Она почувствовала, что сейчас наступит критический момент. «Буду сражаться за Львицу, как лев»,— сказала она себе.
— Мы хотим пожениться.
— Я знаю.
— Так вот... как бы это сказать! Ну! Разумеется, она не жила монашкой, вы понимаете, что я под этим подразумеваю. Я тоже монахом не был. Это все в порядке вещей. Что было, то было. Но знаете... Она заказала в типографии две сотни свадебных извещений. И составила список тех, кому собирается их разослать. Но там почти сплошь мужские имена. Как вы думаете... раз... можно надеяться, что у нас получится, несмотря на...
— Вы думаете, это перечень ее любовников,— сказала Ирена.
— Нет, не то чтобы... собственно... это прозвучит ужасно глупо, если я скажу, что да, думаю?
Ирена с серьезным видом кивнула головой.
— Собственно, мне показалось... не многовато ли.
— Я ее знаю, вероятно, даже лучше, чем знает она сама себя,— сказала Ирена.— Вас призывали в армию? Как долго вы там пробыли? Два года? Год?
— Год,— сказал Маркес.
— И вы не могли дождаться, когда все кончится и вы отправитесь домой. А мы в условиях, близких к казарменным, живем много лет. Выйти замуж для Львицы значит обрести дом, понимаете? В последнее время, когда, скажем, официант подавал нам вино и при этом улыбался, она говорила: «Почему это не мог быть он?» Или когда кто-то уступал ей место в трамвае. По большей части это все знакомства такого рода. Не буду вам лгать и говорить, что у нее никого не было, вы и сами так не думаете, Но их не было столько. Преобладают вот такие несостоявшиеся. Сходили раз в кино — и прощай!
— Но зачем тогда посылать им извещения?
— Это из самолюбия. Мол, смотрите, какого вы сваляли дурака! Могли бы и вы заполучить такую невесту!
— Да, по тогда, выходит, все равно, кто на ней женится? Тогда это вполне мог бы быть, скажем, и официант, о котором вы говорили?
— Нет. Это могли быть только вы. Вас она любит
— И вы ручаетесь, что...
— Я ни за что не ручаюсь,— сказала Ирена.— Но если вас двоих кто-то и подведет, то это можете быть только вы. Львица — никогда. Если вы на улице поскользнетесь и кто-то вам протянет руку, чтобы помочь встать, вы же не будете долго раздумывать. Другое дело, если этот человек пригласит вас потом к себе домой. А ваше приглашение она приняла. Этого достаточно?
— Должен вам еще сказать: Львица хочет, чтобы вы были рассмеялась.
— Вот видите? Это тоже из самолюбия. Впрочем, вам этого не понять.
— Придете?
— С удовольствием,— пообещала Ирена.— Ей я не могу сказать «в следующий раз»: она не такая. Львица выходит замуж только раз.
— Вы ведь не скажете ей, о чем мы с вами говорили?
— Не бойтесь*.
— Надеюсь, вы не считаете меня болваном?
— Я считаю, ей повезло, что она встретила вас. А вам тоже, что вы нашли ее. Вы мне верите?
— Я рад, что поговорил с вами. Всего доброго! Молодой стоматолог канул в темноту. Ирена в раздумье направилась к пансионату.
— Добрый вечер, прекрасная дама!
— Добрый вечер, дядюшка! Как жизнь идет? >— Милая молодая дама, идет своим чередом.
— Ах как я сегодня посплю!
— Ох как не поспите! Сегодня к вам наведается одна милая барышня, которая хотела бы поселиться с вами.
— Почему?
— Она поссорилась со своей соседкой. А я порекомендовал ей вас. Вы с ней найдете общий язык.
— А из-за чего она поссорилась?
— Вот именно! По поводу одного места из Шекспира. Потому-то я и думаю, что вы сойдетесь.
— Ну, хорошо.
Глава IX
УМИРАНИЕ В ТЕЧЕНИЕ ДОЛГОГО ДНЯ —
вот что такое пятница на улицах нашего города. Все мечутся, как очумевшие комары. Зной постепенно вытесняет горожан, специальные поезда давно развезли участников Спартакиады по домам, туристы, млеющие от невиданной красоты, теперь для разнообразия направились в Карлштейн. Естественно предположить, что люди, не успевшие выехать на лоно природы, будут предупредительнее по отношению друг к другу. Пятница начисто избавит вас от подобных иллюзий. Еще в стародавние времена пятницу называли «черным днем». Наши предки проявили себя великолепными пророками. На пятницу приходится наибольшее количество инфарктов и аварий, по пятницам солнце, в другие дни недели сияющее, как медный, таз у хорошей хозяйки, начинает, как назло, прятаться за темными тучами. На нем происходят вспышки.
Начальник отдела эксплуатации, который обычно без конца хохмит, распространяя запах хорошего коньяка (у каждого из нас есть свои маленькие слабости), во вторую пятницу месяца превращается в «карающего громовержца», председателя товарищеского суда, он то и дело ставит на вид, объявляет взыскания и выговоры, которые потом фигурируют в характеристиках и заносятся в личные дела,— тут уже не до шуток.
Высокие Татры (нем.).
В прошлых войнах образцом воина становился тот, чей послужной список еще в мирные дни был сверху донизу испещрен записями о проступках и наказаниях. Этот никудышный человек нахально продлевал увольнения, не отдавал, как положено, честь, то и дело ходил в самоволку или затевал драки в трактирах. Свои возмутительные провинности он обычно искупал таким образом, что, будь на его месте кто-нибудь другой, ему причиталась бы за это награда. Таксистам же, увы, нечасто представляется случай проявить свое геройство и таким образом избавиться от полученных взысканий: ведь за три установленных нарушения, за три взыскания их отлучают от ордена, который, как это явствует из их собственных признаний, и без того обрекает их на сплошное самопожертвование, ничем за это не 'вознаграждая.
С мрачным видом ехала Ирена на суд. Возле крематория на мостовую перед ней выскочил, махая рукой, молодой человек, которого она уже где-то видела. Ирена остановилась.
.— Боже, как и рад,— выпалил он вне себя от радости.— Лечу на работу. Опаздываю, как международный экспресс. Трамвай бьется, что карп на суше, сошел с рельсов, вот сапожники! Как поживаете?
— А вы? — осадила его Ирена.
— Вы меня не узнали? Ну и ну, вот так раз! Я же из нашей ремонтной мастерской! Гуго!
— А, верно,— согласилась Ирена.— Я вас без спецовки не узнала. И без берета.
Гуго, позвольте вам заметить, обыкновенный замарашка, и в жилах у него течет бензин пополам с антифризом. Тормозная жидкость. По шуму мотора Гуго безошибочно распознает неполадки, конечно, не те, которые очевидны любого водителя, а прежде всего те, которые еще толь-(мечаютси. Гели ваша машина и пройдет техконтроль на транспортном предприятии и даже в транспортной инспекции, это еще ни о чем не говорит. У вас нет уверенности, что при первом же торможении не отвалится баранка, не лопнет тормозной трос. Поэтому самое разумное —^ пройдя диагностическую линию, завернуть прямым сообщением к Гуго, который всегда возится с чем-то в углу возле тисков или фрезы. За полсотни он осмотрит все ваше хозяйство и либо кивнет головой, либо скажет, что надо заменить. Механики, скупящиеся на запасные части так, словно дело касается их собственного имущества, признающие ваше право получить новый карбюратор лишь в том случае, если вы принесете им в носовом платке весь рассыпавшийся старый, после заключения Гуго, как правило, хмуро кивают головой и беспрекословно выписывают наряд. Жмоты, которым жаль полсотни, рискуют жизнью. Себя они по справедливости расценивают низко.
Гуго, позвольте вам заметить, богатей, который занимается махинациями на пару с кладовщиком. Он скупает у предприятия машины, которые уже наездили положенные километры, свои сто двадцать или триста тысяч. Одни он ждет прямо-таки с горящими глазами, при виде других машет рукой. Те, что покупает, приводит в порядок, И будьте уверены, они прослужат еще добрых пять лет без единого сбоя и поломки. Обычно он прибыльно продает их и подкарауливает следующие.
Дома у Гуго, позвольте вам заметить, целая коллекция запасных частей, здесь вы найдете необходимые детали даже для машин-ветеранов. Пока диагностические приборы не станут настолько точными, чтобы заменить его глаза и уши, Гуго недосягаем. Он обслуживает машины всего начальства своего предприятия, и, как я слышал, личные доходы Гуго превышают зарплату самого директора.
— Сигаретку? — предлагает он Ирене.
— Нет, благодарю! — вертит Ирена головой, поскольку Гуго, хотите — верьте, хотите — нет, при всем том, что катается как сыр в масле, курит исключительно «Старт»—< самые дешевые сигареты.
Он раскрывает серебряный портсигар, какими пользовались еще до космической эры, сигареты аккуратно заложены одна к одной под желтую резинку. Он прикуривает от австрийской бензиновой зажигалки, так как газовые не признает.
— Не хмурьтесь,— подбадривает он Ирену.— Все кончится, как всегда. Ничьей. Ноль — ноль.
Ирена пожала плечами. Как и все другие на предприятии, она знает, что Гуго информирован обо всем.
— Вот если бы вас поймали с алкоголем в крови или если бы из-за вас произошла авария, тогда бы вам не отвертеться.
— А что мне пришили?
— Превышение платы за проезд,— отвечает Гуго, сосредоточенно стряхивая пепел в пепельницу.— Умора. Он вам скажет свое, вы скажете: «Не помню». И делу конец. Э, вот когда к нам поступят австрийские электронные счетчики, тогда будет совсем другой коленкор! У них, у собак, даже память есть. Вот тогда столковаться будет труднее. Сейчас отрываете квитанцию — и мое почтение! Никаких препирательств. А эти стервы через месяц начинают вякать. Не дрейфьте! Если шеф будет на вас орать или паять вам что-нибудь этакое, не стесняйтесь, приходите ко мне, я подложу ему в тачку бомбу.
— Что?
— Что-нибудь с часовым устройством. Скажем, он едет сегодня на дачу. Ну так я придумаю для него что-нибудь экстра, чтобы его колымага заглохла эдак на шестидесятом — семидесятом километре. Пусть себе припухает посреди поля, коль не может отличить коробку скоростей от кофейной мельницы. Это сейчас во всем мире такая мода. Невзлюбил кого-нибудь — бомбу в автомобиль, и вся недолга! Какие там к черту суды или арбитражные комиссии! Запросто спровадить его на тот свет — и баста, все равно в мире полно людей.
Они останавливаются. Гуго вытаскивает изрядно засаленный бумажник.
— Да ну что вы, будете мне еще платить! Все равно я сюда должна была ехать!
— Как изволите, модница, как изволите. Что ж, за мной один осмотр, я такие вещи не забываю.
— Ид
— Тем более что нам давно уже надо бы покалякать, О нас книжка написана, читали?
Ирена качает головой. Вот уж ей бы и в голову никогда не пришло, что Гуго, при всех его разнообразных интересах, еще и читает, даже книги.
— Да, да. Какой-то русский ездил по Ленинграду на таксомоторе. Вообще-то я туда не рвусь, их пиво просто в рот невозможно взять. Но одно у них все-таки лучше, чем у пас. Машину они ставят в нормальный гараж прямо в парке. На каждой всегда по два сменщика. Так что, по крайней мере, видятся друг с другом. «Привет, как де-и все такое. Л здесь? Всяк паркуется на улице возле своего дома, И ездит сам по себе. Некоторых я даже не знаю, ХОТЯ* может, и живу с ними в одном доме. Смехота, да? Если так пойдет дальше, то и гозорить-то разучишься. Я человек компанейский. Люблю поболтать.
— Я тоже,— кивает Ирена.
— Правда? Так отчего же никогда не заглянете? Мы чуть не каждый вечер ходим в «Хмелевый тычок». А по пятницам так обязательно, компания что надо. Гитары и возембоух 1, мы поем старые трампские песенки2 образца
1 Средневековый однострунный музыкальный инструмент,
2 От (англ.) — бродяга. Трампское движение, представлявшее собой пеший любительский туризм, приобрело широкий размах в Чехословакии двадцатых — тридцатых годов, бог знает какого года, так что, если когда-нибудь захотите...
— Буду иметь в виду,— пообещала Ирена, заперла машину и зашагала к приемной начальника эксплуатационного отдела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Мы хотим пожениться.
— Я знаю.
— Так вот... как бы это сказать! Ну! Разумеется, она не жила монашкой, вы понимаете, что я под этим подразумеваю. Я тоже монахом не был. Это все в порядке вещей. Что было, то было. Но знаете... Она заказала в типографии две сотни свадебных извещений. И составила список тех, кому собирается их разослать. Но там почти сплошь мужские имена. Как вы думаете... раз... можно надеяться, что у нас получится, несмотря на...
— Вы думаете, это перечень ее любовников,— сказала Ирена.
— Нет, не то чтобы... собственно... это прозвучит ужасно глупо, если я скажу, что да, думаю?
Ирена с серьезным видом кивнула головой.
— Собственно, мне показалось... не многовато ли.
— Я ее знаю, вероятно, даже лучше, чем знает она сама себя,— сказала Ирена.— Вас призывали в армию? Как долго вы там пробыли? Два года? Год?
— Год,— сказал Маркес.
— И вы не могли дождаться, когда все кончится и вы отправитесь домой. А мы в условиях, близких к казарменным, живем много лет. Выйти замуж для Львицы значит обрести дом, понимаете? В последнее время, когда, скажем, официант подавал нам вино и при этом улыбался, она говорила: «Почему это не мог быть он?» Или когда кто-то уступал ей место в трамвае. По большей части это все знакомства такого рода. Не буду вам лгать и говорить, что у нее никого не было, вы и сами так не думаете, Но их не было столько. Преобладают вот такие несостоявшиеся. Сходили раз в кино — и прощай!
— Но зачем тогда посылать им извещения?
— Это из самолюбия. Мол, смотрите, какого вы сваляли дурака! Могли бы и вы заполучить такую невесту!
— Да, по тогда, выходит, все равно, кто на ней женится? Тогда это вполне мог бы быть, скажем, и официант, о котором вы говорили?
— Нет. Это могли быть только вы. Вас она любит
— И вы ручаетесь, что...
— Я ни за что не ручаюсь,— сказала Ирена.— Но если вас двоих кто-то и подведет, то это можете быть только вы. Львица — никогда. Если вы на улице поскользнетесь и кто-то вам протянет руку, чтобы помочь встать, вы же не будете долго раздумывать. Другое дело, если этот человек пригласит вас потом к себе домой. А ваше приглашение она приняла. Этого достаточно?
— Должен вам еще сказать: Львица хочет, чтобы вы были рассмеялась.
— Вот видите? Это тоже из самолюбия. Впрочем, вам этого не понять.
— Придете?
— С удовольствием,— пообещала Ирена.— Ей я не могу сказать «в следующий раз»: она не такая. Львица выходит замуж только раз.
— Вы ведь не скажете ей, о чем мы с вами говорили?
— Не бойтесь*.
— Надеюсь, вы не считаете меня болваном?
— Я считаю, ей повезло, что она встретила вас. А вам тоже, что вы нашли ее. Вы мне верите?
— Я рад, что поговорил с вами. Всего доброго! Молодой стоматолог канул в темноту. Ирена в раздумье направилась к пансионату.
— Добрый вечер, прекрасная дама!
— Добрый вечер, дядюшка! Как жизнь идет? >— Милая молодая дама, идет своим чередом.
— Ах как я сегодня посплю!
— Ох как не поспите! Сегодня к вам наведается одна милая барышня, которая хотела бы поселиться с вами.
— Почему?
— Она поссорилась со своей соседкой. А я порекомендовал ей вас. Вы с ней найдете общий язык.
— А из-за чего она поссорилась?
— Вот именно! По поводу одного места из Шекспира. Потому-то я и думаю, что вы сойдетесь.
— Ну, хорошо.
Глава IX
УМИРАНИЕ В ТЕЧЕНИЕ ДОЛГОГО ДНЯ —
вот что такое пятница на улицах нашего города. Все мечутся, как очумевшие комары. Зной постепенно вытесняет горожан, специальные поезда давно развезли участников Спартакиады по домам, туристы, млеющие от невиданной красоты, теперь для разнообразия направились в Карлштейн. Естественно предположить, что люди, не успевшие выехать на лоно природы, будут предупредительнее по отношению друг к другу. Пятница начисто избавит вас от подобных иллюзий. Еще в стародавние времена пятницу называли «черным днем». Наши предки проявили себя великолепными пророками. На пятницу приходится наибольшее количество инфарктов и аварий, по пятницам солнце, в другие дни недели сияющее, как медный, таз у хорошей хозяйки, начинает, как назло, прятаться за темными тучами. На нем происходят вспышки.
Начальник отдела эксплуатации, который обычно без конца хохмит, распространяя запах хорошего коньяка (у каждого из нас есть свои маленькие слабости), во вторую пятницу месяца превращается в «карающего громовержца», председателя товарищеского суда, он то и дело ставит на вид, объявляет взыскания и выговоры, которые потом фигурируют в характеристиках и заносятся в личные дела,— тут уже не до шуток.
Высокие Татры (нем.).
В прошлых войнах образцом воина становился тот, чей послужной список еще в мирные дни был сверху донизу испещрен записями о проступках и наказаниях. Этот никудышный человек нахально продлевал увольнения, не отдавал, как положено, честь, то и дело ходил в самоволку или затевал драки в трактирах. Свои возмутительные провинности он обычно искупал таким образом, что, будь на его месте кто-нибудь другой, ему причиталась бы за это награда. Таксистам же, увы, нечасто представляется случай проявить свое геройство и таким образом избавиться от полученных взысканий: ведь за три установленных нарушения, за три взыскания их отлучают от ордена, который, как это явствует из их собственных признаний, и без того обрекает их на сплошное самопожертвование, ничем за это не 'вознаграждая.
С мрачным видом ехала Ирена на суд. Возле крематория на мостовую перед ней выскочил, махая рукой, молодой человек, которого она уже где-то видела. Ирена остановилась.
.— Боже, как и рад,— выпалил он вне себя от радости.— Лечу на работу. Опаздываю, как международный экспресс. Трамвай бьется, что карп на суше, сошел с рельсов, вот сапожники! Как поживаете?
— А вы? — осадила его Ирена.
— Вы меня не узнали? Ну и ну, вот так раз! Я же из нашей ремонтной мастерской! Гуго!
— А, верно,— согласилась Ирена.— Я вас без спецовки не узнала. И без берета.
Гуго, позвольте вам заметить, обыкновенный замарашка, и в жилах у него течет бензин пополам с антифризом. Тормозная жидкость. По шуму мотора Гуго безошибочно распознает неполадки, конечно, не те, которые очевидны любого водителя, а прежде всего те, которые еще толь-(мечаютси. Гели ваша машина и пройдет техконтроль на транспортном предприятии и даже в транспортной инспекции, это еще ни о чем не говорит. У вас нет уверенности, что при первом же торможении не отвалится баранка, не лопнет тормозной трос. Поэтому самое разумное —^ пройдя диагностическую линию, завернуть прямым сообщением к Гуго, который всегда возится с чем-то в углу возле тисков или фрезы. За полсотни он осмотрит все ваше хозяйство и либо кивнет головой, либо скажет, что надо заменить. Механики, скупящиеся на запасные части так, словно дело касается их собственного имущества, признающие ваше право получить новый карбюратор лишь в том случае, если вы принесете им в носовом платке весь рассыпавшийся старый, после заключения Гуго, как правило, хмуро кивают головой и беспрекословно выписывают наряд. Жмоты, которым жаль полсотни, рискуют жизнью. Себя они по справедливости расценивают низко.
Гуго, позвольте вам заметить, богатей, который занимается махинациями на пару с кладовщиком. Он скупает у предприятия машины, которые уже наездили положенные километры, свои сто двадцать или триста тысяч. Одни он ждет прямо-таки с горящими глазами, при виде других машет рукой. Те, что покупает, приводит в порядок, И будьте уверены, они прослужат еще добрых пять лет без единого сбоя и поломки. Обычно он прибыльно продает их и подкарауливает следующие.
Дома у Гуго, позвольте вам заметить, целая коллекция запасных частей, здесь вы найдете необходимые детали даже для машин-ветеранов. Пока диагностические приборы не станут настолько точными, чтобы заменить его глаза и уши, Гуго недосягаем. Он обслуживает машины всего начальства своего предприятия, и, как я слышал, личные доходы Гуго превышают зарплату самого директора.
— Сигаретку? — предлагает он Ирене.
— Нет, благодарю! — вертит Ирена головой, поскольку Гуго, хотите — верьте, хотите — нет, при всем том, что катается как сыр в масле, курит исключительно «Старт»—< самые дешевые сигареты.
Он раскрывает серебряный портсигар, какими пользовались еще до космической эры, сигареты аккуратно заложены одна к одной под желтую резинку. Он прикуривает от австрийской бензиновой зажигалки, так как газовые не признает.
— Не хмурьтесь,— подбадривает он Ирену.— Все кончится, как всегда. Ничьей. Ноль — ноль.
Ирена пожала плечами. Как и все другие на предприятии, она знает, что Гуго информирован обо всем.
— Вот если бы вас поймали с алкоголем в крови или если бы из-за вас произошла авария, тогда бы вам не отвертеться.
— А что мне пришили?
— Превышение платы за проезд,— отвечает Гуго, сосредоточенно стряхивая пепел в пепельницу.— Умора. Он вам скажет свое, вы скажете: «Не помню». И делу конец. Э, вот когда к нам поступят австрийские электронные счетчики, тогда будет совсем другой коленкор! У них, у собак, даже память есть. Вот тогда столковаться будет труднее. Сейчас отрываете квитанцию — и мое почтение! Никаких препирательств. А эти стервы через месяц начинают вякать. Не дрейфьте! Если шеф будет на вас орать или паять вам что-нибудь этакое, не стесняйтесь, приходите ко мне, я подложу ему в тачку бомбу.
— Что?
— Что-нибудь с часовым устройством. Скажем, он едет сегодня на дачу. Ну так я придумаю для него что-нибудь экстра, чтобы его колымага заглохла эдак на шестидесятом — семидесятом километре. Пусть себе припухает посреди поля, коль не может отличить коробку скоростей от кофейной мельницы. Это сейчас во всем мире такая мода. Невзлюбил кого-нибудь — бомбу в автомобиль, и вся недолга! Какие там к черту суды или арбитражные комиссии! Запросто спровадить его на тот свет — и баста, все равно в мире полно людей.
Они останавливаются. Гуго вытаскивает изрядно засаленный бумажник.
— Да ну что вы, будете мне еще платить! Все равно я сюда должна была ехать!
— Как изволите, модница, как изволите. Что ж, за мной один осмотр, я такие вещи не забываю.
— Ид
— Тем более что нам давно уже надо бы покалякать, О нас книжка написана, читали?
Ирена качает головой. Вот уж ей бы и в голову никогда не пришло, что Гуго, при всех его разнообразных интересах, еще и читает, даже книги.
— Да, да. Какой-то русский ездил по Ленинграду на таксомоторе. Вообще-то я туда не рвусь, их пиво просто в рот невозможно взять. Но одно у них все-таки лучше, чем у пас. Машину они ставят в нормальный гараж прямо в парке. На каждой всегда по два сменщика. Так что, по крайней мере, видятся друг с другом. «Привет, как де-и все такое. Л здесь? Всяк паркуется на улице возле своего дома, И ездит сам по себе. Некоторых я даже не знаю, ХОТЯ* может, и живу с ними в одном доме. Смехота, да? Если так пойдет дальше, то и гозорить-то разучишься. Я человек компанейский. Люблю поболтать.
— Я тоже,— кивает Ирена.
— Правда? Так отчего же никогда не заглянете? Мы чуть не каждый вечер ходим в «Хмелевый тычок». А по пятницам так обязательно, компания что надо. Гитары и возембоух 1, мы поем старые трампские песенки2 образца
1 Средневековый однострунный музыкальный инструмент,
2 От (англ.) — бродяга. Трампское движение, представлявшее собой пеший любительский туризм, приобрело широкий размах в Чехословакии двадцатых — тридцатых годов, бог знает какого года, так что, если когда-нибудь захотите...
— Буду иметь в виду,— пообещала Ирена, заперла машину и зашагала к приемной начальника эксплуатационного отдела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44