– Госпожа Скотто, не помните, выходили ли ваши люди когда-либо на нашего гражданина по фамилии Баркин? Аркадий Баркин. Для меня это немаловажно.
– Баркин? Нет, не помню такого. Кто он?
– Главарь местной мафии, родной наш вор в законе. Помимо прочих дел он заправляет собственным ночным клубом. Многие бизнесмены, приезжающие в Москву, без ума от него.
– Вы имеете в виду бизнесменов, банкиров, директоров государственных предприятий? – выпалила она, как из пулемета.
– Да, их. А клуб называется «Парадиз».
– Название прямо мистическое. – Она слегка улыбнулась тому, о чем подумала. – Мистическое в религиозном смысле и совсем не мистическое в…
– …научном исследовании на тему о развенчании мифа о могуществе прессы и других ложных представлений, – досказал я за нее.
– У вас хорошая память.
– Крутая формула.
– Сами вы крутой. И что там в «Парадизе»?
– Там растут пальмы, летают попугаи, играют в рулетку и в карты, показывают стриптиз прямо в зале. И еще там лучшая кухня в столице.
– А не воровской ли там притон?
– Ничего подобного.
– Тогда вы говорите о заведении в моем вкусе.
15
– Шестерка! Выигрыш не из легких! – выкрикнул молодой крупье по-английски, когда игральная кость замерла на месте. Как и большинство обслуживающего персонала в «Парадизе», он был кубинец.
– Ага! – вскинув в победном жесте сжатый кулак, хриплым голосом воскликнула агент Скотто, на что сидящий в вольере пестрый попугай отозвался пронзительным гоготом.
Часы показывали два часа дня, но и в два часа ночи в этом клубе без окон стоит тот же неумолчный гул оживленной толпы. Скотто светил выигрыш. Я весь напрягся, как струна на балалайке. Мы торчим здесь уже битый час, а ни Баркина, ни его мордоворотов не видно. Нельзя сказать, чтобы это меня сильно огорчало. Может, тот наемный убийца и был бывшим спортсменом, и что из того? Если торгаши орденами и медалями не нанимали его, кто же тогда нанял? С Рафиком меня свел Баркин; в кафе «Граница» направил тоже Баркин; Баркин, один только Баркин знал, что мы с Рафиком будем там. Но при чем здесь связь с убийством Воронцова или со скандальной приватизацией? Я-то знал, из-за чего так обозлились дельцы с черного рынка наград, но тогда все поведение Барыша свидетельствует, что он был на моей стороне. Почему же хотели пришить нас обоих? Почему? Я недоумевал, размышляя…
– О чем задумались, Катков? – спросила Скотто, когда крупье подвинул ей игральную кость. – Ну что? Будь как будет?
– Будь как будет? – машинально повторил я, покосившись на кучку фишек, купить которые можно было только за твердую валюту, желательно доллары.
«Зеленых» так не хватает нашей экономике, что правительство разрешило азартные игры, но не за рубли, наказывая это крупными штрафами, а только за твердую валюту.
– Думаю, вы могли бы поставить на кон и без моего согласия. А поставив, наверняка проиграли бы и без моего совета.
Скотто рассмеялась и, схватив игральные кости в кулак, принялась бешено трясти их в ритме танца, доносившегося из ресторанного зала – там начинался стриптиз.
– Игрок поставил на шестерку, – громко объявил крупье, и все подались к столу, прикрывая свои фишки. – Цифра шесть. Выше не бывает.
– Ставлю на шестерку! – настоятельно потребовала Скотто, подув на счастье на кулак, в котором были зажаты игральные кости.
– Шестерка! – выкрикнул крупье, когда кости, несколько раз перевернувшись, замерли на месте. – Шестерка! Деньги выигравшему! Деньги победителю!
– Катков! Эй, Катков! – пробился сквозь гул игроков голос Аркадия Баркина, когда крупье подвигал выигравшие фишки к Скотто.
Все расступились. Малый в очках «Рей-Бан» встал на стреме. Шофер и телохранитель Артуро встал за его спиной. Протискиваясь сквозь толпу, Баркин на ходу здоровался со знакомыми.
– Катков, черт бы тебя побрал, что это ты здесь делаешь?
Его веселье показалось искренним, будто он удивился, увидев меня живым.
– Объезжаю всякие московские злачные места с одной приятельницей, – ответил я и представил свою новую знакомую.
– Габриэль Скотто? – повторил нараспев Баркин, цепко оглядывая ее. – Итальяно?
– Не итальяно, а итальяна, – поправила она, сделав ударение на «а». А потом на русском языке со своим нью-йоркским акцентом пояснила: – По фамилии моего отца. А мама моя из Киева.
У Баркина даже глаза полезли на лоб.
– Неужели? И я тоже оттуда, – как-то озадаченно проговорил он. – Не хочу вас обидеть, но вы говорите вовсе не так, как…
– Если бы вы выросли в Бруклине, то говорили бы так же, как бруклинцы.
– Да будет вам, – засмеялся Баркин. – И как же вы познакомились?
– Габриэль приехала как туристка. Она…
– Я работаю в Нью-Йорке у двоюродного брата Николая, – перебила меня Скотто заученным тоном, будто привыкла так говорить с рождения. – Он просил встретиться с ним, когда я приеду в Москву.
– Ну почему у меня там нет братанов, как у него! А чем он занимается?
– Управляет рестораном в Бруклине. Это на Брайтон-Бич.
– А-а. Маленькая Одесса.
– Ага. Я поставила его там управлять заведением.
– Стало быть, ресторанный бизнес, мать из Киева… да мы почти родственники, – заливался соловьем Баркин. – Только у меня никого в Америке не было и нет, не то что брат, управляющий рестораном. Было бы здорово, если бы вы научили моих людей кое-каким ресторанным премудростям. Если понадобятся деньги на карманные расходы, пока вы здесь, я бы…
– Большое спасибо. Они у меня есть, – воспротивилась Скотто. – Получи мне наличные, Николай. Лучше вовремя остановиться.
Она протянула кельнеру чаевые, сгребла фишки и, сунув их мне в ладонь, поспешила из игорного зала.
– Будь поосторожней с ней, Катков, – предостерег меня Баркин, когда она ушла.
Почувствовал ли он в ней с ходу мента? Нет, вроде не углядел, подумал я, когда он, похотливо ухмыльнувшись, заметил:
– Да она любого мужика затрахает до смерти.
Хитро подмигнув, он повел меня, огибая игорные столики, к будке кассира, где за толстым стеклом в соблазнительно легкой одежонке улыбалась привлекательная кубинка. Но Баркин, не задерживаясь, прошел мимо будки и начал спускаться по мраморной лестнице.
– Жаль все же бедолагу Рафика, правда ведь? – Как бы между прочим заметил он.
Искренен ли он? Или искусно притворяется? А если думает: «От стрелка требовалось убрать их обоих?» Вдруг меня кончат вот-вот, сейчас?
– Извини, Аркадий. Я там вертелся, как уж. Убийца шел за мной по пятам. Я уж было думал, что оторвался от него, а он…
– Да брось ты. Не стоило направлять тебя сразу в «Границу». Оттуда путь орденов не прослеживался.
– Как это не прослеживался? – До меня еще как следует не дошли его слова, а он одернул меня, чтоб я не трепался. – Вопрос, конечно, интересный. Как ты узнал?
– Да я предложил выкупить их. А за те деньги, которые я выложил, торгаши без раздумий и мать родную заложили бы, будь ордена у них.
Лестница вела в коридор с мраморными стенами и полом, мы подошли к дверям из тяжелого плотного дерева.
– А тот стрелок? Что-нибудь известно о нем?
Баркин лишь мотнул головой:
– Пока ничего не знаю.
– В таком случае, наверное, он не из местных. – Мне вспомнились окурки «Мальборо» на тротуаре. – Может быть, он иностранец?
– Как же. Из Минска, Свердловска или из Тбилиси, – съехидничал Баркин. – Кто его знает? Теперь в каждом городишке есть своя банда, мечтающая пробиться в историю.
Мы вошли в элегантный офис, так не похожий на остальной ярко оформленный клуб, где все было почти как в тропиках.
Здесь лежали толстые шерстяные ковры, стены закрывали высокие, от пола до потолка, панели из ценных пород дерева, массивный инкрустированный стол был завален папками и бумагами. Компьютер с терминалом, в вазе – свежие цветы. А когда Баркин нажал потайную кнопку, одна из панелей отошла, открыв тускло поблескивающую тяжелую бронированную дверь, ведущую в банковскую кладовую.
Баркин сиял, как новенький лимузин.
– Разве найдется казино лучше, нежели это? – горделиво вопросил он.
И важно, словно дирижируя симфоническим оркестром, стал включать тумблеры, повернул штурвал, освобождая запорные болты, и потянул за рычаг открытия тяжеленной, толстой двухметровой двери весом в несколько тонн. Она легко повернулась на двух огромных шарнирах, пропустив нас в довольно просторное хранилище – вдоль его стен были установлены стеллажи с глубокими ящиками. В каждом лежали купюры твердой валюты, разложенные по странам, о чем свидетельствовали бирки на ящиках. Самый большой был заполнен долларами США различного номинала. В центре хранилища, на столе, стояла счетная машинка денег.
Баркин включил свет. Я положил на стол фишки.
– Пятьсот шестьдесят долларов, – быстро подсчитал он, подошел к ящику с американской валютой, пересчитал тоненькую пачку купюр и с ухмылкой сунул ее мне в руку. – Больше ее сюда не приводи, – сказал он.
– Почему? Она же может и проиграть.
Аркадий рассмеялся, закрыл хранилище, проводил меня в ресторан и ушел, сказав, что ему надо встречать новых посетителей.
Скотто уже сидела в кабинке около самой сцены и смотрела представление. Я присел рядом и передал ей деньги.
– Спасибо. Недурной выигрыш, а?
– Побольше годовой зарплаты среднего работяги в России. Где это вы наловчились так лихо играть?
– В Бруклине. Где же еще? Научил меня дядюшка Анджело. Маму игра не прельщала, однако…
– Значит, маминого брата зовут Анджело?
Скотто сухо кивнула:
– Он был связан с уголовниками, но парень просто замечательный.
– А мне помнится, будто вы говорили, что ваша мама русская?
– Ну и что? Мало ли что я наболтаю. Я ведь также говорила, что работаю у вашего брата в Бруклине, – ухмыльнулась Скотто. – Мама у меня сицилийка. Мои родные приехали в Америку из Палермо.
Я откинулся на спинку стула и стал внимательно ее разглядывать.
– А вы ведь и впрямь очень даже хороши.
– Ага, – сказала она будничным тоном, словно о чем-то само собой разумеющемся. – Я же профессионалка. Меня приучили думать на ходу. Всегда контролировать себя. Говорить по-русски. Делать…
– Врать, как сам дьявол, и…
– Себе врать.
– …придавать вранью видимость правды.
– Да, если того требует обстановка.
– Представляю, каково узнавать потом, что кто-то докопался до правды.
– Да, нелегко. Вы начинаете говорить, прямо как мой муж.
– А у вас есть муж?
– Представьте себе. А вы небось подумали, что я скажу, что у меня спид или еще что-нибудь в этом роде?
– Извините, госпожа Скотто. Боюсь, что домохозяйка из вас не вышла.
– А я и не веду домашнее хозяйство – его муж ведет. Мы ненадолго расстались, насколько – точно не знаю. – Она замолчала, а затем с понимающей улыбкой спросила: – Так что же ваш дружище Баркин рассказал вам?
– Что рассказал?
– Непонятно разве? Я предоставила ему удобный случай, и мы оба знаем, что он им воспользовался.
Я отдал должное проницательности и предусмотрительности. Она нарочно оставляла нас вдвоем, зная, что при ней Баркин говорить не будет.
– Он сказал, что ордена Воронцова на черном рынке не выставлялись.
– В таком случае вы, вероятно, правы, что мотив убийства – вовсе не грабеж. А еще что он говорил?
– Тот, кто пытался убить меня, не из местных уголовников.
Она задумчиво покачивала головой, пока официант расставлял шампанское и черную икру.
– Платит выигравший, – сказала она и попросила подать счет.
Официант объяснил, что все прислано в знак признательности, и, наполнив бокалы шампанским, положил в карман двадцать долларов, которые Скотто подвинула ему в качестве чаевых.
– Да, кстати, – небрежно спросила она, когда официант ушел, – вы когда-нибудь слышали фамилию Рабино? Майкл Рабино?
– Да нет, что-то не припоминаю. Звучит вроде как итальянская фамилия.
Она улыбнулась и отрицательно покачала головой.
– Она звучит как Рабиноу, – и продиктовала по буквам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63