– Грузятся также контейнеры, под крышу набитые игральными автоматами, столиками для игры в карты и рулетку, колодами карт, игральными костяшками и фишками. Продолжать дальше, а?
Скотто подняла руки вверх в знак того, что сдается, и, присвистнув, спросила:
– Куба снова возвращается к шорному бизнесу?
Агюилер кивнул и сердито насупился.
– И кто же получатель всего этого груза?
– Некая компания «Туристика интернасиональ».
– Никогда о такой не слышала.
– Я тоже не слышал. Но за последние пару лет на Кубу уже отплыли десятки судов с самыми разными грузами. И все документы на отправку надлежащим образом оформлены, подписаны и заверены печатью правительства США.
Скотто насторожилась, я поймал ее быстрый взгляд.
– Сдается мне, во всем этом деле замешан ваш приятель Рабиноу.
– Какое совпадение – эта мысль тоже пришла мне в голову.
– А вы никогда не сталкивались с этой фамилией? – Скотто произнесла ее Агюилеру по буквам.
– Так Рабиноу, говорите? – переспросил он и мотнул головой – дескать, нет.
– А фамилия Рабинович тоже вам ни о чем не говорит?
– Одного малого из крановщиков вроде так зовут. Хотя нет, нет, вроде не Рабинович, а Лейбович. Не знаю, что-то похожее.
– Если этот малый работает крановщиком, то кранами наш Рабинович не занимается. А случайно не знаете, когда это судно отплывает?
– Конечно, знаю. Стало оно на якорь сегодня утром, – начал перечислять Агюилер, – привезло грузы, их нужно разгрузить, потом новые загрузить – словом, пройдет немало времени.
– Сколько? – настаивала Скотто.
Агюилер подошел к компьютеру.
– Ну-ка поглядим, что тут… Так, порт приписки Галифакс…
– Галифакс? – переспросила Скотто. – Стало быть, судно зарегистрировано в Канаде?
Агюилер согласно кивнул.
Скотто перевела на меня удивленные глаза. Это было уже кое-что.
– Ну, Катков?
– Канада имеет дипломатические отношения как с США, так и с Кубой.
– Это вы верно подметили. Кто же, по вашим данным, отправитель контейнера ИЯ 95824, а, инспектор?
Агюилер вынул очередной лист из папки и повел пальцем по строчкам.
– Вот он, отправитель – компания «Коппелия пейпер продактс, лимитед».
Как авгуры, мы со Скотто обменялись понимающими взглядами.
– Ладно. Так все-таки когда отплывает это судно со столь невинным грузом?
Агюилер снова обратился к компьютеру.
– Так. Отплывает… отплывает… в понедельник… в восемнадцать часов тридцать минут.
– Значит, через четыре дня, – облегченно вздохнула Скотто. – Стало быть, у нас есть время помыться, почиститься, перевести дух и собраться с новыми силами.
– Может, я чем-нибудь могу быть полезен? – поинтересовался Агюилер.
– Нам ничего не нужно, решительно ничего. Пожалуйста, ничего не предпринимайте. Договорились?
– Договорились, – ответил он с видимым облегчением.
– Мне только нужно воспользоваться вашим телефоном.
Агюилер проводил нас в пустую комнату и вышел. Скотто быстренько набрала нужный номер.
– Алло. Это Скотто. А он здесь?
Она прижала было трубку к уху, но вдруг отдернула ее. Я услышал, как Банзер честил ее почем зря. Выплеснув сполна свое возмущение, он перешел на дробь вопросов.
– Майами… Сухогруз… Гавана… – только и лепетала она в ответ.
Как я и ожидал, последнее слово окончательно доконало его. Еще прослушав Скотто, он предложил воспользоваться данными СБФинП, чтобы установить, кто владеет компанией «Туристика интернасионалъ», а потом снова принялся честить нас.
Спустя час свершилось невероятное – мы уже расположились в соседних номерах гостиницы «Бест Вестерн». Это вычурное создание невменяемой фантазии какого-то архитектора находилось в гидропарке, у самого подножия пешеходного перехода в морской вокзал.
И вот я стою под горячим душем в заполненной паром ванной, за которую иные москвичи, не задумываясь, и жизнь свою положили бы. Видимо, расположена она прямо за стенкой ванной, где сейчас моется Скотто, потому что я услышал, как она туда вошла. Я внезапно отчетливо услышал ее последнее предупреждение: «Это вам приснилось, Катков. Все это вы во сне видели». Да Бог с ней, может, ей и неведомо, но здесь, за тонкой перегородкой, стоим мы напротив друг друга совершенно голые, я думаю о том, запретном.
В мечтах моих разделяющая нас стена вдруг исчезла, и мы очутились с ней лицом к лицу; с волос ее струится вода, обтекая смуглое тело сицилийки, блестящее, словно влажный янтарь. Она протягивает мне кусок мыла и, забыв обо всем, гордо вскидывает голову. Я будто наяву вижу, как ложится мыльная пена на ее крепкие груди, но тут мыло вдруг выскальзывает из моей руки и куда-то падает. Я отодвигаю в сторону стеклянную дверь и ищу его. Ванная вся заполнена паром. Куска мыла нигде не видно, но теперь, к моему явному смятению, исчезла куда-то и специальный агент Скотто.
…Только я закончил бритье, она тут как тут – постучала в дверь в перегородке между нашими номерами.
– Катков? Эй, Катков, открывай!
Я быстренько натянул брюки и впустил ее. Она пришла босая, в белых джинсах и белой накрахмаленной хлопчатобумажной рубахе, с полотенцем на голове. Мокрые нерасчесанные волосы обрамляли ее свежее лицо.
– У вас в номере работает телевизор? – спросила она как ни в чем не бывало.
– Заходите, пожалуйста. После того как мы столько тряслись в том вагоне, мне захотелось побыть в тишине.
– Причина уважительная, только сейчас идет передача, которую вам, может, захочется посмотреть.
Она неторопливо прошла по комнате, взяла сенсорный переключатель программ и включила телевизор. На экране засветилась реклама батареек для карманных фонариков – розовый механический кролик попал в перестрелку бандитов с полицией. Московская реклама выбрала бы в этом случае какую-нибудь старушку на углу улицы с пакетом батареек в одной руке и с банкой майонеза – в другой, а тут был кролик – он все бежал и стрелял. Потом появился диктор и мрачным голосом сообщил о том, что российский президент Борис Ельцин снова угрожает ввести в стране режим чрезвычайного правления. Пока я пытался осмыслить его слова, на экране появилась какая-то красивая женщина. Тепло одетая, она стояла на Красной площади перед собором Василия Блаженного с его ярко освещенными луковичными куполами и говорила:
«Гневно осудив бездеятельность недавно избранной Думы, президент Ельцин заявил, что он будет управлять страной путем издания указов и что широкомасштабная приватизация земли и промышленности по-прежнему является первоочередной задачей его внутренней политики.
Хотя некоторые наблюдатели считают, что Россия снова находится на краю хаоса, другие приводят в качестве доказательства устойчивого положения страны ее программу приватизации. Девяносто восемь процентов ваучеров выдано гражданам России для бесплатного приобретения выставленного на продажу государственного имущества, такого, как, например, ГУМ – огромный универсальный магазин в Москве, ЗИЛ – автомобильный гигант, Волгоградский тракторный завод и другие предприятия. Многие граждане, видимо, уже вложили в проведение реформ Ельцина значительные финансовые средства, что делает эти реформы необратимыми. Но осведомленные экономисты настаивают на том, что частные капиталовложения должны играть ключевую роль в упрочении демократии».
– И что вы думаете насчет всего этого? – спросила Скотто, как только корреспондентка исчезла с экрана.
– Для России это может обернуться настоящим бедствием.
– Почему? Вы считаете, что коммунисты смогут вернуться к власти?
– А они ее и не выпускали из рук.
– Извините, я что-то не понимаю.
– Вы, Скотто, упрощаете очень сложные проблемы. Судите сами. Ельцин был коммунистом, убежденным и высокопоставленным. Да не один он – все нынешние реформаторы были такими. Многие вступали в партию не по убеждениям, а в силу своих честолюбивых замыслов, исходя из того, что партия либо допускала людей до власти, либо придерживала их, либо вообще отстраняла. В условиях свободного рынка эта ее функция отпала, и коммунисты сразу же заделались капиталистами. Разве что за исключением Жириновского.
– Никогда о нем не слышала.
– И хорошо, что не слышали. Надеюсь, что и не услышите. Он у нас националистический психопат, расист, дожидающийся своей очереди, но не среди идеологов, а в ряду домогающихся власти… Вы помните, что произошло в Польше?
– Там провалили на выборах сторонников Валенсы. Я мрачно кивнул:
– Поверьте мне, приверженцы жесткого политического курса со своей линии никогда не свернут.
– Да, но ведь будут и следующие выборы. И рано или поздно им дадут пинка под зад и отстранят от власти.
– Может быть. Однако все это не имеет никакого отношения к качеству жизни в России, которое не просто находится на невообразимо низком уровне, но и с каждым днем все ухудшается. Безработица, инфляция, бездомные, голодные. Я уже не говорю о возрождении махрового антисемитизма.
– Это напоминает Германию 30-х годов.
– Удачное сравнение.
– Стало быть, опасность в том, что люди свяжут свою судьбу с любым политиком, который сумеет убедить, что при нем они заживут лучшей жизнью.
– Ситуация еще хуже, чем вы представляете. Опасность еще в другом: люди помнят, что при Брежневе дела шли лучше – они сами тому свидетели, – и приходят к выводу, что материальное благополучие дороже всяких свобод.
– Да бросьте вы. Разве при Брежневе вы бы приехали сюда и сидели здесь, как сейчас сидите?
– Разумеется, нет.
– И сейчас вы можете эмигрировать куда захотите. Верно ведь?
– Если бы захотел.
– Будто бы вы никогда не помышляли об отъезде? Чтобы начать новую жизнь в другом месте? В Израиле, к примеру, или на Брайтон-бич…
– Только об этом и мечтал!
Скотто рассмеялась и пошла к себе в номер сменить полотенце на голове. А по телевизору я увидел многотысячную демонстрацию на Красной площади.
Судя по фирменному знаку Си-эн-эн, это была прямая передача. Прямая ли для меня? Я находился столь далеко от Красной площади, что не ощущал себя ее участником. Все на экране пронеслось так быстро, что я не успел даже понять, что увидел. В какой-то момент меня охватило желание ринуться в ближайший аэропорт и рвануть в Москву. Но вместо этого я решил позвонить Юрию. Мне нужно было самому прикоснуться к событиям и услышать его бодрый, успокаивающий голос. Я воспользовался укрепленной на аппарате инструкцией и набрал номер его домашнего телефона в Москве. Уже через считанные секунды телефон характерно звякнул, и там, на другом конце провода, дома у Юры раздались звонки. Но к телефону никто не подходил.
– Что, не отвечают? – встревожилась вернувшаяся Скотто.
Я мрачно кивнул и положил трубку.
– Разница во времени с Москвой восемь часов, верно? – уточнил я.
Она посмотрела на часы и согласно кивнула.
– Сейчас в Москве два часа ночи.
– Ничего не понимаю. На него это не похоже. Ночью Юрий всегда бывает дома.
– А может, он на этой демонстрации?
– Юрий-то? Сомневаюсь.
– Его не интересуют реформы?
– Еще как интересуют, он по самое горло занят ими. Из ученых вообще получались самые крутые диссиденты.
– Почему же из них?
– Потому что они ищут правду…
– Может, он и пошел ее отыскивать?
– …и не терпят всякую пропагандистскую дребедень. Юрий – экономист, тихоня по натуре, на рожон не лезет, держится в тени. По субботам ездит проведать мать-старушку.
Она понимающе улыбнулась и предложила:
– Пойдемте поужинаем где-нибудь, а когда вернемся, вы перезвоните ему…
В это время в номере Скотто затрещал телефон, и, не договорив, она заторопилась к себе в номер.
Я сидел, по-прежнему тупо уставившись на экран телевизора, рыская глазами по толпе, надеясь увидеть знакомое лицо Юрия и втайне надеясь на то, что вдруг посчастливится и мелькнет в толпе Вера.
С трудом я осознал, что еще недели не прошло, как я вылетел из Москвы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Скотто подняла руки вверх в знак того, что сдается, и, присвистнув, спросила:
– Куба снова возвращается к шорному бизнесу?
Агюилер кивнул и сердито насупился.
– И кто же получатель всего этого груза?
– Некая компания «Туристика интернасиональ».
– Никогда о такой не слышала.
– Я тоже не слышал. Но за последние пару лет на Кубу уже отплыли десятки судов с самыми разными грузами. И все документы на отправку надлежащим образом оформлены, подписаны и заверены печатью правительства США.
Скотто насторожилась, я поймал ее быстрый взгляд.
– Сдается мне, во всем этом деле замешан ваш приятель Рабиноу.
– Какое совпадение – эта мысль тоже пришла мне в голову.
– А вы никогда не сталкивались с этой фамилией? – Скотто произнесла ее Агюилеру по буквам.
– Так Рабиноу, говорите? – переспросил он и мотнул головой – дескать, нет.
– А фамилия Рабинович тоже вам ни о чем не говорит?
– Одного малого из крановщиков вроде так зовут. Хотя нет, нет, вроде не Рабинович, а Лейбович. Не знаю, что-то похожее.
– Если этот малый работает крановщиком, то кранами наш Рабинович не занимается. А случайно не знаете, когда это судно отплывает?
– Конечно, знаю. Стало оно на якорь сегодня утром, – начал перечислять Агюилер, – привезло грузы, их нужно разгрузить, потом новые загрузить – словом, пройдет немало времени.
– Сколько? – настаивала Скотто.
Агюилер подошел к компьютеру.
– Ну-ка поглядим, что тут… Так, порт приписки Галифакс…
– Галифакс? – переспросила Скотто. – Стало быть, судно зарегистрировано в Канаде?
Агюилер согласно кивнул.
Скотто перевела на меня удивленные глаза. Это было уже кое-что.
– Ну, Катков?
– Канада имеет дипломатические отношения как с США, так и с Кубой.
– Это вы верно подметили. Кто же, по вашим данным, отправитель контейнера ИЯ 95824, а, инспектор?
Агюилер вынул очередной лист из папки и повел пальцем по строчкам.
– Вот он, отправитель – компания «Коппелия пейпер продактс, лимитед».
Как авгуры, мы со Скотто обменялись понимающими взглядами.
– Ладно. Так все-таки когда отплывает это судно со столь невинным грузом?
Агюилер снова обратился к компьютеру.
– Так. Отплывает… отплывает… в понедельник… в восемнадцать часов тридцать минут.
– Значит, через четыре дня, – облегченно вздохнула Скотто. – Стало быть, у нас есть время помыться, почиститься, перевести дух и собраться с новыми силами.
– Может, я чем-нибудь могу быть полезен? – поинтересовался Агюилер.
– Нам ничего не нужно, решительно ничего. Пожалуйста, ничего не предпринимайте. Договорились?
– Договорились, – ответил он с видимым облегчением.
– Мне только нужно воспользоваться вашим телефоном.
Агюилер проводил нас в пустую комнату и вышел. Скотто быстренько набрала нужный номер.
– Алло. Это Скотто. А он здесь?
Она прижала было трубку к уху, но вдруг отдернула ее. Я услышал, как Банзер честил ее почем зря. Выплеснув сполна свое возмущение, он перешел на дробь вопросов.
– Майами… Сухогруз… Гавана… – только и лепетала она в ответ.
Как я и ожидал, последнее слово окончательно доконало его. Еще прослушав Скотто, он предложил воспользоваться данными СБФинП, чтобы установить, кто владеет компанией «Туристика интернасионалъ», а потом снова принялся честить нас.
Спустя час свершилось невероятное – мы уже расположились в соседних номерах гостиницы «Бест Вестерн». Это вычурное создание невменяемой фантазии какого-то архитектора находилось в гидропарке, у самого подножия пешеходного перехода в морской вокзал.
И вот я стою под горячим душем в заполненной паром ванной, за которую иные москвичи, не задумываясь, и жизнь свою положили бы. Видимо, расположена она прямо за стенкой ванной, где сейчас моется Скотто, потому что я услышал, как она туда вошла. Я внезапно отчетливо услышал ее последнее предупреждение: «Это вам приснилось, Катков. Все это вы во сне видели». Да Бог с ней, может, ей и неведомо, но здесь, за тонкой перегородкой, стоим мы напротив друг друга совершенно голые, я думаю о том, запретном.
В мечтах моих разделяющая нас стена вдруг исчезла, и мы очутились с ней лицом к лицу; с волос ее струится вода, обтекая смуглое тело сицилийки, блестящее, словно влажный янтарь. Она протягивает мне кусок мыла и, забыв обо всем, гордо вскидывает голову. Я будто наяву вижу, как ложится мыльная пена на ее крепкие груди, но тут мыло вдруг выскальзывает из моей руки и куда-то падает. Я отодвигаю в сторону стеклянную дверь и ищу его. Ванная вся заполнена паром. Куска мыла нигде не видно, но теперь, к моему явному смятению, исчезла куда-то и специальный агент Скотто.
…Только я закончил бритье, она тут как тут – постучала в дверь в перегородке между нашими номерами.
– Катков? Эй, Катков, открывай!
Я быстренько натянул брюки и впустил ее. Она пришла босая, в белых джинсах и белой накрахмаленной хлопчатобумажной рубахе, с полотенцем на голове. Мокрые нерасчесанные волосы обрамляли ее свежее лицо.
– У вас в номере работает телевизор? – спросила она как ни в чем не бывало.
– Заходите, пожалуйста. После того как мы столько тряслись в том вагоне, мне захотелось побыть в тишине.
– Причина уважительная, только сейчас идет передача, которую вам, может, захочется посмотреть.
Она неторопливо прошла по комнате, взяла сенсорный переключатель программ и включила телевизор. На экране засветилась реклама батареек для карманных фонариков – розовый механический кролик попал в перестрелку бандитов с полицией. Московская реклама выбрала бы в этом случае какую-нибудь старушку на углу улицы с пакетом батареек в одной руке и с банкой майонеза – в другой, а тут был кролик – он все бежал и стрелял. Потом появился диктор и мрачным голосом сообщил о том, что российский президент Борис Ельцин снова угрожает ввести в стране режим чрезвычайного правления. Пока я пытался осмыслить его слова, на экране появилась какая-то красивая женщина. Тепло одетая, она стояла на Красной площади перед собором Василия Блаженного с его ярко освещенными луковичными куполами и говорила:
«Гневно осудив бездеятельность недавно избранной Думы, президент Ельцин заявил, что он будет управлять страной путем издания указов и что широкомасштабная приватизация земли и промышленности по-прежнему является первоочередной задачей его внутренней политики.
Хотя некоторые наблюдатели считают, что Россия снова находится на краю хаоса, другие приводят в качестве доказательства устойчивого положения страны ее программу приватизации. Девяносто восемь процентов ваучеров выдано гражданам России для бесплатного приобретения выставленного на продажу государственного имущества, такого, как, например, ГУМ – огромный универсальный магазин в Москве, ЗИЛ – автомобильный гигант, Волгоградский тракторный завод и другие предприятия. Многие граждане, видимо, уже вложили в проведение реформ Ельцина значительные финансовые средства, что делает эти реформы необратимыми. Но осведомленные экономисты настаивают на том, что частные капиталовложения должны играть ключевую роль в упрочении демократии».
– И что вы думаете насчет всего этого? – спросила Скотто, как только корреспондентка исчезла с экрана.
– Для России это может обернуться настоящим бедствием.
– Почему? Вы считаете, что коммунисты смогут вернуться к власти?
– А они ее и не выпускали из рук.
– Извините, я что-то не понимаю.
– Вы, Скотто, упрощаете очень сложные проблемы. Судите сами. Ельцин был коммунистом, убежденным и высокопоставленным. Да не один он – все нынешние реформаторы были такими. Многие вступали в партию не по убеждениям, а в силу своих честолюбивых замыслов, исходя из того, что партия либо допускала людей до власти, либо придерживала их, либо вообще отстраняла. В условиях свободного рынка эта ее функция отпала, и коммунисты сразу же заделались капиталистами. Разве что за исключением Жириновского.
– Никогда о нем не слышала.
– И хорошо, что не слышали. Надеюсь, что и не услышите. Он у нас националистический психопат, расист, дожидающийся своей очереди, но не среди идеологов, а в ряду домогающихся власти… Вы помните, что произошло в Польше?
– Там провалили на выборах сторонников Валенсы. Я мрачно кивнул:
– Поверьте мне, приверженцы жесткого политического курса со своей линии никогда не свернут.
– Да, но ведь будут и следующие выборы. И рано или поздно им дадут пинка под зад и отстранят от власти.
– Может быть. Однако все это не имеет никакого отношения к качеству жизни в России, которое не просто находится на невообразимо низком уровне, но и с каждым днем все ухудшается. Безработица, инфляция, бездомные, голодные. Я уже не говорю о возрождении махрового антисемитизма.
– Это напоминает Германию 30-х годов.
– Удачное сравнение.
– Стало быть, опасность в том, что люди свяжут свою судьбу с любым политиком, который сумеет убедить, что при нем они заживут лучшей жизнью.
– Ситуация еще хуже, чем вы представляете. Опасность еще в другом: люди помнят, что при Брежневе дела шли лучше – они сами тому свидетели, – и приходят к выводу, что материальное благополучие дороже всяких свобод.
– Да бросьте вы. Разве при Брежневе вы бы приехали сюда и сидели здесь, как сейчас сидите?
– Разумеется, нет.
– И сейчас вы можете эмигрировать куда захотите. Верно ведь?
– Если бы захотел.
– Будто бы вы никогда не помышляли об отъезде? Чтобы начать новую жизнь в другом месте? В Израиле, к примеру, или на Брайтон-бич…
– Только об этом и мечтал!
Скотто рассмеялась и пошла к себе в номер сменить полотенце на голове. А по телевизору я увидел многотысячную демонстрацию на Красной площади.
Судя по фирменному знаку Си-эн-эн, это была прямая передача. Прямая ли для меня? Я находился столь далеко от Красной площади, что не ощущал себя ее участником. Все на экране пронеслось так быстро, что я не успел даже понять, что увидел. В какой-то момент меня охватило желание ринуться в ближайший аэропорт и рвануть в Москву. Но вместо этого я решил позвонить Юрию. Мне нужно было самому прикоснуться к событиям и услышать его бодрый, успокаивающий голос. Я воспользовался укрепленной на аппарате инструкцией и набрал номер его домашнего телефона в Москве. Уже через считанные секунды телефон характерно звякнул, и там, на другом конце провода, дома у Юры раздались звонки. Но к телефону никто не подходил.
– Что, не отвечают? – встревожилась вернувшаяся Скотто.
Я мрачно кивнул и положил трубку.
– Разница во времени с Москвой восемь часов, верно? – уточнил я.
Она посмотрела на часы и согласно кивнула.
– Сейчас в Москве два часа ночи.
– Ничего не понимаю. На него это не похоже. Ночью Юрий всегда бывает дома.
– А может, он на этой демонстрации?
– Юрий-то? Сомневаюсь.
– Его не интересуют реформы?
– Еще как интересуют, он по самое горло занят ими. Из ученых вообще получались самые крутые диссиденты.
– Почему же из них?
– Потому что они ищут правду…
– Может, он и пошел ее отыскивать?
– …и не терпят всякую пропагандистскую дребедень. Юрий – экономист, тихоня по натуре, на рожон не лезет, держится в тени. По субботам ездит проведать мать-старушку.
Она понимающе улыбнулась и предложила:
– Пойдемте поужинаем где-нибудь, а когда вернемся, вы перезвоните ему…
В это время в номере Скотто затрещал телефон, и, не договорив, она заторопилась к себе в номер.
Я сидел, по-прежнему тупо уставившись на экран телевизора, рыская глазами по толпе, надеясь увидеть знакомое лицо Юрия и втайне надеясь на то, что вдруг посчастливится и мелькнет в толпе Вера.
С трудом я осознал, что еще недели не прошло, как я вылетел из Москвы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63