Несколько седых волосков в бровях, маленький играм на нижней губе. Она осторожно прикоснулась к нему кончиком пальца, и Брюс вздрогнул.
– Откуда он у тебя? – спросила она.
Все еще не открывая глаз, он улыбнулся.
– Учился ходить на лыжах, еще в детстве. Упал и проткнул зубом губу.
– Ой! Где?
– Забыл. Где-то в Новой Англии.
– Сколько тебе тогда было?
Он на мгновение открыл глаза, но тут же снова закрыл их. Брови сошлись вместе, словно он напряженно обдумывал важный вопрос.
– Восемь. Может, девять.
– Слишком рано, чтобы ходить на лыжах.
– Только не в нашей семье. Мать говорила, что мы все родились прямо с лыжами.
«И с богатством, и с прекрасной родословной», – подумала Джейни.
Именно этим объясняется та почти сверхъестественная грация, с которой он шел по жизни.
Он поцеловал ее в лоб и непринужденно встал, обнаженный. Наполовину прикрыв глаза и следя взглядом за его легкими движениями, Джейни восхищалась его силуэтом на фоне балконной двери. Когда Брюс открыл ее, в комнату ворвался соленый ветер, принеся с собой легкий запах пепла – напоминание о том, что они находятся в предгорьях вулкана.
Он нашел в груде одежды на полу свою рубашку, надел ее, натянул брюки и вышел на балкон. Джейни чувствовала себя усталой после перелета – да еще и смена часовых поясов сказывалась, – но тем не менее тоже выбралась из мягкой, теплой постели. Накинула первую попавшуюся одежку и тоже вышла на балкон, окунувшись в вечерний воздух. Ветер раздувал легкие пряди ее волос. Брюс обнял Джейни, притянул поближе к себе и поцеловал в щеку.
– Господи, до сих пор не верится, что ты здесь, – сказал он. – Это был один из самых длинных дней в моей жизни.
– Да уж. – Джейни тоже обняла его и улыбнулась. – Но закончился он очень даже хорошо, согласен?
Зато день Кристины закончился плохо.
– Никак не могу найти владельца патента. Такое чувство, будто он сознательно запутал следы.
– Тоже мне новость! Плохие парни часто поступают так, когда не хотят, чтобы их обнаружили.
– Что нам в таком случае делать? Я увязла. Мне нужно выяснить, кто владелец патента. И конечно, найти так называемого пациента Зеро.
– Может, никакого пациента Зеро вообще нет. Или если был, то весьма велика вероятность того, что он давно мертв.
Кристина потерла рукой глаза и отодвинулась от компьютера.
– Ничего не понимаю. Мне казалось, все будет не так уж сложно – мы пройдем по следам к их источнику и в конце обнаружим того, кто во всем виноват.
Она отвернулась и, казалось, ускользнула куда-то, а вернулась обратно, лишь когда ее собеседник издал многозначительное «гм!».
– Ох, прости. Один из моих провалов. – Она сделала глубокий вдох. – Я просто задумалась о Джейни. Жаль, что она не взяла с собой Мнемоник. Может, она будет обсуждать все это со своим другом.
Сидящий рядом человек помолчал.
– Сколько она с ним не виделась?
– Вроде бы четыре месяца.
– Поверь, она не станет разговаривать с ним о наших поисках.
– Эта работа захватывает. Я почти забыла, что все еще работаю в фонде. Уже почти год я не чувствовала себя такой живой. – И тут же, спохватившись, Джейни добавила: – Кроме того времени, когда мы вместе.
Они сидели за маленьким столиком, переплетя руки над тарелками с фруктами и сыром. Вытащив одну руку, Брюс ухватил за черенок вишню и дразнящим жестом протянул ее Джейни. Она замолчала, наклонилась вперед и взяла губами маленький красный шарик, полный сладкого сока.
– Я рад, что ты мне все рассказала, – заметил Брюс.
– Прости. – Она проглотила вишню, наклонилась вперед и прошептала: – Иди сюда.
Он так и сделал. Она просунула благоухающий ароматом вишни язычок между его губ.
Собеседник Кристины похлопал ее по плечу.
– Ты имеешь хоть какое-то представление о времени? Не нужно так выматываться.
– Да ничего со мной не случится.
Она потерла лоб. Его, однако, ее слова не убедили.
– Отправляйся в постель. Немедленно. Наверху есть дополнительная спальня.
– Разбудишь меня утром пораньше?
– Зачем? Ты куда-то собираешься?
– Нет… просто хочу как можно скорее вернуться к работе. Хочу, чтобы, когда она приедет, мне было что показать ей.
– Она очень напоминает мне Бетси, Брюс, и я ничего не могу с этим поделать. Они сейчас были бы примерно одного возраста.
Он притянул ее к себе.
– Она что, внешне похожа на Бетси, какой бы та стала?
– Ты сам создал для меня компьютерный образ Бетси в Лондоне, помнишь? С тех пор я этого не делала. И вообще суть не во внешности. Просто Кристина – молодая женщина того же типа, какой была бы и Бетси.
Брюс оперся на локоть и поглядел на Джейни в тусклом свете солнца, непостижимым образом все еще не утонувшего за горизонтом.
– Что ты имеешь в виду?
Джейни вздохнула.
– Она полна жизни и энтузиазма, всем интересуется. И такая… милая.
– Из того, что ты рассказывала, у меня не создалось впечатления, что Кристина такая уж милая.
– Ох, нет, милая, на свой собственный лад, – сказала Джейни, играя волосами на груди Брюса. – Очень располагающая. Хотя, по правде говоря, не без странностей. Однако мне она нравится все больше и больше.
Они помолчали, вслушиваясь в дыхание друг друга, и Джейни начала ускользать в сон.
– Больше нет сил сопротивляться, – пробормотала она. – Все, я отключаюсь.
– Ну и правильно.
Том стоял у окна своей спальни, рассеянно глядя на летающих в свете уличного фонаря жуков. В тишине было хорошо слышно, как тикают часы на тумбочке – тик-так, тик-так… Он сердито уставился на циферблат, как будто хотел взглядом заставить часы прыгнуть в унитаз.
Три часа утра. Большинство жителей Массачусетса спят в своих постелях. Но, наверное, не те, кто живет на грани; и не те, кто следит, чтобы они не перешагнули за эту грань. А вот в Исландии люди уже наверняка проснулись.
И занимаются… чем угодно.
С болью в сердце он спрашивал себя, почему так получается, что его и ее жизни все время расходятся. Везя Джейни в аэропорт, Том поклялся себе, что в тот же миг, как она снова ступит на родную землю, он опустится на одно колено и будет просить, а если понадобится, и умолять, чтобы она разделила с ним судьбу. У него и в мыслях не было, что еще три недели в Исландии что-нибудь существенно изменят.
– Потрясающе, – сказал Брюс. – Невероятное зрелище.
– Изумительное, просто изумительное.
Держась за руки, они шли по металлическим платформам, построенным специально для туристов на самом верху крутой тропы. На протяжении всего утра они медленно поднимались по склону вулкана, время от времени останавливаясь, чтобы передохнуть – или поцеловаться, если возникало такое желание. Наградой за их усилия стал раскинувшийся внизу изумительно прекрасный «лунный» ландшафт – огромное, мерцающее пространство кристаллизованного льда.
Солнце поднялось до высшей точки в Исландии, но все еще стояло слишком низко и почти ослепляло своим яростным сверканием. Отражаясь от ледяных торосов, этот блеск проникал даже сквозь темные очки. Защищаясь от него, Джейни рукой затенила глаза.
– Думаю, сегодня днем я предпочла бы заняться чем-то в помещении, – сказала она. – Мои глаза реально пострадали от этого блеска.
– Я могу придумать по крайней мере одно занятие, подходящее для помещения.
Джейни громко рассмеялась, и эхо этого звука прокатилось над ледяными торосами. Поэтому она добавила тише:
– Ну конечно, это, но потом, я имею в виду.
– Разве есть что-то еще?
– Ты удивишься, но да. Имеется у меня одна задумка. Агент из бюро путешествий дала мне путеводитель, и там указан, в частности, институт Анри Магнуссуна… что-то вроде музея, где хранятся старые рукописи.
По лицу Брюса скользнуло раздражение, но тут же исчезло. Он с улыбкой обхватил ее за плечи.
– Может, хватит об этих старых рукописях, а?
– Нет. Я не могу. Пошли.
Они двинулись в сторону спуска, и Брюс сказал:
– Насколько я помню, первое наше свидание произошло в музее.
– Это правда.
– Значит, стоит сходить и в этот.
– Когда я был моложе, мы называли это «полдниками», – сказал он, одну за другой расстегивая пуговицы ее кофточки.
Когда кофта упала на пол и осталось снять с Джейни лишь кружевную рубашку и трусики, Брюс прошептал ей на ухо:
– Но ты же знаешь нас, парней, – нам нравится выдумывать всякие глупости ночью, как вам нравится трезвонить о своих развлечениях при дневном свете.
Она застонала, когда его пальцы нашли под рубашкой сосок, и еще громче застонала, когда Брюс коснулся его языком.
– Надо полагать, говоря о «развлечениях», ты не имеешь в виду что-то непристойное.
– Ну…
Он скинул на пол брюки. Дыхание Джейни стало медленнее и глубже.
– Может… все же… объяснишь… про «развлечения»?
– Нет, – простонал он, – лучше потом.
– Ох, Брюс! – совсем с другим оттенком возбуждения сказала она. – Ты только посмотри на это.
Они находились в институте Анри Магнуссуна. Брюс подошел к массивному шкафу-витрине, внутри которого поддерживался нужный режим температуры и влажности, взглянул через плечо Джейни, прочел то, что написано на табличке, и перевел взгляд на выставленный в витрине предмет.
– Хм-м… Тут написано, это из тринадцатого столетия.
– Она даже древнее дневника Алехандро.
Он, конечно, не прикасался к витрине, понимая, что это вызовет реакцию охранной системы.
– Шкаф похож на склеп, – сказал он и добавил почти вызывающим тоном: – Твой дневник в книгохранилище тоже держат в таком?
Она покачала головой, читая табличку.
– Скорее всего, нет. Вторая книга с его почерком гораздо древнее. В смысле, тот факт, что обнаружились две книги с одним и тем же почерком, делает дневник Алехандро более ценным и гораздо более интересным, по крайней мере для меня и, наверное, для некоторых ученых. Но даже с учетом этого не думаю, что дневник, который я привезла из Лондона, попадает в ту же категорию, что и эта рукопись.
– Может, не в Соединенных Штатах. Другое дело, в Англии.
Она удивленно посмотрела на него.
– Он больше не в Англии. И никто там даже не знает о его существовании. По крайней мере, насколько мне известно.
– У них не было такой возможности.
Джейни в смятении смотрела на Брюса.
– Если бы он вернулся в Англию и кто-то узнал о нем, – продолжал тот, – он, скорее всего, стал бы памятником литературы. Как минимум памятником литературы искусства исцеления.
Она в смущении отвела взгляд, пытаясь сообразить, правильно ли поняла его намек. Такое впечатление, будто он постоянно хочет, чтобы она избавилась от дневника. Интересно почему?
– По-твоему, мне следовало оставить его там? – спросила она.
– Не знаю, что и сказать. Иногда у меня возникают сомнения насчет того, нужно ли, чтобы он вообще находился у тебя… Думаю, именно это меня и беспокоит. Потому что эта вещь – источник неприятностей.
– В каком смысле?
– Это проблема, и я сам до конца не разобрался в ней. Но у меня нет уверенности, что тебе следовало отдавать его в книгохранилище.
– Он же на иврите. Думаю, там ему самое место. Это для него как родной дом, Брюс.
– Часть его на иврите, но гораздо больше записей на английском и французском. И описанные методы взяты главным образом из английской народной медицины.
– Некоторые методы взяты из английской народной медицины, но большая часть записей сделана Алехандро, а он, как известно, был испанским евреем. Многому из того, о чем там рассказано, он научился у этого француза, де Шальяка.
– Однако по времени дневник дольше всего находился в Англии. Поэтому мне кажется, что он по праву принадлежит ей.
– Нет, ты ошибаешься. Он не принадлежит ни Англии, ни Франции. И он не источник неприятностей, как ты выразился. Я провела множество приятных часов, читая его. И Кэролайн тоже.
– Я могу вспомнить несколько очень даже неприятных часов, проведенных рядом с этим дневником.
– Они могли бы оказаться гораздо более неприятными, если бы его у нас не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
– Откуда он у тебя? – спросила она.
Все еще не открывая глаз, он улыбнулся.
– Учился ходить на лыжах, еще в детстве. Упал и проткнул зубом губу.
– Ой! Где?
– Забыл. Где-то в Новой Англии.
– Сколько тебе тогда было?
Он на мгновение открыл глаза, но тут же снова закрыл их. Брови сошлись вместе, словно он напряженно обдумывал важный вопрос.
– Восемь. Может, девять.
– Слишком рано, чтобы ходить на лыжах.
– Только не в нашей семье. Мать говорила, что мы все родились прямо с лыжами.
«И с богатством, и с прекрасной родословной», – подумала Джейни.
Именно этим объясняется та почти сверхъестественная грация, с которой он шел по жизни.
Он поцеловал ее в лоб и непринужденно встал, обнаженный. Наполовину прикрыв глаза и следя взглядом за его легкими движениями, Джейни восхищалась его силуэтом на фоне балконной двери. Когда Брюс открыл ее, в комнату ворвался соленый ветер, принеся с собой легкий запах пепла – напоминание о том, что они находятся в предгорьях вулкана.
Он нашел в груде одежды на полу свою рубашку, надел ее, натянул брюки и вышел на балкон. Джейни чувствовала себя усталой после перелета – да еще и смена часовых поясов сказывалась, – но тем не менее тоже выбралась из мягкой, теплой постели. Накинула первую попавшуюся одежку и тоже вышла на балкон, окунувшись в вечерний воздух. Ветер раздувал легкие пряди ее волос. Брюс обнял Джейни, притянул поближе к себе и поцеловал в щеку.
– Господи, до сих пор не верится, что ты здесь, – сказал он. – Это был один из самых длинных дней в моей жизни.
– Да уж. – Джейни тоже обняла его и улыбнулась. – Но закончился он очень даже хорошо, согласен?
Зато день Кристины закончился плохо.
– Никак не могу найти владельца патента. Такое чувство, будто он сознательно запутал следы.
– Тоже мне новость! Плохие парни часто поступают так, когда не хотят, чтобы их обнаружили.
– Что нам в таком случае делать? Я увязла. Мне нужно выяснить, кто владелец патента. И конечно, найти так называемого пациента Зеро.
– Может, никакого пациента Зеро вообще нет. Или если был, то весьма велика вероятность того, что он давно мертв.
Кристина потерла рукой глаза и отодвинулась от компьютера.
– Ничего не понимаю. Мне казалось, все будет не так уж сложно – мы пройдем по следам к их источнику и в конце обнаружим того, кто во всем виноват.
Она отвернулась и, казалось, ускользнула куда-то, а вернулась обратно, лишь когда ее собеседник издал многозначительное «гм!».
– Ох, прости. Один из моих провалов. – Она сделала глубокий вдох. – Я просто задумалась о Джейни. Жаль, что она не взяла с собой Мнемоник. Может, она будет обсуждать все это со своим другом.
Сидящий рядом человек помолчал.
– Сколько она с ним не виделась?
– Вроде бы четыре месяца.
– Поверь, она не станет разговаривать с ним о наших поисках.
– Эта работа захватывает. Я почти забыла, что все еще работаю в фонде. Уже почти год я не чувствовала себя такой живой. – И тут же, спохватившись, Джейни добавила: – Кроме того времени, когда мы вместе.
Они сидели за маленьким столиком, переплетя руки над тарелками с фруктами и сыром. Вытащив одну руку, Брюс ухватил за черенок вишню и дразнящим жестом протянул ее Джейни. Она замолчала, наклонилась вперед и взяла губами маленький красный шарик, полный сладкого сока.
– Я рад, что ты мне все рассказала, – заметил Брюс.
– Прости. – Она проглотила вишню, наклонилась вперед и прошептала: – Иди сюда.
Он так и сделал. Она просунула благоухающий ароматом вишни язычок между его губ.
Собеседник Кристины похлопал ее по плечу.
– Ты имеешь хоть какое-то представление о времени? Не нужно так выматываться.
– Да ничего со мной не случится.
Она потерла лоб. Его, однако, ее слова не убедили.
– Отправляйся в постель. Немедленно. Наверху есть дополнительная спальня.
– Разбудишь меня утром пораньше?
– Зачем? Ты куда-то собираешься?
– Нет… просто хочу как можно скорее вернуться к работе. Хочу, чтобы, когда она приедет, мне было что показать ей.
– Она очень напоминает мне Бетси, Брюс, и я ничего не могу с этим поделать. Они сейчас были бы примерно одного возраста.
Он притянул ее к себе.
– Она что, внешне похожа на Бетси, какой бы та стала?
– Ты сам создал для меня компьютерный образ Бетси в Лондоне, помнишь? С тех пор я этого не делала. И вообще суть не во внешности. Просто Кристина – молодая женщина того же типа, какой была бы и Бетси.
Брюс оперся на локоть и поглядел на Джейни в тусклом свете солнца, непостижимым образом все еще не утонувшего за горизонтом.
– Что ты имеешь в виду?
Джейни вздохнула.
– Она полна жизни и энтузиазма, всем интересуется. И такая… милая.
– Из того, что ты рассказывала, у меня не создалось впечатления, что Кристина такая уж милая.
– Ох, нет, милая, на свой собственный лад, – сказала Джейни, играя волосами на груди Брюса. – Очень располагающая. Хотя, по правде говоря, не без странностей. Однако мне она нравится все больше и больше.
Они помолчали, вслушиваясь в дыхание друг друга, и Джейни начала ускользать в сон.
– Больше нет сил сопротивляться, – пробормотала она. – Все, я отключаюсь.
– Ну и правильно.
Том стоял у окна своей спальни, рассеянно глядя на летающих в свете уличного фонаря жуков. В тишине было хорошо слышно, как тикают часы на тумбочке – тик-так, тик-так… Он сердито уставился на циферблат, как будто хотел взглядом заставить часы прыгнуть в унитаз.
Три часа утра. Большинство жителей Массачусетса спят в своих постелях. Но, наверное, не те, кто живет на грани; и не те, кто следит, чтобы они не перешагнули за эту грань. А вот в Исландии люди уже наверняка проснулись.
И занимаются… чем угодно.
С болью в сердце он спрашивал себя, почему так получается, что его и ее жизни все время расходятся. Везя Джейни в аэропорт, Том поклялся себе, что в тот же миг, как она снова ступит на родную землю, он опустится на одно колено и будет просить, а если понадобится, и умолять, чтобы она разделила с ним судьбу. У него и в мыслях не было, что еще три недели в Исландии что-нибудь существенно изменят.
– Потрясающе, – сказал Брюс. – Невероятное зрелище.
– Изумительное, просто изумительное.
Держась за руки, они шли по металлическим платформам, построенным специально для туристов на самом верху крутой тропы. На протяжении всего утра они медленно поднимались по склону вулкана, время от времени останавливаясь, чтобы передохнуть – или поцеловаться, если возникало такое желание. Наградой за их усилия стал раскинувшийся внизу изумительно прекрасный «лунный» ландшафт – огромное, мерцающее пространство кристаллизованного льда.
Солнце поднялось до высшей точки в Исландии, но все еще стояло слишком низко и почти ослепляло своим яростным сверканием. Отражаясь от ледяных торосов, этот блеск проникал даже сквозь темные очки. Защищаясь от него, Джейни рукой затенила глаза.
– Думаю, сегодня днем я предпочла бы заняться чем-то в помещении, – сказала она. – Мои глаза реально пострадали от этого блеска.
– Я могу придумать по крайней мере одно занятие, подходящее для помещения.
Джейни громко рассмеялась, и эхо этого звука прокатилось над ледяными торосами. Поэтому она добавила тише:
– Ну конечно, это, но потом, я имею в виду.
– Разве есть что-то еще?
– Ты удивишься, но да. Имеется у меня одна задумка. Агент из бюро путешествий дала мне путеводитель, и там указан, в частности, институт Анри Магнуссуна… что-то вроде музея, где хранятся старые рукописи.
По лицу Брюса скользнуло раздражение, но тут же исчезло. Он с улыбкой обхватил ее за плечи.
– Может, хватит об этих старых рукописях, а?
– Нет. Я не могу. Пошли.
Они двинулись в сторону спуска, и Брюс сказал:
– Насколько я помню, первое наше свидание произошло в музее.
– Это правда.
– Значит, стоит сходить и в этот.
– Когда я был моложе, мы называли это «полдниками», – сказал он, одну за другой расстегивая пуговицы ее кофточки.
Когда кофта упала на пол и осталось снять с Джейни лишь кружевную рубашку и трусики, Брюс прошептал ей на ухо:
– Но ты же знаешь нас, парней, – нам нравится выдумывать всякие глупости ночью, как вам нравится трезвонить о своих развлечениях при дневном свете.
Она застонала, когда его пальцы нашли под рубашкой сосок, и еще громче застонала, когда Брюс коснулся его языком.
– Надо полагать, говоря о «развлечениях», ты не имеешь в виду что-то непристойное.
– Ну…
Он скинул на пол брюки. Дыхание Джейни стало медленнее и глубже.
– Может… все же… объяснишь… про «развлечения»?
– Нет, – простонал он, – лучше потом.
– Ох, Брюс! – совсем с другим оттенком возбуждения сказала она. – Ты только посмотри на это.
Они находились в институте Анри Магнуссуна. Брюс подошел к массивному шкафу-витрине, внутри которого поддерживался нужный режим температуры и влажности, взглянул через плечо Джейни, прочел то, что написано на табличке, и перевел взгляд на выставленный в витрине предмет.
– Хм-м… Тут написано, это из тринадцатого столетия.
– Она даже древнее дневника Алехандро.
Он, конечно, не прикасался к витрине, понимая, что это вызовет реакцию охранной системы.
– Шкаф похож на склеп, – сказал он и добавил почти вызывающим тоном: – Твой дневник в книгохранилище тоже держат в таком?
Она покачала головой, читая табличку.
– Скорее всего, нет. Вторая книга с его почерком гораздо древнее. В смысле, тот факт, что обнаружились две книги с одним и тем же почерком, делает дневник Алехандро более ценным и гораздо более интересным, по крайней мере для меня и, наверное, для некоторых ученых. Но даже с учетом этого не думаю, что дневник, который я привезла из Лондона, попадает в ту же категорию, что и эта рукопись.
– Может, не в Соединенных Штатах. Другое дело, в Англии.
Она удивленно посмотрела на него.
– Он больше не в Англии. И никто там даже не знает о его существовании. По крайней мере, насколько мне известно.
– У них не было такой возможности.
Джейни в смятении смотрела на Брюса.
– Если бы он вернулся в Англию и кто-то узнал о нем, – продолжал тот, – он, скорее всего, стал бы памятником литературы. Как минимум памятником литературы искусства исцеления.
Она в смущении отвела взгляд, пытаясь сообразить, правильно ли поняла его намек. Такое впечатление, будто он постоянно хочет, чтобы она избавилась от дневника. Интересно почему?
– По-твоему, мне следовало оставить его там? – спросила она.
– Не знаю, что и сказать. Иногда у меня возникают сомнения насчет того, нужно ли, чтобы он вообще находился у тебя… Думаю, именно это меня и беспокоит. Потому что эта вещь – источник неприятностей.
– В каком смысле?
– Это проблема, и я сам до конца не разобрался в ней. Но у меня нет уверенности, что тебе следовало отдавать его в книгохранилище.
– Он же на иврите. Думаю, там ему самое место. Это для него как родной дом, Брюс.
– Часть его на иврите, но гораздо больше записей на английском и французском. И описанные методы взяты главным образом из английской народной медицины.
– Некоторые методы взяты из английской народной медицины, но большая часть записей сделана Алехандро, а он, как известно, был испанским евреем. Многому из того, о чем там рассказано, он научился у этого француза, де Шальяка.
– Однако по времени дневник дольше всего находился в Англии. Поэтому мне кажется, что он по праву принадлежит ей.
– Нет, ты ошибаешься. Он не принадлежит ни Англии, ни Франции. И он не источник неприятностей, как ты выразился. Я провела множество приятных часов, читая его. И Кэролайн тоже.
– Я могу вспомнить несколько очень даже неприятных часов, проведенных рядом с этим дневником.
– Они могли бы оказаться гораздо более неприятными, если бы его у нас не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84