* * *
Вера Петровна долго молчала, размышляла над словами мужа. Нарисованная им перспектива семейных отношений, конечно же, ее не устраивала, с ее-то прямой, честной натурой, но она понимала, что требовать от него большего бесполезно, - он уже не изменится. Очевидно, ей остается только делать что он хочет. Особенно теперь, когда Света беременна... Что ж, пора обсудить с ним и это.
- Ладно, Ваня, - молвила она примирительным тоном. - Ты прав в одном - нам поздно что-либо менять. Давай доживать век вместе. Тем более с дочерью у нас возникла проблема, которую мы же сами с тобой создали. Нам вместе и расхлебывать!
- Это какая еще проблема у Светы? - встрепенулся Иван Кузьмич. “Похоже, меня ждет еще один сюрприз”, - мелькнуло у него в голове.
- Не послушались они нас с Михаилом, не стали ждать его возвращения. Словом, внук у тебя будет, Ваня.
- То есть... как это? Беременна она, что ли? - пробормотал ошеломленный Григорьев. - Хороша же наша тихая, послушная дочь!
- А чего ты ждал? - перешла в наступление Вера Петровна. - Сам их толкнул на это. Разве не ты запретил им пожениться? И меня втянул, - побоялась я, убьют его и Света рано овдовеет. Все твоя черствость, нежелание понять и пожалеть других, даже собственную дочь!
- Опять ты за свое! - вновь вскипел Иван Кузьмич, но тут же сдержался, боясь испортить с трудом вроде налаженные отношения с женой. - Не знаешь ты меня до сих пор, хоть и прожили мы вместе долгие годы. Я ведь смотрю на вещи намного глубже, чем ты, и вижу дальше. Разве стал бы я тем, что есть, если б был как все?
И объяснил самодовольно:
- Хотел только оттянуть, ну и по возможности разрушить их союз, потому что люблю дочь и хочу дать ей все лучшее в жизни. Вот с Олегом не было проблем! Выйди она за него - помог бы ему подняться как можно выше, с его-то биографией и данными. Михаил - дело другое: у меня на него имеется вся информация, только не говорил. - Лицо его приняло скорбное выражение. - Отец его имел небольшие заслуги, погиб при исполнении служебного долга; но дед - бывший белогвардеец, расстрелян в тридцать седьмом. - Сделал паузу и продолжал так же враждебно: - Да это еще полбеды. Михаил правду сказал о своем происхождении: он действительно со всех сторон потомок самых аристократических фамилий России. Это установлено точно.
- И что же? Что в этом плохого? - как эхо отозвалась Вера Петровна.
- Все-таки дурочка ты у меня, непрактичная, - без злой бы обругал ее Иван Кузьмич - Ну как ты не понимаешь? У него же куча родственников за границей! Эмигрировали от революции и отнюдь там не бедствуют на фамильные капиталы. Даже в Америке полно! А тут и одного достаточно, чтобы повсюду красный свет зажгли! Даже я ничем помочь не смогу. Поняла теперь, какая их жизнь ожидала?
- Все, значит, рассчитал. Только их чувства не учел. Доволен? - горько упрекнула его Вера Петровна.
Ум ее воспринимал практический смысл доводов мужа, но душа категорически их отвергала.
- Опять не поняла ничего! Теперь ясно, почему дочку не сумела воспитать. В тебя она такая распущенная! - разъярился Григорьев - он не мог больше владеть собой. Годами сдерживаемая, загоняемая в глубь горечь прорвалась наружу. - Душа у тебя нежная, отзывчивая. Это ты так считаешь. А я говорю - слаба на передок! И дочь вся в тебя! По твоим стопам пошла! - И умолк, кипя и негодуя.
Когда остыл немного, почувствовал недовольство собой и горечь: выдал себя и прощен вряд ли будет.
* * *
Веру Петровну потрясло сделанное открытие. По некоторым признакам она и раньше подозревала, но теперь убедилась: муж знал, знал все с самого начала...
Немного придя в себя, прошептала едва слышно:
- Так ты столько лет прикидывался... а сам обо всем догадался?..
- А мне и догадываться нечего было! - признался запальчиво. - Ты что же, шило в мешке думала утаить? В деревне секретов нет! Старик Ларионов видел, как он к тебе бегал. И я не дурной - сразу понял; бросил он тебя, вот ты ко мне и прибежала. А потом мне и Дешка Савельев рассказал.
- Так как же, Ваня, ты меня принял, ни словом не попрекнул? Это при твоем-то самолюбии!
- Что ж, растолкую тебе, раз на то пошло. Может, поумнеешь. Баба ты совестливая, с душой, из себя видная, мне пришлась по душе. Хозяйка хорошая. Зачем рисковать? Вон сколько карьеристок, нерях, ну и... всяких там распущенных кругом вертится... Разве наперед их разгадаешь? А тебя я знал. - Перевел дыхание и со спокойным цинизмом продолжал саморазоблачение: - Чужой ребенок мне был не помеха. Знал - привяжет он тебя ко мне намертво. Вообще-то я не люблю сопливое племя, но без ребенка нет семьи. А мне нужна была семья - крепкая, образцовая. - Снова умолк, поглядел на нее с саркастической усмешкой.
- Да ты... не человек ты, Ваня, ты... компьютер, - произнесла Вера Петровна как-то отчужденно, бесстрастно. - Неужели никогда не любил Свету, раз знал, что она не твоя дочь, а только разыгрывал... и отца образцового?
- Нет! Никогда не поймешь ты мою душу! Видно, тебе это не дано, - с грустным самодовольством возразил Григорьев. - Разве отец ребенка - кто зачал? Нет! Всем известно - кто воспитал. А Светочку люблю как родную дочь. И ничуть не ревную ни к тебе, да и ни к Розанову. Знаю - я лучше его, во всех отношениях. Вон - мыкается один. Меня-то бабы любят!
Высказав все, что накопилось за долгие годы, Иван Кузьмич, почувствовал облегчение и успокоился. Для его холодной, расчетливой натуры главное - сохранить видимость мира в семье. Подавленное молчание жены он расценивал как полную утрату способности к сопротивлению; теперь он и воспользуется трудным положением, в котором оказались его женщины. Покровительственно взял притихшую Веру Петровну за руку, заключил со спокойной уверенностью:
- В отношении Светы никакой трагедии не вижу. Во-первых, есть отличный выход - медицинское вмешательство. В Кремлевке прекрасные условия, избавиться от ребенка можно совершенно безопасно для здоровья. Во-вторых, если захочет - пусть рожает! Ребенок наш, и никому нет дела, что у него в жилах голубая кровь. Огласки я не боюсь, сейчас не патриархальные времена. А Светочка без хорошего мужа не останется. Ты нашла, а она - тем более. Давай-ка лучше спать, завтра все-таки рабочий день. - С этими словами Иван Кузьмич слегка пожал ей руку, повернулся на бок и быстро уснул - будто и не было нервного, тяжелого объяснения.
Вера Петровна долго лежала с открытыми глазами, печально размышляя над своей неудачной, несмотря на все внешнее благополучие, личной жизнью. Она совершенно по-новому смотрела на спящего Григорьева: вот лежит рядом, мерно дыша и похрапывая во сне, абсолютно чужой, незнакомый человек...
Глава 20
МАТЬ-ОДИНОЧКА
С развитием беременности Светлана наряду с физическими метаморфозами организма ощутила и изменения психологические. Ее по-прежнему часто одолевала тревога за Мишу, беспокоило отсутствие писем, но она стала спокойнее, уравновешеннее. Постепенно все ее помыслы переключились на поселившееся в ней еще неведомое существо, С первого же дня, когда почувствовала, как ребенок шевелится, внимание ее было поглощено новыми ощущениями, а сознание - возрастающей ответственностью за благополучное появление маленького человечка на свет.
Теперь она старалась меньше волноваться, избегать резких и опасных движений, правильно питаться. Ребенок рос не по дням, а по часам, и живот становился все заметнее.
- У нее что, уже три месяца? - обеспокоился Иван Кузьмич, когда они с женой вместе обедали.
Светлана отдыхала у себя в комнате: питалась она по собственной программе, руководствуясь советами врачей из женской консультации и медицинскими журналами.
- Ошибаешься, больше четырех, - ответила Вера Петровна, подавая второе. - А что ты, собственно?..
- Да так... Надеялся на ваше благоразумие, - недовольно проворчал он, нахмурив брови. - Напрасно аборт не сделала. Ребенок здорово руки свяжет. Ведь у Светы голос хороший, лучше бы ей карьерой заняться. Успеет еще нарожать детей, когда замуж выйдет! - Сердито замолчал и принялся за еду.
- А ты не расстраивайся, время еще есть. Но что аборт безопасен - напрасно так уверен. Знаешь ведь, сколько женщин, особенно после первого, остаются бесплодными на всю жизнь.
- Чепуха! Это зависит от врачей и от условий! - убежденно возразил Григорьев. - В нашем медицинском центре все - лучшее в стране. Прыгать будут вокруг моей дочери!
Больше он ничего не сказал, просмотрел сидя за столом свежие газеты и только потом отправился в комнату дочери.
- Светочка, к тебе на прием можно? - пошутил он, приоткрыв дверь и убедившись, что она не спит. Вошел, присел рядом с ней на кровать. - Как твое самочувствие, дочка? От Миши есть что-нибудь?
Светлана приподнялась на кровати, взбив повыше подушки.
- В консультации говорят - все у меня идет как надо. Самочувствие вполне приличное, а аппетит - прямо гигантский. Ем за двоих, а может, за троих! - пошутила она, делая испуганные глаза; но тут же приуныла - От Миши давно никаких вестей... В последнем письме к матери, месяц назад, сообщил, что выезжает с товарищами на задание; с тех пор - ни строчки!
- Думаю, Светочка, волноваться не следует, - постарался он ее успокоить. - Обстановка там сложная; боевые действия идут по всей стране. Письма могут проваляться в блокированном районе, а то и совсем пропасть. - Помолчал, подумал; потом спросил осторожно: - А как твои музыкальные планы? Совсем забросила? С распределением-то прояснилось? Уж не решила ли бросить пение в связи с родами?
- Меня, папа, стажером направили, в труппу Театра музыкальной комедии. Да ты знаешь, я говорила. Но пока мне полагается законный отпуск, а там посмотрим. - И, видя его недовольное, озабоченное лицо, добавила: - Не беспокойся, я свой талант в землю зарывать не собираюсь. Вот увидишь - буду знаменитостью. Я и псевдоним уже придумала - Светлана Светланова. Как тебе, а?
- Вот эта ты дело говоришь, доченька! - Григорьев решил, что настал благоприятный момент. - Нельзя, конечно, бросать дело, к которому чувствуешь призвание, столько лет готовилась... - Посмотрел на нее испытующим взглядом и с преувеличенной тревогой поинтересовался: - Как же ты в театре будешь работать, когда родишь ребенка? Он же свяжет тебя по рукам и ногам. Да и вообще, зачем вам с Мишей торопиться? Вы совсем молодые, вам для себя пожить бы. А ему, как вернется, еще сколько работать, чтобы встать на ноги и содержать семью.
- А что ты предлагаешь? - насторожилась Светлана, и лицо ее потемнело. - Избавиться от ребенка?
- Ну зачем же так резко? - Иван Кузьмич немного смутился от прямоты поставленного вопроса, но решил не отступать. - Хотя, в общем-то, я счел бы правильным воздержаться от шага, который осложнит жизнь вашей молодой и неокрепшей семьи. И тебе и Мише нужно реализовывать себя как личностям, а ребенок... он не даст.
- Хватит меня агитировать, папа! - Светлана начинала сердиться. - Я твою позицию знаю и не разделяю. Мне мой ребенок дороже всего на свете - любой карьеры! Понял ты меня? Между прочим, твой внук. Неужели не хочешь стать дедушкой? - Она как будто смягчилась от своих слов.
- На этот счет возражений, конечно, нет. Но для меня главное - это ты, доченька, твоя судьба! А внуки - дело второстепенное, - не сдавался Григорьев. - Я тебя люблю больше... всего остального.
- Что-то сомневаться в этом начинаю, - покачала головой Светлана. - Если я тебе дорога, зачем же толкаешь меня на аборт? Не боишься за мое здоровье? Думаешь, это не опасно?
- Вы что же, сговорились с матерью?! - взорвался Иван Кузьмич - обычное самообладание оставило его: видно, с возрастом нервы сдают. - У вас обеих... дефект какой-то в голове! Какая опасность - это в блестящих-то условиях Кремлевки? Всего бояться - так и жить не стоит! - И, ругая себя за несдержанность, опасаясь в раздражении сказать дочери еще что-нибудь лишнее, поднялся и вышел.
“И это говорит мне родной отец? Не дорожит мной, не хочет иметь внука!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62