Мы так и назвали эту операцию – «Пряталки».
– А как же тот стрелок-пацаненок встрял в эту игру?
– Окольным путем. Вуди вместе с партнером обшаривал там один склад. А в это время около проулка парень нес ружье на свалку, чтобы обменять его на наркоту. Ну, там это и случилось. – Она дернула головой. – Мы потеряли его за какую-то пару поганых ампул крэка.
– А на складе что-нибудь нашли?
– К сожалению, там было пусто. Нам сообщили, что его арендовала некая корпорация – одна из нескольких фирм, имеющих, по нашим данным, связи с картелем.
– Значит, картель. Еще одно из безымянных, обезличенных названий, вроде «организованная преступность». А этот картель случайно не называется ИТЗ или ИТЦ?
– Вроде бы нет. А что?
– Одна такая мерзкая компания упоминается в документах Воронцова.
– Вот как? Никогда о такой не слышала.
– Думаете? Боюсь, что слышали, и не раз. Собственно говоря, вы и подарили мне разгадку ее наименования.
– Я? Как это? Не припоминаю что-то.
– А фамилия Рабиноу вам знакома?.. Рабинович?.. ИЧ… По-английски окончание ИТЗ. Теперь понятно?
Скотто тихо присвистнула и погнала машину в свое управление кратчайшим путем.
Штаб-квартира СБФинП располагается в Арлингтоне, на автостраде, ведущей в Фэрфакс. Это совсем недалеко от знаменитого кладбища. Поворот к ней я увидел по флагштокам с флагами США и министерства финансов. Впереди показалось неказистое бетонное здание, чем-то напоминающее мне родные тускло-серые жилые блоки Нового Арбата. Четыре этажа из сборных железобетонных панелей нависали над единственным деревом. Напротив, через дорогу, стояло приземистое кирпичное здание, из его высокой трубы клубился серый дымок.
– Жгут, все жгут, – пробормотала Скотто, заезжая на стоянку позади здания СБФинП. – Проклятая жаровня полыхает целыми днями, без передыху.
– Какая жаровня?
– Да крематорий. Извините, мне надо заняться этими… – Не успела она договорить, как целая толпа репортеров с телевизионными и видеокамерами окружила нашу машину. – Отойдите, ребята! Отойдите! – Она выскочила из кабины и быстро пошла прочь.
Репортеры рванули за ней, устремив чуть ли не в лицо камеры, диктофоны и микрофоны и требуя:
– Расскажите, кого вы сейчас выслеживаете?
– Убивать я никого не собираюсь.
– А что делал агент Вудрафф на той свалке?
– Отдавал свою жизнь за нашу страну.
Скотто проскочила мимо колоннады к входу в здание, репортеры не отставали, атакуя ее вопросами:
– Несколько свидетелей утверждают, что мальчишка хотел сдаться, но в этот момент в него пальнули? Правда ли, что у него не было приводов в полицию? А как насчет утверждения его родителей, что у него не было оружия? Поскольку Вудрафф раньше был вашим партнером, что вы сейчас испытываете?
Скотто отбивалась как могла, прокладывая путь к зданию, где репортеров остановили охранники в форме.
– Вот они, ваши конкуренты, Катков, – проворчала она, оглядываясь на репортеров из-за стеклянной двери. – Я сделаю для вас многое, но не смогу удерживать это зверье, если они примутся колошматить пас. Предупреждаю заранее.
– Но почему у вас такой зуб на журналистов?
– Как-то я хотела рассказать, но вы даже не пожелали выслушать. Все вы помешаны на том, как бы добыть правду, а что будет после этого – и знать не хотите.
– Похоже, кто-то больно обидел вас.
– Если говорить об обидах, то им я и счет потеряла. Не могу назвать ни одного человека, слова которого репортеры не исказили бы или бы вообще не приписали ему того, что он не говорил.
В вестибюле, тесноватом и неказистом, стояли несколько стульев и серый стальной столик, словно попавший сюда по ошибке из другого офиса. На столике стоял черный картонный ящик с узкими отделеньицами, забитыми письмами. Здесь были строительные рабочие. С потолка сняли часть панелей, и они, стоя на стремянках, прокладывали в потолочных пазах толстые кабели. Один из охранников записал меня в регистрационный журнал и прикрепил к куртке пластиковую карточку посетителя.
– Как к вам легко пройти, – заметил я, следуя за Скотто к лифту. – Ни детектора лжи, ни проверки анкетных данных, ни обыска с раздеванием догола.
– И ни курения, – с усмешкой добавила она, указав пальцем на грозную надпись на табличке. – А что касается мер безопасности, то вас проверили догола, даже дважды. Первый раз, когда в Москве я имела удовольствие лицезреть вас в натуральном виде, второй – после вашего звонка сюда. Я считаю, у нашего директора особая привязанность к людям, отсидевшим в свое время в ГУЛАГе, особенно за подрывные писания. Вы бы замерзли в вестибюле, если бы ему не понравились ваши репортажи и очерки…
– Он их читал?
– Не все, конечно, но некоторые. По его мнению, особенно острым был материал о бывших спортсменах. Мы своих спортсменов тоже выбрасываем на улицу почти сразу же после окончания колледжа.
Лифт поднял нас на четвертый этаж, коридор оказался типичным для всех канцелярских учреждений: серым, унылым, с табличками на дверях и плакатиками, адресованными курильщикам. Скотто оставила меня около своего кабинета, быстро сменила одежду и повела в офис директора управления.
Ее шеф Джозеф Банзер был солидный мужчина с реденькими волосами, в коричневатом костюме, сходном по цвету с деревянными панелями на стене сзади него. Скорее он напоминал какого-то рассеянного чудака или сбитого с толку профессора права, чем дотошного, безжалостного следователя.
– Очень интересный материал, мистер Катков, – мягко сказал он, внимательно просмотрев документы Воронцова. – Нам известна холдинговая компания, которая финансирует операции Рабиноу, связанные с гостиничным бизнесом, но…
– Это «Травис энтерпрайсиз», – почему-то перебила его Скотто. – По первым буквам слов Тахо, Рено, Атлантик-Сити, Вегас, Изабелла, Сара.
– Изабелла и Сара? – изумился я.
– Так зовут его внучек, – пояснила она.
– А что же сталось с вдовами и сиротами? – съязвил я.
– Однако до сих пор, – решительно перебил нас Банзер, положив конец моей пустопорожней веселости, – мы еще не сталкивались с корпорацией ИТЗ, не так ли, агент Скотто?
– Нет, она никогда не светилась в наших данных, не говоря уже о связях с Рябиноу.
– Боюсь, что и в этих документах вам таких связей не проследить, – с какой-то опаской заметил я. – Я дошел до этого исключительно своим умом.
– Весьма похвально, – мягко произнес Банзер, озадаченно взглянув на меня, а потом на Скотто: – Откуда, вы говорили, появился этот Рабиноу?
– Из Москвы.
Он недоуменно поднял брови, а потом понимающе кивнул.
– Вы сказали именно о том, о чем я думал. Но все равно понадобится время, чтобы ознакомиться с этими сделками и посмотреть, законны ли они. Независимо от того, является ли ИТЗ компанией Рабиноу или не является, начнем-ка ее проверку, не отходя от кассы. – Сложив документы в папку, он направился к двери. – Видите ли, мистер Катков, – сказал он, тяжело вышагивая по коридору, – самое главное в операциях СБФинП заключается в привлечении к ним других служб и систем. На практике это означает, что мы имеем право в любое время просматривать любую информацию и данные других учреждений, в том числе досье таких правоохранительных, контролирующих и регулирующих органов и управлений, как, например, Управление по экономическим вопросам, Федеральный резервный банк, Комиссия по контролю за ценными бумагами или Сенатская экономическая комиссия, не говоря уже о коммерческих архивах и хранилищах вроде «Дан энд Брадстрит» или «ТРУ».
Скотто, услышав слова шефа, сделала круглые глаза.
– Но ведь я уже перерыла все досье некоторых из них.
– Вот как? – разочарованно удивился Банзер. – Ну ладно, короче говоря, СБФинП, сотрудничая с другими правоохранительными органами, помогает им выявлять и расследовать финансовые преступления. Первейшая наша обязанность – раскрывать методы и махинации отмывания грязных денег в международном и национальном масштабах, особенно те, которые связаны с транспортировкой наркотиков…
Тут Скотто придвинулась ко мне и тихонько шепнула:
– Слово в слово из его предложений по бюджету, представленных конгрессу.
– Не напоминайте об этом, – предупредил Банзер, подслушав ее реплику. – Этот чертов дефицит как бездонная бочка – в конце концов он разденет и разует нас. Нам уже нечем латать дыры в расходах на оборону и на инвестиции. Теперь на очереди вообще расходы на деловую активность, к бюджету по-прежнему относятся кое-как. Совещание по бюджетным вопросам назначено на два часа. Скотто, я хочу, чтобы и вы там присутствовали.
– Это выбьет меня из колеи на целую неделю.
Банзер срезал угол, прошел через несколько дверей в оперативный центр и завершил ознакомительную лекцию о вверенном ему учреждении следующим назидательным разъяснением:
– Умелое применение компьютерной техники – это ключ к эффективной работе СБФинП. Здесь-то и творится этот процесс чуть ли не круглосуточно.
В зале стоял неумолчный гул стационарных компьютеров, потрескивали и жужжали принтеры, доносились голоса аналитиков, спрашивающих что-то по телефону и одновременно набирающих на клавиатуре нужные коды. Линии работающих компьютеров – каждый с терминалом и отдельным коммуникационным шкафчиком – с разных сторон сходились к центру, где стоял стул – больше там ничего не могло стоять. Несколько часов на стене показывали время в различных часовых поясах, на другой висели эмблемы и значки размером с суповую тарелку. Скотто объяснила, что это эмблемы разных правоохранительных и контрольных учреждений, имеющих официально зарегистрированные договоренности об обмене информацией с СБФинП.
Банзер передал документы Воронцова заведующему секцией оперативного центра Тому Крауссу, высокому, приятному на вид молодому человеку с тонкими чертами лица и внятной речью. Несколько минут он набирал на клавиатуре нужные коды для доступа к банку данных, а затем включил принтер, установленный рядом на консоли. Мы нависли над принтером, словно заботливые родители над колыбелью ребенка. Я так увлекся, что машинально сунул в рот сигарету. Скотто остановила меня грозным взглядом. Ожидание результатов превратилось в настоящую муку, прямо пытка какая-то. Банзер выхватил распечатку.
– Корпорация ИТЗ, – известил он после драматической паузы. – Президент и председатель совета директоров некий Майкл А.Рабиноу…
– Браво, Катков! Взят верный след! – с воодушевлением воскликнула Скотто.
– Родился в Гродно, СССР, в 1931 году (тогда Польша), приехал в США вместе с родителями в начале Второй мировой войны…
– Получается, что он русский еврей? – удивленно выпалил я, и Банзер согласно кивнул.
– В 1955 году окончил с отличием правовую школу Гарварда, в 1958 году исключен из гильдии адвокатов за общение с крупными мошенниками.
– С известным Мейером Лански, – ввернул я.
– Это в ту пору. А теперь с вашим другом-приятелем Баркиным, – подковырнула меня Скотто. – Старые привычки живучи.
– ИТЗ, – прочитал в заключение Банзер, – недавно выделилась из «Травис энтерпрайсиз» в дочернюю фирму. К тому же Рабиноу создал целую подозрительную разветвленную сеть компаний с конторами в Нью-Йорке, Майами, Лос-Анджелесе и Тель-Авиве.
– Я не ослышался? Вы сказали, в Тель-Авиве?
– Да, – подтвердил Банзер. – Какую-то часть года он там и живет, как сам указывает в декларации о доходах, поданной в налоговое управление.
– Теперь мы знаем, куда он смоется, если здесь его припекут как следует, – заметил Краусс.
– А вы помните Шевченко? – обратился я к Скотто. – Он ведь говорил, что тип, которого подрядили убить меня, был израильтянином. Это еврей, недавно эмигрировавший из России.
– Но это вовсе не означает, что за ним стоял Рабиноу, – возразила она. – Даже не говорит о том, что он замешан в этом преступлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– А как же тот стрелок-пацаненок встрял в эту игру?
– Окольным путем. Вуди вместе с партнером обшаривал там один склад. А в это время около проулка парень нес ружье на свалку, чтобы обменять его на наркоту. Ну, там это и случилось. – Она дернула головой. – Мы потеряли его за какую-то пару поганых ампул крэка.
– А на складе что-нибудь нашли?
– К сожалению, там было пусто. Нам сообщили, что его арендовала некая корпорация – одна из нескольких фирм, имеющих, по нашим данным, связи с картелем.
– Значит, картель. Еще одно из безымянных, обезличенных названий, вроде «организованная преступность». А этот картель случайно не называется ИТЗ или ИТЦ?
– Вроде бы нет. А что?
– Одна такая мерзкая компания упоминается в документах Воронцова.
– Вот как? Никогда о такой не слышала.
– Думаете? Боюсь, что слышали, и не раз. Собственно говоря, вы и подарили мне разгадку ее наименования.
– Я? Как это? Не припоминаю что-то.
– А фамилия Рабиноу вам знакома?.. Рабинович?.. ИЧ… По-английски окончание ИТЗ. Теперь понятно?
Скотто тихо присвистнула и погнала машину в свое управление кратчайшим путем.
Штаб-квартира СБФинП располагается в Арлингтоне, на автостраде, ведущей в Фэрфакс. Это совсем недалеко от знаменитого кладбища. Поворот к ней я увидел по флагштокам с флагами США и министерства финансов. Впереди показалось неказистое бетонное здание, чем-то напоминающее мне родные тускло-серые жилые блоки Нового Арбата. Четыре этажа из сборных железобетонных панелей нависали над единственным деревом. Напротив, через дорогу, стояло приземистое кирпичное здание, из его высокой трубы клубился серый дымок.
– Жгут, все жгут, – пробормотала Скотто, заезжая на стоянку позади здания СБФинП. – Проклятая жаровня полыхает целыми днями, без передыху.
– Какая жаровня?
– Да крематорий. Извините, мне надо заняться этими… – Не успела она договорить, как целая толпа репортеров с телевизионными и видеокамерами окружила нашу машину. – Отойдите, ребята! Отойдите! – Она выскочила из кабины и быстро пошла прочь.
Репортеры рванули за ней, устремив чуть ли не в лицо камеры, диктофоны и микрофоны и требуя:
– Расскажите, кого вы сейчас выслеживаете?
– Убивать я никого не собираюсь.
– А что делал агент Вудрафф на той свалке?
– Отдавал свою жизнь за нашу страну.
Скотто проскочила мимо колоннады к входу в здание, репортеры не отставали, атакуя ее вопросами:
– Несколько свидетелей утверждают, что мальчишка хотел сдаться, но в этот момент в него пальнули? Правда ли, что у него не было приводов в полицию? А как насчет утверждения его родителей, что у него не было оружия? Поскольку Вудрафф раньше был вашим партнером, что вы сейчас испытываете?
Скотто отбивалась как могла, прокладывая путь к зданию, где репортеров остановили охранники в форме.
– Вот они, ваши конкуренты, Катков, – проворчала она, оглядываясь на репортеров из-за стеклянной двери. – Я сделаю для вас многое, но не смогу удерживать это зверье, если они примутся колошматить пас. Предупреждаю заранее.
– Но почему у вас такой зуб на журналистов?
– Как-то я хотела рассказать, но вы даже не пожелали выслушать. Все вы помешаны на том, как бы добыть правду, а что будет после этого – и знать не хотите.
– Похоже, кто-то больно обидел вас.
– Если говорить об обидах, то им я и счет потеряла. Не могу назвать ни одного человека, слова которого репортеры не исказили бы или бы вообще не приписали ему того, что он не говорил.
В вестибюле, тесноватом и неказистом, стояли несколько стульев и серый стальной столик, словно попавший сюда по ошибке из другого офиса. На столике стоял черный картонный ящик с узкими отделеньицами, забитыми письмами. Здесь были строительные рабочие. С потолка сняли часть панелей, и они, стоя на стремянках, прокладывали в потолочных пазах толстые кабели. Один из охранников записал меня в регистрационный журнал и прикрепил к куртке пластиковую карточку посетителя.
– Как к вам легко пройти, – заметил я, следуя за Скотто к лифту. – Ни детектора лжи, ни проверки анкетных данных, ни обыска с раздеванием догола.
– И ни курения, – с усмешкой добавила она, указав пальцем на грозную надпись на табличке. – А что касается мер безопасности, то вас проверили догола, даже дважды. Первый раз, когда в Москве я имела удовольствие лицезреть вас в натуральном виде, второй – после вашего звонка сюда. Я считаю, у нашего директора особая привязанность к людям, отсидевшим в свое время в ГУЛАГе, особенно за подрывные писания. Вы бы замерзли в вестибюле, если бы ему не понравились ваши репортажи и очерки…
– Он их читал?
– Не все, конечно, но некоторые. По его мнению, особенно острым был материал о бывших спортсменах. Мы своих спортсменов тоже выбрасываем на улицу почти сразу же после окончания колледжа.
Лифт поднял нас на четвертый этаж, коридор оказался типичным для всех канцелярских учреждений: серым, унылым, с табличками на дверях и плакатиками, адресованными курильщикам. Скотто оставила меня около своего кабинета, быстро сменила одежду и повела в офис директора управления.
Ее шеф Джозеф Банзер был солидный мужчина с реденькими волосами, в коричневатом костюме, сходном по цвету с деревянными панелями на стене сзади него. Скорее он напоминал какого-то рассеянного чудака или сбитого с толку профессора права, чем дотошного, безжалостного следователя.
– Очень интересный материал, мистер Катков, – мягко сказал он, внимательно просмотрев документы Воронцова. – Нам известна холдинговая компания, которая финансирует операции Рабиноу, связанные с гостиничным бизнесом, но…
– Это «Травис энтерпрайсиз», – почему-то перебила его Скотто. – По первым буквам слов Тахо, Рено, Атлантик-Сити, Вегас, Изабелла, Сара.
– Изабелла и Сара? – изумился я.
– Так зовут его внучек, – пояснила она.
– А что же сталось с вдовами и сиротами? – съязвил я.
– Однако до сих пор, – решительно перебил нас Банзер, положив конец моей пустопорожней веселости, – мы еще не сталкивались с корпорацией ИТЗ, не так ли, агент Скотто?
– Нет, она никогда не светилась в наших данных, не говоря уже о связях с Рябиноу.
– Боюсь, что и в этих документах вам таких связей не проследить, – с какой-то опаской заметил я. – Я дошел до этого исключительно своим умом.
– Весьма похвально, – мягко произнес Банзер, озадаченно взглянув на меня, а потом на Скотто: – Откуда, вы говорили, появился этот Рабиноу?
– Из Москвы.
Он недоуменно поднял брови, а потом понимающе кивнул.
– Вы сказали именно о том, о чем я думал. Но все равно понадобится время, чтобы ознакомиться с этими сделками и посмотреть, законны ли они. Независимо от того, является ли ИТЗ компанией Рабиноу или не является, начнем-ка ее проверку, не отходя от кассы. – Сложив документы в папку, он направился к двери. – Видите ли, мистер Катков, – сказал он, тяжело вышагивая по коридору, – самое главное в операциях СБФинП заключается в привлечении к ним других служб и систем. На практике это означает, что мы имеем право в любое время просматривать любую информацию и данные других учреждений, в том числе досье таких правоохранительных, контролирующих и регулирующих органов и управлений, как, например, Управление по экономическим вопросам, Федеральный резервный банк, Комиссия по контролю за ценными бумагами или Сенатская экономическая комиссия, не говоря уже о коммерческих архивах и хранилищах вроде «Дан энд Брадстрит» или «ТРУ».
Скотто, услышав слова шефа, сделала круглые глаза.
– Но ведь я уже перерыла все досье некоторых из них.
– Вот как? – разочарованно удивился Банзер. – Ну ладно, короче говоря, СБФинП, сотрудничая с другими правоохранительными органами, помогает им выявлять и расследовать финансовые преступления. Первейшая наша обязанность – раскрывать методы и махинации отмывания грязных денег в международном и национальном масштабах, особенно те, которые связаны с транспортировкой наркотиков…
Тут Скотто придвинулась ко мне и тихонько шепнула:
– Слово в слово из его предложений по бюджету, представленных конгрессу.
– Не напоминайте об этом, – предупредил Банзер, подслушав ее реплику. – Этот чертов дефицит как бездонная бочка – в конце концов он разденет и разует нас. Нам уже нечем латать дыры в расходах на оборону и на инвестиции. Теперь на очереди вообще расходы на деловую активность, к бюджету по-прежнему относятся кое-как. Совещание по бюджетным вопросам назначено на два часа. Скотто, я хочу, чтобы и вы там присутствовали.
– Это выбьет меня из колеи на целую неделю.
Банзер срезал угол, прошел через несколько дверей в оперативный центр и завершил ознакомительную лекцию о вверенном ему учреждении следующим назидательным разъяснением:
– Умелое применение компьютерной техники – это ключ к эффективной работе СБФинП. Здесь-то и творится этот процесс чуть ли не круглосуточно.
В зале стоял неумолчный гул стационарных компьютеров, потрескивали и жужжали принтеры, доносились голоса аналитиков, спрашивающих что-то по телефону и одновременно набирающих на клавиатуре нужные коды. Линии работающих компьютеров – каждый с терминалом и отдельным коммуникационным шкафчиком – с разных сторон сходились к центру, где стоял стул – больше там ничего не могло стоять. Несколько часов на стене показывали время в различных часовых поясах, на другой висели эмблемы и значки размером с суповую тарелку. Скотто объяснила, что это эмблемы разных правоохранительных и контрольных учреждений, имеющих официально зарегистрированные договоренности об обмене информацией с СБФинП.
Банзер передал документы Воронцова заведующему секцией оперативного центра Тому Крауссу, высокому, приятному на вид молодому человеку с тонкими чертами лица и внятной речью. Несколько минут он набирал на клавиатуре нужные коды для доступа к банку данных, а затем включил принтер, установленный рядом на консоли. Мы нависли над принтером, словно заботливые родители над колыбелью ребенка. Я так увлекся, что машинально сунул в рот сигарету. Скотто остановила меня грозным взглядом. Ожидание результатов превратилось в настоящую муку, прямо пытка какая-то. Банзер выхватил распечатку.
– Корпорация ИТЗ, – известил он после драматической паузы. – Президент и председатель совета директоров некий Майкл А.Рабиноу…
– Браво, Катков! Взят верный след! – с воодушевлением воскликнула Скотто.
– Родился в Гродно, СССР, в 1931 году (тогда Польша), приехал в США вместе с родителями в начале Второй мировой войны…
– Получается, что он русский еврей? – удивленно выпалил я, и Банзер согласно кивнул.
– В 1955 году окончил с отличием правовую школу Гарварда, в 1958 году исключен из гильдии адвокатов за общение с крупными мошенниками.
– С известным Мейером Лански, – ввернул я.
– Это в ту пору. А теперь с вашим другом-приятелем Баркиным, – подковырнула меня Скотто. – Старые привычки живучи.
– ИТЗ, – прочитал в заключение Банзер, – недавно выделилась из «Травис энтерпрайсиз» в дочернюю фирму. К тому же Рабиноу создал целую подозрительную разветвленную сеть компаний с конторами в Нью-Йорке, Майами, Лос-Анджелесе и Тель-Авиве.
– Я не ослышался? Вы сказали, в Тель-Авиве?
– Да, – подтвердил Банзер. – Какую-то часть года он там и живет, как сам указывает в декларации о доходах, поданной в налоговое управление.
– Теперь мы знаем, куда он смоется, если здесь его припекут как следует, – заметил Краусс.
– А вы помните Шевченко? – обратился я к Скотто. – Он ведь говорил, что тип, которого подрядили убить меня, был израильтянином. Это еврей, недавно эмигрировавший из России.
– Но это вовсе не означает, что за ним стоял Рабиноу, – возразила она. – Даже не говорит о том, что он замешан в этом преступлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63