту должность занимал ярый антифеминист. Он был убежден, что место женщины — на кухне и в детской, возможно потому, что из его кухонь и детских, которыми он обзаводился поочередно, ушли уже три жены.— Я всегда говорил. Таксистом должен быть человек с железными нервами. Вам понятно? Человек. А не какая-то дамочка, которая...
— Мне нужно на линию,-—заявила Ирена.— Поговорить мы можем и потом.
— Разумеется, план есть план. Вы обязаны ездить, просто-напросто обязаны. Но машину, которая попала в аварию, золотко, сперва должен посмотреть директор парка. На столе у него должна лежать объяснительная записка, когда это произошло, как произошло, кто находился за рулем в нетрезвом виде и так далее и так далее. А до этого Я ничем ПОМОЧЬ Не могу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44