Кто-то там всегда должен быть на стреме. А потом скликать всех по рации.
— Какой установим пароль?
— Ну... «Мне плохо. Кажется, я теряю сознание. Еду вверх по Ечной, Есть кто-нибудь поблизости?»
— Порядок. А когда его заарканим...
— Устроим темную.
Экзекуция, которую он долго не забудет, думает Ирена. Неисправимые кретины эти мужики. Достаточно было бы тому сказать: «У нас записан твой номер, приятель. Так что наша встреча, полагаю, была последней. Ты, конечно, понимаешь — твой номер сообщен всем нашим. И если мы тебя еще застанем за этим занятием, то пеняй на себя...»
Но вместо этого они его измордуют. Разобьют фары и выбьют сигнальные огни. А возможно, расколошматят вдребезги и лобовое стекло — иди жалуйся господу богу!
Чего они этим добьются? Левак об этом никому не сообщит. Чтобы вернуть стоимость ремонта, он вновь пустится IIа промысел. А на случай, если его засекут снова, он прихватит с собой дубинку. У всех у них мысли идут в одном направлении. Подначки, которыми обменяются солдаты на границе между соседними странами, заканчиваются кровавой бойней, тысячи лет мы наблюдаем бесплодность подобных действий, но ничего не меняется. Этих мужиков следовало бы упразднить, что ли.
— Киса, валяй на заработки.
— Как, ведь я приехала последней!
— Езжай! Нам тут надо еще кое-что обмозговать,-— говорит Ферда.
ИЗ ОБЛАКА ПАРА ВЫНЫРИВАЕТ ГОЛОВА,
словно голова господа бога, решившего глянуть на своих
овечек, коих сорок лет водил по пустыне.
— Одно пресо! — с довольным видом восклицает Петр, одетый в свою неизменную красную курточку.— Сегодня ты что-то погрустнела. Уж не испугалась ли и ты этого душегуба?
— Ни о чем другом на улице и не услышишь,— сказала Ирена, закуривая сигарету.— Говорят, будто этот маньяк дал себе зарок убить сорок женщин.
— Не знаю как женщин, а нас он доконает! Посмотри: всего десять вечера, а у меня уже почти никого, остаемся без выручки.
— У меня проблема в другом,— вздыхает Ирена,— огромная проблема.
— Да ну? Я жду не дождусь, когда же наконец у моей маленькой Иренки возникнут какие-нибудь проблемы! И я сразу тут как тут — рыцарь без страха и упрека, и... в чем загвоздка? Выкладывай!
— Я бы хотела обзавестись собственной квартирой.
— Да, это проблема ничего себе,— согласился Петр.—-Уф проблемка! — И он с озабоченным видом отирает салфеткой лоб, словно бы от сложности затронутого вопроса его бросило в жар.
— Денег на кооперативную квартиру у меня хватит. Вся беда в том, что поди знай, сколько лет придется ее ждать.
— Тебе известны условия, хотя бы приблизительно?
— Нет.
— Обрати свои мысленные взоры к футбольному матчу, надеюсь, ты видела футбол, хотя бы по телевизору?
Я всегда жду не дождусь того момента, когда комментатор скажет таким отчаянным тоном: «Не забьешь — забьют тебе!», «Не дашь — получишь сам!» Так вот, должен тебе, во-первых, сказать, что футбол — это игра, а жизнь есть жизнь. Нечто совершенно другое.
— Согласна.
— Противоположное.
— В каком смысле?
— Не дашь — не получишь. Ясно? В принципе ничего невозможного нет.
— Но я бы не рискнула кому-то предлагать...
— Это возьмет на себя твой лучший друг, божественный Петя! Только не думай, что мы тут чудесники-кудесники! Полгода, а то и год надо будет подождать.
— Сколько с меня приходится? — говорит Ирена, взволнованная такой перспективой.
— С тебя честнейшему Пете? Никогда и нисколько! С тебя нисколько! Зато, когда дело будет в шляпе, я стану первым, кого ты позовешь к себе!
— По рукам.
УЛИЦЫ СЛОВНО ВЫМЕРЛИ,
на каждом углу патрули. Неужели слухи действительно имеют под собой почву? Дождь все льет, за лобовым стеклом урчат «дворники». Какой смысл ездить по пустынным улицам? Если за смену вы наездите две сотни километров с пассажиром (без пассажира километры не в счет), значит, за месяц у вас выйдет двадцать рабочих дней. Если же вы наездите всего сто пятьдесят, то вам придется работать все тридцать дней. Ну а если и того меньше, то надставляйте месяц как знаете или доплачивайте из собственного кармана (это уже ваше личное дело) — ничего другого вам не остается.
Ирена заносит сегодняшний день в графу убытков. А поскольку она не ездила и вчера, то, значит, в конце месяца придется изрядно попотеть. Конец месяца грозит провалом, впрочем необязательно. У некоторых водителей к концу месяца километры накатаны, и они вообще не выезжают. На улицах машин меньше и, следовательно, шансов больше. Другие же прохлаждаются в начале месяца и наверстывают в конце. Так на так и приходится. Но как бы там ни было, сегодняшний день уже насмарку. Он потерян. Единственный светлый луч — дружеское расположение метрдотеля Петра.
Да, но вы, конечно, догадываетесь, каким образом за-
хочет он, чтобы с ним расплатились? Так ли уж светел этот луч света, чтобы...
— Да, да! Пожалуйста! Ведь для того я и здесь! Она подъезжает к одетому во все иностранное красавцу, который прикрывает голову портфелем.
— Отлично, вот это удача! Знаете, где винный ресторан «На плотах»?
— Конечно.
— Вот туда.
Он молчит. Ежится под промокшим пиджачком. Отирает носовым платком шею. Из рукава итальянской сорочки, что сурок из норы, выглядывает рука, покрытая татуировкой с китайским орнаментом. Хвост дракона, обозначенный красными и синими точками. Щеголь натягивает рукав, хмурится. Стыдится грехов молодости. За поездку вместо тридцати крон платит пятьдесят и машет рукой:
— Мы в расчете!
Так что деньги для того, чтобы снять татуировку, у него нашлись бы, думает Ирена. Ох уж эти мужики! Им никогда не приходят в голову самые простые вещи.
Я ВЕСЕЛО МАШУ ЕЙ
со своего места за конторкой, Ирена влетает в стеклянную
дверь, отряхивается, как мокрый щенок.
— Дядюшка, там сущий ад!
— Дама,— говорю я строго,— доставьте мне удовольствие и кое-что обещайте.
— Все что угодно, дядюшка Саройян!
— Ближайшие два дня ездить только днем.
— А! Так, значит, все это правда?
— Посмотрите, что делается на этажах. Все заперлись на сто оборотов* а если какой-нибудь даме нужно пойти па кухню, так ее сопровождают еще две.
— Дядюшка, да у вас пистолет! Его у вас никогда не было!
— Вот так, девочка, мы на осадном положении. Поэтому будь добра, сделай то, о чем я тебя прошу, и по ночам не шастай! Его скоро поймают.
Примчалась запыхавшаяся от быстрого бега Львица, держа наготове ключи.
— Ты дома, слава богу! — бросается она к Ирене.—Я думала, спячу от страха! В Праге объявился какой-то сумасшедший. Говорят, он уже убил восемь женщин! Боже правый! (Это она увидела оружие, которым снабдила меня дирекция пансионата, впрочем без патронов.) Так это не враки! Завтра меня ни за какие коврижки не заставят выйти на работу!
— Я тебя подвезу,— говорит Ирена, всегда готовая прийти на помощь.
Глава VII
БЫЛО ВОСКРЕСЕНЬЕ, И В ПРАГЕ
светило солнце. В пансионате «Либуша» царила паника. Женщины постарше и молодые девушки роились в вестибюле, сплачиваясь в дружины, и только после того, как среди них появлялась какая-нибудь предводительница, более энергичная, чем остальные, решались на бросок к трамвайной остановке. С чувством огромного облегчения следили они за моими манипуляциями с кухонным окном на втором этаже: я перекрывал доступ внутрь по пожарной лестнице — просверлил отверстия в оконных переплетах и накрепко притянул их винтами к раме. Я вновь и вновь прохаживался по коридорам и тщательно обследовал каждый закуток. И хотя я отнюдь не тщеславен и не падок на лесть, все же в те дни мне было приятно слышать: «Слава богу, здесь есть мужчина! Все же с мужчиной как-то надежнее!»
Был объявлен розыск преступника, ставший самой крупной сыскной операцией в истории. Через несколько дней насильник оказался за решеткой. Слухи приписывали ему убийство одиннадцати женщин и еще большее количество неудавшихся попыток; больницы, по сведениям, имевшимся в распоряжении обитательниц нашего пансионата, были забиты юными созданиями женского пола, за жизнь которых шла борьба.
После публикации сообщения о том, что страхи уже излишни, массовые перебежки к трамваю все же продолжались еще несколько дней, а затем прекратились, боязнь иссякла. Примерно этак через недельку во время очередного обхода я заметил, что винты из окна второго этажа исчезли, «мыс Канаверал» был вновь готов принимать гостей.
Каждое второе воскресенье месяца у меня круглосуточное дежурство, целый день трезвонит телефон, то и дело мне приходится ехать наверх на какой-нибудь этаж возвращать разомлевшую даму к жизни. (Телефон на этажах опять не работает.)
У Ирены с выполнением плана все в аккурате, страх прошедших дней сказался на ее блокноте, запестревшем
многочисленными заявками: «Мария. 16.30 „Армабетон"»; «Карла. 17.10 „Ферромет"»; «Илона. 17.15 „Универсаме и т. д. Солнечным воскресеньем она распоряжается по-своему. В половине девятого проходит через вестибюль в белых шортах и блузке, с шарфиком на шее. В руке болтается полотняная сумка, в которой бутерброды, термос с кофе, мини-купальник и крем для загара. Нажав педаль до отказа, Ирена вылетает из города. Примерно в пятидесяти километрах от Праги она обнаружила однажды укромное местечко, где можно укрыться от посторонних глаз. Там небольшое озерцо с ледяной водой, незамутненное, как моя совесть. Высокие, корявые сосны. Место это надежно защищено от непрошеных вторжений, поскольку подъехать к нему на машине невозможно, а от шоссе до него надо прошагать еще добрых два километра.
Ирена вытягивается на солнцепеке, загорает, время от времени окунается. Выскакивает из озерца, дрожа от холода. В темпе, от которого у вас захватило бы дух, делает гимнастику, выполняя движения гораздо тщательнее и дольше, чем обычно. Она прислушивается к кукованию кукушек, словно к курантам фортуны, наблюдает за суматошными муравьями, снующими на первый взгляд бестолково и ошалело, а на деле вполне целенаправленно. Следит за кривыми, которые вычерчивают в небе касатки. Погружается в свои мысли. Мечтает.
ДВАДЦАТИЛЕТНИМ МОЛОДЫМ ЛЮДЯМ
не обойтись без общества столь же молодых друзей. Материнские запреты и нравоучения постепенно перестали оказывать действие, как и все, что повторяется слишком часто. Коммерческий директор Броновского стекольного завода осуществил свое намерение и от Ирены избавился —• перевел ее в отдел пропаганды. Здесь она сошлась с веселой компанией, парни и девушки делились своими завтраками, бегали в рабочее время за продававшимся в розлив вином, которое приносили в полиэтиленовых бутылках с надписью «Дистиллированная вода» или «Жидкое стекло», неустанно выдумывали анекдоты, «привезенные из Канады», и свято блюли уик-энды. В пятницу вечером или, в крайнем случае, в субботу утром они отправлялись на мотоциклах и мотороллерах в горы — в Есеники или в Бески-ды, ставили палатки на берегу речек с ледяной водой, у парней свисали сбоку охотничьи тесаки. Они пекли вывалянные в земле куски солонины, нанизывая их на прутья, а воду для питья приносили из ручьев — люди, которые в
102 повседневной жизни в совершенстве владели искусством управляться ножом и вилкой.
ВСЕ ЧАЩЕ И ЧАЩЕ ОТВЛЕКАЛО
Ирену от работы позирование для прессы. Ее приглашали журналы мод, она сверкала зубками с плакатов, рекламировавших эликсир для полоскания рта, она изображала продавщицу крема «Нивея» и напитка «Кока-кола». Уже к марту у нее иссякли отпускные дни, время от времени ей со скрипом давали пару дней за свой счет, но все равно удовлетворить спрос было невозможно. Ее вызвали в дирекцию.
— Дальше так продолжаться не может, барышня Новакова.
— Я знаю,— вздохнула она.— Но так жаль отказываться.
— Слава — прекрасная вещь, но она мимолетна. Ваше лицо и фигура не вечно будут такими, а что потом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Какой установим пароль?
— Ну... «Мне плохо. Кажется, я теряю сознание. Еду вверх по Ечной, Есть кто-нибудь поблизости?»
— Порядок. А когда его заарканим...
— Устроим темную.
Экзекуция, которую он долго не забудет, думает Ирена. Неисправимые кретины эти мужики. Достаточно было бы тому сказать: «У нас записан твой номер, приятель. Так что наша встреча, полагаю, была последней. Ты, конечно, понимаешь — твой номер сообщен всем нашим. И если мы тебя еще застанем за этим занятием, то пеняй на себя...»
Но вместо этого они его измордуют. Разобьют фары и выбьют сигнальные огни. А возможно, расколошматят вдребезги и лобовое стекло — иди жалуйся господу богу!
Чего они этим добьются? Левак об этом никому не сообщит. Чтобы вернуть стоимость ремонта, он вновь пустится IIа промысел. А на случай, если его засекут снова, он прихватит с собой дубинку. У всех у них мысли идут в одном направлении. Подначки, которыми обменяются солдаты на границе между соседними странами, заканчиваются кровавой бойней, тысячи лет мы наблюдаем бесплодность подобных действий, но ничего не меняется. Этих мужиков следовало бы упразднить, что ли.
— Киса, валяй на заработки.
— Как, ведь я приехала последней!
— Езжай! Нам тут надо еще кое-что обмозговать,-— говорит Ферда.
ИЗ ОБЛАКА ПАРА ВЫНЫРИВАЕТ ГОЛОВА,
словно голова господа бога, решившего глянуть на своих
овечек, коих сорок лет водил по пустыне.
— Одно пресо! — с довольным видом восклицает Петр, одетый в свою неизменную красную курточку.— Сегодня ты что-то погрустнела. Уж не испугалась ли и ты этого душегуба?
— Ни о чем другом на улице и не услышишь,— сказала Ирена, закуривая сигарету.— Говорят, будто этот маньяк дал себе зарок убить сорок женщин.
— Не знаю как женщин, а нас он доконает! Посмотри: всего десять вечера, а у меня уже почти никого, остаемся без выручки.
— У меня проблема в другом,— вздыхает Ирена,— огромная проблема.
— Да ну? Я жду не дождусь, когда же наконец у моей маленькой Иренки возникнут какие-нибудь проблемы! И я сразу тут как тут — рыцарь без страха и упрека, и... в чем загвоздка? Выкладывай!
— Я бы хотела обзавестись собственной квартирой.
— Да, это проблема ничего себе,— согласился Петр.—-Уф проблемка! — И он с озабоченным видом отирает салфеткой лоб, словно бы от сложности затронутого вопроса его бросило в жар.
— Денег на кооперативную квартиру у меня хватит. Вся беда в том, что поди знай, сколько лет придется ее ждать.
— Тебе известны условия, хотя бы приблизительно?
— Нет.
— Обрати свои мысленные взоры к футбольному матчу, надеюсь, ты видела футбол, хотя бы по телевизору?
Я всегда жду не дождусь того момента, когда комментатор скажет таким отчаянным тоном: «Не забьешь — забьют тебе!», «Не дашь — получишь сам!» Так вот, должен тебе, во-первых, сказать, что футбол — это игра, а жизнь есть жизнь. Нечто совершенно другое.
— Согласна.
— Противоположное.
— В каком смысле?
— Не дашь — не получишь. Ясно? В принципе ничего невозможного нет.
— Но я бы не рискнула кому-то предлагать...
— Это возьмет на себя твой лучший друг, божественный Петя! Только не думай, что мы тут чудесники-кудесники! Полгода, а то и год надо будет подождать.
— Сколько с меня приходится? — говорит Ирена, взволнованная такой перспективой.
— С тебя честнейшему Пете? Никогда и нисколько! С тебя нисколько! Зато, когда дело будет в шляпе, я стану первым, кого ты позовешь к себе!
— По рукам.
УЛИЦЫ СЛОВНО ВЫМЕРЛИ,
на каждом углу патрули. Неужели слухи действительно имеют под собой почву? Дождь все льет, за лобовым стеклом урчат «дворники». Какой смысл ездить по пустынным улицам? Если за смену вы наездите две сотни километров с пассажиром (без пассажира километры не в счет), значит, за месяц у вас выйдет двадцать рабочих дней. Если же вы наездите всего сто пятьдесят, то вам придется работать все тридцать дней. Ну а если и того меньше, то надставляйте месяц как знаете или доплачивайте из собственного кармана (это уже ваше личное дело) — ничего другого вам не остается.
Ирена заносит сегодняшний день в графу убытков. А поскольку она не ездила и вчера, то, значит, в конце месяца придется изрядно попотеть. Конец месяца грозит провалом, впрочем необязательно. У некоторых водителей к концу месяца километры накатаны, и они вообще не выезжают. На улицах машин меньше и, следовательно, шансов больше. Другие же прохлаждаются в начале месяца и наверстывают в конце. Так на так и приходится. Но как бы там ни было, сегодняшний день уже насмарку. Он потерян. Единственный светлый луч — дружеское расположение метрдотеля Петра.
Да, но вы, конечно, догадываетесь, каким образом за-
хочет он, чтобы с ним расплатились? Так ли уж светел этот луч света, чтобы...
— Да, да! Пожалуйста! Ведь для того я и здесь! Она подъезжает к одетому во все иностранное красавцу, который прикрывает голову портфелем.
— Отлично, вот это удача! Знаете, где винный ресторан «На плотах»?
— Конечно.
— Вот туда.
Он молчит. Ежится под промокшим пиджачком. Отирает носовым платком шею. Из рукава итальянской сорочки, что сурок из норы, выглядывает рука, покрытая татуировкой с китайским орнаментом. Хвост дракона, обозначенный красными и синими точками. Щеголь натягивает рукав, хмурится. Стыдится грехов молодости. За поездку вместо тридцати крон платит пятьдесят и машет рукой:
— Мы в расчете!
Так что деньги для того, чтобы снять татуировку, у него нашлись бы, думает Ирена. Ох уж эти мужики! Им никогда не приходят в голову самые простые вещи.
Я ВЕСЕЛО МАШУ ЕЙ
со своего места за конторкой, Ирена влетает в стеклянную
дверь, отряхивается, как мокрый щенок.
— Дядюшка, там сущий ад!
— Дама,— говорю я строго,— доставьте мне удовольствие и кое-что обещайте.
— Все что угодно, дядюшка Саройян!
— Ближайшие два дня ездить только днем.
— А! Так, значит, все это правда?
— Посмотрите, что делается на этажах. Все заперлись на сто оборотов* а если какой-нибудь даме нужно пойти па кухню, так ее сопровождают еще две.
— Дядюшка, да у вас пистолет! Его у вас никогда не было!
— Вот так, девочка, мы на осадном положении. Поэтому будь добра, сделай то, о чем я тебя прошу, и по ночам не шастай! Его скоро поймают.
Примчалась запыхавшаяся от быстрого бега Львица, держа наготове ключи.
— Ты дома, слава богу! — бросается она к Ирене.—Я думала, спячу от страха! В Праге объявился какой-то сумасшедший. Говорят, он уже убил восемь женщин! Боже правый! (Это она увидела оружие, которым снабдила меня дирекция пансионата, впрочем без патронов.) Так это не враки! Завтра меня ни за какие коврижки не заставят выйти на работу!
— Я тебя подвезу,— говорит Ирена, всегда готовая прийти на помощь.
Глава VII
БЫЛО ВОСКРЕСЕНЬЕ, И В ПРАГЕ
светило солнце. В пансионате «Либуша» царила паника. Женщины постарше и молодые девушки роились в вестибюле, сплачиваясь в дружины, и только после того, как среди них появлялась какая-нибудь предводительница, более энергичная, чем остальные, решались на бросок к трамвайной остановке. С чувством огромного облегчения следили они за моими манипуляциями с кухонным окном на втором этаже: я перекрывал доступ внутрь по пожарной лестнице — просверлил отверстия в оконных переплетах и накрепко притянул их винтами к раме. Я вновь и вновь прохаживался по коридорам и тщательно обследовал каждый закуток. И хотя я отнюдь не тщеславен и не падок на лесть, все же в те дни мне было приятно слышать: «Слава богу, здесь есть мужчина! Все же с мужчиной как-то надежнее!»
Был объявлен розыск преступника, ставший самой крупной сыскной операцией в истории. Через несколько дней насильник оказался за решеткой. Слухи приписывали ему убийство одиннадцати женщин и еще большее количество неудавшихся попыток; больницы, по сведениям, имевшимся в распоряжении обитательниц нашего пансионата, были забиты юными созданиями женского пола, за жизнь которых шла борьба.
После публикации сообщения о том, что страхи уже излишни, массовые перебежки к трамваю все же продолжались еще несколько дней, а затем прекратились, боязнь иссякла. Примерно этак через недельку во время очередного обхода я заметил, что винты из окна второго этажа исчезли, «мыс Канаверал» был вновь готов принимать гостей.
Каждое второе воскресенье месяца у меня круглосуточное дежурство, целый день трезвонит телефон, то и дело мне приходится ехать наверх на какой-нибудь этаж возвращать разомлевшую даму к жизни. (Телефон на этажах опять не работает.)
У Ирены с выполнением плана все в аккурате, страх прошедших дней сказался на ее блокноте, запестревшем
многочисленными заявками: «Мария. 16.30 „Армабетон"»; «Карла. 17.10 „Ферромет"»; «Илона. 17.15 „Универсаме и т. д. Солнечным воскресеньем она распоряжается по-своему. В половине девятого проходит через вестибюль в белых шортах и блузке, с шарфиком на шее. В руке болтается полотняная сумка, в которой бутерброды, термос с кофе, мини-купальник и крем для загара. Нажав педаль до отказа, Ирена вылетает из города. Примерно в пятидесяти километрах от Праги она обнаружила однажды укромное местечко, где можно укрыться от посторонних глаз. Там небольшое озерцо с ледяной водой, незамутненное, как моя совесть. Высокие, корявые сосны. Место это надежно защищено от непрошеных вторжений, поскольку подъехать к нему на машине невозможно, а от шоссе до него надо прошагать еще добрых два километра.
Ирена вытягивается на солнцепеке, загорает, время от времени окунается. Выскакивает из озерца, дрожа от холода. В темпе, от которого у вас захватило бы дух, делает гимнастику, выполняя движения гораздо тщательнее и дольше, чем обычно. Она прислушивается к кукованию кукушек, словно к курантам фортуны, наблюдает за суматошными муравьями, снующими на первый взгляд бестолково и ошалело, а на деле вполне целенаправленно. Следит за кривыми, которые вычерчивают в небе касатки. Погружается в свои мысли. Мечтает.
ДВАДЦАТИЛЕТНИМ МОЛОДЫМ ЛЮДЯМ
не обойтись без общества столь же молодых друзей. Материнские запреты и нравоучения постепенно перестали оказывать действие, как и все, что повторяется слишком часто. Коммерческий директор Броновского стекольного завода осуществил свое намерение и от Ирены избавился —• перевел ее в отдел пропаганды. Здесь она сошлась с веселой компанией, парни и девушки делились своими завтраками, бегали в рабочее время за продававшимся в розлив вином, которое приносили в полиэтиленовых бутылках с надписью «Дистиллированная вода» или «Жидкое стекло», неустанно выдумывали анекдоты, «привезенные из Канады», и свято блюли уик-энды. В пятницу вечером или, в крайнем случае, в субботу утром они отправлялись на мотоциклах и мотороллерах в горы — в Есеники или в Бески-ды, ставили палатки на берегу речек с ледяной водой, у парней свисали сбоку охотничьи тесаки. Они пекли вывалянные в земле куски солонины, нанизывая их на прутья, а воду для питья приносили из ручьев — люди, которые в
102 повседневной жизни в совершенстве владели искусством управляться ножом и вилкой.
ВСЕ ЧАЩЕ И ЧАЩЕ ОТВЛЕКАЛО
Ирену от работы позирование для прессы. Ее приглашали журналы мод, она сверкала зубками с плакатов, рекламировавших эликсир для полоскания рта, она изображала продавщицу крема «Нивея» и напитка «Кока-кола». Уже к марту у нее иссякли отпускные дни, время от времени ей со скрипом давали пару дней за свой счет, но все равно удовлетворить спрос было невозможно. Ее вызвали в дирекцию.
— Дальше так продолжаться не может, барышня Новакова.
— Я знаю,— вздохнула она.— Но так жаль отказываться.
— Слава — прекрасная вещь, но она мимолетна. Ваше лицо и фигура не вечно будут такими, а что потом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44