Из каждых шести долларов, находящихся в обороте в нашей экономике, по меньшей мере пять прокручиваются через этот центр, не говоря уже о восьмидесяти процентах всемирных платежей, а при регистрации их приходится платить всего восемнадцать центов за операцию.
– И наличку тоже переводят по телеграфу?
Скотто лишь снисходительно улыбнулась:
– Еще как и несмотря на сумму.
– Иначе говоря, в принципе, есть возможность перевести телеграфом все два миллиарда долларов в любую точку мира всего за восемнадцать центов?
– Только прежде всего нужно зарегистрировать перевод в системе межбанковских платежей.
– Значит, несмотря на все предусмотренные процедуры регистрации, как я понимаю, пока еще нельзя отличить грязные деньги от чистых?
– По одному только факту телеграфного перевода таких возможностей нет. Банкиры, они как-то определяют. К сожалению, те учреждения, которые на это способны, меньше всех в этом заинтересованы.
– Потому что они имеют от этого навар?
– Не только навар, но буквально жиреют и наживаются на этом деле. За перевод берут от семи до десяти процентов.
Мы проехали еще четыре часа, температура и влажность воздуха с каждым часом повышались, чаще встречались и станции: Палм-Бич, Бока-Ратон, Помпано, Форт-Лодердейл. Далеко за полдень наконец-то показалась вереница высотных отелей, стоящих у самой кромки залива Бискен-Бей. Их разноцветные фасады купались в теплых лучах заходящего солнца и казались обсыпанными сахарной пудрой. Длинные узкие мосты, которые Скотто назвала пешеходными мостками, соединяли узкую полоску песчаных островков с материком.
Поезд стал замедлять ход, потом нырнул в короткий туннель и вынырнул на конечной сортировочной станции в северо-восточной части Майами. Все пути были забиты длинными товарными и пассажирскими составами. Маневровые тепловозы-тягачи выискивали нужные вагоны и платформы. Между ними ловко шныряли сцепщики и смазчики, проверяя колесные пары, буксы и сцепку.
Мы со Скотто собрали своп пожитки и приготовились прыгать из вагона, когда поезд остановится, но он, похоже, и не собирался сбавлять ход. Вместо того чтобы проскочить ряд стрелок и встать где-нибудь на запасный путь или податься в тупик, он как ехал, так и продолжал ехать вперед и вперед, переходя с одного пути на другой. Мы обменялись настороженными взглядами, понимая, что нечего ждать его остановки, – как мы и опасались, поезд заехал на станцию с одного конца, а выскочит с другого.
– Куда, черт бы его побрал, он несется? – проворчала Скотто, в ее голосе одновременно чувствовались и усталость, и раздражение.
– Может, где-то есть другая товарная станция?
– Ага, дожидайся другой, как же, – выпалила она и со злостью поддала ногой свою туристскую сумку.
Наш длинный товарняк двигался по кварталам города, напоминавшим мне район восточного Балтимора, пересекая под мостами и туннелями другие магистральные, местные, маневровые и сортировочные пути – все вместе они представляли гигантский железнодорожный узел. Когда наш состав внезапно круто повернул на восток к короткой дамбе, косо пересекающей водное пространство, впереди выросли причудливые футуристические небоскребы.
Вдалеке над спокойной гладью залива нависали громады пассажирских морских вокзалов, товарных складов и причалов, и все это покоилось на необъятном рукотворном острове. Огромный щит оповещал: «ПОРТ МАЙАМИ. ОСТРОВ ДОДЖ. ВОКЗАЛЫ».
Надпалубные сооружения пассажирских лайнеров и погрузочные краны океанских грузовых судов не оставляли ни малейшего сомнения в том, что деньги из контейнера никак не попадут в банковскую систему Майами и не будут отмываться электронным способом, как предполагала Скотто. Контейнер спокойненько перегрузят на одно из этих грузовых судов, и он поплывет неведомо куда, в неизвестный нам порт, где их станут отмывать и отскребывать просто-напросто руками.
30
Словно выдохшийся марафонец, наш длинный состав, ухая, шипя и громыхая, все же пришел к финишной черте где-то в середине огромной товарной станции.
Солнце уже скрылось за высокими домами, когда мы, подхватив немудреные вещички, распростились наконец-то с душным товарным вагоном. В этот весенний вечер здесь было жарче, чем в самое летнее московское пекло… Город лениво раскинулся под малиновым закатом неба, отдаленно слышались гудки и скрежет поездов, виднелись очертания портальных подъемных кранов, расставивших свои немыслимые ноги вдоль цепочки железнодорожных вагонов.
Мы пошли узеньким коридором между сотнями контейнеров, сгруженных на пристани, потом повернули куда-то и оказались возле огромного океанского контейнеровоза, пришвартовавшегося к самой кромке пирса. В отдалении в сгущающихся сумерках мелькали белые рубашки таможенников. Вооруженные и настороженные, они стерегли входы и выходы на пристани и стояли по всему периметру этой секции морского грузового порта. На высоком ограждении через определенные промежутки развешаны были предупреждения: «ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА. ПОСТОРОННИМ ПРОХОД ВОСПРЕЩЕН».
– Тут ментов видимо-невидимо, – шепнула Скот-то. – Вот попали.
– Думаете, таможенники или чиновники из управления по экономическим вопросам допустят нас до нашего контейнера?
– Как же, допустят. Прежде чем мы что-то сделаем, они тут такое развернут…
– Эй! Эй, стоять на месте!
Мы замерли, повернулись и увидели таможенника, который направил на нас луч карманного фонарика и уже нацелил свой пистолет. Я думал, что Скотто тряхнет документами, но вместо этого она подняла руки вверх и тихо сказала:
– Прикуси язык и делай все, как я велю.
Таможенник поставил нас лицом к ближайшему контейнеру, приказал прижать ладони к его гофрированной стенке и широко расставить ноги, затем сунул в карман фонарик, вынул портативное радио и вызвал подмогу.
Я не успел опомниться и все думал, что же предпримет Скотто, а со стороны пирса на большой скорости к нам уже мчалась автомашина с включенными фарами. И вот рядом со скрипом затормозил серенький микроавтобус, из него выскочили еще трое таможенников, один в чине сержанта, и быстро обыскали нас. Отобрали пистолет у Скотто и передали сержанту с многозначительной ухмылкой.
– У меня есть удостоверение личности и разрешение на его ношение, сержант, – сказала Скотто напряженным шепотом. – Оно в правом кармане куртки.
Сержант осветил фонариком лицо Скотто, затем достал и осторожно развернул ее удостоверение. В свете фонарика блеснул жетон.
– А-а, так вы, оказывается, из министерства финансов?
Скотто слегка кивнула.
– Да, но я не намерена афишировать свою принадлежность к этому ведомству. Понимаете?
– Слушаю вас, – ответил сержант с вызовом в голосе.
– Мы участвуем в операции по пресечению отмывания денег. На тот случай, если те, кто намерен отмывать их, следят сейчас, сделайте вид, что вы изловили тут морячка с какой-то портовой шлюхой. Договорились?
– Сомнительно. Не клюнут они на эту уловку. Место охраняется так, что тут и муха не пролетит.
– В следующий раз мы не забудем постучаться. Я предпочла бы большую безопасность, чем пустой разговор.
Сержант слегка покраснел и дал знак своим ребятам. Те подскочили и, бесцеремонно надев на нас наручники, затолкали в автобус. Здание таможенной службы находилось в дальнем конце грузового порта. Когда нас ввели туда и сняли наручники, мы оказались в тесной комнатушке, обставленной такой обшарпанной мебелью, что по сравнению с ней обстановка офиса СБФинП выглядела антикварной. Табличка на двери гласила: «НАЧАЛЬНИК СМЕНЫ».
Старший таможенный инспектор был круглолицым мужчиной средних лет, с капитанскими нашивками на погонах, с торчащими, как у кота, усами под широким носом. Пожалуй, они были еще жестче, чем волосы на голове. Звали его, согласно надписи на табличке, мистер Агюилер. Он по-петушиному откинулся на спинку стула и смотрел на нас с каким-то озадаченным видом.
– Правильно ли я понимаю, – сказал он, тщательно рассматривая наши документы, что вот этот тип – русский журналист и вы работаете вместе с ним.
– Слишком долго рассказывать, – стала объяснять Скотто. – Он предоставил нам некоторые ключевые сведения, а мы решили отплатить добром за добро…
– Так журналист, говорите? – перебил ее Агюилер, совершенно сбитый с толку. – Журналист предоставил нам важные сведения?
– Именно так. Мы о них не знали.
– Она имеет в виду, что мы работаем вместе, бок о бок.
– Я имею в виду, что вы к нам примазались, – поправила меня Скотто. – А это, как говорится, две большие разницы.
– А вот мне это вообще без разницы, – сердито выпалил Агюилер. – Не желаю иметь никаких дел с журналистами.
Тут уж я не мог смолчать и поинтересовался:
– У вас с ними случались какие-то проблемы, инспектор?
– Да не проблемы, а рубцы на теле остаются. Каждый раз, когда я разговариваю с вашей братией, меня как кипятком ошпаривают. Все вы горазды врать, и ложь называете правдой, разбавляете вранье правдой, а сами чуть что – и в бега.
– Но только не я. Предпочитаю удирать на самолете.
Скотто лишь кратко кивнула, подтверждая мои слова. Затем вернулась к делу и кратко проинформировала Агюилера о перипетиях с контейнером № 95824.
– Два миллиарда! И все наличными! – Глаза его засверкали, как светильники на станциях московского метро. – Вот это улов! Да мы с радостью все перепроверим, задержим, вообще сделаем все, что пожелаете.
– Весьма признательна за предложение, инспектор, но не могу подставлять вас в этой жестокой игре, – кротко ответила она. – Мне нельзя ошибаться. Вам это дело славы не прибавит, мы же больше всего хотим предотвратить утечку информации. А вот что мне и впрямь позарез нужно, так это точные сведения, куда данный контейнер направляется. В Швейцарию? Или в Лихтенштейн? На Каймановы острова? В Панаму? А может, к какому-нибудь вашему приятелю из ближайшей прачечной?
Агюилер снова откинулся на спинку стула. Я кожей почувствовал, что он решил подшутить над ней, и ломал голову, как ее предупредить. Но он передумал шутить, согласно кивнул и с какой-то злостью в голосе прошептал:
– В Гавану.
– Да туда же не плавают, – быстро среагировала Скотто.
– Конечно же, не плавают. Но каждый контейнер из этой запретной зоны причала будет отправлен в Га-ва-ну.
– Но ведь наши корабли на Кубу не ходят, – возразила Скотто, совсем сбитая с толку. – Я же сама слышала на днях, что эмбарго еще продлили. Так что гайки в торговле с ней еще сильнее закручиваются, а вовсе не ослабляются.
Агюилер снисходительно уточнил:
– По сути дела, так оно и есть. Однако те, кто эти гайки закручивает, любезно прислали мне копию своей последней директивы, предписывая предпринять особые меры и сохранить в тайне отгрузку именно этого сухогруза.
– А что секретное грузят-то? – быстро спросила Скотто, еще не остыв от возбуждения.
Агюилер встал, принес толстую папку, присел на краешек своего рабочего стола, ловким взмахом руки вытряхнул из папки компьютерные распечатки и стал перечислять:
– Туалетные столики, приставные стульчики, зеркала, трельяжи, кровати, всякие декоративные украшения и безделушки, постельное белье, драпировки и шторы, ковры, столовая и чайная посуда, письменные столы, настольные лампы, телевизоры – тысячи и тысячи всяких домашних хреновин.
– Боже мой, – отозвалась Скотто, сокрушенно мотнув головой. Инспектор Агюилер лишь улыбнулся в усы. А я представил себя в «мерседесе» Баркина в то памятное утро и вспомнил его замечание насчет кубинской экономики и намерения Кастро развивать туризм на острове.
– А мне думается, все это обстановка для гостиниц или для чего-то вроде этого. Разве не похоже?
– Похоже, конечно, дымок тут есть, но сигар пока не видно, – съязвил Агюилер, доставая еще одну стопку бумаг из своей папки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– И наличку тоже переводят по телеграфу?
Скотто лишь снисходительно улыбнулась:
– Еще как и несмотря на сумму.
– Иначе говоря, в принципе, есть возможность перевести телеграфом все два миллиарда долларов в любую точку мира всего за восемнадцать центов?
– Только прежде всего нужно зарегистрировать перевод в системе межбанковских платежей.
– Значит, несмотря на все предусмотренные процедуры регистрации, как я понимаю, пока еще нельзя отличить грязные деньги от чистых?
– По одному только факту телеграфного перевода таких возможностей нет. Банкиры, они как-то определяют. К сожалению, те учреждения, которые на это способны, меньше всех в этом заинтересованы.
– Потому что они имеют от этого навар?
– Не только навар, но буквально жиреют и наживаются на этом деле. За перевод берут от семи до десяти процентов.
Мы проехали еще четыре часа, температура и влажность воздуха с каждым часом повышались, чаще встречались и станции: Палм-Бич, Бока-Ратон, Помпано, Форт-Лодердейл. Далеко за полдень наконец-то показалась вереница высотных отелей, стоящих у самой кромки залива Бискен-Бей. Их разноцветные фасады купались в теплых лучах заходящего солнца и казались обсыпанными сахарной пудрой. Длинные узкие мосты, которые Скотто назвала пешеходными мостками, соединяли узкую полоску песчаных островков с материком.
Поезд стал замедлять ход, потом нырнул в короткий туннель и вынырнул на конечной сортировочной станции в северо-восточной части Майами. Все пути были забиты длинными товарными и пассажирскими составами. Маневровые тепловозы-тягачи выискивали нужные вагоны и платформы. Между ними ловко шныряли сцепщики и смазчики, проверяя колесные пары, буксы и сцепку.
Мы со Скотто собрали своп пожитки и приготовились прыгать из вагона, когда поезд остановится, но он, похоже, и не собирался сбавлять ход. Вместо того чтобы проскочить ряд стрелок и встать где-нибудь на запасный путь или податься в тупик, он как ехал, так и продолжал ехать вперед и вперед, переходя с одного пути на другой. Мы обменялись настороженными взглядами, понимая, что нечего ждать его остановки, – как мы и опасались, поезд заехал на станцию с одного конца, а выскочит с другого.
– Куда, черт бы его побрал, он несется? – проворчала Скотто, в ее голосе одновременно чувствовались и усталость, и раздражение.
– Может, где-то есть другая товарная станция?
– Ага, дожидайся другой, как же, – выпалила она и со злостью поддала ногой свою туристскую сумку.
Наш длинный товарняк двигался по кварталам города, напоминавшим мне район восточного Балтимора, пересекая под мостами и туннелями другие магистральные, местные, маневровые и сортировочные пути – все вместе они представляли гигантский железнодорожный узел. Когда наш состав внезапно круто повернул на восток к короткой дамбе, косо пересекающей водное пространство, впереди выросли причудливые футуристические небоскребы.
Вдалеке над спокойной гладью залива нависали громады пассажирских морских вокзалов, товарных складов и причалов, и все это покоилось на необъятном рукотворном острове. Огромный щит оповещал: «ПОРТ МАЙАМИ. ОСТРОВ ДОДЖ. ВОКЗАЛЫ».
Надпалубные сооружения пассажирских лайнеров и погрузочные краны океанских грузовых судов не оставляли ни малейшего сомнения в том, что деньги из контейнера никак не попадут в банковскую систему Майами и не будут отмываться электронным способом, как предполагала Скотто. Контейнер спокойненько перегрузят на одно из этих грузовых судов, и он поплывет неведомо куда, в неизвестный нам порт, где их станут отмывать и отскребывать просто-напросто руками.
30
Словно выдохшийся марафонец, наш длинный состав, ухая, шипя и громыхая, все же пришел к финишной черте где-то в середине огромной товарной станции.
Солнце уже скрылось за высокими домами, когда мы, подхватив немудреные вещички, распростились наконец-то с душным товарным вагоном. В этот весенний вечер здесь было жарче, чем в самое летнее московское пекло… Город лениво раскинулся под малиновым закатом неба, отдаленно слышались гудки и скрежет поездов, виднелись очертания портальных подъемных кранов, расставивших свои немыслимые ноги вдоль цепочки железнодорожных вагонов.
Мы пошли узеньким коридором между сотнями контейнеров, сгруженных на пристани, потом повернули куда-то и оказались возле огромного океанского контейнеровоза, пришвартовавшегося к самой кромке пирса. В отдалении в сгущающихся сумерках мелькали белые рубашки таможенников. Вооруженные и настороженные, они стерегли входы и выходы на пристани и стояли по всему периметру этой секции морского грузового порта. На высоком ограждении через определенные промежутки развешаны были предупреждения: «ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА. ПОСТОРОННИМ ПРОХОД ВОСПРЕЩЕН».
– Тут ментов видимо-невидимо, – шепнула Скот-то. – Вот попали.
– Думаете, таможенники или чиновники из управления по экономическим вопросам допустят нас до нашего контейнера?
– Как же, допустят. Прежде чем мы что-то сделаем, они тут такое развернут…
– Эй! Эй, стоять на месте!
Мы замерли, повернулись и увидели таможенника, который направил на нас луч карманного фонарика и уже нацелил свой пистолет. Я думал, что Скотто тряхнет документами, но вместо этого она подняла руки вверх и тихо сказала:
– Прикуси язык и делай все, как я велю.
Таможенник поставил нас лицом к ближайшему контейнеру, приказал прижать ладони к его гофрированной стенке и широко расставить ноги, затем сунул в карман фонарик, вынул портативное радио и вызвал подмогу.
Я не успел опомниться и все думал, что же предпримет Скотто, а со стороны пирса на большой скорости к нам уже мчалась автомашина с включенными фарами. И вот рядом со скрипом затормозил серенький микроавтобус, из него выскочили еще трое таможенников, один в чине сержанта, и быстро обыскали нас. Отобрали пистолет у Скотто и передали сержанту с многозначительной ухмылкой.
– У меня есть удостоверение личности и разрешение на его ношение, сержант, – сказала Скотто напряженным шепотом. – Оно в правом кармане куртки.
Сержант осветил фонариком лицо Скотто, затем достал и осторожно развернул ее удостоверение. В свете фонарика блеснул жетон.
– А-а, так вы, оказывается, из министерства финансов?
Скотто слегка кивнула.
– Да, но я не намерена афишировать свою принадлежность к этому ведомству. Понимаете?
– Слушаю вас, – ответил сержант с вызовом в голосе.
– Мы участвуем в операции по пресечению отмывания денег. На тот случай, если те, кто намерен отмывать их, следят сейчас, сделайте вид, что вы изловили тут морячка с какой-то портовой шлюхой. Договорились?
– Сомнительно. Не клюнут они на эту уловку. Место охраняется так, что тут и муха не пролетит.
– В следующий раз мы не забудем постучаться. Я предпочла бы большую безопасность, чем пустой разговор.
Сержант слегка покраснел и дал знак своим ребятам. Те подскочили и, бесцеремонно надев на нас наручники, затолкали в автобус. Здание таможенной службы находилось в дальнем конце грузового порта. Когда нас ввели туда и сняли наручники, мы оказались в тесной комнатушке, обставленной такой обшарпанной мебелью, что по сравнению с ней обстановка офиса СБФинП выглядела антикварной. Табличка на двери гласила: «НАЧАЛЬНИК СМЕНЫ».
Старший таможенный инспектор был круглолицым мужчиной средних лет, с капитанскими нашивками на погонах, с торчащими, как у кота, усами под широким носом. Пожалуй, они были еще жестче, чем волосы на голове. Звали его, согласно надписи на табличке, мистер Агюилер. Он по-петушиному откинулся на спинку стула и смотрел на нас с каким-то озадаченным видом.
– Правильно ли я понимаю, – сказал он, тщательно рассматривая наши документы, что вот этот тип – русский журналист и вы работаете вместе с ним.
– Слишком долго рассказывать, – стала объяснять Скотто. – Он предоставил нам некоторые ключевые сведения, а мы решили отплатить добром за добро…
– Так журналист, говорите? – перебил ее Агюилер, совершенно сбитый с толку. – Журналист предоставил нам важные сведения?
– Именно так. Мы о них не знали.
– Она имеет в виду, что мы работаем вместе, бок о бок.
– Я имею в виду, что вы к нам примазались, – поправила меня Скотто. – А это, как говорится, две большие разницы.
– А вот мне это вообще без разницы, – сердито выпалил Агюилер. – Не желаю иметь никаких дел с журналистами.
Тут уж я не мог смолчать и поинтересовался:
– У вас с ними случались какие-то проблемы, инспектор?
– Да не проблемы, а рубцы на теле остаются. Каждый раз, когда я разговариваю с вашей братией, меня как кипятком ошпаривают. Все вы горазды врать, и ложь называете правдой, разбавляете вранье правдой, а сами чуть что – и в бега.
– Но только не я. Предпочитаю удирать на самолете.
Скотто лишь кратко кивнула, подтверждая мои слова. Затем вернулась к делу и кратко проинформировала Агюилера о перипетиях с контейнером № 95824.
– Два миллиарда! И все наличными! – Глаза его засверкали, как светильники на станциях московского метро. – Вот это улов! Да мы с радостью все перепроверим, задержим, вообще сделаем все, что пожелаете.
– Весьма признательна за предложение, инспектор, но не могу подставлять вас в этой жестокой игре, – кротко ответила она. – Мне нельзя ошибаться. Вам это дело славы не прибавит, мы же больше всего хотим предотвратить утечку информации. А вот что мне и впрямь позарез нужно, так это точные сведения, куда данный контейнер направляется. В Швейцарию? Или в Лихтенштейн? На Каймановы острова? В Панаму? А может, к какому-нибудь вашему приятелю из ближайшей прачечной?
Агюилер снова откинулся на спинку стула. Я кожей почувствовал, что он решил подшутить над ней, и ломал голову, как ее предупредить. Но он передумал шутить, согласно кивнул и с какой-то злостью в голосе прошептал:
– В Гавану.
– Да туда же не плавают, – быстро среагировала Скотто.
– Конечно же, не плавают. Но каждый контейнер из этой запретной зоны причала будет отправлен в Га-ва-ну.
– Но ведь наши корабли на Кубу не ходят, – возразила Скотто, совсем сбитая с толку. – Я же сама слышала на днях, что эмбарго еще продлили. Так что гайки в торговле с ней еще сильнее закручиваются, а вовсе не ослабляются.
Агюилер снисходительно уточнил:
– По сути дела, так оно и есть. Однако те, кто эти гайки закручивает, любезно прислали мне копию своей последней директивы, предписывая предпринять особые меры и сохранить в тайне отгрузку именно этого сухогруза.
– А что секретное грузят-то? – быстро спросила Скотто, еще не остыв от возбуждения.
Агюилер встал, принес толстую папку, присел на краешек своего рабочего стола, ловким взмахом руки вытряхнул из папки компьютерные распечатки и стал перечислять:
– Туалетные столики, приставные стульчики, зеркала, трельяжи, кровати, всякие декоративные украшения и безделушки, постельное белье, драпировки и шторы, ковры, столовая и чайная посуда, письменные столы, настольные лампы, телевизоры – тысячи и тысячи всяких домашних хреновин.
– Боже мой, – отозвалась Скотто, сокрушенно мотнув головой. Инспектор Агюилер лишь улыбнулся в усы. А я представил себя в «мерседесе» Баркина в то памятное утро и вспомнил его замечание насчет кубинской экономики и намерения Кастро развивать туризм на острове.
– А мне думается, все это обстановка для гостиниц или для чего-то вроде этого. Разве не похоже?
– Похоже, конечно, дымок тут есть, но сигар пока не видно, – съязвил Агюилер, доставая еще одну стопку бумаг из своей папки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63