– Одно-два слова понятны, – ответил он, – однако остальное требует более внимательного изучения. Чтобы перевести всю надпись, я должен поработать над ней.
– Сколько времени?
– Чтобы перевести только эту строчку? Часа два, возможно. Но какой в этом смысл, раз пока расшифрован только один раздел из трех и в каждом оставшемся есть свои рисунки? – Алехандро пролистал страницы второго раздела, в конце которого было изображение той же змеи, пришпиленной к кресту. – Что, к примеру, означает вот это?
– Не знаю, – благоговейно ответил Фламель, перекрестился, сложил ладони вместе и быстро пробормотал молитву. – В нужное время Бог в Своей мудрости откроет нам это. – Он перевел на Алехандро взгляд и добавил проникновенно: – И, уверен, Бог избрал Своим орудием вас. Вот почему это сокровище и попало вам в руки.
– Слава Господу! – воскликнул де Шальяк. – Это огромная честь, коллега, поистине величайшая честь.
«Растолковывать слова древнего еврея, чтобы христиане могли использовать содержащуюся в них мудрость против самих же евреев? Сомнительная честь, тяжкая ноша! Змея на кресте – это я, – размышлял Алехандро. – Мне уготована участь стать предателем собственного народа.
Однако если не я, то кто? И если эту работу будет делать кто-то другой, я утрачу всякую надежду на то, чтобы контролировать дальнейшую судьбу этих откровений. Можно поступить иначе… переводя, исказить смысл одного, двух, десяти слов, так что ни одна формула не будет срабатывать… до тех пор, пока книга не попадет в руки другого еврея, который исправит ошибки».
Глаза Фламеля блестели от возбуждения.
– Не могли бы вы хотя бы примерно прикинуть, сколько времени у вас уйдет на завершение всей работы?
– Две недели, возможно, или больше, смотря как пойдет дело.
В первый момент Фламель выглядел разочарованным, но потом его лицо прояснилось.
– Я много лет ждал, пока будет найдено это сокровище, как-нибудь потерплю еще немного. – Его лицо приняло торжественно-серьезное выражение. – Я использую это время для подготовки, чтобы предстать перед Господом в качестве творца – если Он пожелает принять меня как такового. Начну молиться сегодня же вечером.
Возможно, это было самое длинное и подробное письмо Марселя. Дочитав до конца, Карл Наваррский долго сидел перед огнем и обдумывал его содержание. Период неопределенности закончился – Париж принял решение, где начать мятеж. На протяжении последующих нескольких недель Карл соберет своих людей, экипирует их, как сможет, и постарается добиться того, чтобы они вели себя как воины, а не как мерзкий, трусливый сброд, каким являются. Карл снова перечитал письмо, стараясь запомнить все самое важное, и бросил его в камин. Пергамент зашипел и съежился, испуская зловонный запах.
– Марсель думает, что лучше собраться в Компьене, – сказал он барону де Куси. – Так мы и сделаем.
– Графиня Элизабет просит вас прийти, – заявил Чосер. – Она чувствует необъяснимую слабость.
Де Шальяк тяжело вздохнул.
– Я приеду в течение часа.
– Она хотела бы видеть также доктора Эрнандеса.
– Боюсь, сейчас он слишком занят переводом.
– Это известие огорчит графиню, сэр. Но если нельзя, то нельзя, что же поделаешь? – Чосер достал из кармана плаща запечатанный пергамент. – Не будете ли так добры передать эту записку доброму лекарю? Здесь описаны симптомы болезни графини. Вы сможете обсудить их с ним до того, как отправитесь в путь. Его соображения помогут вам составить мнение о таинственном недомогании графини.
– Хорошо, – ответил де Шальяк, принимая пергамент. – Я немедленно передам ему записку.
И, едва Чосер ушел, он пошел в библиотеку и взломал восковую печать.
– Видите? Я говорил, что так и будет. Теперь эти слезливые англичане станут требовать нашего присутствия каждый день – чтобы лечить их выдуманные болезни. И у вас не останется времени для работы.
Алехандро прочитал записку, поднял взгляд на де Шальяка и улыбнулся.
– Работа подождет. – Он бережно закрыл книгу Авраама. – Эта рукопись будет существовать еще долго после того, как и графиня, и вы, и я обратимся в прах. И, честно говоря, симптомы болезни графини не кажутся мне выдуманными. Графиня описывает, и, должен заметить, исключительно образно, бледность, слабость, отсутствие аппетита, учащенное дыхание, общее ощущение подавленности – все это симптомы болезни под названием «любовное томление».
– С каких это пор любовь считается болезнью?
– Она всегда была болезнью, де Шальяк. Правда, болезнью не столько тела и разума, сколько души, хотя она и проявляется в форме слабости, общего расстройства тела и смятения ума. Неужели вы никогда не испытывали на собственном опыте, что такое любовь?
– Не до такого состояния, когда тело полностью подчиняется ее воле.
Алехандро цинично улыбнулся.
– Жаль. Неплохо бы предъявлять всем лекарям требование, чтобы они влюблялись хотя бы раз в жизни. Тогда они смогут отличить симптомы этой болезни от более опасных.
– Это тоже опасный недуг, и мудрые люди избегают его, – с усмешкой сказал де Шальяк.
– Только те, кому незнакома его сладость. Однако мы можем без конца обсуждать этот вопрос, так и не придя к согласию. Факт в том, что по какой-то причине этот недуг тяжелее протекает у женщин, чем у мужчин. Объясните это графине.
– Нет.
– Почему?
– Потому что я не верю ни одному ее слову.
– Ох, коллега, так нельзя… будьте добры к ней. Если в вас нет такого рода доброты, тогда вы не столь выдающий доктор, каким я считал вас. Тот всегда имеет сострадание к более слабому, чем он сам; в особенности если речь идет о леди.
– Вам меня не убедить.
– Тогда мне придется оставить свою работу и поехать с вами, иначе она просто снова пошлет за мной, не удовлетворившись вашим «лечением». Вы скажете графине, что единственное лечение от ее недуга – это покой, и назавтра последуют те же жалобы.
Страшно недовольный, де Шальяк тем не менее в конце концов согласился.
– Ладно, поехали. Давайте побыстрее разделаемся с этим.
Их ввели в личную комнату графини, посреди которой стояла огромная кровать под балдахином, с задернутыми со всех четырех сторон занавесками.
– Миледи? – позвал приведший их слуга.
– Да? – ломким, еле слышным голосом ответила она.
– Прибыли лекари.
Послышался приглушенный вздох облегчения.
– Ох, слава богу.
– Я отдерну занавеску?
– Минуточку.
Послышался шелест ткани.
– Можете открыть, – сказала графиня.
Она лежала, опираясь на груду подушек, с распущенными волосами, в завязанной у горла тонкой шелковой рубашке. Одна рука с трагическим видом возложена на лоб, глаза закрыты.
– Ох, слава святым угодникам, наконец-то вы пришли! – простонала она. – Я так страдала все утро. Никаких сил нет подняться.
– Успокойтесь, леди. – Алехандро подошел к постели. – Могу я присесть на край?
– Будьте добры, устраивайтесь, как вам удобно.
Она похлопала ладонью по постели. Он сел и взял ее за руку.
– У вас холодная, влажная кожа, дорогая графиня.
– Еще один симптом! О, эта болезнь! Что со мной?
Он успокаивающе похлопал ее по руке.
– Мы очень быстро выясним это и пропишем вам необходимое лечение.
– Ох, если такое лечение вообще существует.
Де Шальяк нетерпеливо откашлялся.
– Дорогая графиня, уверен, вы в надежных руках. Пойду пока взгляну на ногу принца Лайонела. Доктор Эрнандес позаботится о вас и, безусловно, сделает это великолепно. Если, конечно, леди не возражает, чтобы ею занялся только один доктор.
Элизабет оторвала голову от подушек и посмотрела на де Шальяка.
– Вы так внимательны к моему мужу, добрый сэр. Как приятно ему будет узнать, что ваша первая мысль была о нем! Идите к нему… мы уж как-нибудь постараемся обойтись без вас.
– Как-нибудь, – с усмешкой повторил Алехандро и, как только де Шальяк покинул комнату, сосредоточил все внимание на графине. – А теперь расскажите еще раз, что конкретно вас беспокоит.
– Ох, эта ужасная вялость! Я лежу в постели и не могу заставить себя подняться. Такое чувство, будто сердце вот-вот остановится.
– Тогда прежде всего я должен проверить ваше сердцебиение.
С теплой улыбкой Алехандро протянул руку и развязал завязки рубашки. Стали видны хрупкие ключицы. Он скользнул взглядом по белой коже.
– Вы не преувеличивали. Вы бледны, как прекраснейшая жемчужина.
Он достал из сумки скатанный пергамент, приложил к ее груди и какое-то время вслушивался.
– Не слышу того, что должен бы, – сказал он с видом притворного неудовлетворения. – Иногда, чтобы услышать сердце, лучше приложить ухо прямо к груди. – Он посмотрел ей в глаза. – Если, конечно, вас не оскорбит такого рода интимность.
Она быстро покачала головой и прошептала:
– Щекам внезапно стало тепло. Что бы это значило?
– В свое время выясним и это.
Алехандро наклонился и приложил ухо к ее груди. Она издала слабый вздох удовольствия и положила руку ему на голову, перебирая волны черных волос. Наконец он снова поднялся.
– Ваше сердце слегка трепещет.
– Это плохо?
– Любой недуг сердца нежелателен, но этот, по счастью, исцелить можно.
– Вы уверены?
– Не волнуйтесь. Еще прочтя вашу записку, я понял, что с вами.
Элизабет опустила взгляд и жеманно улыбнулась.
– Вы намерены держать меня в неведении?
– И усугубить ваше недомогание? Я меньше всего хочу этого.
Она наклонилась вперед и взяла его за руку.
– Тогда скажите.
– По моему мнению, дорогая графиня, ваше сердце страдает от избытка любви.
– О, какой благородный недуг… и какое лекарство вы предложите, дорогой доктор?
– Вы должны позаботиться о том, чтобы этот избыток регулярно находил себе выход. И еще вы должны вызывать своего доктора каждый раз, когда почувствуете в этом нужду.
Послышался негромкий стук в дверь; оба повернулись и обнаружили стоящего там с видом крайнего нетерпения де Шальяка. Не дожидаясь приглашения, он с обычной величавой решимостью вошел внутрь.
– Счастлив сообщить, что после того, как мы выпустили загрязненную жидкость из большого пальца ноги вашего мужа, боль заметно уменьшилась и отек спал. Палец выглядит почти нормально.
– Хвала всем святым! – воскликнула Элизабет. – Мне начинает претить мысль о возвращении в Англию. Где мы там найдем таких чудесных докторов? Прошу вас обоих, останьтесь и поужинайте с нами.
– Вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы поесть, графиня? – спросил де Шальяк, удивленно вскинув брови.
Она улыбнулась Алехандро.
– Мне гораздо лучше, да. Пожалуй, я смогу проглотить пару кусочков.
– Поистине замечательная новость. Похоже, мой коллега сотворил очередное чудо. К сожалению, мы должны отказаться. Нас ждет важная работа.
– Какие-то опыты?
– Работа, которая в конечном счете приведет к опытам, если все будет развиваться, как надо.
– Как хорошо! Интересно узнать, что это за работа.
– Пока это секрет, – ответил де Шальяк. – Не стоит раньше времени распространяться о наших новых теориях. Ко времени следующего визита мы, возможно, продвинемся настолько, что сможем рассказать вам кое-что. Пока же нам действительно нужно вернуться к работе.
Он сердито посмотрел на Алехандро. Тот встал.
– Мой коллега прав. Нам пора уходить. – Он наклонился к постели и добавил шепотом: – Хотя я с удовольствием остался бы и лично проследил за тем, как протекает ваше выздоровление. Но – в другой раз. Заболевание, от которого вы страдаете, часто обостряется. Присылайте вашего пажа Чосера, и я дам вам новый совет.
Уходя, он подмигнул Элизабет.
Они сидели за столом в зале де Шальяка, перекусывая холодными остатками ужина. На протяжении всей еды де Шальяк бормотал что-то себе под нос, не обращаясь впрямую к Алехандро. В конце концов он отодвинул тарелку и почти закричал:
– Вы готовы пойти на самый низкий обман, лишь бы разжечь этот флирт, Санчес!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84