А когда из этого ничего не получилось, пустился в запутанные, малопонятные объяснения.
– Твой p?re велел мне доставить тебя живой и здоровой. О том, какой дорогой ехать, он ничего не говорил. Как и о сроке.
– С каждой лигой мне все неспокойнее. И с какой стати мы так часто останавливаемся в крестьянских домах? Ты исчезаешь внутри, а меня оставляешь снаружи напоказ всему миру.
Так или иначе, ему всегда удавалось ее успокоить, но не настолько, чтобы она совсем перестала поднимать этот вопрос. Так и получилось, что она, волнуясь и негодуя, дожидалась его то у одного дома, то у другого, а Каль заходил внутрь, рассказывал новости, получал сообщения, обсуждал дальнейшие планы восстания. Иногда он возвращался с едой, но гораздо чаще делился с обитателями очередного дома тем немногим, что имел сам.
На этот раз он вышел из дома с половиной каравая хлеба, разломил его надвое и протянул Кэт ее часть. Хлеб был несвежий, но она жадно впилась в него зубами.
– Были бы мы в Париже, – с презрительным смешком сказала она, – ели бы хлеб с вареньем. И вовсе не от случая к случаю.
– Скоро, скоро мы там будем, и ты сможешь есть любые лакомства, какие найдешь. – Он бросил на нее осуждающий взгляд. – Скажите, какая принцесса! Варенье ей подавай.
Она почувствовала, что краснеет.
– Да не нужно мне варенье. Просто иногда помечтать о чем-то хорошем и то приятно. Разве я этим причиняю кому-то вред? На самом деле меня волнует одно – как бы поскорее встретиться с p?re.
– Скоро, совсем скоро, – повторил Гильом.
В конце концов эти постоянные задержки начали превышать меру ее терпения.
– Наверное, мне надо расстаться с тобой и скакать прямо в Париж, – заявила она на третий день их путешествия. – Тогда ты сможешь заниматься своим важным делом, а я своим.
Она с горделивым видом сидела на коне, ожидая благодарности за то, что скоро ему не нужно будет заботиться о ее безопасности.
Однако ничуть не бывало. Тоном крайнего удивления Гильом спросил:
– Ты сошла с ума? Одинокая девушка – легкая добыча для любого странствующего рыцаря, а их тут очень много. – Он усмехнулся. – Готов признать, ты неплохо владеешь своим маленьким ножом, однако против меча он ничто.
– Ни один истинный рыцарь не причинит мне вреда!
Конь Гильома до сих пор не привык к незнакомому всаднику, а тут и вовсе встал на дыбы, почувствовав, что тот взволнован.
– А что сделает тот, кого нельзя назвать истинным рыцарем? Этого не знает никто! Как получилось, что ты совсем не представляешь себе, что творится в мире в наше время? Что, p?re держал тебя взаперти в шкафу?
Кэт смущенно отвела взгляд. У нее не было объяснения причин той изоляции, в которой жили они с Алехандро.
– Давай-ка я просвещу тебя насчет того, как рыцари, даже самые что ни на есть истинные, ведут себя в наши дни, – продолжал француз. – Они шатаются по всей Франции, не подчиняясь никому. Их лорды предпочитают жиреть на дармовых хлебах при дворе Эдуарда, хотя фактически они его заложники. И если вдруг у какого-то из них хватит глупости предпочесть свободу роскошной жизни при английском дворе и вернуться во Францию, где царит хаос, у его вассалов нет средств, чтобы содержать его. Сейчас рыцари готовы стать вассалами кого угодно. Эти «герои» воруют все, что плохо лежит, в том числе и женщин, которых используют в свое удовольствие, а потом выбрасывают за ненадобностью.
– Я не верю тебе! Не могут все они быть такими извергами…
– Прости, – с иронией ответил он. – Я преувеличиваю. Один-другой пришли к нам. Есть и такие, для кого Бог превыше короля, они не участвуют в осквернении Франции. Зато остальных тебе следует опасаться. Если ты будешь одна.
Как она могла оправдать свое неведение, всю глубину которого начала понимать только сейчас? Надо было придумать хоть какое-то правдоподобное объяснение.
– Я много времени уделяла изучению… м-м… искусства исцеления.
– Что толку от твоих занятий, если ты будешь лежать мертвая на краю дороги, растерзанная каким-нибудь якобы «благородным» рыцарем? Если хочешь принести своим умением пользу людям, нужно постараться уцелеть. От тебя может быть большая помощь нашему делу – если то, что ты говоришь, правда. – Он с вызовом посмотрел на нее. – Поехали со мной, сама все увидишь.
Он пришпорил коня и поскакал прочь. И вопреки всему, что казалось ей осмысленным, она последовала за ним.
На этот раз Гильом не оставил ее дожидаться снаружи. На пороге маленького, ветхого каменного дома их встретила женщина с мрачным лицом, тонкими, как веточки, руками и заметно выступающим животом. Судя по впалым щекам, дитя высасывало из матери все соки, мало что оставляя ей.
«Дай Бог, чтобы я никогда не знала такой нужды», – мысленно взмолилась Кэт, удивленно разглядывая женщину.
Хозяйка, в свою очередь, с великим подозрением смотрела на Кэт, но Каль поручился за нее, и только после этого их пригласили в дом.
Мебель в доме имелась только самая простейшая; за отсутствием свечей внутри было полутемно и за отсутствием огня в камине – холодно. В воздухе ощущался влажный запах болезни.
– Bonjour, madame, – сказала Кэт и вежливо кивнула.
К ее удивлению, истощенная женщина слегка присела и с надеждой посмотрела на Гильома.
– Ну, как твой муж? – спросил он.
Хозяйка сделала жест в сторону набитого соломой тюфяка у остывшего камина. Ее муж лежал там – молча, неподвижно, тощий, как ветка, бледный, как луна.
– Он встает, только чтобы облегчиться, – сказала женщина. – И слава богу, что пока у него хватает сил на это, потому что мне его теперь не поднять. Все, что ни съест, тут же выходит из него грязной водой. Хотя он и не ест почти ничего.
– А что малыш? – спросил Гильом, оглядываясь.
Женщина сделала жест в сторону темного угла. Оттуда пустыми, ничего не выражающими глазами на них глядел маленький мальчик, который не думал ни о чем, кроме еды.
– Он не заболел, слава тебе, Господи, но ничуть не подрос с позапрошлого лета. И больше не разговаривает, – с болью в голосе ответила женщина. – Боюсь, у него в голове помутилось.
Кэт оглянулась, но больше никого не увидела.
– Есть и еще дети? – спросила она.
Женщина прижала к груди тонкие руки и разрыдалась:
– Был один, да его чума взяла!
Кэт и Гильом обменялись взглядами.
– Что, тут есть чума? – спросил Гильом.
Женщина сказала сквозь слезы:
– Она то и дело возвращается и каждый раз забирает кого-нибудь, прежде чем снова убраться в свою нору.
Кэт подошла к женщине и положила руку ей на плечо; возникло ощущение, что под рваной одеждой лишь кости, покрытые тонкой кожей.
– Когда умер ваш ребенок?
– Одну луну назад.
– И вы похоронили его?
– Как смогла… Вырыла неглубокую яму на западном краю поля, положила его туда и засыпала камнями, молясь, чтобы звери не добрались до него.
– Мадам, у вас тут много крыс?
Взгляд запавших глаз женщины был прикован к лицу Кэт.
– Зачем вам это?
– Я спрашиваю, потому что лекари думают, что чуму разносят крысы.
– Значит, мы все умрем, потому что вынуждены есть их.
Кэт чуть не стошнило.
– А ваш умерший сын? Он ел крыс?
– Наверное. Точно не могу сказать. Он был в том возрасте, когда сам мог охотиться. И мы уже до того дошли, что не всегда делились друг с другом тем, что сумели поймать. – Женщина быстро перекрестилась. – Может, мальчик был так голоден, что поймал крысу и съел ее сам, не принес домой. Но точно я не знаю.
«Даже не сварив», – подумала Кэт.
– Нельзя есть крыс, – твердо сказала она. – Это почти верная смерть.
– Мы все равно все умрем, – безнадежно ответила женщина.
На это Кэт нечего было сказать. Отчаянное положение обитателей дома ужасало ее. Она отдала женщине последнее яблоко и внезапно устыдилась своей здоровой, цветущей плоти.
– У вас хоть хлеб есть? – спросила она.
– Откуда? Плуг забрали, поэтому нет пшеницы и, значит, муки. И копать землю муж не в состоянии, нам не удалось вырастить даже репу. А весь наш скот отобрал Наварра!
Женщина яростно сплюнула на пыльный пол и снова заплакала. Тут из темного угла вышел мальчик и вцепился в ее юбку.
– Как мы дошли до этого? – рыдала женщина. – Ведь у нас было и что есть, и что продать, а теперь не осталось ничего!
Гильом наклонился к Кэт и прошептал ей на ухо:
– Можешь что-нибудь сделать для ее мужа, целительница?
Она испуганно, неуверенно взглянула на него, однако подошла к тюфяку крестьянина, истощенного, с бледно-желтой кожей, и склонилась над ним, разглядывая, но не прикасаясь, из страха, что болезнь может перейти на нее.
«Холера», – решила она.
Алехандро часто описывал симптомы этой болезни; в частности, с горечью и нежностью рассказывал о своем старом друге-солдате, который до глубины души боялся холеры, но вместо этого пал жертвой чумы.
– Здесь мало что можно сделать, – прошептала она Гильому. – И все же попытаться нужно. – Она перевела взгляд на женщину. – Соберите все дрова, которые сможете, потому что вашему мужу нельзя давать некипяченую воду. А он должен пить как можно больше. Видите, какая у него сухая кожа? – Кэт посмотрела на мальчика. – Знаешь, как выглядят одуванчики?
Он кивнул.
– Тогда набери их побольше, потому что это поможет твоему отцу поправиться. Принеси листья maman, и она сварит из них чай. – Кэт снова обратилась к хозяйке. – Чай из листьев одуванчика укрепит его желудок. Может, ваш муж сумеет удержать внутри хоть какую-то еду, если будет его пить. – Кэт положила руку на раздутый живот женщины. – А листья, которые останутся от чая, вы должны высушить, растолочь и принимать как порошок. В них есть магическая сила, которая поможет и вам, и ребенку.
Женщина, по виду почти вдвое старше Кэт, дающей ей советы, подозрительно посмотрела на Гильома. Тот, в свою очередь, перевел взгляд на девушку. Поняв их колебания, она твердо заявила:
– P?re многому научил меня, – и прошептала на ухо Гильому: – Когда разговаривал со мной через дверь шкафа, где я сидела.
Гильом не сумел сдержать улыбки, хотя и попытался скрыть ее от измученной женщины.
– Это хороший совет, – сказал он ей, – и ты должна выполнять его.
– Но она такая молодая…
– Ее отец лекарь. И хотя эта целительница очень молода, она многому научилась у него.
Этот ответ, похоже, удовлетворил женщину. Она обняла сына и отправила его собирать листья одуванчика.
– За домом еще остались дрова.
Она закутала хрупкие плечи в рваную шаль. Вслед за хозяйкой они вышли наружу и принесли в дом столько дров, сколько смогли. На этом Гильом попрощался с женщиной.
– Я буду каждый день молиться за твоего мужа.
Они покинули дом и его несчастных обитателей.
– Почему она сделала реверанс, увидев меня? – спросила Кэт, забираясь на коня.
– Потому что она уже очень давно не видела здоровых людей вроде тебя. Ты, наверное, показалась ей кем-то вроде богини. – Гильом усмехнулся. – Или принцессы.
Она в смятении посмотрела на него, но потом поняла, что это шутка. Внезапно ею овладело настойчивое, почти непреодолимое желание. Поискав взглядом солнце, она определила направление и взмахнула рукой.
– Вон туда, на запад.
Она развернула коня.
– Куда ты? – крикнул Гильом и поскакал следом.
– К западному краю поля.
Могилу они нашли легко. Некоторые камни были сдвинуты, но зверю, который сделал это, завершить свою работу не удалось. И все равно Кэт порадовалась, что ей не придется растаскивать все камни.
Гильом с благоговейным ужасом смотрел, как она убирает оставшиеся, и даже хотел подойти ближе, но Кэт замахала на него рукой.
– Стой там… тогда тебя нельзя будет обвинить в соучастии.
– Наказание за это смерть! – воскликнул он. – Прекрати!
Расшвыривая камни, она ответила:
– Не могу. Это очень важно.
– Но зачем? Зачем девушке…
– Сейчас я не девушка, а целительница. Стой на страже…
Груда камней рядом с ней становилась все больше, и у Кэт мелькнула мысль, что могила не такая уж неглубокая, но тут она наткнулась на уже тронутую гнилью плоть бедра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
– Твой p?re велел мне доставить тебя живой и здоровой. О том, какой дорогой ехать, он ничего не говорил. Как и о сроке.
– С каждой лигой мне все неспокойнее. И с какой стати мы так часто останавливаемся в крестьянских домах? Ты исчезаешь внутри, а меня оставляешь снаружи напоказ всему миру.
Так или иначе, ему всегда удавалось ее успокоить, но не настолько, чтобы она совсем перестала поднимать этот вопрос. Так и получилось, что она, волнуясь и негодуя, дожидалась его то у одного дома, то у другого, а Каль заходил внутрь, рассказывал новости, получал сообщения, обсуждал дальнейшие планы восстания. Иногда он возвращался с едой, но гораздо чаще делился с обитателями очередного дома тем немногим, что имел сам.
На этот раз он вышел из дома с половиной каравая хлеба, разломил его надвое и протянул Кэт ее часть. Хлеб был несвежий, но она жадно впилась в него зубами.
– Были бы мы в Париже, – с презрительным смешком сказала она, – ели бы хлеб с вареньем. И вовсе не от случая к случаю.
– Скоро, скоро мы там будем, и ты сможешь есть любые лакомства, какие найдешь. – Он бросил на нее осуждающий взгляд. – Скажите, какая принцесса! Варенье ей подавай.
Она почувствовала, что краснеет.
– Да не нужно мне варенье. Просто иногда помечтать о чем-то хорошем и то приятно. Разве я этим причиняю кому-то вред? На самом деле меня волнует одно – как бы поскорее встретиться с p?re.
– Скоро, совсем скоро, – повторил Гильом.
В конце концов эти постоянные задержки начали превышать меру ее терпения.
– Наверное, мне надо расстаться с тобой и скакать прямо в Париж, – заявила она на третий день их путешествия. – Тогда ты сможешь заниматься своим важным делом, а я своим.
Она с горделивым видом сидела на коне, ожидая благодарности за то, что скоро ему не нужно будет заботиться о ее безопасности.
Однако ничуть не бывало. Тоном крайнего удивления Гильом спросил:
– Ты сошла с ума? Одинокая девушка – легкая добыча для любого странствующего рыцаря, а их тут очень много. – Он усмехнулся. – Готов признать, ты неплохо владеешь своим маленьким ножом, однако против меча он ничто.
– Ни один истинный рыцарь не причинит мне вреда!
Конь Гильома до сих пор не привык к незнакомому всаднику, а тут и вовсе встал на дыбы, почувствовав, что тот взволнован.
– А что сделает тот, кого нельзя назвать истинным рыцарем? Этого не знает никто! Как получилось, что ты совсем не представляешь себе, что творится в мире в наше время? Что, p?re держал тебя взаперти в шкафу?
Кэт смущенно отвела взгляд. У нее не было объяснения причин той изоляции, в которой жили они с Алехандро.
– Давай-ка я просвещу тебя насчет того, как рыцари, даже самые что ни на есть истинные, ведут себя в наши дни, – продолжал француз. – Они шатаются по всей Франции, не подчиняясь никому. Их лорды предпочитают жиреть на дармовых хлебах при дворе Эдуарда, хотя фактически они его заложники. И если вдруг у какого-то из них хватит глупости предпочесть свободу роскошной жизни при английском дворе и вернуться во Францию, где царит хаос, у его вассалов нет средств, чтобы содержать его. Сейчас рыцари готовы стать вассалами кого угодно. Эти «герои» воруют все, что плохо лежит, в том числе и женщин, которых используют в свое удовольствие, а потом выбрасывают за ненадобностью.
– Я не верю тебе! Не могут все они быть такими извергами…
– Прости, – с иронией ответил он. – Я преувеличиваю. Один-другой пришли к нам. Есть и такие, для кого Бог превыше короля, они не участвуют в осквернении Франции. Зато остальных тебе следует опасаться. Если ты будешь одна.
Как она могла оправдать свое неведение, всю глубину которого начала понимать только сейчас? Надо было придумать хоть какое-то правдоподобное объяснение.
– Я много времени уделяла изучению… м-м… искусства исцеления.
– Что толку от твоих занятий, если ты будешь лежать мертвая на краю дороги, растерзанная каким-нибудь якобы «благородным» рыцарем? Если хочешь принести своим умением пользу людям, нужно постараться уцелеть. От тебя может быть большая помощь нашему делу – если то, что ты говоришь, правда. – Он с вызовом посмотрел на нее. – Поехали со мной, сама все увидишь.
Он пришпорил коня и поскакал прочь. И вопреки всему, что казалось ей осмысленным, она последовала за ним.
На этот раз Гильом не оставил ее дожидаться снаружи. На пороге маленького, ветхого каменного дома их встретила женщина с мрачным лицом, тонкими, как веточки, руками и заметно выступающим животом. Судя по впалым щекам, дитя высасывало из матери все соки, мало что оставляя ей.
«Дай Бог, чтобы я никогда не знала такой нужды», – мысленно взмолилась Кэт, удивленно разглядывая женщину.
Хозяйка, в свою очередь, с великим подозрением смотрела на Кэт, но Каль поручился за нее, и только после этого их пригласили в дом.
Мебель в доме имелась только самая простейшая; за отсутствием свечей внутри было полутемно и за отсутствием огня в камине – холодно. В воздухе ощущался влажный запах болезни.
– Bonjour, madame, – сказала Кэт и вежливо кивнула.
К ее удивлению, истощенная женщина слегка присела и с надеждой посмотрела на Гильома.
– Ну, как твой муж? – спросил он.
Хозяйка сделала жест в сторону набитого соломой тюфяка у остывшего камина. Ее муж лежал там – молча, неподвижно, тощий, как ветка, бледный, как луна.
– Он встает, только чтобы облегчиться, – сказала женщина. – И слава богу, что пока у него хватает сил на это, потому что мне его теперь не поднять. Все, что ни съест, тут же выходит из него грязной водой. Хотя он и не ест почти ничего.
– А что малыш? – спросил Гильом, оглядываясь.
Женщина сделала жест в сторону темного угла. Оттуда пустыми, ничего не выражающими глазами на них глядел маленький мальчик, который не думал ни о чем, кроме еды.
– Он не заболел, слава тебе, Господи, но ничуть не подрос с позапрошлого лета. И больше не разговаривает, – с болью в голосе ответила женщина. – Боюсь, у него в голове помутилось.
Кэт оглянулась, но больше никого не увидела.
– Есть и еще дети? – спросила она.
Женщина прижала к груди тонкие руки и разрыдалась:
– Был один, да его чума взяла!
Кэт и Гильом обменялись взглядами.
– Что, тут есть чума? – спросил Гильом.
Женщина сказала сквозь слезы:
– Она то и дело возвращается и каждый раз забирает кого-нибудь, прежде чем снова убраться в свою нору.
Кэт подошла к женщине и положила руку ей на плечо; возникло ощущение, что под рваной одеждой лишь кости, покрытые тонкой кожей.
– Когда умер ваш ребенок?
– Одну луну назад.
– И вы похоронили его?
– Как смогла… Вырыла неглубокую яму на западном краю поля, положила его туда и засыпала камнями, молясь, чтобы звери не добрались до него.
– Мадам, у вас тут много крыс?
Взгляд запавших глаз женщины был прикован к лицу Кэт.
– Зачем вам это?
– Я спрашиваю, потому что лекари думают, что чуму разносят крысы.
– Значит, мы все умрем, потому что вынуждены есть их.
Кэт чуть не стошнило.
– А ваш умерший сын? Он ел крыс?
– Наверное. Точно не могу сказать. Он был в том возрасте, когда сам мог охотиться. И мы уже до того дошли, что не всегда делились друг с другом тем, что сумели поймать. – Женщина быстро перекрестилась. – Может, мальчик был так голоден, что поймал крысу и съел ее сам, не принес домой. Но точно я не знаю.
«Даже не сварив», – подумала Кэт.
– Нельзя есть крыс, – твердо сказала она. – Это почти верная смерть.
– Мы все равно все умрем, – безнадежно ответила женщина.
На это Кэт нечего было сказать. Отчаянное положение обитателей дома ужасало ее. Она отдала женщине последнее яблоко и внезапно устыдилась своей здоровой, цветущей плоти.
– У вас хоть хлеб есть? – спросила она.
– Откуда? Плуг забрали, поэтому нет пшеницы и, значит, муки. И копать землю муж не в состоянии, нам не удалось вырастить даже репу. А весь наш скот отобрал Наварра!
Женщина яростно сплюнула на пыльный пол и снова заплакала. Тут из темного угла вышел мальчик и вцепился в ее юбку.
– Как мы дошли до этого? – рыдала женщина. – Ведь у нас было и что есть, и что продать, а теперь не осталось ничего!
Гильом наклонился к Кэт и прошептал ей на ухо:
– Можешь что-нибудь сделать для ее мужа, целительница?
Она испуганно, неуверенно взглянула на него, однако подошла к тюфяку крестьянина, истощенного, с бледно-желтой кожей, и склонилась над ним, разглядывая, но не прикасаясь, из страха, что болезнь может перейти на нее.
«Холера», – решила она.
Алехандро часто описывал симптомы этой болезни; в частности, с горечью и нежностью рассказывал о своем старом друге-солдате, который до глубины души боялся холеры, но вместо этого пал жертвой чумы.
– Здесь мало что можно сделать, – прошептала она Гильому. – И все же попытаться нужно. – Она перевела взгляд на женщину. – Соберите все дрова, которые сможете, потому что вашему мужу нельзя давать некипяченую воду. А он должен пить как можно больше. Видите, какая у него сухая кожа? – Кэт посмотрела на мальчика. – Знаешь, как выглядят одуванчики?
Он кивнул.
– Тогда набери их побольше, потому что это поможет твоему отцу поправиться. Принеси листья maman, и она сварит из них чай. – Кэт снова обратилась к хозяйке. – Чай из листьев одуванчика укрепит его желудок. Может, ваш муж сумеет удержать внутри хоть какую-то еду, если будет его пить. – Кэт положила руку на раздутый живот женщины. – А листья, которые останутся от чая, вы должны высушить, растолочь и принимать как порошок. В них есть магическая сила, которая поможет и вам, и ребенку.
Женщина, по виду почти вдвое старше Кэт, дающей ей советы, подозрительно посмотрела на Гильома. Тот, в свою очередь, перевел взгляд на девушку. Поняв их колебания, она твердо заявила:
– P?re многому научил меня, – и прошептала на ухо Гильому: – Когда разговаривал со мной через дверь шкафа, где я сидела.
Гильом не сумел сдержать улыбки, хотя и попытался скрыть ее от измученной женщины.
– Это хороший совет, – сказал он ей, – и ты должна выполнять его.
– Но она такая молодая…
– Ее отец лекарь. И хотя эта целительница очень молода, она многому научилась у него.
Этот ответ, похоже, удовлетворил женщину. Она обняла сына и отправила его собирать листья одуванчика.
– За домом еще остались дрова.
Она закутала хрупкие плечи в рваную шаль. Вслед за хозяйкой они вышли наружу и принесли в дом столько дров, сколько смогли. На этом Гильом попрощался с женщиной.
– Я буду каждый день молиться за твоего мужа.
Они покинули дом и его несчастных обитателей.
– Почему она сделала реверанс, увидев меня? – спросила Кэт, забираясь на коня.
– Потому что она уже очень давно не видела здоровых людей вроде тебя. Ты, наверное, показалась ей кем-то вроде богини. – Гильом усмехнулся. – Или принцессы.
Она в смятении посмотрела на него, но потом поняла, что это шутка. Внезапно ею овладело настойчивое, почти непреодолимое желание. Поискав взглядом солнце, она определила направление и взмахнула рукой.
– Вон туда, на запад.
Она развернула коня.
– Куда ты? – крикнул Гильом и поскакал следом.
– К западному краю поля.
Могилу они нашли легко. Некоторые камни были сдвинуты, но зверю, который сделал это, завершить свою работу не удалось. И все равно Кэт порадовалась, что ей не придется растаскивать все камни.
Гильом с благоговейным ужасом смотрел, как она убирает оставшиеся, и даже хотел подойти ближе, но Кэт замахала на него рукой.
– Стой там… тогда тебя нельзя будет обвинить в соучастии.
– Наказание за это смерть! – воскликнул он. – Прекрати!
Расшвыривая камни, она ответила:
– Не могу. Это очень важно.
– Но зачем? Зачем девушке…
– Сейчас я не девушка, а целительница. Стой на страже…
Груда камней рядом с ней становилась все больше, и у Кэт мелькнула мысль, что могила не такая уж неглубокая, но тут она наткнулась на уже тронутую гнилью плоть бедра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84