Кэт прыгнула на спину Алехандро, вцепилась в него и завопила:
– P?re! Господи, Гильом… он сам не знает, что делает… может, ужасные испытания свели его с ума.
Алехандро тоже кричал:
– Жена, ты назвал ее женой, изверг, сейчас я отправлю тебя прямо в твой христианский ад!
Кэт все-таки сумела втиснуться между ними, и, увидев перед собой ее нежное лицо, Алехандро удержал кулак, едва не расквасив ей нос. Она взяла его руку, поднесла к лицу и поцеловала окровавленные костяшки пальцев, негромко плача и приговаривая:
– P?re, ох, p?re, что тебе наговорили?
– Эти тряпки сослужили нам хорошую службу, – говорила Кэт, промокая кровь на лице Гильома.
Тот стоял спокойно, только вздрагивал, когда она обрабатывала очередную рану. Кольцо, подаренное Алехандро графиней Элизабет, оставило кровавые следы на щеках молодого человека.
Алехандро сидел, сбитый с толку, ошеломленный зрелищем: Кэт, нежно обихаживающая христианина, негодяя, заботам которого она была поручена просто под давлением обстоятельств.
«Она ведет себя так, как если бы и впрямь была его женой», – подумал Алехандро, почувствовав болезненный укол в сердце.
А ведь прошло совсем мало времени… несколько недель или даже меньше? Нет, больше, конечно; беда в том, что он не мог сказать точно, как давно в последний раз видел ее. Значит, достаточно, чтобы она успела научиться любить этого человека, а он полюбил ее. Слишком давно, чтобы Алехандро имел право сказать: «Оставайся со мной, дочь, ибо я все еще твой отец и защитник».
Она научилась защищать себя сама и смогла оторваться от него. Может, он и остановил бы ее, если бы они были вместе. А теперь, похоже, слишком поздно.
Впервые за долгое время оказавшись на свободе, не под надзором де Шальяка, он мог думать лишь о том, как убить спасшего его человека, рассчитаться с ним за воображаемые обиды, которые тот нанес его дочери. А ее саму, похоже, больше обидело его поведение, не Каля.
Обработав раны Гильома, Кэт занялась Алехандро и осмотрела его руки.
– О чем только ты думал, p?re? Ты ведь мог сломать руки, свои чудесные, умелые руки.
– Мне представлялось, что мое дитя в руках негодяя.
– Он не негодяй, p?re. И ты понимаешь это. А иначе разве ты оставил бы меня с ним?
– Пойми, дитя: для меня всякий мужчина, который хотя бы глядит в твою сторону, подлец, негодяй, мерзавец. Иначе и быть не может.
Она осторожными, нежными движениями стерла кровь с костяшек его пальцев.
– Я больше не дитя, p?re. Сколько раз мне это повторять? Мое детство осталось далеко-далеко, за тысячу лет отсюда. Ты доверился Гильому тогда, должен доверять ему и сейчас.
«Должен ли? – спрашивал себя Алехандро. – Неужели это единственный путь, который открыт для меня?»
Что, если открыто и прямо спросить ее: «Если тебе придется выбирать между нами, как ты поступишь? Уйдешь с ним и покинешь меня?»
Он следил взглядом за ее умелыми, нежными руками. Это больше не были пухлые, с ямочками руки ребенка; это были сильные руки женщины. И вся она излучала счастье и внутренний покой, которого он прежде никогда не замечал в ней.
«Но прежде она никогда не любила мужчину в том смысле, как это происходит сейчас», – сказал он себе.
А она его любит, это ясно.
– Ты хочешь сказать, что он хорошо позаботился о тебе?
– Лучше, чем ты можешь себе представить.
«Лучше, чем мне хотелось бы знать».
Кое-как залечив свои раны и снова обретя облик обычных граждан, они решили, что разумнее покинуть Париж как можно скорее – до заката, если получится.
– Есть одна трудность – я не могу выкупить своего коня, – сказал Алехандро. – Все мое золото осталось у де Шальяка.
– Я потратил совсем немного из того, что вы дали мне, – ответил Каль.
Он достал из кармана сумку и сунул ее Алехандро с таким видом, словно надеялся, что это доказательство бережливости возвысит его в глазах последнего.
Действительно, так и произошло.
– Хорошо, Гильом. – Алехандро пересчитал монеты. – А как же ваши кони?
Каль подошел к большому жеребцу, на котором скакал Алехандро, осмотрел его, провел рукой по длинной шее, проверил копыта и лодыжки.
– Вполне приличный конь, и, видимо, конюх де Шальяка хорошо ухаживал за ним. Он запросто унесет двоих. Предлагаю выкупить вашего коня, а наших бросить. Кэт может скакать… – он хотел сказать «со мной», но потом передумал, – с кем захочет.
– Разумно. – Алехандро сделал глубокий вдох. – Впервые за всю свою жизнь я стал бедняком. Я всегда берег свое богатство, жил так, будто и в самом деле беден, и все же мысль о том, что оно есть, успокаивала. Больше его нет, и я не знаю, что делать дальше. – Он с извиняющейся улыбкой перевел взгляд на Кэт. – Прости, дочь. Я всегда надеялся, что смогу хорошо обеспечить тебя.
– Ты так и сделал, p?re. Знания – вот наше богатство.
– Ими, однако, нельзя утолить голод.
– Уверена, такой необходимости у нас никогда не возникнет.
Каль прервал их, заметив, что солнце опустилось до самых крыш и вскоре должно исчезнуть за ними.
– Позвольте дать вам совет бедняка: мы должны покинуть Париж до заката.
Стоя перед разъяренной графиней Элизабет, Джеффри Чосер пытался убедить ее в полной своей невиновности.
– Умоляю, мадам, поверьте мне! Он одурачил меня почище, чем вас!
Он замолчал, охваченный стыдом и унижением, понимая, какую роль сыграл: глупый парень, которого умело использовал хитрый, несравненно более умный человек, обладающий гораздо большим жизненным опытом.
Разъяренная графиня, вернувшись с несостоявшегося свидания в розовом саду дофина, сначала задала хорошую головомойку Чосеру, а потом приказала своим служанкам немедленно восстановить все изменения, которые были сделаны по совету Алехандро в интересах ее здоровья.
– Принесите обратно мое горностаевое покрывало, вместе со всеми блохами, будь они прокляты! Не хочу, чтобы что-нибудь напоминало мне о нем. И велите повару наготовить всякой еды – больше никаких скудных диет.
В разгар всей этой бурной деятельности Чосер сумел улучить момент и сказать графине:
– Думаю, он испытывал к вам искренние чувства. По крайней мере, так он мне говорил! Просто ему нужно было сбежать, и вы предоставили ему самую подходящую возможность. Уверен, он очень благодарен вам за это.
Элизабет отвернулась, скрывая слезы на глазах.
– Вы очень добры, молодой человек. Надеюсь, вы правы. И все же, не сомневайтесь, я сделаю все, чтобы вырвать из груди его сердце.
Конь исхудал сильнее, чем рассчитывал Алехандро, но все еще был крепок. За его ногами тоже следили, и вся сбруя была в целости и сохранности, поэтому лекарь уплатил человеку заранее обусловленную сумму и забрал коня. В результате золота у них осталось совсем мало, но меньше чем двумя конями было не обойтись.
Алехандро прошептал на ухо жеребцу ласковые слова, надеясь, что тот вспомнит его, что, похоже, и произошло. Он взобрался в седло и протянул руку Кэт.
Однако она не приняла ее, вместо этого устремив взгляд на второго коня, на котором сидел Гильом, а потом снова посмотрела на Алехандро.
– Мне кажется, твой конь слишком исхудал, чтобы унести двоих… пусть сначала отъестся немного. Я поскачу с Гильомом.
И не успел он возразить, как она уже сидела позади Каля, так естественно, словно это ей было не впервой. Она обняла его, чуть-чуть слишком крепко, и с явным удовольствием положила голову ему на плечо.
Они направили коней к северу. Алехандро сам удивлялся, отчего на сердце у него лежит такая тяжесть.
Двадцать шесть
Ресторан, где утром встретились Джейни и Майра Росс, занимал весь верхний этаж магазина в одной из боковых улиц.
Хорошо одетые клиенты; столики со скатертями пастельных тонов; официанты в черно-белой одежде, плывущие от одной группы посетителей к другой с источающими пар большими кофейными кружками. Желтоватый утренний свет, вливающийся сквозь огромные, от пола до потолка окна; витающие в воздухе ароматы завтрака.
Тем не менее жужжание голосов и выражение лиц несли в себе оттенок озабоченности. Атмосфера была насыщена тревогой.
Джейни слегка опоздала; хранительница уже ждала ее за столиком у окна.
– У вас такой вид, будто вы напуганы, дорогая, – заметила Майра, когда Джейни уселась.
– Так оно и есть. – Отдышавшись, она подвинула кресло к столу и посмотрела на Майру с оттенком вызова. – Вообще-то я не люблю, когда ко мне обращаются «дорогая», но сегодня, признаться, это звучит чертовски приятно.
Майра улыбнулась.
– Привычка – вторая натура. Так часто обращались друг к другу во времена моей молодости, тут нет ничего личного. Тем не менее я постараюсь воздержаться от этого обращения в разговоре с вами. – Она отпила глоток воды. – Признаться, ваше приглашение на завтрак стало для меня полной неожиданностью.
– Понимаю, – почему-то шепотом сказала Джейни. – Мною двигал порыв, но, пожалуйста, простите меня – я сейчас оказалась в очень трудной ситуации. – Она сделала глубокий вдох. – Начать с того, что мой дом сожгли…
Хранительница стиснула ладони.
– Господи! Это просто ужасно! И что… все сгорело?
Джейни печально покивала головой.
– И к тому же это произошло, когда я была в поездке, которая много значила для меня, и мне пришлось ее прервать.
– В свете того, что произошло, вы правильно сделали, вернувшись. В смысле, ваш дом…
– Как бы то ни было, – сказала Джейни, – сейчас у меня пропало желание обсуждать серьезные вопросы по телефону. Вот почему я столь кратко и, может быть, резко говорила с вами.
Майра сочувственно сжала руку Джейни.
– Ужасные новости, но, знаете, слава богу, что вас не было дома. Вы ведь могли погибнуть. Пережить нашествие Доктора Сэма и потом сгореть…
– Да, это было бы нечто.
– Все ваши вещи сгорели… не понимаю, как вы можете сидеть здесь и быть такой… спокойной, такой нормальной? Я, к примеру, была бы абсолютно не в себе.
– Я не спокойная и не нормальная. Даже близко ничего этого нет.
– Вы уверены, что это не авария… что кто-то намеренно поджег дом?
– Такое складывается впечатление. В последнее время кто-то постоянно пытается осложнить мне жизнь. Во всех отношениях.
– Но… почему?
– Потому что мои расследования, похоже, кого-то очень задевают. Я не понимаю, откуда исходит угроза. Такое чувство, будто этот кто-то всегда знает, что я делаю и когда.
Явно нервничая, Джейни оглянулась – усвоенная в последнее время привычка, которая уже начала раздражать ее саму. Майра непроизвольно сделала то же самое.
– Думаете, за вами следят? – спросила она, когда их взгляды снова встретились. – Или, может, прослушивают?
– Не исключено. Со мной то и дело случаются всякие странные вещи. Или, может, это просто психоз. Одно несомненно – я никогда в жизни не была в такой растерянности, как сейчас.
Появилась официантка, налила им обеим кофе и удалилась.
– Ив довершение всего я оказалась между двумя мужчинами.
Майра вскинула брови.
– Двумя? Прекрасно. Однако в этом я вам не помощница.
– Да, тут, наверное, никто не может помочь.
– Почему же, уверена, есть женщины, которые знают, как управиться с двумя мужчинами. Но только не я. С меня и одного было достаточно, а иногда даже более чем. В те времена, когда у меня вообще были мужчины…
На краткий миг Майрой, казалось, завладели меланхолические воспоминания. Джейни вежливо дождалась, пока задумчивое выражение исчезло с ее лица.
– Уверена, рано или поздно эта ситуация разрешится, так или иначе. И позвонила я вам совсем по другой причине.
У хранительницы, ясное дело, могла мелькнуть только одна мысль.
– Проблема с вашим дневником?
– Нет. Тут ничего не изменилось. И все же дневник имеет отношение к тому, почему я попросила вас о встрече. – Джейни тяжело вздохнула и на мгновение закрыла глаза. – Я отчаянно нуждаюсь в том, чтобы вернуть себе здравый ум, а этот ресторан… он для меня особенный. Сюда я в последний раз приводила маму позавтракать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
– P?re! Господи, Гильом… он сам не знает, что делает… может, ужасные испытания свели его с ума.
Алехандро тоже кричал:
– Жена, ты назвал ее женой, изверг, сейчас я отправлю тебя прямо в твой христианский ад!
Кэт все-таки сумела втиснуться между ними, и, увидев перед собой ее нежное лицо, Алехандро удержал кулак, едва не расквасив ей нос. Она взяла его руку, поднесла к лицу и поцеловала окровавленные костяшки пальцев, негромко плача и приговаривая:
– P?re, ох, p?re, что тебе наговорили?
– Эти тряпки сослужили нам хорошую службу, – говорила Кэт, промокая кровь на лице Гильома.
Тот стоял спокойно, только вздрагивал, когда она обрабатывала очередную рану. Кольцо, подаренное Алехандро графиней Элизабет, оставило кровавые следы на щеках молодого человека.
Алехандро сидел, сбитый с толку, ошеломленный зрелищем: Кэт, нежно обихаживающая христианина, негодяя, заботам которого она была поручена просто под давлением обстоятельств.
«Она ведет себя так, как если бы и впрямь была его женой», – подумал Алехандро, почувствовав болезненный укол в сердце.
А ведь прошло совсем мало времени… несколько недель или даже меньше? Нет, больше, конечно; беда в том, что он не мог сказать точно, как давно в последний раз видел ее. Значит, достаточно, чтобы она успела научиться любить этого человека, а он полюбил ее. Слишком давно, чтобы Алехандро имел право сказать: «Оставайся со мной, дочь, ибо я все еще твой отец и защитник».
Она научилась защищать себя сама и смогла оторваться от него. Может, он и остановил бы ее, если бы они были вместе. А теперь, похоже, слишком поздно.
Впервые за долгое время оказавшись на свободе, не под надзором де Шальяка, он мог думать лишь о том, как убить спасшего его человека, рассчитаться с ним за воображаемые обиды, которые тот нанес его дочери. А ее саму, похоже, больше обидело его поведение, не Каля.
Обработав раны Гильома, Кэт занялась Алехандро и осмотрела его руки.
– О чем только ты думал, p?re? Ты ведь мог сломать руки, свои чудесные, умелые руки.
– Мне представлялось, что мое дитя в руках негодяя.
– Он не негодяй, p?re. И ты понимаешь это. А иначе разве ты оставил бы меня с ним?
– Пойми, дитя: для меня всякий мужчина, который хотя бы глядит в твою сторону, подлец, негодяй, мерзавец. Иначе и быть не может.
Она осторожными, нежными движениями стерла кровь с костяшек его пальцев.
– Я больше не дитя, p?re. Сколько раз мне это повторять? Мое детство осталось далеко-далеко, за тысячу лет отсюда. Ты доверился Гильому тогда, должен доверять ему и сейчас.
«Должен ли? – спрашивал себя Алехандро. – Неужели это единственный путь, который открыт для меня?»
Что, если открыто и прямо спросить ее: «Если тебе придется выбирать между нами, как ты поступишь? Уйдешь с ним и покинешь меня?»
Он следил взглядом за ее умелыми, нежными руками. Это больше не были пухлые, с ямочками руки ребенка; это были сильные руки женщины. И вся она излучала счастье и внутренний покой, которого он прежде никогда не замечал в ней.
«Но прежде она никогда не любила мужчину в том смысле, как это происходит сейчас», – сказал он себе.
А она его любит, это ясно.
– Ты хочешь сказать, что он хорошо позаботился о тебе?
– Лучше, чем ты можешь себе представить.
«Лучше, чем мне хотелось бы знать».
Кое-как залечив свои раны и снова обретя облик обычных граждан, они решили, что разумнее покинуть Париж как можно скорее – до заката, если получится.
– Есть одна трудность – я не могу выкупить своего коня, – сказал Алехандро. – Все мое золото осталось у де Шальяка.
– Я потратил совсем немного из того, что вы дали мне, – ответил Каль.
Он достал из кармана сумку и сунул ее Алехандро с таким видом, словно надеялся, что это доказательство бережливости возвысит его в глазах последнего.
Действительно, так и произошло.
– Хорошо, Гильом. – Алехандро пересчитал монеты. – А как же ваши кони?
Каль подошел к большому жеребцу, на котором скакал Алехандро, осмотрел его, провел рукой по длинной шее, проверил копыта и лодыжки.
– Вполне приличный конь, и, видимо, конюх де Шальяка хорошо ухаживал за ним. Он запросто унесет двоих. Предлагаю выкупить вашего коня, а наших бросить. Кэт может скакать… – он хотел сказать «со мной», но потом передумал, – с кем захочет.
– Разумно. – Алехандро сделал глубокий вдох. – Впервые за всю свою жизнь я стал бедняком. Я всегда берег свое богатство, жил так, будто и в самом деле беден, и все же мысль о том, что оно есть, успокаивала. Больше его нет, и я не знаю, что делать дальше. – Он с извиняющейся улыбкой перевел взгляд на Кэт. – Прости, дочь. Я всегда надеялся, что смогу хорошо обеспечить тебя.
– Ты так и сделал, p?re. Знания – вот наше богатство.
– Ими, однако, нельзя утолить голод.
– Уверена, такой необходимости у нас никогда не возникнет.
Каль прервал их, заметив, что солнце опустилось до самых крыш и вскоре должно исчезнуть за ними.
– Позвольте дать вам совет бедняка: мы должны покинуть Париж до заката.
Стоя перед разъяренной графиней Элизабет, Джеффри Чосер пытался убедить ее в полной своей невиновности.
– Умоляю, мадам, поверьте мне! Он одурачил меня почище, чем вас!
Он замолчал, охваченный стыдом и унижением, понимая, какую роль сыграл: глупый парень, которого умело использовал хитрый, несравненно более умный человек, обладающий гораздо большим жизненным опытом.
Разъяренная графиня, вернувшись с несостоявшегося свидания в розовом саду дофина, сначала задала хорошую головомойку Чосеру, а потом приказала своим служанкам немедленно восстановить все изменения, которые были сделаны по совету Алехандро в интересах ее здоровья.
– Принесите обратно мое горностаевое покрывало, вместе со всеми блохами, будь они прокляты! Не хочу, чтобы что-нибудь напоминало мне о нем. И велите повару наготовить всякой еды – больше никаких скудных диет.
В разгар всей этой бурной деятельности Чосер сумел улучить момент и сказать графине:
– Думаю, он испытывал к вам искренние чувства. По крайней мере, так он мне говорил! Просто ему нужно было сбежать, и вы предоставили ему самую подходящую возможность. Уверен, он очень благодарен вам за это.
Элизабет отвернулась, скрывая слезы на глазах.
– Вы очень добры, молодой человек. Надеюсь, вы правы. И все же, не сомневайтесь, я сделаю все, чтобы вырвать из груди его сердце.
Конь исхудал сильнее, чем рассчитывал Алехандро, но все еще был крепок. За его ногами тоже следили, и вся сбруя была в целости и сохранности, поэтому лекарь уплатил человеку заранее обусловленную сумму и забрал коня. В результате золота у них осталось совсем мало, но меньше чем двумя конями было не обойтись.
Алехандро прошептал на ухо жеребцу ласковые слова, надеясь, что тот вспомнит его, что, похоже, и произошло. Он взобрался в седло и протянул руку Кэт.
Однако она не приняла ее, вместо этого устремив взгляд на второго коня, на котором сидел Гильом, а потом снова посмотрела на Алехандро.
– Мне кажется, твой конь слишком исхудал, чтобы унести двоих… пусть сначала отъестся немного. Я поскачу с Гильомом.
И не успел он возразить, как она уже сидела позади Каля, так естественно, словно это ей было не впервой. Она обняла его, чуть-чуть слишком крепко, и с явным удовольствием положила голову ему на плечо.
Они направили коней к северу. Алехандро сам удивлялся, отчего на сердце у него лежит такая тяжесть.
Двадцать шесть
Ресторан, где утром встретились Джейни и Майра Росс, занимал весь верхний этаж магазина в одной из боковых улиц.
Хорошо одетые клиенты; столики со скатертями пастельных тонов; официанты в черно-белой одежде, плывущие от одной группы посетителей к другой с источающими пар большими кофейными кружками. Желтоватый утренний свет, вливающийся сквозь огромные, от пола до потолка окна; витающие в воздухе ароматы завтрака.
Тем не менее жужжание голосов и выражение лиц несли в себе оттенок озабоченности. Атмосфера была насыщена тревогой.
Джейни слегка опоздала; хранительница уже ждала ее за столиком у окна.
– У вас такой вид, будто вы напуганы, дорогая, – заметила Майра, когда Джейни уселась.
– Так оно и есть. – Отдышавшись, она подвинула кресло к столу и посмотрела на Майру с оттенком вызова. – Вообще-то я не люблю, когда ко мне обращаются «дорогая», но сегодня, признаться, это звучит чертовски приятно.
Майра улыбнулась.
– Привычка – вторая натура. Так часто обращались друг к другу во времена моей молодости, тут нет ничего личного. Тем не менее я постараюсь воздержаться от этого обращения в разговоре с вами. – Она отпила глоток воды. – Признаться, ваше приглашение на завтрак стало для меня полной неожиданностью.
– Понимаю, – почему-то шепотом сказала Джейни. – Мною двигал порыв, но, пожалуйста, простите меня – я сейчас оказалась в очень трудной ситуации. – Она сделала глубокий вдох. – Начать с того, что мой дом сожгли…
Хранительница стиснула ладони.
– Господи! Это просто ужасно! И что… все сгорело?
Джейни печально покивала головой.
– И к тому же это произошло, когда я была в поездке, которая много значила для меня, и мне пришлось ее прервать.
– В свете того, что произошло, вы правильно сделали, вернувшись. В смысле, ваш дом…
– Как бы то ни было, – сказала Джейни, – сейчас у меня пропало желание обсуждать серьезные вопросы по телефону. Вот почему я столь кратко и, может быть, резко говорила с вами.
Майра сочувственно сжала руку Джейни.
– Ужасные новости, но, знаете, слава богу, что вас не было дома. Вы ведь могли погибнуть. Пережить нашествие Доктора Сэма и потом сгореть…
– Да, это было бы нечто.
– Все ваши вещи сгорели… не понимаю, как вы можете сидеть здесь и быть такой… спокойной, такой нормальной? Я, к примеру, была бы абсолютно не в себе.
– Я не спокойная и не нормальная. Даже близко ничего этого нет.
– Вы уверены, что это не авария… что кто-то намеренно поджег дом?
– Такое складывается впечатление. В последнее время кто-то постоянно пытается осложнить мне жизнь. Во всех отношениях.
– Но… почему?
– Потому что мои расследования, похоже, кого-то очень задевают. Я не понимаю, откуда исходит угроза. Такое чувство, будто этот кто-то всегда знает, что я делаю и когда.
Явно нервничая, Джейни оглянулась – усвоенная в последнее время привычка, которая уже начала раздражать ее саму. Майра непроизвольно сделала то же самое.
– Думаете, за вами следят? – спросила она, когда их взгляды снова встретились. – Или, может, прослушивают?
– Не исключено. Со мной то и дело случаются всякие странные вещи. Или, может, это просто психоз. Одно несомненно – я никогда в жизни не была в такой растерянности, как сейчас.
Появилась официантка, налила им обеим кофе и удалилась.
– Ив довершение всего я оказалась между двумя мужчинами.
Майра вскинула брови.
– Двумя? Прекрасно. Однако в этом я вам не помощница.
– Да, тут, наверное, никто не может помочь.
– Почему же, уверена, есть женщины, которые знают, как управиться с двумя мужчинами. Но только не я. С меня и одного было достаточно, а иногда даже более чем. В те времена, когда у меня вообще были мужчины…
На краткий миг Майрой, казалось, завладели меланхолические воспоминания. Джейни вежливо дождалась, пока задумчивое выражение исчезло с ее лица.
– Уверена, рано или поздно эта ситуация разрешится, так или иначе. И позвонила я вам совсем по другой причине.
У хранительницы, ясное дело, могла мелькнуть только одна мысль.
– Проблема с вашим дневником?
– Нет. Тут ничего не изменилось. И все же дневник имеет отношение к тому, почему я попросила вас о встрече. – Джейни тяжело вздохнула и на мгновение закрыла глаза. – Я отчаянно нуждаюсь в том, чтобы вернуть себе здравый ум, а этот ресторан… он для меня особенный. Сюда я в последний раз приводила маму позавтракать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84