—спрашивает она озадаченно.—А детей у нас будет много или мало?» И это в то время, когда мужчина еще на стадии «У вас красивые глаза». Она грезит о хорошо обставленной квартире, о комфорте. Между нами, всем этим она могла бы обзавестись и без мужа, если бы захотела. Она работает экономистом во внешнеторговой организации и получает вполне приличную зарплату. Но Львице хочется, чтобы все это ей преподнесли на блюдечке с голубой каемочкой. Обычно по субботам она знакомится, по вторникам принимает визитеров. Но поскольку мало кто после первой атаки приходит снова, в большинстве случаев по вторникам их замещает Ирена. Они вместе отправляются в кино или в театр, заглянут в кафе, чтобы распить бутылочку легкого белого вина. Львица потягивает вино и сморкается в платочек.
— Все мужики психи или эгоисты!
— Да уж, выбирать не из кого.
— Один только и был стоящий, один-единственный, и тот, как назло, оказался поэтом. Представляешь? Голодранец и пять баб, кроме меня. Да каждый божий день пьяный в стельку.
— Не говори... Отчаливайте, молодой человек! Будьте добры, дайте девушкам поговорить.
— Зачем ты его отшила? Он выглядел вполне ничего...
— А ты заметила, что у него рубашка глаженая? Этот, девочка, наверняка женатый.
— Но это не физический недостаток!
Дюжина мужчин уже обещала Львице развестись ради нее, и легкость, с какой они клялись, утвердила ее в мысли, что это не сложнее, чем купить газету в киоске. Добрый день, благодарю, до свидания.
Львица приглашает гостей, теша себя надеждой, что на сей раз наконец-то все изменится. Обрати она свою энергию на нечто более полезное, она давно могла бы стать директором своей организации, а то и замминистра (неизвестно, что лучше).
Шум воды стихает, Львица выходит из душевой. Подсаживается к туалетному столику, собирает пучком волосы и перехватывает их лентой, раскладывает кремы, туши. Она так сосредоточена и прилагает столько усилий, что сам Тициан по сравнению с ней всего лишь жалкий кустарь.
— Ирен, любушка, хотя бы до полуночи, будь так добра, а?
— Что, «мыс Канаверал»?
— Конечно, а то как же.
ГОСТИ ПОПАДАЮТ В ПАНСИОНАТ
двумя путями. Первый, «легальный», ведет мимо моей вы-
городки, визитер чин-чином записывается в книгу посетителей и в двадцать два ноль-ноль должен уйти. Другой — «мыс Канаверал» (боже вас упаси проговориться нашим дамам, что на вахте нам об этом известно)—ведет гостя к окну кухни второго этажа. Проникнув этим путем, гость может оставаться хоть до утра. Помимо прочего, «мыс Канаверал» является еще своего рода небольшим испытанием физической подготовленности: чтобы незаметно попасть на второй этаж, гость должен вскарабкаться по громоотводу. На что далеко не каждый способен.
— А он сумеет залезть?
— Не беспокойся! За этого я ручаюсь, он заберется хоть на четвертый, прямо сюда. Ирен, лапушка, чем займешься?
— Займусь работой. Буду ездить. Мне как раз не хватает пары километров.
— Ты настоящий" друг.
Последнее надо воспринимать как высшую похвалу, поскольку подруга может подвести столько раз, сколько ей заблагорассудится, но друг — никогда! Даже говорить об этом смешно.
— Во сколько он придет?
— В начале девятого.
— Так мне уже пора сматывать удочки,— говорит Ирена.
Львица тем временем покрыла свою довольно миловидную рожицу другой — новой, намалеванной. Она расчесывает длинные белокурые волосы, за которые получила свое прозвище. Пересушенные, наэлектризованные, они с треском так и взлетают вслед за гребенкой.
Ирена натягивает на себя джинсы. Львица вздыхает:
— Мне бы такую фигуру! Тогда хоть на одиннадцатом живи, к нам бы все равно лазали!
(Наивное предположение. Лезть на одиннадцатый этаж я не позволил бы никому.)
— Брось! Мне так очень даже нравится твоя.
— Да, но я хочу нравиться мужчинам! Ирена слегка хлопает ее по щеке и уходит.
СЛОВНО СВЕЖИМ ВЕТЕРКОМ ПОВЕЯЛО,
когда Ирена прошла мимо вахты, приветственно перебирая пальцами вскинутой руки.
— Как дела, дядюшка?
—Желаю вам такого же пригожего вечера, как и вы сами! Всего вам самого доброго!
Сквозь застекленную дверь я наблюдаю, как она идет, грациозно приближаясь к своей белой «Волге», отпирает ключом дверцу с эмблемой таксопарка, проверяет исправ-
ность аварийной сигнализаций, включает световое табло над кабиной. Нажимает клавишу рации.
— Единица, это семьсот тридцатка, добрый вечер!
Как видите, мне незачем было рассказывать о ее профессии заранее. Я знал, что всему придет свое время.
— Заступаете? -Да.
— Езжайте: Карлин, Пернерова, двадцать.
— Спасибо.
День «Д» наваливается на нее как перина.
ЕЕ МАШИНА НА СТОЯНКЕ
третья. Но пассажир нацеливается именно на нее, пассажир хочет ехать именно с ней, ее лицо словно создано для того, чтобы вызывать конфликты, потому что Ирена дьявольски красива, но что же ей делать, чтобы к ней не липли, не расквашивать же ей себе из-за этого нос, не собирать же ей свои роскошные темные волосы в узел, как это принято у чокнутых учительниц.
— Впереди еще две машины,— замечает она.
— Но мне хотелось бы поехать с вами.
— Коллеги будут на меня в обиде.
— Ну и пусть обижаются.
Он уже сидит в машине, уже захлопывает дверцу. Ирена вздыхает и включает счетчик.
— Куда ехать?
— Браник.
Она выруливает из ряда, машет рукой товарищам, как бы извиняясь. Они грозят ей вслед кулаками. Невежи!
У гостиницы «Азия» раньше всегда была лафа, но в последнее время все пошло на спад. Высокая репутация кухни, специализирующейся на китайских, японских и бог весть еще каких национальных деликатесах, а также возможность заказать столик неизменно привлекали посетителей с положением, посетителей высокого уровня. Таксисты еще до полуночи развозили их по домам, опуская в карман приличные чаевые, и на этом дело кончалось, никаких инцидентов, никакой пошлости, никакого хамства. Клиенты разъезжались добропорядочными парами, предвкушая, как дома перед сном они еще поставят Вивальди или поломают голову над кроссвордом. Но теперь, в самое последнее время... В рамках благоустройства (любая глупость всегда осуществляется в рамках чего-то) здесь вместо просторного ресторана оборудовали бистро с высокими сиденьями, а вместо курительной комнаты с плюше-
20 выми креслами — пивную. Вместо благопристойных тихих парочек теперь на стоянке садятся в машину подгулявшие выпивохи с пузом, раздувшимся от пива, точно глобус. Визжащие девицы с «афро-прическами», украшенными бисером; лучше бы они свои волосы почаще мыли, оно было бы красивее и менее хлопотно, чем возня с бисером. Садятся унылые юицы-«никронухи», в ухе у них серьга, полголовы выстрижено под нулевку, другая половина буйно поросла бурьяном, затвердевшим от бриллиантина.
— Ах, у меня ни кронухи, пани такси, не возьмете ли сертификатами?
— Не купите ли марки?
—Ткните куда-нибудь телегу — и айда с нами на тусовку!
— Слышь ты, Гарри, для пожилых людей это уже не того, придурок. Или я ошибаюсь, пани?
(Хулиганье. Пока что хватает пальцев на одной руке, чтобы сосчитать, сколько раз ей было двадцать девять.)
Этому недотепе, что сидит возле нее, лет пятьдесят. На коленях у него портфель, он вцепился в него обеими руками и так крепко прижимает их к туловищу, что они кажутся парализованными. Он поглядывает на нее, блестя очками, за которыми проступают водянисто-зеленые глаза.
— Какая улица?
— Я не знаю, но я там сориентируюсь.
— Ага.
— Дело в том, что я живу сейчас у товарища. Понимаете, жена выгнала меня, как собаку, как собаку.
— Гм.
— Жить с женщинами невозможно, но без них еще хуже.
— Несомненно.
Он постукивает пальцем по табличке с именем. Женщина за рулем издает немой стон. «Какого черта они сюда это прицепили?»— думает она. «Образцовое обслуживание пассажиров гарантирует Ирена Сладкая».
«Да уж наверняка обслуживание сладкое»,— вздыхают бабники и подмигивают ей. Она видит, что мужчина сам не свой. Осмелится или нет?
— Вы действительно сладкая или это всего лишь рекламные штучки?
— Вы же видите меня. И разговариваете со мной.
— Сколько вам лет? Тридцать? А как муж смотрит на то, что вы разъезжаете по ночам? Даю голову на отсечение, что он из себя выходит.
Стандартная ситуация, требующая стандартного ответа.
— На меня у него не остается времени, он без конца на тренировках. Он чемпион республики по каратэ.
— Но ведь у вас нет обручального кольца!
— Да, нет.
— Я любопытный, правда?
— Сколько я перевозила людей, все любопытничали. Я ничего против не имею, я и сама любопытная. Но когда все время спрашивают об одном и том же — это кошмар.
Они съезжают по улице Еременко, приближаются к теннисным кортам. Место тихое, вот бы поселиться здесь в собственном доме. Деревья, газоны, машины ездят редко. Когда-нибудь у нее будет здесь свой дом.
— Сейчас поворот,— и мы на месте. Еще немного, так, так, вон у тех стеклянных дверей остановитесь, пожалуйста.
Ирена включает свет и наклоняется к табло счетчика. -~ Двадцать одну крону, пожалуйста. Мужчина какую-то долю секунды жует губами, а затем выпаливает:
— Я бы дал вам все сто.
— Запретить я вам этого не могу.
— Да что там сто, я дам вам двести, триста. Хватит вам на сегодня ездить, пойдемте, составьте мне компанию. Я одинок в этом мире, как собака. Еще хорошо, что мне удалось жену на бобах оставить, днем снять деньги с книжки. Пойдемте со мной, я вам дам три сотенных,— настаивает мужчина.
Поблизости ни души. И так всегда.
— Вот вам мое последнее слово — пятьсот. Вы произвели на меня колоссальное впечатление. Поверьте. Моего товарища как раз нет дома. У него классные пластинки и выпивка что надо. Затопим, чтобы нам было тепло, развлечемся. Ну, пожалуйста, что тут такого? Ведь мы же взрослые люди, а?
—Заплатите двадцать одну крону и идите своей дорогой!— говорит Ирена.
— Такая красивая и такая злая! Я вам дам пять сотен, я не жмот. Но вам придется пойти за ними со мной, у меня нет при себе бумажника.
Ирена включает скорость, срывается с места. Выжимает сто. Если милиция остановит, тем лучше.
— Вы что, рехнулись!—вырывается у пассажира.
Она проскакивает перекресток на красный свет. Мужчину бросает в дрожь. Он шарит по карманам, вытаскивает бумажник и сует ей три десятикроновые купюры. Ирена останавливается у кромки тротуара, дает сдачу — монету в пять крон.
— Еще четыре,— обозленно бросает мужчина.
— Их мы уже прокатали.
— Но я вас не просил сюда ехать! Ирена снова протягивает руку к рычагу.
— Чего еще, что вам опять не так?
— Поедем туда, где вам все объяснят. Мужчина оскорбленно выходит из машины.
— Ну и подавись ими, дура набитая!—рявкает он и с силой хлопает дверью.
СОБАКА — ЛУЧШИЙ ДРУГ
человека. Она верный друг и помощник. Вы можете обучить ее возить сани, преследовать преступника, вынюхивать марихуану, можете научить ее вцепиться пассажиру в горло.
«Бабник безмозглый,— говорит себе Ирена.— Воображаю, что бы с ним стало, если бы за спиной у него гавкнула здоровенная овчарка! „Рекс, это негодяй, взять негодяя! Фифи, загрызи этого типа!" Тысяча крон в год — совсем немного, если так посмотреть. Кроме того, я могла бы возить пассажиров по двое, по трое, ничего бы с ними не случилось. „Вам не помешает, если с нами поедет мой друг?" — „Какой друг?" — „Да вот этот бульдог. Не бойтесь, он загрызает людей исключительно по моему приказанию. На этой неделе он уже загрыз почтальона, так что, думаю, он будет вести себя спокойно. Только не делайте резких движений и не разговаривайте со мной грубым тоном, он этого не переносит".
Ну и денек! Уф!»
Она останавливается возле кафе, запирает машину, сходит внутрь.
МЕТРДОТЕЛЬ ПЕТР —
приятель Ирены. Когда она еще только начала работать на такси, он норовил уготовить ей участь горше смерти,, а потом пытался втянуть в какие-то махинации с иностранцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Все мужики психи или эгоисты!
— Да уж, выбирать не из кого.
— Один только и был стоящий, один-единственный, и тот, как назло, оказался поэтом. Представляешь? Голодранец и пять баб, кроме меня. Да каждый божий день пьяный в стельку.
— Не говори... Отчаливайте, молодой человек! Будьте добры, дайте девушкам поговорить.
— Зачем ты его отшила? Он выглядел вполне ничего...
— А ты заметила, что у него рубашка глаженая? Этот, девочка, наверняка женатый.
— Но это не физический недостаток!
Дюжина мужчин уже обещала Львице развестись ради нее, и легкость, с какой они клялись, утвердила ее в мысли, что это не сложнее, чем купить газету в киоске. Добрый день, благодарю, до свидания.
Львица приглашает гостей, теша себя надеждой, что на сей раз наконец-то все изменится. Обрати она свою энергию на нечто более полезное, она давно могла бы стать директором своей организации, а то и замминистра (неизвестно, что лучше).
Шум воды стихает, Львица выходит из душевой. Подсаживается к туалетному столику, собирает пучком волосы и перехватывает их лентой, раскладывает кремы, туши. Она так сосредоточена и прилагает столько усилий, что сам Тициан по сравнению с ней всего лишь жалкий кустарь.
— Ирен, любушка, хотя бы до полуночи, будь так добра, а?
— Что, «мыс Канаверал»?
— Конечно, а то как же.
ГОСТИ ПОПАДАЮТ В ПАНСИОНАТ
двумя путями. Первый, «легальный», ведет мимо моей вы-
городки, визитер чин-чином записывается в книгу посетителей и в двадцать два ноль-ноль должен уйти. Другой — «мыс Канаверал» (боже вас упаси проговориться нашим дамам, что на вахте нам об этом известно)—ведет гостя к окну кухни второго этажа. Проникнув этим путем, гость может оставаться хоть до утра. Помимо прочего, «мыс Канаверал» является еще своего рода небольшим испытанием физической подготовленности: чтобы незаметно попасть на второй этаж, гость должен вскарабкаться по громоотводу. На что далеко не каждый способен.
— А он сумеет залезть?
— Не беспокойся! За этого я ручаюсь, он заберется хоть на четвертый, прямо сюда. Ирен, лапушка, чем займешься?
— Займусь работой. Буду ездить. Мне как раз не хватает пары километров.
— Ты настоящий" друг.
Последнее надо воспринимать как высшую похвалу, поскольку подруга может подвести столько раз, сколько ей заблагорассудится, но друг — никогда! Даже говорить об этом смешно.
— Во сколько он придет?
— В начале девятого.
— Так мне уже пора сматывать удочки,— говорит Ирена.
Львица тем временем покрыла свою довольно миловидную рожицу другой — новой, намалеванной. Она расчесывает длинные белокурые волосы, за которые получила свое прозвище. Пересушенные, наэлектризованные, они с треском так и взлетают вслед за гребенкой.
Ирена натягивает на себя джинсы. Львица вздыхает:
— Мне бы такую фигуру! Тогда хоть на одиннадцатом живи, к нам бы все равно лазали!
(Наивное предположение. Лезть на одиннадцатый этаж я не позволил бы никому.)
— Брось! Мне так очень даже нравится твоя.
— Да, но я хочу нравиться мужчинам! Ирена слегка хлопает ее по щеке и уходит.
СЛОВНО СВЕЖИМ ВЕТЕРКОМ ПОВЕЯЛО,
когда Ирена прошла мимо вахты, приветственно перебирая пальцами вскинутой руки.
— Как дела, дядюшка?
—Желаю вам такого же пригожего вечера, как и вы сами! Всего вам самого доброго!
Сквозь застекленную дверь я наблюдаю, как она идет, грациозно приближаясь к своей белой «Волге», отпирает ключом дверцу с эмблемой таксопарка, проверяет исправ-
ность аварийной сигнализаций, включает световое табло над кабиной. Нажимает клавишу рации.
— Единица, это семьсот тридцатка, добрый вечер!
Как видите, мне незачем было рассказывать о ее профессии заранее. Я знал, что всему придет свое время.
— Заступаете? -Да.
— Езжайте: Карлин, Пернерова, двадцать.
— Спасибо.
День «Д» наваливается на нее как перина.
ЕЕ МАШИНА НА СТОЯНКЕ
третья. Но пассажир нацеливается именно на нее, пассажир хочет ехать именно с ней, ее лицо словно создано для того, чтобы вызывать конфликты, потому что Ирена дьявольски красива, но что же ей делать, чтобы к ней не липли, не расквашивать же ей себе из-за этого нос, не собирать же ей свои роскошные темные волосы в узел, как это принято у чокнутых учительниц.
— Впереди еще две машины,— замечает она.
— Но мне хотелось бы поехать с вами.
— Коллеги будут на меня в обиде.
— Ну и пусть обижаются.
Он уже сидит в машине, уже захлопывает дверцу. Ирена вздыхает и включает счетчик.
— Куда ехать?
— Браник.
Она выруливает из ряда, машет рукой товарищам, как бы извиняясь. Они грозят ей вслед кулаками. Невежи!
У гостиницы «Азия» раньше всегда была лафа, но в последнее время все пошло на спад. Высокая репутация кухни, специализирующейся на китайских, японских и бог весть еще каких национальных деликатесах, а также возможность заказать столик неизменно привлекали посетителей с положением, посетителей высокого уровня. Таксисты еще до полуночи развозили их по домам, опуская в карман приличные чаевые, и на этом дело кончалось, никаких инцидентов, никакой пошлости, никакого хамства. Клиенты разъезжались добропорядочными парами, предвкушая, как дома перед сном они еще поставят Вивальди или поломают голову над кроссвордом. Но теперь, в самое последнее время... В рамках благоустройства (любая глупость всегда осуществляется в рамках чего-то) здесь вместо просторного ресторана оборудовали бистро с высокими сиденьями, а вместо курительной комнаты с плюше-
20 выми креслами — пивную. Вместо благопристойных тихих парочек теперь на стоянке садятся в машину подгулявшие выпивохи с пузом, раздувшимся от пива, точно глобус. Визжащие девицы с «афро-прическами», украшенными бисером; лучше бы они свои волосы почаще мыли, оно было бы красивее и менее хлопотно, чем возня с бисером. Садятся унылые юицы-«никронухи», в ухе у них серьга, полголовы выстрижено под нулевку, другая половина буйно поросла бурьяном, затвердевшим от бриллиантина.
— Ах, у меня ни кронухи, пани такси, не возьмете ли сертификатами?
— Не купите ли марки?
—Ткните куда-нибудь телегу — и айда с нами на тусовку!
— Слышь ты, Гарри, для пожилых людей это уже не того, придурок. Или я ошибаюсь, пани?
(Хулиганье. Пока что хватает пальцев на одной руке, чтобы сосчитать, сколько раз ей было двадцать девять.)
Этому недотепе, что сидит возле нее, лет пятьдесят. На коленях у него портфель, он вцепился в него обеими руками и так крепко прижимает их к туловищу, что они кажутся парализованными. Он поглядывает на нее, блестя очками, за которыми проступают водянисто-зеленые глаза.
— Какая улица?
— Я не знаю, но я там сориентируюсь.
— Ага.
— Дело в том, что я живу сейчас у товарища. Понимаете, жена выгнала меня, как собаку, как собаку.
— Гм.
— Жить с женщинами невозможно, но без них еще хуже.
— Несомненно.
Он постукивает пальцем по табличке с именем. Женщина за рулем издает немой стон. «Какого черта они сюда это прицепили?»— думает она. «Образцовое обслуживание пассажиров гарантирует Ирена Сладкая».
«Да уж наверняка обслуживание сладкое»,— вздыхают бабники и подмигивают ей. Она видит, что мужчина сам не свой. Осмелится или нет?
— Вы действительно сладкая или это всего лишь рекламные штучки?
— Вы же видите меня. И разговариваете со мной.
— Сколько вам лет? Тридцать? А как муж смотрит на то, что вы разъезжаете по ночам? Даю голову на отсечение, что он из себя выходит.
Стандартная ситуация, требующая стандартного ответа.
— На меня у него не остается времени, он без конца на тренировках. Он чемпион республики по каратэ.
— Но ведь у вас нет обручального кольца!
— Да, нет.
— Я любопытный, правда?
— Сколько я перевозила людей, все любопытничали. Я ничего против не имею, я и сама любопытная. Но когда все время спрашивают об одном и том же — это кошмар.
Они съезжают по улице Еременко, приближаются к теннисным кортам. Место тихое, вот бы поселиться здесь в собственном доме. Деревья, газоны, машины ездят редко. Когда-нибудь у нее будет здесь свой дом.
— Сейчас поворот,— и мы на месте. Еще немного, так, так, вон у тех стеклянных дверей остановитесь, пожалуйста.
Ирена включает свет и наклоняется к табло счетчика. -~ Двадцать одну крону, пожалуйста. Мужчина какую-то долю секунды жует губами, а затем выпаливает:
— Я бы дал вам все сто.
— Запретить я вам этого не могу.
— Да что там сто, я дам вам двести, триста. Хватит вам на сегодня ездить, пойдемте, составьте мне компанию. Я одинок в этом мире, как собака. Еще хорошо, что мне удалось жену на бобах оставить, днем снять деньги с книжки. Пойдемте со мной, я вам дам три сотенных,— настаивает мужчина.
Поблизости ни души. И так всегда.
— Вот вам мое последнее слово — пятьсот. Вы произвели на меня колоссальное впечатление. Поверьте. Моего товарища как раз нет дома. У него классные пластинки и выпивка что надо. Затопим, чтобы нам было тепло, развлечемся. Ну, пожалуйста, что тут такого? Ведь мы же взрослые люди, а?
—Заплатите двадцать одну крону и идите своей дорогой!— говорит Ирена.
— Такая красивая и такая злая! Я вам дам пять сотен, я не жмот. Но вам придется пойти за ними со мной, у меня нет при себе бумажника.
Ирена включает скорость, срывается с места. Выжимает сто. Если милиция остановит, тем лучше.
— Вы что, рехнулись!—вырывается у пассажира.
Она проскакивает перекресток на красный свет. Мужчину бросает в дрожь. Он шарит по карманам, вытаскивает бумажник и сует ей три десятикроновые купюры. Ирена останавливается у кромки тротуара, дает сдачу — монету в пять крон.
— Еще четыре,— обозленно бросает мужчина.
— Их мы уже прокатали.
— Но я вас не просил сюда ехать! Ирена снова протягивает руку к рычагу.
— Чего еще, что вам опять не так?
— Поедем туда, где вам все объяснят. Мужчина оскорбленно выходит из машины.
— Ну и подавись ими, дура набитая!—рявкает он и с силой хлопает дверью.
СОБАКА — ЛУЧШИЙ ДРУГ
человека. Она верный друг и помощник. Вы можете обучить ее возить сани, преследовать преступника, вынюхивать марихуану, можете научить ее вцепиться пассажиру в горло.
«Бабник безмозглый,— говорит себе Ирена.— Воображаю, что бы с ним стало, если бы за спиной у него гавкнула здоровенная овчарка! „Рекс, это негодяй, взять негодяя! Фифи, загрызи этого типа!" Тысяча крон в год — совсем немного, если так посмотреть. Кроме того, я могла бы возить пассажиров по двое, по трое, ничего бы с ними не случилось. „Вам не помешает, если с нами поедет мой друг?" — „Какой друг?" — „Да вот этот бульдог. Не бойтесь, он загрызает людей исключительно по моему приказанию. На этой неделе он уже загрыз почтальона, так что, думаю, он будет вести себя спокойно. Только не делайте резких движений и не разговаривайте со мной грубым тоном, он этого не переносит".
Ну и денек! Уф!»
Она останавливается возле кафе, запирает машину, сходит внутрь.
МЕТРДОТЕЛЬ ПЕТР —
приятель Ирены. Когда она еще только начала работать на такси, он норовил уготовить ей участь горше смерти,, а потом пытался втянуть в какие-то махинации с иностранцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44