Спотыкаясь со своими вещами, мы добежали до уходящего поезда и поравнялись с пустым служебным вагоном в конце состава. Я изловчился и бросил машинку и кейс в открытую дверь. Скотто тоже зашвырнула брезентовый мешок и туристскую сумку. Сбоку у дверного проема виднелась длинная ручка. Несколько раз я безуспешно пытался ухватиться за нее, но все-таки изловчился, ухватился, подтянулся и ввалился в вагон, хлопнувшись животом на пол. Поезд еще прибавил ходу. Чтобы не отстать, Скотто летела как сумасшедшая. Поднажав из последних сил, она отчаянным рывком бросилась в дверь. Мне удалось схватить ее за руки. Она подтянулась, перебросила через порожек двери сперва одну ногу – другая опасно свисала снаружи – и вцепилась пальцами в пол. Одной рукой я ухватил ее за заднее место – джинсы сгодились – и втащил в вагон. Мы откатились подальше от открытой двери и прислонились к стене напротив, дыша, как загнанные лошади.
– С тобой… порядок? – наконец выдавил я. Она лишь кивнула, не в силах сказать ни слова.
– Я… я… вроде начинаю соображать… помаленьку.
– Обратно выпрыгивать? – не поняла она.
– Нет… Ты… это… удивляешь меня.
– Знаю… – с трудом произнесла она и слабо улыбнулась. – Но думаю… может… Оступилась я там… Немного… задок у меня широковат.
– Я так и говорил, когда мы познакомились.
– Ну и хитрец ты, прямо прирожденный дипломат.
– Благодарю покорно за комплимент… Зато мне было за что ухватиться.
– Вот и мой муж то же самое говорит. Не надо на меня смотреть такими голодными и сексуальными глазами, Катков.
– Да я никогда и не думал так смотреть.
– Хорошо чувствовать себя, когда знаешь, что рядом человек, готовый всегда ухватить тебя за жопу без всякой задней мысли.
Я лишь улыбнулся. Мы сидели у стенки на полу вагона, обессиленные и вялые, словно тряпичные куклы, равнодушно наблюдая невидящими глазами, как мимо проплывает огромный город, и тут до меня вдруг дошло, что мы ведь совершенно не знаем, куда везет нас этот товарняк.
29
Меня вывел из дремоты острый толчок под ребра Толчок локтем, если уж быть точным. Это был локоть Скотто. Не знаю почему, но мне показалось, что она таким вот образом решила меня разбудить. Я перекатился на другой бок, глаза никак не открывались. Она лежала рядом со мной, больно тыкая меня локтем и сердито дергая за маленькое одеяльце, которое едва укрывало нас обоих.
– Катков? Давай просыпайся, просыпайся быстрее, черт бы тебя побрал.
Я тупо уставился на нее, будто никогда раньше не видел еще, ничего не соображая. Затем ритмичный перестук колес развеял туман в голове, и все события минувших двух суток мгновенно предстали передо мной единой картиной.
– Что?.. Что там такое? – отрывисто спросил я, испугавшись, не случилось ли беды с контейнером. – Что-нибудь не так?
– Пошел ты в жопу, – огрызнулась она. – Что ты перекатился сюда? Лежи, где лежал.
Я облегченно вздохнул, несмотря на ее резкий наскок.
– Я тут немного озяб и подумал, что большого вреда не будет, если мы поделим одеяльце. Вот и… залез под него.
– Привалился ко мне.
– Наверное, привалился. А что оставалось делать? Не хотели бы вы, чтобы я один им накрылся.
Я в сердцах отбросил свою половину одеяла. Тело затекло и ныло от лежания на твердом полу вагона, к тому же мне надоели ее мелочные придирки. Я потряс головой – вроде прояснилось, встал, покачиваясь, подошел к гофрированной металлической двери и откатил ее в сторону.
Тонкая полоска дневного света, прорезав темноту на горизонте, быстро расширялась. В вагон ворвался влажный воздух, был он острый и солоноватый. Я с удовольствием вдохнул полной грудью и всмотрелся в проносившийся мимо пейзаж. За буйной тропической листвой, тянущейся прямо вдоль полотна железной дороги, до самого горизонта блестел и переливался океан, сливаясь с безоблачным голубым небом. Никаких сомнений: мы попали в южные края.
Потихоньку подошла Скотто и встала рядом со мной, изобразив покаяние на лице.
– Пожалуйста, извините меня. – Ей пришлось повысить голос, чтобы перекричать стук колес и свист воздуха, теребящего ее волосы. – Я из тех людей, которые встают обычно не с той ноги.
– Да ладно уж, забудем об этом.
– Конечно, я поступила как эгоистка, в первую очередь заграбастав одеяло, согласны?
– Согласен, – буркнул я, все еще притворяясь обиженным.
– Что-то вас тревожит? – быстро спросила она, поверив, что обида во мне еще не прошла.
– Да нет, все в порядке.
– Да ладно, все пройдет. Сплюньте через левое плечо.
– Может, это и не столь важно, но я почувствовал неловкость, когда вы во сне, в самый разгар оргазма, стали постанывать: «Марта! О, Марта!» Совсем не так, как…
– Это вам приснилось, Катков. Все это вы во сне видели, – возразила она и похотливо хихикнула.
Мы стояли в проеме открытой двери, любуясь океанским побережьем, а в это время поезд выгнулся крутой дугой, стал виден весь состав, и тут-то мы разглядели впереди наш объект – контейнер № 95824. Вряд ли кто-нибудь еще следил за ним. Несколько раз за ночь я слышал рокот вертолета, но теперь мы отъехали от Атланты более чем на триста миль, и никакого вертолета в небе не было и в помине.
Усевшись на полу, мы стали разбираться с бутербродами, консервированной едой и водой в пластиковых бутылках, которые Скотто успела сунуть в туристскую сумку вместе с одеялом и кое-какой одеждой. Затем вынула пистолет из кобуры, вытащила обойму, проверила, не остался ли патрон в патроннике, и начала умело и споро его разбирать. Делала она это не ради порядка, а для того, чтобы он не отказал, когда его снова пустят в ход. И вскоре на расстеленном одеяле уже лежали, матово поблескивая, как когда-то блестели, разложенные на скатерти ордена и медали Воронцова, разобранные детали оружия, а рядом с ними – коробка с патронами и принадлежности для чистки; они тоже находились в бездонной туристской сумке Скотто.
Я вспомнил, как она мастерски водит машину, и подумал, почему ей так нравится ходить по краю опасности, а не жить в уютном домике с семьей где-нибудь в окрестностях большого города.
– Расскажете мне немного о себе, Скотто?
– Постараюсь, насколько это возможно.
– Почему вы пошли в полицию?
– На этот вопрос легко ответить. В колледже я встречалась с одним парнем, который хорошо разбирался в криминалистике. А эта наука в его изложении оказалась поинтереснее истории европейских стран. Он был прямо как настоящий сотрудник ФБР. Ну я и загорелась.
– Вы рассказали, как стали полицейской. А я спросил, почему…
– Потому что эта служба не только увлекательна. Она придавала мне чувство уверенности в своих силах и… – Тут она вставила в ствол пистолета шомпол со щеткой, посмотрела на меня и хихикнула, словно школьница. – А еще я привыкла играть с оружием. Последним моим учителем, и, пожалуй, самым толковым, был мой дядя Анджело.
– Это тот, который учил вас играть в кости?
– Тот самый.
– И вы пошли по его стопам?
Она так и прыснула со смеху и лишь мотнула головой – дескать, нет.
– Если бы пошла, сидела бы уже за решеткой.
– Так он, выходит, сидит в тюряге?
– Сидел. Я же, вроде, говорила, что он был связан с уголовниками. Его посадили за торговлю наркотиками в своей харчевне в Бенсонхерсте. – Она ловко вставила в ствол затвор и защелкнула его в нужном положении. – Он там готовил пиццу по-сицилийски лучше всех в городке. Но, к сожалению, не подсуетился, когда надо было вносить залог за освобождение.
– Ну и что из этого? Так вы пошли служить в правоохранительные органы, чтобы доказать, что не все итальянцы гангстеры?
– Да нет же. Вовсе не по идейным соображениям. – Она рассказывала, а пальцы ее ловко заталкивали пули в обойму. – Малый он был замечательный, любил пошутить, посмеяться. Ласковый с нами, детьми. Да вообще все ребята моего детства были такими же, как и он, хотя у большинства из них характер был довольно прескверный, они… не знаю, как и сказать… как бы раздваивались: играли с детьми, ласкали и обнимали их, а в следующую минуту брали пистолет и шли выколачивать из хозяина лавочки дань за покровительство.
– В Москве скорых на расправу рэкетиров теперь тоже полным-полно.
– Знаю. Многие мои подружки повыходили замуж за этих парней. Они сидели по домам, убирали, варили обед и рожали детей – из них вышли отличные хозяйки, и они до сих пор врут друг другу, рассказывая небылицы, откуда достают деньги.
– И вы, стало быть, решили пойти в полицию, чтобы держать в страхе таких раздваивающихся?
– В общем, да. И знаете, поначалу у меня получалось. А потом вышла замуж за славного, порядочного парня, который только и мечтал о маленьком домике в окрестностях, с женой, детьми и собакой. – Она вставила обойму в рукоятку, вложила пистолет в кобуру, а кобуру прикрепила к ремню. – И все мои стремления пошли прахом и крепко приложили меня по заднице.
Громкие гудки тепловоза помешали мне задать следующий вопрос. За гудками последовали удары колокола – поезд громыхал на переезде в окрестностях какого-то города. Мимо промелькнула чудная сонная станция с названием «ПОРТ-СЕНТ-ЛЮСИЯ».
– Флорида, – бодро оповестила Скотто. – Мы едем по Флориде, Катков. Тут живет моя тетушка Адель.
– Это супруга Анджело?
– Нет, жена другого дядюшки. Дяди Хэнка. Он был профессиональным игроком в гольф.
– Так, стало быть, у вас еще один дядя – профессионал в гольфе?
– Да, – раздраженно подтвердила она. – Не всем же быть гангстерами. Когда я была маленькой, он содержал поле для игры в гольф. Был в числе первых владельцев таких полей, шел впереди своего времени.
– И моего времени тоже. Люди стараются попасть маленьким мячиком в лунку с расстояния полкилометра. Я, к примеру, так не сумею.
– Да и я тоже. У этих игроков только и разговоров было насчет клюшек, неверных ударов или промахов и попаданий. Не разбираюсь я в этих чертовых терминах.
– Мне кажется, эту игру придумали для импотентов.
Скотто рассмеялась, а потом заметила:
– Этого я не знаю, зато знаю, где мы едем сейчас… Места эти мне знакомы. О, да это Майами!
– Майами?
– Подлинная столица Америки наличных денег. Отсюда они расползаются по всей денежной системе страны и сюда же стекаются. Отсюда наличку можно перевести по телеграфу в любую точку мира или же переслать сюда. Здесь обретаются свыше сотни иностранных банков с филиалами и отделениями по всей Южной Флориде. Некоторые функционируют законно, другие – подпольно, а третьи прикидываются ничего не знающими и не сведущими. В последнее время мы их здорово поприжали.
– Знаю, что вы не преминете поправить меня, если я ошибусь, но у меня сложилось такое впечатление, будто ваша банковская система поставлена в довольно жесткие рамки.
– Вот здесь вы попали точно в яблочко. На суммы до десяти тысяч закрывают глаза. А что свыше нее подлежит сообщению в управление внутренних доходов и налогов.
– Стало быть, там держат под контролем практически каждую операцию, а вам не нужно и голову ломать.
– Вот-вот. В самую точку.
– Но два миллиарда долларов? Их отмывать придется целую вечность, разве не так?
– Зависит от способов отмывания. В электронной стиральной машине их можно отмыть за пару секунд.
– То есть как это?
– А телеграфными переводами. Ежедневно туда-сюда через иностранные банки переводятся триллионы баксов. Триллионы, не миллиарды даже, усекли, Катков? И при этом каждый занюханный цент проходит через огромное компьютерное устройство в Манхэттене, которое называется УЦСМП.
– Это, как я понимаю, сокращение…
– Верно. Сокращенное название Учетного центра системы межбанковских платежей. У них там всяких электронных штучек-дрючек побольше, чем в ЦРУ и КГБ, вместе взятых: разные коды, шифры, периферийные системы, защитные системы и свыше сотни прямых телефонных линий связи с сотрудничающими банками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63