– Ваше гостеприимство не знает себе равных, коллега, в особенности с учетом того, в какие времена мы живем. И все же считаю своим долгом сказать: я предпочел бы страдать на свободе, чем быть обласканным у вас в плену.
– Советую не забывать, что не исключен и такой вариант: вы будете страдать у меня в плену, – с кривой улыбкой ответил де Шальяк.
Алехандро медленно поднялся и подошел к нему.
– Я не настолько глуп, чтобы не учитывать эту возможность.
Де Шальяк рассмеялся.
– Я никогда не считал вас глупым, друг мой.
– Вам нет нужды льстить мне, де Шальяк. Вы можете позволить себе быть со мной искренним. Мы не друзья. Если же вы считаете иначе, тогда ваше представление о дружбе гораздо шире моего. Друзья не держат друг друга в кандалах.
– Прошу вас, Алехандро! – воскликнул француз. – Вы не в кандалах.
– Однако я не свободен покинуть вас.
– Я просто не могу допустить, чтобы вы покинули меня до того, как я в полной мере получу удовольствие от вашего визита. Видите ли, у меня в отношении вас большие планы. Нам столько всего нужно обсудить! Признаюсь, я давно жаждал этой встречи. На протяжении многих лет, по правде говоря. И пожалуйста, не думайте, что пребывание здесь – это время, пропавшее даром. Завтра вечером у меня будет прием, как я вам уже говорил. Думаю, общество весьма известных людей не только доставит вам удовольствие, но и окажет на вас плодотворное воздействие.
– Предпочитаю сам выбирать себе компанию, – холодно ответил Алехандро. – А вы не боитесь, что меня могут узнать? И отберут у вас новую игрушку.
Де Шальяк вперил в него ледяной взгляд голубых глаз и отчеканил:
– Уверяю, коллега, я не играю с вами. Не сомневайтесь, если до этого дойдет, вы поймете.
Алехандро решил больше пока не нарываться.
– Может быть, пока я лишь ожидаю этого, вы будете столь добры и вернете мне мою рукопись? Работа над ней только начата. И хотя греки доставили мне огромное удовольствие, хотелось бы, как вы выразились, не тратить времени даром. Пока вы решаете, что со мной делать.
Де Шальяк замер, не говоря ни слова. Алехандро вглядывался в его лицо, пытаясь разгадать обуревавшие того эмоции. Он увидел подавляемый гнев, безусловно, и сомнения относительно того, как поступить. Однако было и еще что-то, отчасти неожиданное. Казалось, де Шальяк… уязвлен. После долгой паузы он произнес:
– Полагаю, можно вернуть вам рукопись – если это отвлечет вас.
Алехандро кивнул в знак благодарности.
– В таком случае, до завтра.
С этими словами де Шальяк вышел.
Алехандро застыл, глядя в окно.
«До завтра? – думал он. – Завтра меня здесь не будет».
Кэт успешно боролась со слезами почти до самого Дома с колоннами, но когда они с Гильомом в последний раз свернули за угол, не выдержала и расплакалась. Поначалу он хотел войти с ней через переднюю дверь, но, увидев, что в приемной горит свет, передумал и повел Кэт через кухню.
Дверь, как и следовало ожидать, открыла Мария.
– Что это, вы вернулись?
Слезы так и лились из глаз Кэт. По-сестрински кудахча, Мария втянула плачущую девушку внутрь и, сердито глянув на Каля, усадила ее на стул. Снова вперив обвиняющий взгляд в молодого человека, она проворковала, обращаясь к Кэт:
– Что он вам сделал, этот зверь?
Каль, естественно, запротестовал, однако Мария тут же выставила его из кухни.
– Идите к своим мужчинам, – сердито заявила она. – Они наверху, придумывают новые способы, как заставить женщин плакать.
Ему ничего не оставалось, как повиноваться.
– Выпейте вот это, – продолжала Мария, наливая Кэт стакан крепкого красного вина. – Оно успокоит ваши нервы, а, похоже, как раз это сейчас и требуется. Что, этот мужлан плохо обошелся с вами?
Кэт с трудом заговорила, продолжая безуспешно бороться со слезами.
– Гильом не сделал мне ничего плохого. Напротив, он был очень добр и сдержал свое обещание. Мы должны были встретиться с моим p?re в заранее обусловленном месте, но когда пришли туда, его там не оказалось. – Она повысила голос. – И самое страшное, это огорчило меня не так сильно, как должно было бы. Я совсем запуталась! Вдруг с p?re случилось что-то ужасное? А я… я…
– Ох, замолчите! – откликнулась Мария. – Не высказывайте таких нечестивых мыслей. Уверена, он просто задержался.
– А вот я совсем не уверена! Прошло столько времени, и ему пора быть здесь. Мы договорились только об этой встрече, но не о том, что будет дальше… И вдобавок, – рыдала Кэт, – я хочу остаться с Гильомом! Не знаю, что и делать. Это все так сбивает с толку.
Мария обхватила Кэт за плечи и попыталась успокоить ее.
– И расстраивает. Еще бы! Вы разрываетесь между отцом и любовником, но ведь рано или поздно такое случается со всеми женщинами.
– Он мне не любовник, но… но…
– Но вы хотели бы, чтобы он им стал.
– Да! Нет! Не знаю! Ох, как можно не понимать собственного сердца?
– Когда кто-то понимал собственное сердце? Нужно просто подождать, пока оно заговорит само.
Кэт устремила на Марию страдающий взгляд.
– А что мне делать до тех пор? У меня нет дома, я не могу найти p?re, а еще и Гильом… Это все так ново для меня…
– Конечно, вам нужно оставаться здесь, в доме господина Марселя. Он человек великодушный и не выставит вас. Да и я этого не допущу! У него сейчас полно дел, а мадам далеко, и то, что вы здесь, для меня просто подарок!
Кэт попыталась запротестовать, но служанка не стала ее слушать.
– Да не беспокойтесь вы так! По правде говоря, я считаю, что от вас может быть толк. В конце концов, в доме два кавалера, а чтобы обслужить двух кавалеров, требуется по крайней мере сотня дам, согласны? Хотя они в жизни этого не признают.
Кэт не имела опыта, на основе которого могла бы согласиться с этим утверждением или опровергнуть его, но возражать не стала.
– Я не знаю привычек молодого господина, но, может, вы насчет них лучше осведомлены. – Мария подмигнула Кэт. – И уж конечно, ваш господин предпочел бы, чтобы его вонючую одежду стирали вы. – Она захихикала. – Да и мне бы этого хотелось.
– Но что он подумает, если я начну его обслуживать? Может, вообразит, что я его… женщина? Я вовсе не уверена, что хочу этого.
– Он подумает, как много потеряет, если вы не станете делать этого, и будет вдвойне стараться угодить вам. Вытрите-ка слезы и возьмите себя в руки. Поверьте моему опыту, скоро вам все станет ясно.
Оставшуюся часть дня они провели, готовя скромный ужин. После трапезы джентльмены снова удалились наверх для продолжения своих стратегических споров, и Мария помогла Кэт вымыть длинные волосы. Пока они сохли, Кэт учила служанку играть в карты, от чего та пришла в полный восторг, поскольку раньше не была знакома с этой игрой.
– Ты быстро соображаешь, – заметила Кэт.
– А толку-то? Только у благородных есть время на такие пустые развлечения. Это мсье Каль научил вас?
В ответ Кэт сказала правду, хотя и не всю.
– Когда-то моя мать прислуживала одной высокородной леди в Англии.
«Если бы только я могла признаться, насколько высокородной!»
– Там она узнала много интересного и научила меня, – закончила Кэт.
– Я заметила, что вы очень милая и воспитанная, – сказала Мария. – Интересно, откуда у вас это?
– Можно многому научиться, просто наблюдая, – ответила Кэт в надежде, что такого объяснения будет достаточно.
Мария засмеялась.
– Ну да, в надежде, что это сделает тебя богатой.
– Не завидуй богатым, – заметила Кэт. – Они не всегда счастливейшие из людей.
– Хотела бы я убедиться в этом на собственном опыте. – Служанка с победоносным видом раскрыла свои карты. – Можете не сомневаться, я сумела бы доказать, что вы не правы.
Внезапно игру прервал звон колокольчика – это Марсель вызывал служанку. Мария тут же положила карты и заторопилась вверх по лестнице. Спустя несколько мгновений она вернулась и оживленно сообщила:
– Мсье прево нужно отправить сообщение. Одну он не стал бы меня посылать, но сказал, что раз мы вдвоем, ничего с нами не случится. То есть если вы, конечно, захотите составить мне компанию. Дело может подождать до утра, но я не против глотнуть свежего воздуха. Это недалеко.
Пока девушки добирались до места назначения, Кэт все время вспоминала выражение беспокойства, возникшее на лице Гильома, когда она уходила. Странно, но его очевидное волнение за нее было приятно; она почувствовала бы себя обиженной, если бы он со спокойной душой отпустил ее, пусть и ненадолго.
По правде говоря, она почти только и думала, что о нем, с тех пор как они признались друг другу… как бы это правильнее выразиться… в любви?
«Нет, это слишком сильное слово. В преданности? Он предан своему делу больше, чем когда-либо будет предан мне или кому-либо еще», – подумала она.
Нет, нужно подыскать более мягкое слово. «Взаимная привязанность», – решила она, вот что точнее всего описывает то, что существует между ними.
Она все время спрашивала себя, что подумает Алехандро о ее привязанности к Калю. Надо полагать, он в какой-то степени доверял французу, раз вручил Кэт его заботам; однако это в большой степени было актом отчаяния. Со временем, узнав Каля получше, сочтет ли он его храбрым, умным и энергичным, каким она сама видела его? Даже Алехандро должен признать, что для нее вполне естественно привязаться к сильному мужчине, способному позаботиться о ней. И не только естественно, но и разумно.
Сколько времени пройдет, прежде чем страсть возьмет в ней верх над разумом?
Эти мысли так завладели Кэт, что она едва слышала болтовню Марии. Уж слишком стемнело, чтобы глазеть на всякие городские чудеса вокруг; хотя в Париже и царила анархия, он по-прежнему поражал воображение. Да и времени приглядываться не было; совсем скоро они оказались в выложенном булыжником внутреннем дворе, перед массивной деревянной дверью.
– Мы принесли сообщение для вашего господина, – сказала Мария слуге, ответившему на ее стук. Она вручила ему маленький сложенный пергамент. – Ответ просили передать с нами, если можно.
– Пожалуйста, подождите здесь, – ответил слуга.
– Ты не пригласишь нас внутрь? – дерзко спросила Мария.
Этот вопрос, похоже, не вызвал у слуги удовольствия, он тревожно оглянулся. Его явная сдержанность возбудила любопытство Кэт, и она попыталась, стараясь не привлекать к себе внимания, разглядеть внутренность дома за спиной у слуги, пока он препирался с Марией. Хотя смотреть особенно было не на что, поскольку дом в основном утопал во мраке.
«В нынешние времена даже богатые экономят на свечах», – подумала она.
За распахнутой дверью виднелся большой вестибюль, а за ним – несколько других комнат, только в одной из которых мягко мерцал свет. У закрытой двери этой комнаты стояли на страже два охранника; они глядели прямо перед собой, не обращая внимания на посетительниц.
Из этой комнаты не доносилось ни звука; мелькнула мысль, что, может, тот, кто находится там, читает или изучает что-то. Удивительно, но мягкий свет притягивал Кэт, словно мотылька. Мария все еще пыталась убедить слугу впустить их в дом, но безуспешно.
– Думаю, вам лучше подождать здесь, – в конце концов заявил он со странной улыбкой и закрыл за собой дверь.
Глядя на прочные деревянные планки, которые только и оставалось рассматривать, Кэт не могла отделаться от ощущения иронии происходящего: «Я королевская дочь, а какой-то слуга захлопывает перед моим лицом дверь».
Размышления ее, однако, длились недолго, поскольку вскоре дверь снова открылась. Заглянув слуге за спину, Кэт увидела, что в прежде освещенной комнате стало темно и стражники у ее дверей исчезли.
«Так внезапно, – подумала она. – Интересно почему?»
Но конечно, ответа на этот вопрос она не получила. Слуга вручил Марии тот же пергамент.
– Отдайте его мсье Марселю, – сказал он.
– Хорошо. До свидания.
Мария слегка присела и повернулась, чтобы уйти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84